Артуа. Берег Скардара

Мне пришлось ему пообещать подумать над этим всерьез.

На следующий день я заявился к ювелиру домой. Когда мы прошли в его кабинет, я открыл принесенный с собой кофр и начал извлекать оттуда необходимые для мести предметы: стеклянную пирамидку высотой с ладонь, кинжал с вычурной ручкой, выполненной в виде нагой девы, маятник и, наконец, небольшую трубу, обтянутую черным шелком. Распахнув настежь окно, я расположил пирамидку в одном из углов кабинета, пристроив ее на большие напольные часы с боем. Маятник занял место в другом углу комнаты, а кинжал я безжалостно воткнул в бюро, надо прямо сказать, весьма дорогое. Гростар с любопытством наблюдал за моими действиями, устроившись в глубоком кресле.

Затем настала очередь свитка, который я бережно достал из того же кофра, начав заунывно читать вполголоса на незнакомом ему языке. Потом пришло время и самой трубы. Посмотрев сквозь нее на свет и прокрутив несколько раз вокруг оси, я отложил трубу в сторону, поправил пирамидку, сильнее раскачал маятник. Затем, снова заглянув в трубу, удовлетворенно кивнул головой.

– Магия, – заявил я ошеломленному моими действиями Альбрехту, – очень древняя и очень сильная. Называется рефракцией. Извольте взглянуть.

С этими словами я протянул трубу Гростару. Тот недоверчиво взял ее в руки, а отбирать ее пришлось уже силой. Не надо и говорить, что зрелище потрясло ювелира. Он не сводил с трубы глаз, когда я, размахивая ей, вещал:

– Вы обратили внимание, Альбрехт, на то, что узоры не повторяются. Так вот, для того чтобы они все же начали повторяться, потребуется пятьсот миллионов лет. Да, да, вы не ослышались, именно такой срок. И это при условии, что вы будете крутить трубу со скоростью десять оборотов в минуту.

Вот же ляпнул так ляпнул, местный год несколько длиннее земного. Это на Земле пятьсот, а тут вполне может быть на добрые десять миллионов меньше. Ничего, долго же ему придется проверять мои слова. Все остальное правда, при условии, что в калейдоскопе будет двадцать бусинок и осколков цветного стекла. Помню, я сам поразился, прочитав такой факт.

– Представляете, сколько новых идей может извлечь из этого магического прибора ювелир! Поистине бесценное приобретение.

Гростар продолжал меня слушать, даже не пытаясь закрыть рот. Я переложил калейдоскоп в левую руку и отвел ее далеко в сторону. Затем произвел обратную манипуляцию. Бедный Альбрехт, как сомнамбула, переводил свой взгляд из стороны в сторону.

– Сам я приобрел это чудо за двадцать тысяч, но вам уступлю всего лишь за один щелчок по тому месту, которое вы считаете вместилищем своего ума. После этих слов я снял с трубы ткань, развернул плотную бумагу и высыпал на стол перед его носом стекляшки, бусинки и полоски зеркал. – И не забудьте внимательно прочитать заклинание, – заявил я на прощание.

Заклинание было необходимо, потому что в нем я написал примерно следующее: «Я, Альбрехт Гростар, клянусь никогда не морочить голову серьезным людям, особенно в совершенно неподходящее для этого время. Кроме того, обязуюсь изготовить эту штуку в подарочном исполнении, заменив осколки стекляшек и бусинки жемчугом, лалами, яхонтами, диамантами и всякими смарагдами».

Янианне калейдоскоп очень понравился, и она даже взяла его с собой на какое-то важное заседание. Время от времени Яна заглядывала в него, когда думала, что на нее никто не обращает внимания. В конце концов кто-то все же отважился поинтересоваться, что же такое рассматривает ее императорское величество. В итоге заседание было сорвано.

Калейдоскопы сразу же приобрели бешеную популярность. Поэты слагали о них стихи, а ученые писали научные работы. Словом, произошло все то, что когда-то случилось и на Земле. Скоро они и здесь станут детскими игрушками, но до этого еще долгие десятки лет.

А Гростар был мною позорно посрамлен, хотя это и осталось между нами. Я никогда не напоминал ему об этом событии, лишь изредка называя его магическим магистром…

С револьвером все вышло иначе.

Как когда-то и обещал, Коллайн нашел мне мастера Гобелли, одного из лучших оружейных мастеров Империи, лет пять назад ушедшего на покой. Он проживал на побережье недалеко от Гроугента в небольшом имении. Оружейник принял меня в своем кабинете, и я сразу решил взять быка за рога, поинтересовавшись, где могу продемонстрировать опытный образец оружия нового поколения.

Гобелли любезно распахнул одно из окон кабинета, ведущее в сад, и указал на стоявшее метрах в десяти высохшее дерево. Ствол дерева был в весьма плачевном состоянии, вероятно, по той простой причине, что его с завидной регулярностью нашпиговывали свинцом. Я зарядил каморы барабана патронами, встав так, чтобы оружейнику было хорошо видно мое занятие, затем взвел курок и выпустил все шесть пуль в бедное растение.

Револьвер был выполнен по самой простейшей схеме: рама его не переламывалась и барабан не откидывался в сторону. В этом случае заряжание, как и экстрагирование гильз требовало больше времени, но повышалась общая надежность. Схема полностью соответствовала нагану. Когда-то в царской России изготавливались два варианта подобного оружия: солдатский и офицерский револьверы. Офицерский считался самовзводом, то есть при нажатии на спусковой крючок проворачивался барабан и взводился курок… В солдатском варианте необходимо было взводить курок для каждого выстрела. Технологически они были практически равнозначны, а разница между ними была сделана лишь из-за убеждения в том, что самовзводный вариант в руках нижних чинов приведет к повышенному расходу боеприпасов.

Мой «Уродец» был изготовлен по самовзводной системе и от нагана отличался только тем, что имел шесть камор в барабане и действительно уродский вид. Калибр у него был… черт его знает, какой, но мизинец входил в ствол до первого сустава. А количество камор пришлось уменьшить из-за довольно низкого качества металла.

Всего изготовили четыре экземпляра, из которых произвели по пятьдесят выстрелов. Один револьвер «погиб» из-за плохой обтюрации, один остался в Стенборо, моем имении, которое я когда-то замыслил превратить в центр инновационных технологий. Еще один экземпляр я подарил Коллайну, страстному любителю огнестрельного оружия, ну а с последним заявился к Гобелли…

Кабинет наполнился дымом. Мой химик Капсом все еще не мог сделать порох бездымным, хотя и находился на верном пути. Правда, шел он по нему уже достаточно давно. Когда дым немного рассеялся, я вопросительно посмотрел на оружейника.

– Впечатляюще, – произнес тот, хотя лицо его оставалось совершенно невозмутимым. – И что вы хотите от меня?

Вместо ответа я извлек двуствольный пистолет с кремневым замком и положил его на стол рядом с «Уродцем». Получилось очень наглядно, но дело даже не в том, что уродство револьвера в сравнении с работой мастера стало еще очевидней. Пистолет имел очень интересное решение кремневого замка, что говорило о Гобелли как о талантливом инженере.

– А, «Марта», – заявил Гобелли, увидев его. – Как он вам достался?

Заметив мой недоумевающий взгляд, он пояснил:

– Это одна из моих последних работ, и я назвал ее «Мартой».

Что ж, теперь и мне нужно было ответить:

– Пистолет мне подарила одна замечательная женщина. И я бесконечно благодарен и ей, и создателю оружия.

Мне удалось сполна расплатиться за подарок Аманды, но рассказ сейчас не об этом.

Я прошелся по кабинету, все еще напоминавшему из-за порохового дыма оружейную мастерскую:

– Маэстро, вы мне нужны. Недалеко от Дрондера у меня есть имение. Так вот, я мечтаю собрать там лучшие умы Империи. Нет, не талантливых математиков или великих философов, а именно практиков. Таких на данный момент в Стенборо около двадцати человек. Не сомневаюсь, что в имении вам будет очень интересно. Только скажите, что вам нужно, и я постараюсь выполнить это незамедлительно. Титул, золото, дюжину молоденьких наложниц… Все что угодно.

Гобелли, сухой высокий старик с глубоко запавшими глазами, дребезжаще рассмеялся:

– Хочу быть герцогом, господин де Койн.

– Нет, мастер, герцогом я вас сделать не смогу. – И я с сожалением развел руками. Всему есть свой предел. Бароном, быть может, даже графом получится. Надеюсь, я смогу уговорить Янианну. Гобелли – дворянин и весьма известная в Империи личность. Но чтобы сразу герцогом…

Гобелли рассмеялся вновь:

– Не нужен мне герцогский титул. Поверьте, я уже не в том возрасте, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Говоря это, он рассматривал револьвер. Чтобы разобраться в конструкции оружия, ему не потребовалось и пары минут. Причем мне даже не пришлось ничего подсказывать. Он внимательно рассматривал механизм, что-то неслышно бормоча себе под нос. Мне удалось расслышать лишь одну его фразу:

– Господи, как все просто. – При этом Гобелли посмотрел на меня.

Я развел руками: увы, все это не моя заслуга.

А затем у нас пошел замечательный разговор, закончившийся далеко за полночь:

– Вот тут вы не правы, маэстро. Такое вполне устранимо. Достаточно «обрядить» ствол в водяную рубашку – и все проблемы с теплоотдачей будут решены. Вот, посмотрите на рисунок.

– В водяную рубашку, говорите? А ведь верно…

Чуть позже уже он пытался убедить меня в своей правоте:

– Полноте вам, господин де Койн. Зачем все усложнять? Не проще ли будет сделать шептало чуточку длиннее?..

Устройство и преимущества унитарного патрона он понял мгновенно. Да и неудивительно: это я обычный человек, нахватавшийся обрывков чужих знаний. Он же мастер, маэстро.

– Понимаете, господин Гобелли, я думаю, что проблема с бездымным порохом будет решена в ближайшее время, – заявил я с уверенностью, которую совсем не испытывал. Не знаю почему, но у Капсома с этим вопросом определенно не ладилось.

Гобелли поставил на стол тигель, насыпал в него немного мелкого серого порошка и поднес лучинку, зажженную от свечи. Комната озарилась яркой вспышкой, поднявшей к потолку слабую струйку дыма.

Гобелли победно посмотрел на меня и сказал с улыбкой:

– Что вы там говорили о дюжине молоденьких наложниц?

От воспоминаний меня отвлек звонкий голосок Мириам:

– Ваша светлость, похлебка готова.

Не очень-то я сейчас похож на его светлость. С заплывшим глазом, босой, с распухшим лицом и плохо застиранными пятнами крови на белой рубашке.

Похлебка удалась на славу. За ужином мы вели неспешный разговор.

– Так, – произнес я голосом, от которого Мириам непроизвольно съежилась. – Ты зачем его развязала? Я же велел тебе ударить капитана по голове, если он начнет шевелиться.

Девушка съежилась еще больше:

– Я и ударила…

– А он что?

– А он открыл глаза.

– А развязала-то зачем?

– Он сказал, что если я этого не сделаю, то он привяжет к моей ноге веревку и выкинет меня за борт. А чтобы акулы сразу почуяли кровь, сначала отдаст меня команде.

Сейчас Мириам представляла собой сплошной комочек. Я погладил ее по голове, на что она ответила мне робкой улыбкой. Мне не в чем винить тебя, девочка. Далеко не каждый мужчина нашел бы в себе мужество отказать этому человеку в его маленькой просьбе.

Немного помолчали, отдавая должное весьма недурственной ухе.

– Ваша светлость, а куда вы меня теперь денете? – наконец поинтересовалась Мириам.

– Замуж отдам, – не задумываясь, ответил я.

– Замуж? – поперхнулась девушка. Затем, немного помолчав, осторожно поинтересовалась: – За кого замуж?

– Вот за Проухва и отдам, – снова не замедлил я с ответом.

Мириам посмотрела на Прошку, повела плечиком, пару раз хлопнула ресницами:

– Проухв, возьмешь меня замуж?

Теперь поперхнулся Прошка. Вообще-то, как я уже успел заметить, он дышал в ее сторону не слишком ровно. Определенно, Мириам ему очень понравилась.

– Не сейчас, конечно, – пришлось успокоить обоих. – Через пару лет. Подрастешь, ума наберешься…

Мириам разочарованно вздохнула:

– Через пару лет мне будет девятнадцать. Все приличные девушки к этому времени давно уже замужем и детишек имеют… – И она опять тяжело вздохнула.

На этот раз поперхнулся я. Через два года девятнадцать лет? С другой стороны, когда в каюте она, голая, метнулась к своей одежде, на ребенка она явно не была похожа. Мириам, уловив мой взгляд, вспыхнула, видимо тоже вспомнив об этом.

Снова помолчали пару минут. Затем девушка невинно поинтересовалась:

– Ваша светлость, а спать мне с моим женихом ложиться?

Прошкина рожа стремительно покраснела.

Проухв, да что с тобой? Если я сейчас поставлю тебя вон на тот мысок, то твое лицо вполне сможет служить маяком, предупреждая корабли об опасности. Никогда бы не подумал, что такая невинная шутка так тебя смутит.

Насколько я знаю, с женщинами у Прошки проблем никогда не было: Проухв им нравился. Еще бы, высоченный плечистый парень, пусть и с несколько простоватым лицом. Неужели Мириам ему настолько приглянулась?

Тут я вспомнил очередность, согласно которой мы поперхнулись, и сообразил, что краснеть пришла моя очередь. Ага, не дождетесь.

– Прошка, нарежешь розог и замочишь их в море. Будем твою невесту воспитывать.

Я рассчитывал, что Мириам испугается, ведь говорил-то я с самым серьезным выражением лица. Сейчас.

Мириам звонко рассмеялась:

– Прошка-букашка, Прошка-букашка.

Наконец ей удалось объяснить, что слово «прошка» означает «букашка» на каком-то знакомом ей наречии.

Ничего себе букашка. Проухв и так поперек себя шире, что при его росте смотрится очень внушительно, а в кирасе и вовсе достигает ужасающих размеров.

Перед сном я размышлял о наших дальнейших действиях. Пойдем на шлюпке вдоль берега, чтобы в случае опасности можно было отойти от него подальше или, смотря по обстоятельствам, высадиться на него и скрыться в лесу. Лес здесь густой, настоящая сельва, спрятаться будет легко.

На побережье обязательно отыщется селение. Доберемся до него – тогда и будем решать, что делать дальше. Да и не должны мы были далеко удалиться от Гостледера, еще и суток не прошло.

Утром я проснулся от громкого шепота Мириам:

– Прошечка, букашечка, разведи костер, я замерзла.

Проухв сонно зашевелился, и она зашикала:

– Тише, тише, господина разбудишь.

– Прошка, – позвал я.

Тот мгновенно вскочил на ноги.

– Да, ваша светлость?

– Ты розги вчера замочил? Так неси их сюда.

И тот поплелся за розгами. Ну нельзя же так, Проухв. Я же шучу, и даже Мириам понимает. Но ведь прикажи я тебе высечь ее, и ты сделаешь это, и вовсе не из-за страха передо мной. Порой я жалею тебя из-за твоей потрясающей наивности и в то же время горжусь твоей преданностью.

Прошка вернулся без розог. Надо же, наверное, сейчас скажет, что их прибоем унесло.

– Ваша светлость, шлюпка исчезла, – сообщил он с таким видом, как будто сам был в этом виноват.

Глава 3

Богиня ветров

Шлюпки на берегу действительно не оказалось. Осталась только ровная канавка в песке от ее киля, уходящая в море. Прибоем унести шлюпку не могло, шторма ночью не было тоже. И потом, я достаточно надежно привязал ее к толстому, выступающему из земли корню какого-то дерева. Сначала я положил выбленку, затем штыковой узел, а уж после всего этого рифовый узел. Словом, подстраховался. Так что случайно развязаться точно не могло. Кроме того, мы почти полностью вытащили шлюпку за линию прибоя.

Следы! Ну, что мы тут имеем? Так, это отпечатки маленьких ступней Мириам, размером с мужскую ладонь. Вот здесь она сидела на поваленном стволе пальмы, дожидаясь, пока Прошка перенесет вещи из шлюпки. Это Прошкины следы, оставленные огромными, почти гигантскими подошвами его ботфорт. Он перетащил все за две ходки, явно бахвалясь перед девушкой своей силой. А тут топтался я, изображая вооруженное охранение и оставив после себя отпечатки босых ног изящного сорок четвертого размера. Все. Больше ничего нет. Только цепочки птичьих перепончатых лапок. Шарада.

Мой блестящий план рухнул как карточный домик. А как все было славно задумано! Я хотел посадить Мириам на румпель, Прошка взялся бы за весла. Он бы греб, играя мускулами перед понравившейся ему девушкой, и его совсем не брала бы усталость. А сам я скромно расположился бы на носу шлюпки, зорко высматривая неведомые опасности. Потом мы отошли бы от берега, поймали попутный ветерок, поставили паруса… И всего этого уже не будет.

Теперь без шуток. Проухву больно сидеть по понятным причинам и больно будет еще достаточно долго. Две раны на его филейных частях оказались достаточно серьезными, да и множество мелких порезов давали о себе знать. Вчера Прошка старательно не поворачивался тылом к Мириам, даже кушал он стоя. Пришлось с ним поговорить, потому что он категорически отказывался от того, чтобы девушка осмотрела и обработала ему раны.

– Я, конечно, могу тебя перевязать, – сказал я ему с самым серьезным видом. – Но после этого мне придется тебя убить, потому что рано или поздно ты проболтаешься, что я перевязывал твою задницу.

Прошка понятливо кивал головой, а подслушивающая Мириам безуспешно пыталась сдержать смех, уткнувшись лицом в ладони.

В конце концов раны обрабатывала девушка. Представляю себе Прошкины муки. Напоследок Мириам чмокнула его в макушку и что-то сказала, после чего Прошка в очередной раз густо покраснел. Я не расслышал всей фразы, но определенно последние слова в ней были: «Очень симпатичная».

Но все это мелочи. Самое противное в этой ситуации то, что теперь я даже теоретически лишаюсь всяческих шансов успеть на собственную свадьбу. И если вчерашним вечером они еще имелись, то теперь все, абзац. Полный и окончательный. И с этим необходимо свыкнуться. Тут я в очередной раз вспомнил, что когда-то курил, и в очередной раз пожалел, что местные жители об этой дурной, но иногда такой необходимой привычке даже не ведают. А еще мне не помешал бы сейчас бокал-другой бренди, чтобы успокоить дух и вернуть ясность мысли. Но нет его у меня ни капли, все запасы остались на борту «Лолиты». А сама «Лолита» в Гостледере, морском порту Монтарно, и я очень надеюсь, что она еще не ушла. Нет, такое вряд ли произойдет, команда по меньшей мере месяц будет дожидаться блудного хозяина, пытаясь обнаружить следы моей пропажи.

Теперь придется идти пешком по практически непроходимой сельве, чтобы выйти на какое-нибудь селение, где можно будет пристроиться пассажирами на любом из попутных судов до Гостледера. О том, что у меня при себе нет денег, я не волновался. Расплачусь по прибытии, и порукой тому будет мое слово, его вполне достаточно.

«Лолита» была моим недавним приобретением, трехмачтовым критнером, кораблем, напоминающим земной корвет – такие же обводы корпуса, те же три мачты с полным прямым вооружением.

Обычно корабли строят под заказ, так было и в этом случае, и мне очень повезло, что заказчик внезапно отказался от своего намерения его приобрести. Купцу предстояло выплатить судостроителю огромную неустойку, поэтому он срочно искал покупателя, и тут весьма кстати подвернулся я. Не стал я искать для себя выгоды в его стесненных обстоятельствах, тем более его отказ от покупки не был сиюминутной блажью.

Крилл Броунер, крупный купец, владелец весьма немалого торгового флота, решил, что вполне может осуществить мечту всей своей жизни – построить корабль для души. Да и дела настоятельно требовали его присутствия в нескольких крупных портах, как имперских, так и сопредельных стран.

Начинал он в далекой юности практически с нуля, приобретя в складчину немалой ветхости двухмачтовую посудину. Затем Броунер ее выкупил, через некоторое время продал, приобрел другой корабль, не в пример более новый, за ним следующий, и в итоге мог похвастать десятью судами. Точнее, мог похвастать до недавнего времени. Не так давно в один миг он потерял целых три корабля, причем два из них везли попутный груз, ему не принадлежащий. Местного Ллойда здесь до сих пор не нашлось, так что груз не был застрахован и расплачиваться за него пришлось самому купцу.

Знал я Броунера давно, ведь он являлся основным поставщиком какао для «Торгового дома де Койна». Нашел купца Герент Райкорд, управляющий моим торговым домом, да и всем остальным-прочим. Вот Герент и сообщил мне о ситуации, возникшей у Броунера. Мы как раз сидели с бокалами бренди, которого мне сейчас так не хватало. Есть, конечно, и другой способ вернуть душевное равновесие, и ничуть не хуже. При этих мыслях я посмотрел на Мириам.

Мы обменялись с Мириам взглядами, как только оказались на берегу. «Советую тебе обратить внимание на Прошку. И чем лучше ты будешь относиться к нему, тем лучше я буду относиться к тебе», – попытался я внушить ей мысль. Мириам отлично все поняла. Неглупая девчонка и весьма симпатичная. Так что, по всей видимости, быть тебе, Проухв, дворянином и бароном.

С недавнего времени самая большая страшилка для Прошки – моя угроза присвоить ему благородное звание. Как-то в шутку я заявил, что, поскольку он постоянно находится при мне, то придется ему стать дворянином – негоже мне ронять свой статус. От таких слов Проухв впал в глубокую задумчивость. На следующий день он подошел ко мне, пару минут помялся, что для него вполне обычно, и наконец спросил:

– Ваша светлость, может, как-нибудь по-другому можно сделать?

Сначала я даже не понял, о чем он толкует. Как оказалось, Проухв панически боялся, что я действительно сделаю его дворянином. Расхрабрившись, он привел тысячу доводов в пользу того, что ему никак нельзя становиться благородным. Среди этих доводов были и такие, что нужно разговаривать умными словами и даже уметь танцевать. Тогда я успокоил его, сказав, что годик еще потерплю, на что он облегченно вздохнул.

Да уж, не понимает человек шуток, над ним даже подсмеиваться неинтересно, все за чистую монету принимает. Вот женю их, и тогда Мириам быстренько мозги ему вправит. А женить Прошку придется: не могу же я, почти женатый человек, холостяка при себе иметь. Оценивающе посмотрев на Мириам, я решил, что из нее получится вполне симпатичная баронесса…

Так вот, когда я увидел критнер в первый раз, у меня даже дух перехватило, настолько он был прекрасен. Мы стояли на возвышенности вместе с Герентом и Броунером, когда из-за одинокой скалы, высившейся посреди водной глади Тускойского залива, показался корабль. Темно-синий низкий корпус безо всяких надстроек на корме и носу, почти белоснежные паруса на трех высоченных мачтах, белая полоса вдоль орудийных портов (их было восемь на каждом борту). Красив он был, очень красив, мой будущий корабль.

Да уж, дорогую игрушку решил себе позволить на старости лет Броунер. Не так давно я сам долго скреб себе подбородок, собираясь с духом, пока наконец не решился: беру.

Купец с грустью смотрел на бумаги, когда пришло время их подписать. И вид у него был самый печальный. Он мне нравился, Крилл Броунер, человек, сделавший свое состояние, не сидя в конторке. Да и не был он похож на страдающего лишним весом купца, скорее он выглядел как капитан одного из своих кораблей: дубленое лицо, прорезанное многими морщинами, глаза, много повидавшие за долгую жизнь. Даже немного неудобно было приобретать его мечту…

Но расставались мы весьма довольные. Броунер радовался, что так легко и быстро нашел покупателя, нисколько не потеряв при этом в цене. Да и я выглядел вполне счастливым человеком – критнер меня чрезвычайно впечатлил.

Вооружение его составляло шестнадцать длинноствольных кулеврин, которых было более чем достаточно, поскольку основной их целью являлась борьба с рангоутом и такелажем вражеского корабля, а не нанесение противнику смертельных повреждений. На баке было установлено два погонных орудия, а два ретирадных орудия были нацелены в море за кормой.

Чтобы вести круговой обстрел, имелось еще несколько фальконетов, в том числе на мостике. Они были нужны на всякий случай, для стрельбы картечью в упор.

Тогда я еще подумал, что, как только моя собственная верфь заработает в полном объеме, Броунер будет первым, кому я предложу гафельную шхуну, до которых в этом мире еще добрых пару столетий. Он оценит ее грузоподъемность, легкость в управлении парусами и то, что людей для ее обслуживания нужно значительно меньше.

Сразу после покупки корабля возникла необходимость дать ему имя. Не знаю почему, и даже самому себе объяснить такое было сложно, но при взгляде на корабль мне в голову сразу приходила ассоциация с молоденькой девушкой, почти девчонкой. Той, что вошла в возраст экспериментов с собственным телом, когда уже все хочется знать, но еще страшновато. Казалось бы, чего общего с почти боевым кораблем (первоначально критнер именно для таких целей и создавался, и лишь потом в него внесли кое-какие изменения).

– «Лолита». Назову корабль «Лолитой», – решил я. – И черт бы меня побрал, если я смогу хоть как-то объяснить логику своего поступка.

Оставалось решить вопрос с рострой. На носу корабля я хотел бы видеть красивую фигуру расцветающей девушки, и никакие одеяния не должны были ее скрывать. Вся сложность заключалась в том, что этические стандарты Империи требовали, чтобы как живые женщины, так и их изображения были полностью одеты. А учитывая то обстоятельство, что длина женских подолов неизменно достигала земли, все это ставило передо мной довольно трудную задачу.