Помоги мне исполнить мечты

Комментарий к главе

*Песня, которая играла в клубе: Bassnectar – Calling From Above

Восемь

В понедельник в школьной газете появляется статья про меня и про Лондон. Конечно, большая часть статьи посвящена подруге, но я не огорчаюсь, наоборот, даже рада. Однако, я не чувствую удовлетворения от неё. Это не то, что я желала. Так люди не запомнят меня.

Я зашла в библиотеку и взяла несколько книг для чтения. Достала одну из них, села за столик и принялась читать.

– Эй, ты Эмили Беннет? – спрашивает меня девушка, сидящая напротив.

– Да, это я, – откликаюсь.

– Я прочла про тебя в школьной газете. А правда то, что ты раньше писала стихи? – Она кладет лицо на ладони и внимательно разглядывает меня.

– Правда.

– Отлично! – Девушка радуется моим словам, словно какой-то драгоценности. Хлопает в ладоши и откидывается назад. Я вижу, как под столом она качает ногами.

– В каком смысле? – недоумеваю я.

– Ты можешь мне помочь! Если захочешь, конечно.

– И в чем заключается моя помощь?

– Если ты сможешь, то напиши, пожалуйста, песню для женского голоса, – умоляюще говорит девушка. Не знаю, как описать её по-ребячески детское лицо.

– Я бы с радостью, но давно не писала ничего подобного, – проговариваю я. Мне немного жаль девушку, похоже, она, правда, рассчитывала на мою помощь.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – повторяет она. Зажмуривается, наклоняет голову и поднимает сложенные ладони над головой.

– Я не могу.

– Ну, пожалуйста. Хотя бы попробуй. Если не получится, то я от тебя отстану.

Я смотрю на эту девушку и думаю: а что если попробовать?

– Как тебя зовут?

– Я – Эллис.

У неё длинные каштановые волосы, завязанные в хвост, ореховые глаза, детская улыбка. А ещё по-настоящему детские манеры поведения.

– Хорошо, Эллис, я попробую, но ничего не обещаю.

– Ура! Спасибо тебе! – Она вскакивает со стула, обнимает меня и уносится прочь, захватив с собой все свои вещи, подпрыгивая в движении.

Сегодня понедельник, а значит, что снова будет урок физкультуры. Я нигде не могу найти Лондон, поэтому сама отправляюсь в раздевалку. Лори там не оказывается тоже. Переодеваюсь в футболку и шорты, надеваю кеды, завязываю волосы в хвост так, чтобы не было видно шрама, и сажусь на скамейку, ожидая подругу. Здесь пусто, потому я просто просматриваю веб-страницы в своем мобильнике.

В помещение входят две длинноногие девушки и осматриваются. Мне приходит эсэмэска от Лондон: «ТЫ ГДЕ?» Я отвечаю: «В раздевалке, а что?» Через пару секунд мне приходит ответ: «ВАЛИ ОТТУДА МИГОМ».

– Ты Эмили? – спрашивает меня блондинка.

В раздевалку заходят еще две девушки. Одна застревает в дверях, и я узнаю её – это же Лейла! Заметив меня, она опустила голову, потупив взгляд, и зашла вместе с остальными.

– Ты что, глухая? – спрашивает другая длинноногая, она брюнетка.

Тут я обращаю на них внимание. Худые, напыщенные, одетые в брендовую одежду. «Ясно, – думаю я про себя, – очередные mean girls». *

– Нет, я вас прекрасно слышу, – говорю я.

– Так ты Эмили? – спрашивает та, что была первой.

– Да. А что?

Она резко хватает меня за хвост и тащит в середину зала.

– А то, что ты не с теми связалась, Эмили!

Я вырываюсь, пытаюсь ударить эту девушку, но кто-то бьет мне под коленку, и я падаю.

– Я вас даже не знаю! – кричу я.

Девушка не ослабляет хватку, мои волосы растрепались, но никто еще не заметил моих увечий. Она намотала мои волосы на кулак и потянула на себя. Я резко подняла голову от боли. Девушка схватила меня за подбородок и, не отпуская, волос, заглянула мне в глаза.

– Запомни, Брэдли Уайат – мой и только мой, – шипит она.

– Это мы еще посмотрим, – язвлю я. Не в моих привычках уступать кому-то или оправдываться.

Она снова тянет меня за голову и идет куда-то в сторону. Я пытаюсь приподняться, но невольно следую за ней. В раздевалке никого – только еще четыре девушки, которые молча наблюдают за дракой.

– Я спрашиваю еще раз, ты поняла, что Брэд лишь мой?!

– Иди к черту, истеричка! – Я плюю ей в лицо.

Девушка визжит и еще больше гневается:

– Ах ты, сучка! – повизгивает она и со всей силы ударяет меня головой об лавочку.

Я хватаюсь за голову, мне чертовски больно, не замечаю, как слезы льются из глаз.

– Она ваша, дамы, – произносит блондинка и, отпустив меня, отходит в сторону.

Закрываю голову руками, чтобы не получить еще ударов. Сначала боль пронзает мою спину – и я изгибаюсь. Затем живот – я сворачиваюсь клубочком. Затем снова спина, руки, ноги. Я пытаюсь держать оборону – ноги к локтям, руками закрываю голову. Молю, лишь бы меня не били по голове. Девушки пинают меня, избивают и смеются.

В стороне за всем наблюдает их предводительница и еще одна. Та, что не решилась, меня ударить – кучерявая блондинка со смуглой кожей.

Мои глаза застлала туманная пелена боли. Кто-то снова пнул меня под коленку, а затем мне заехали по лицу. Нос пылает новой волной боли. Все смешивается: смех, кровь и слезы, удары, слова, дыхание и бездыханность. Я кашляю снова и снова, кашель раздирает горло, на губах вкус крови. «Тебе нужно дышать», – умоляю я себя и снова захожусь в новом кашле. Отхарькиваю на пол слюну – она красного цвета. В голове царит хаос, даже боль уходит на второй план, я чувствую, как внутри что-то растет, или лопается, или толкается. Все путается – где нога, где рука. Я не помню.

Меня пробуждает крик. Я не умерла.

– Эмили! Мой бог… Эмили, очнись!

Приоткрываю глаза и вижу яркий-яркий свет. Надо мной нависла Лорен и Трент. Лондон помогает мне приподняться и достает из сумки влажные салфетки, подает их мне.

– Ты меня так напугала, – говорит она. – Это сделала Стейси, да?

Я харькаюсь в салфетку, затем беру еще одну и вытираю засохшую кровь со своего подбородка. Смотрю на то место, где меня избивали – лужа крови растеклась и размазалась по кафелю. Пытаюсь что-то сказать, но горло пронзает боль.

– Не спрашивала её имени, – хрипло произношу, пытаясь унять боль.

– Высокая, блондинка, длинные волосы, мини-юбка в клетку, туфли на каблуке и футболка с вырезом, открывающая большую грудь, – диктует Лондон.

Я киваю. Нет сил на то, чтобы говорить.

– Вот же хренова стерва, – произносит Трент и уходит.

Лондон помогает мне встать на ноги, берет пакет с моей обычной одеждой и провожает меня в душевую. Я кое-как стою на ногах, но, тем не менее, снимаю с себя одежду и встаю под холодные струи воды. Мне не холодно. Мне больно. Слезы горячат щеки и стекают по подбородку на пол, по носу в рот. Я не выдерживаю и снова ломаюсь. Сажусь на плитку, поджимаю к себе колени и тихо рыдаю.

Лондон обнимает меня за плечи и помогает помыться, её одежда промокает насквозь. Я смотрю на свое тело: оно все в фиолетовых синяках и бурых кровоподтеках. Мы одеваемся. Я надеваю повседневную одежду, подруга – спортивную. Затем сидим на скамейке и ожидаем, когда закончится урок. Мне становится легче, но в голове все еще вакуум. Я не могу думать.

– Ну, как ты? – спрашивает она.

– Издеваешься?

– Нет. Я имела в виду, идти сможешь?

– Ага. – Я кивнула.

На перемене мы вышли в коридор и, пройдя метров десять, остановились передохнуть. Лондон села на подоконник, я уселась на пол, на свою сумку. Мне нехорошо. Я чувствую, как желчь подкатывает к горлу. Меня тошнит. Слышу, как Лондон спрыгивает с подоконника и поспешно куда-то идет.

– Стерва! – грубо произносит она, и я слышу хлопок.

Поднимаю глаза. Одна из девушек, которые были в раздевалке, брюнетка, стоит с открытым ртом, прижав руку к покрасневшей щеке.

– Сволочь! – продолжает Лондон и въезжает блондинке, Стейси, кулаком прямо в нос.

Стейси снова визжит, как когда я в неё плюнула, и хватается за свой нос. Лори хорошо ей заехала, у неё идет кровь ручьем! Все в коридоре смотрят на Лондон и двух mean girls и ожидают, когда же начнется драка. На визг Стейси из ближайших кабинетов выбежали учителя и начали разборки:

– Что здесь происходит?

– Это ненормальная напала на меня и Стейси! – жалобно говорила брюнетка. Еще чуть-чуть и зальется слезами.

– Ложь! – гневно бросает Лондон.

Она пытается вновь ударить темноволосую, но её за руки хватает физрук. Подруга вырывается, но у учителя хватка хорошая.

– Уоррен, Лоуренс, Мак-ки, немедленно успокойтесь или вылетите из школы! – произносит учительница. Я с ней не знакома, возможно, она вообще у нас ничего не ведет.

В толпе появляются Трент и Брэд. Они подбегают к учителям и, округлив глаза, смотрят на происходящее. Брэд подходит к Стейси и усмехается ей в лицо:

– Мы. С тобой. Никогда не будем вместе. Все кончено, Стейс. Ты поняла?

Стейси, подняв гордо голову, отворачивается, заливается слезами и что-то бормочет себе под нос.

– Где Эмили? – спрашивает Брэд.

Лондон кивает в мою сторону. Все зрители этого происшествия, в том числе и учителя, обращают своё внимание на меня. Я сидела, обхватив колени, и наблюдала за ними, а теперь все наблюдают за мной. Брэд с сожалением улыбнулся мне и помахал рукой. Потом не выдержал и направился ко мне.

Я удивилась. Мигом поднялась по стене, схватила сумку с пола и пошла ему на встречу. Но я ничего не рассчитала. В глазах темнеет, голова кружится. Звуки отдаются эхом. Слабость в ногах. И я падаю. Чувствую лишь, что меня подхватывают знакомые руки. Ничего не понимаю, мозг будто отключился, словно кто-то нажал на кнопку «ВЫКЛ». И темнота поглотила меня.

Комментарий к главе

mean girls* – «школьные пижонки» из богатых семей.

Девять

Смерть потихоньку наступает мне на пятки. Она поджидает меня за углом, караулит. Все происходит сейчас, взаправду. Меня поглощает темная дыра, неизвестность, небытие. Я не успела. Я не выполнила почти ничего из того, что хотела. Меня не будут помнить, ко мне не придут на панихиду, не будут плакать и вздыхать спустя месяцы. Меня забудут как старого пса или кошку. Все умирают, и это неизбежно.

Я слышу, как стону, как вздыхаю. Не хочу это слышать. На меня смотрят сотни глаз. Нет, я ошиблась. Доктор перешептывается с медсестрой, та пытается говорить со мной. Кристи бросает безысходные взгляды на доктора, на моего отца и на мать. И тут я задаюсь вопросом: а что они тут делают? Но сил нет спросить. Если бы я могла, я бы уже давно закричала, залилась в ужасе, требовала бы, чтобы они ушли. Но я не могу. Да и мне уже как-то все равно. Они тоже обязаны знать.

Я не хочу умирать. Только не сейчас. Я не готова. Не сейчас.

Лондон приносит мне цветы, она ставит их в вазу, стоящую на тумбе. Я чувствую, как они пахнут, но не могу сказать «спасибо».

– Почему она молчит? – спрашивает подруга.

– У неё шок, – отвечает медсестра.

– И долго она так будет?

Молчание.

Я стараюсь хвататься за кусочки памяти. Горячие поцелуи. Холодный горох. Соленые слезы. Слова. Небо. Розовые птицы или… нет, розовое небо. Смешные тараканы. Холодная боль. Умное сердце. Я все путаю. Я пытаюсь вспомнить, но не могу. Я падаю.

Я снова просыпаюсь. Но на этот раз я чувствую, как во рту все печет от моего крика. Я кричу. Я, правда, кричу.

Мама и Кристи резко просыпаются от моего крика. Они держались за руки все это время. Медсестра вбегает в мою палату и вкалывает в капельницу морфин, крутит колесико, подавая мне дозу. Я вижу, как папа мнется у двери, он ходит туда-сюда, заглядывая в палату и проверяя, как у меня дела. Ловлю его взгляд. Вбегает доктор.

– Вы говорили, что ей не будет больно! – волнуясь, говорит Кристи.

– Я ошибся. Все хуже, чем мы думали, – отвечает доктор Фитч.

Мне хотелось спросить, что он имел в виду, но обезболивающее мигом действует, и я растворяюсь в своей боли.

Когда я просыпаюсь в третий раз, то Лондон дремлет в кресле. Родителей нет рядом. Сестра смотрит куда-то в окно.

– Воды, – хрипло выдыхаю я.

Кристи резко оборачивается, теребит Лондон за плечо и подбегает к моей койке. Нажимает на кнопку срочного вызова медсестры и доктора. Лондон выходит из палаты и ищет кого-то. Дверь захлопывается.

– Эмили! Эмили, все хорошо, все будет хорошо. – Кристи гладит меня по голове и убирает с лица волосы, стирает капельки пота со лба, сжимает мою руку.

– Воды, – снова повторяю я.

Кристи бежит к двери и говорит моей подруге как можно скорее принести воды, та кивает и убегает прочь. Сестра снова подсаживается к нам.

– Ты нас очень напугала, – произносит. Она рисует на моей ладони бесформенные круги большим пальцем.

Лондон возвращается со стаканом воды и персоналом больницы. Я быстро осушаю стакан и прошу еще, но доктор запрещает.

– Для начала этого достаточно, – говорит он Лондон. – Эмили, вы меня слышите?

Я пытаюсь что-то сказать, но голос хрипит, слова застревают.

– Эмили, попробуйте хоть что-то сказать, – требует он.

И я пробую:

– Я хочу еще воды, – проговариваю.

– Отлично! – радуется он.

Спустя полчаса мне наконец-то приносят воду. Я её выпиваю и пытаюсь сесть на кровати, что выходит очень неловко, но через несколько попыток у меня получается сесть. Лондон, сняв ботинки, забралась ко мне в кровать, чтобы согреть. Я нежилась в её теплых объятиях. А затем пришли мои родители, я видела их, они стояли за дверью, не решаясь войти в палату и посмотреть мне в глаза.

– Что они тут забыли? – спрашиваю я у Кристи.

– Я их позвала, – отвечает мне сестра.

– Они знают?

– Да.

Я не могу разобраться в своих чувствах к ним. Я словно разделяюсь пополам. Одна часть меня их ненавидит и винит во всем произошедшем, в том, что я заболела. А другая говорит, что опухоль жила во мне всегда, и рано или поздно я должна была заболеть; просто обстоятельства так сложились, и ей дали толчок к развитию.

– Ты не восстанавливалась в институте, так? – спрашиваю я сестру, надеясь узнать правду, о которой подозреваю.

– Нет, я восстановлена.

– Но все время, когда ты уходила надолго, ты была у родителей?

– Была, – отвечает она.

Лондон крепче меня стискивает, боится, что я разозлюсь или что-нибудь выкину, наверное.

– И как долго ты к ним ходишь?

– Весь месяц, начиная с августа.

Я застываю на месте. Целый месяц мои родители знали обо всем, но пришли меня проведать лишь тогда, когда подумали, что я могу умереть.

– Расскажи все, – требую я.

Кристи замялась, но все равно начала рассказ:

– Когда я пришла в первый раз, отец был пьян в стельку. Я рассказала все матери и потребовала, чтобы она больше ни разу в жизни не давала ему напиться. Она рыдала, когда поняла, что потеряет и второго ребенка. Спустя неделю я пришла снова. Отец не пил всю эту неделю, потому что наша мать заперла его в комнате. Не знаю, как он не выбил дверь. Он был трезв, и я начала свой рассказ. Под конец я услышала, как он рыдал. Отец сказал, что это он во всем виноват. И затем я ходила к ним каждую неделю. А на прошлой неделе… – она остановилась, – на прошлой неделе я хотела устроить ужин, примирительный. Но в пятницу ты ушла. А в понедельник…

Я знаю, что в понедельник. Я представила, что им позвонили из школы, сказали, что меня забрали в больницу. А они, мама, папа и сестра, как самая дружная семья, гурьбой понеслись ко мне.

Заходит доктор, спрашивает про моё самочувствие, задает куча других вопросов по форме, а затем произносит:

– У меня есть кое-какие новости. Думаю, стоит позвать ваших родителей.

– Нет, – резко говорю я.

– Хорошо. – Он берет пластиковый стул, подвигает к кровати и садится на него.

Я внимательно слежу за его действиями, он долго ёрзает на стуле, прежде чем вновь начать говорить.

– Я знаю, это сложно принять, но события развиваются быстрее, чем мы предполагали.

– События? – переспрашиваю я.

– Да. Эмили, вам стало хуже. И будет становится еще хуже.

Эти слова в меня впиваются, как когти.

– И насколько все плохо? – спрашиваю.

– Скажем так, я бы посоветовал вам начать делать все, что заблагорассудится.

За окном вскрикивает птица. Небо черное. Будет гроза. Клен протягивает свои иссушенные ветки к моему окну. Сколько я еще протяну – неизвестно. Но осталось явно не так долго, как я думала раньше. Оглядываю палату – доктора уже нет.

– А какое сегодня число? – любопытствую я.

– Двадцать второе сентября, – отвечает Лондон.

Восемьдесят один день. Я прожила уже восемьдесят один день.

Бросаю взгляд на дверь. Мне так жаль их.

– Пусть они войдут, – говорю я, и сестра приглашает моих родителей войти.

Они встают у моей кровати, как чужие. Смотрят на меня в упор. Я вижу, как покраснели глаза у отца. Они оба сразу же постарели лет на десять. Зову их, мама берет меня за руку, а папа разрыдался. Чувствую, как Лондон выпрыгивает из постели.

– Ты не виноват, пап, – говорю я и жестом приглашаю его сесть.

– Нет, нет,… лишь я… – лепечет он себе под нос.

– Ты не виноват, только не ты. Так и должно было случиться – это всегда было у меня внутри.

– Если бы я внимательнее следил за тобой, за Томом,… за вами обоими…

– Пап, обними меня, – говорю я.

Но папа не отвечает. Он лишь безутешно рыдает, моля меня простить его. Закрыл лицо ладонями, его руки дрожат, я это вижу. Его плечи поднимаются и опускаются в тихом плаче.

Мне его так жаль. Я не хочу смотреть, как он страдает.

– Пап,… – начинаю я, – как знать, может, если ты обнимешь меня, то все пройдет. Я снова окажусь маленькой девочкой, любившей кататься у тебя на спине. Снова буду здорова. И я не умру.

Он посмотрел на меня блестящими глазами и сказал глухим голосом:

– Было бы здорово.

– Тогда я закончу все двенадцать классов, сдам экзамены, буду отличницей, поступлю в университет, как Кристи. Освою свою профессию, найду работу, выйду замуж, и когда-нибудь у меня появятся дети.

Я внимательно смотрю на него, его взгляд немного затуманен, наверное, он все это представляет.

– Ты станешь дедушкой, будешь любить своих внуков, всех внуков: и Тома, и Кристи, и меня. Ты будешь их баловать, как и должен поступать каждый дедушка, учить рыбалке, рассказывать сказки на ночь. Когда-нибудь кто-нибудь из них спросит: а как ты познакомился с бабушкой? И ты расскажешь. Ты будешь описывать все так, словно это произошло вчера. Будешь говорить о том, как увидел её и сразу понял, что теперь твоё сердце принадлежит только ей. А затем расскажешь о свадьбе, о том, как родился Том, затем Кристи и я. Будешь рассказывать, как мы шалили в детстве, чем любили заниматься, расскажешь все-все наши секреты. И твои внуки будут постоянно хихикать над своими родителями, заслушиваться твоими рассказами, просить тебя, чтобы ты им рассказал все снова и снова. Они будут любить тебя больше всего на свете. Мы каждый уикенд будем приезжать к тебе, а потом перестанем.

– Почему? – спрашивает отец.

– Потому что однажды, в самый солнечный и теплый день в мире, я приеду, увижу, что мамы нет, и подумаю: она, наверное, снова пошла на рынок, а ты чем-то занят или снова всю ночь пытался отремонтировать телевизор и устал. Поднимусь на второй этаж, в вашу спальню, и увижу, как ты мирно спишь. Возможно, даже рассмеюсь этому. Но приглядевшись, я замечу твои синие губы, прикоснусь – а ты весь холодный. До меня не сразу дойдет, что ты умер. Я буду все отрицать, плакать, но смотря на тебя и на то, как ты улыбаешься во сне, пойму, что тебе хорошо, и ты ушел в лучший мир.

Я вижу, как у всех, кто находился в палате, в глазах сверкают слезы. Мой рассказ тронул их души. Мама достает платок из кармана джинсов и вытирает им свои слезы.

Папа внимательно смотрит на меня, уголки его губ чуть-чуть приподняты, из глаз тоже катятся слезы.

И я тихо произношу:

– Ты умрешь. Раньше меня. Раньше Кристи. Раньше Тома. Как и должно быть.

Часть четвертая «This sweet revenge»

Десять

– Кристи, я не буду посещать группу поддержки! – возмущаюсь я и развожу руками. Стоя в пижаме в дверном проеме с кружкой кофе, я собиралась снова зарыться в одеялах и простынях и уснуть. Просто уснуть.

– Эмили, у тебя депрессия после последнего происшествия. Ты уже целую неделю пропускаешь занятия. – Кристи так и норовит схватить меня и потянуть за собой, вниз по лестнице.

– Нет у меня никакой депрессии, – насупившись, приговариваю. – Обычные головные боли – симптомы влияния опухоли, доктор ведь рассказывал об этом, – говорю.

С тех пор, как Кристи завела этот разговор, мы все ругаемся и ругаемся. Она уверена, что группа поддержки мне сможет помочь, я же считаю, что это пустая трата моего времени. С тех пор, как меня снова выписали из больницы, я лежала дома пять дней с непрекращающейся головной болью. Не скажу, что она была очень-таки сильной, но терпеть её изо дня в день было невыносимо.

Уже завтра второе октября – девяносто первый день моего счета.

Итак, второй пункт в моем списке уже выполнен, но первый так и завис в воздухе. Мне нужно придумать, как же оставить собственный след на этой планете. Оставить так, чтобы люди могли помнить меня еще долгое время после моей смерти.

– Эмили, ну, пожалуйста, сходи хотя бы на одно занятие, – умоляла Кристи. – Если тебе не понравится, то ладно, хрен с ним. – Пожала плечами.

– Что ты сказала? – удивилась я.

Я, конечно, понимаю, что «хрен» – это не ругань, но я редко когда слышала, чтобы моя сестра хоть как-то грубо выражалась.

– Что? – переспросила она.

– Да нет, ничего, – произнесла я и подумала, что на одно посещение можно и согласиться. – Хорошо, я схожу хотя бы один раз.

– Прекрасно! Тогда собирайся. – Кристи улыбнулась и, мотнув головой, радостно понеслась – чуть ли не поскакала – на меня.

– Чего?! – удивляюсь. О чём идёт речь?!

– Сегодня среда, занятия проходят по средам. – Она подталкивала меня к своей комнате, чтобы я скорее начала собираться.

– Значит, ты специально завела этот разговор сегодня! – возмутилась я.

– Одевайся! – И Кристи закрыла дверь в мою комнату.

Делать было нечего. Я быстро натянула на себя джинсы и футболку, мы спустились вниз и ждали такси. Куда мы направлялись, я толком не знала, Кристи всем заправляла, но остановились мы у одного кафе.

– И что, здесь все происходит? – спросила я, оглядевшись по сторонам.

Обычная улица со своими маленькими магазинчиками, со своими нет-ни-до-кого-дела прохожими, со своими котами и цветами, окрашенная в коричнево-желтые тона, которые словно бы говорят об осени. Подвязанные ленточками молодые деревья, только-только посаженные. Увядшие цветы в клумбах. Цветущие – на окнах. Тихий шелест опавших листьев под ногами.

– Ну, почти, – произнесла сестра и указала пальцем вниз.

Рядом с кафетерием была какая-то лестница, ведущая на нулевой этаж, а сверху болталась вывеска с облупившейся краской.

– В подвале? – У меня глаза на лоб полезли.

– Не сердись, я узнавала, здесь хороший специалист, – оправдывалась она.

Сестра отошла на несколько шагов, похлопала меня по плечу и толкнула вперед, сказав, что будет следить за мной, чтобы я не сбежала. Я отмахнулась, спустилась по лестнице и, открыв дверь, увидела, что не все так плохо. Помещение было просторным и светлым. По кругу были расположены стулья. В дальнем углу комнаты виднелось фортепиано. На полу стояли горшки с цветами. Здесь даже книжный шкаф был с креслом-качалкой.

– Проходи, садись на любое свободное место, – сказал мужчина средних лет.

Он был приятной внешности и казался славным. Маленькие круглые очки и залысины на голове не старили его, а придавали солидности, что ли. В руках он держал книжку и внимательно читал её.

– А можно в кресло? – спрашиваю я и кивком указываю на кресло-качалку.

– Ну, пока все не пришли, то да, можно. Но затем ты сядешь в круг, хорошо?

– О’кей.

В помещении почти никого не было: только я, наш психолог-тренер, его книга и еще одна девушка. Она тихо сидела за фортепиано и поглаживала клавиши, боясь потревожить тишину зала.

Я села в кресло и начала медленно качаться. На часах без пятнадцати пять. Тренинг должен начаться ровно в пять. Снова взглянула на девушку, та смотрела на инструмент с такой любовью, с таким благоговением, словно она всю жизнь мечтала сыграть на нем, а тут он уже перед ней.

– Сыграй же, – сказала я ей.

Девушка посмотрела на меня, улыбнулась и произнесла:

– Правда?

– Да, почему бы и нет, – ответила я.

И девушка начала играть. Музыка лилась из под её тоненьких пальцев. Она перебирала белые клавиши, черные, снова белые. Я не знаю, как это назвать, ведь я ничерта не соображаю в музыке, но то, как играла эта девушка, было великолепно. Мелодия, которую она играла, манила меня, зазывала к себе. И я, не удержавшись, подошла к девушке, встала рядом и следила за каждым движением её рук. Когда девушка закончила играть, я восхищенно хлопала ей в ладоши, а затем мой душевный порыв подхватили и остальные – я только сейчас заметила, что зал заполнился людьми – зрители. Девушка раскраснелась и смущенно произнесла: