В начале было трое. Ироническая шпионская фантастика

«Зато его теперь на войне не убьют! Куда в армию без пальцев?» – такая странная мысль почему-то вертелась в голове. Потом девушку затрясло.

…А вон, посмотрите, сидит Левий Матвей, ученик Иешуа! Из романа Булгакова. Давайте пошлем ему амфору Фалернского, а, мой друг?

Глава вторая

Вечером, когда Тоня приехала домой, бабушка Даша уже ждала её с ужином на столе. Дымился в тарелках наваристый борщ с пятнышком сметаны, вареники с картошкой и жареным луком ожидали своей очереди. Бабка всегда угадывала время прихода внучки, а как – объяснить не могла. Просто чувствовала.

– Бабуля! Опять ты меня закормить хочешь! Вот, борщ – поем, а второе не буду!

– Да как же, внученька! Отощаешь! Что ты там, на службе-то, кушаешь? Казенное же все!

– Бабуля! Ем нормально, не беспокойся! И не с работы я нынче, а из гостей! А в толстуху раскармливаться не желаю!

Жили они вдвоем. Мать умерла десять лет назад, отец исчез, когда Тоне было два года, и с тех пор не объявлялся. Алиментов тоже не платил. Своей жизненной программой баба Даша считала сначала вырастить сироту, а затем выдать замуж. А там и помирать не жалко! Вырастить-то удалось: школу внучка закончила, и медучилище тоже, сама деньги начала зарабатывать. А с замужем – проблемы! С парнями не хороводится, все одна да одна, на танцы тоже не ходит, да, может, это и к лучшему, шалопаи да стрекулисты одни на танцах-то…

Пыталась бабка сама искать внучке женихов. Нашла одного: аспирант-физик из соседнего дома, бабки Ниловны внучатый двоюродный племянник. Ви-идный из себя! Опять же, перспективный. Зазвала в дом, познакомила. Парень и сон, и аппетит потерял, а Тоньке хоть бы что – ноль внимания. Физик и цветы дарил, и билеты в театр – все без толку! До сих пор по вечерам под окнами дежурит, а Ниловна обижается…

Нашла и другого: мужчина солидный, положительный, на руководящей должности в торге. Разведенный, правда. Этого тетка Михайловна присоветовала, она в ихней конторе уборщицей трудится. Из кожи вывернулась, а познакомила его с внучкой баба Даша, умудрилась! Опять ничего не вышло. То-есть, мужик-то влюбился без памяти, в рестораны приглашал, в театры тож, на выставки всякие – а Тоня: нет! Не нужен такой, говорит, скучный он, книг не читает, поговорить не о чем. Да разве мужика по книжке любят! Эх!

Съевши борщ и твердо отвергнув вареники, пообещав, впрочем, разобраться с ними за завтраком, Тоня не смогла устоять против чаю с вареньем. И бабушка, и внучка любили сладкое, оно приводило их в хорошее настроение. После ужина поговорили о том, о сем. Бабулька безыскусно пыталась выведать, не появился ли у Тони кавалер. Тоня честно поведала об отсутствии такового, на данный момент. Рассказала о происшествии в электричке, как взорвалась шаровая молния, как потеряла сознание. О странных посягательствах Верочки и о неудавшемся изнасиловании рассказывать не стала: зачем зря волновать старушку?

Подумав, баба Даша вздохнула, глядя на девушку:

– Говорят, ежели кого молоньей ударит, да жив останется, чудесные силы в том человеке открываются. Но, не просто так: это Бог испытание посылает. Сумеет человек распорядиться ими во благо, значит выдержал, значит достоин Божьей милости. Если же нет…

Не договорила, только головой покачала.

Посмотрели телевизор – показывали фильм про разведчиков, «Мёртвый Сезон» с Донатасом Банионисом. Обе (и старая, и малая) искренне переживали за нашего советского героя невидимого фронта. Баба Даша прикидывала, подошел бы Банионис Тонечке в мужья. Решила, что нет: староват, однако. После фильма разошлись по спальням. Тоня посидела часок, читая книгу: удалось достать на неделю «Три товарища» Ремарка. Кукушка из ходиков прокуковала одиннадцать. Потянувшись, Тоня разобрала постель и разделась. Критически осмотрела себя в трельяже: задница все-таки толстая, может, на диету сесть? Одного плавания явно мало, чтобы быть в форме! Нахмурилась, увидев засос на правой груди: ну, погоди, Верка! За стеной завозилась, закашлялась баба Даша, у неё опять была бессонница. Постояла минутку, прислушиваясь: не дать ли лекарство? Вспомнила бабулькины слова насчет чудесных сил. Улыбнулась: сказки и суеверия! Надев ночнушку, улеглась. Проникший через форточку в кухне кот Мурзик неслышно скользнул сквозь приоткрытую дверь и свернулся калачиком в ногах. Вскоре пришел сон-угомон. Во сне приснился Бог, хоть Тоня и была комсомолкой. Бог был старенький, седенький. И добрый. Улыбнулся и протянул на ладони яркую звездочку.

…К-хха, к-ха… седло барашка не в то горло попало… Нет, не все седло целиком, а маленький кусочек! …Ой, вы такими ударами по спине меня калекой сделаете, господин барон!

Глава третья

Тоня работала постовой медсестрой уже целый месяц. Распределили её в хирургическое отделение больницы по соседству – всего пять остановок на автобусе. Работа нравилась, коллектив был хороший, дружный. Сейчас закончилась утренняя пятиминутка и все расходились по рабочим местам. У выхода на лестницу курили хирурги Голицын и Немахов. До Тони донесся обрывок разговора.

– Свояк мой, ну, ты его знаешь, Димка, на Скорой в области подрабатывает. Так в последнее дежурство попал он на огнестрел: парень то ли ракету запускал, то ли с взрывчаткой баловался, только пальцы, все пять, на правой кисти сожгло до углей, и большую половину члена оторвало! Речи тоже лишился, ничего не говорит, только мычит!

– Н-да-а… А милиция что?

– А что, милиция? Покрутились да ушли! Один он был посреди улицы. Свидетелей нет…

По спине у Тони пробежал холодок. Она ничего не сказала Верочке о происшедшем. Та долго не давала ей уйти, плакала, уверяла, что Тоня её неправильно поняла. В конце концов они помирились и даже выпили чаю с шоколадными пирожными. Это помогло снять стресс. (Да, шоколад – вещь хорошая! Наешься его – и нервничать уж не будешь! Автор на себе проверял. И есть его нужно часто, но помногу!)

Когда Тоня вышла из дома, чтобы успеть на электричку, вороны уже расклевали фрагмент насильника, а его самого увезла Скорая Помощь. Все это оставило тяжелый осадок.

– Девочки! Давайте все ко мне, медикаменты получать! – раздался голос старшей медсестры отделения, Александры Георгиевны.

Тоня, сестра со второго поста Лена, процедурная сестра Татьяна и перевязочная сестра Баба Настя гуськом двинулись в кабинет Старшей.

Выдавая им для пополнения медикаменты и материалы, Старшая ворчала:

– Вату тырите – пёс с вами, только меру знайте, не наглейте! Но, хоть заворачивайте свои дела в газету хорошенько! Туалет-то у нас один, перед мужиками же стыдно, когда в поганом ведре менструальная затычка во всей красе!

– Это когда это? – вскинулась Баба Настя, про которую было известно, что во время первой мировой войны из-за неё бросил жену кавалергардский поручик князь Оболенский.

Красавица Настя тогда служила в военном госпитале сестрой милосердия, ну и влюбился раненый князь, не устоял, значит!

– Да вчера!

– Так это ж Женька! Точно, она но-шпу вчера просила от живота уколоть! И песню пела:

Расцвела вчера в саду акация,

И теперь, уж точно, нет сомнения:

У меня начáлась менструация,

Значит, я сегодня не беременна!

(Однако! Лебедев—Кумач отдыхает! Автор за этот текст ответственности не несет!)

– Женька, значит! Ну, я ей клизьму завтра поставлю! Со скипидаром и патефонными иголками!

– А я слыхала, что за границей тампоны такие, специальные, для баб изобрели: вставляешь – и не течешь, и ходить не мешает, хоть гимнастикой занимайся, хоть в бассейне плавай! – встряла Татьяна, крупная, горластая тетка лет тридцати, обремененная по жизни тихим пьяницей-мужем и двумя близнецами-хулиганами мелкого школьного возраста.

– Куда… вставляешь? – не поняла Тоня.

– Куда, куда… Туда! – заржала кобылой циничная Татьяна. Потом вгляделась в Тонино растерянное лицо:

– Да ты что, целка, что ли?

Тоня густо покраснела, схватила свою коробку и выбежала из кабинета. Почему-то она стеснялась своей девственности.

Когда закончился обход, новый доктор Сергей Михайлович, проходя мимо её поста, опять таращился своими очками.

Было это не то, что неприятно, но причиняло неудобство: все время хотелось проверить, все ли в порядке с одеждой, не зацепилась ли где петля на чулках. Сам Сергей Михайлович Тоню абсолютно не волновал.

– Что, Сережа, нравится Тонечка? – подзудил Немахов коллегу, когда тот вошел в ординаторскую.

– Слушай, не то слово! Женат я, и жену люблю, но на эту как гляну, прямо сердце останавливается! Красива, как богиня! Никогда таких раньше не встречал! И, как будто, свет от неё исходит, вроде нимба, точно!

– Да… это верно. Наш Коревалов, на что уже седьмой десяток разменял, а тоже стойку делает. И, знаешь что? Люди в её присутствии добреют, лучше становятся. Понаблюдай – сам увидишь!

…Блины надо есть вот так, сударь: намазать черную икру, сметану, свернуть трубочкой и… Но сначала – водочки! … Не кривите губы, Портос, небось, в походе на Ла-Рошель ещё и не такую гадость едали!

Глава четвертая

Летний тихий вечер опустился на Москву, смягчив сумраком острые углы зданий, расцветив город огнями реклам и уличных фонарей. Красный, желтый, зеленый – ритмично подмигивали светофоры. Подростки на лавочках у подъездов бренчали на гитарах и, втихаря, отхлебывали портвейн. Где-то задумчиво заливалась гармошка. Люди отдыхали, чтобы завтра с новыми силами строить развитой социализм. Кремлевские рубиновые звёзды, символизируя мудрость Партии, сияли над столицей первого в мире государства рабочих и крестьян… (Ой, чевой-то, занесло меня!)

– Ба! – позвала Тоня из ванной, – Халат забыла взять, принеси, пожалуйста!

Бабулька вошла, держа в руках требуемый предмет одежды. Полюбовалась розово-перламутровым телом внучки.

– Смотри, бабуль, задница толстая, а? – Тоня оттопырила упомянутую часть тела для лучшего обозрения.

– И вовсе нет! – не удержавшись, шлепнула круглую, как… как… (Вот, подсказывает мне знаток предмета, сын Кавказа, в кепке и усах, из-за соседнего столика: – Как пэрсик, да?), сахарную попу баба Даша.

– Ай! А все-таки – толстая!

– Так запишись хоть на танцы! Сразу попа похудеет! Вон, в ДК Железнодорожников, и ездить близко!

Баба Даша считала, что внучке надо чаще бывать на людях. Опять же весело: музыка, танцы, конкурсы, гастроли всякие. И мужчины! Ради Тонечки она даже была согласна оплачивать кружок и наряды из своей невеликой «пензии».

Идея Тоне понравилась.

– Я буду думать эту мысль, – задумчиво ответила она, надевая халат.

На следующий день Тоня отправилась в Дом Культуры Железнодорожников, записываться в танцевальный кружок. Кружок был хозрасчетный, но платить надо было сущие пустяки: пять рублей в месяц.

Руководитель кружка, симпатичный пожилой дядечка лет сорока с прядью волос, зачесанной поперёк головы от левого уха, чтобы замаскировать лысину, очень обрадовался Тоне.

– Конечно, конечно, милая дама! Разрешите представиться: Эдуард Самсонович Гаврилов, веду секцию латиноамериканских танцев. Вы будете божественно смотреться на высоких каблуках, это я Вам говорю, как специалист! Пойдемте, я познакомлю Вас с коллективом.

Коллектив – два десятка парней и девушек, Тоне понравился. Все были доброжелательные, веселые, красивые. Партнер Валера Тоне сразу пришелся по душе: симпатичный, высокий и мускулистый парень с черными усиками в ниточку, чем-то похожий не то на Лермонтова, не то на индийского артиста Раджа Капура. Под аккомпанемент аккордеона, на котором играла полноватая улыбчивая тетечка – жена Эдуарда, по имени Генриетта, стали разучивать румбу. Тоня схватывала все на лету, другие пары, к немалому удивлению Эдуарда – тоже. Через полчаса он объявил перерыв.

– Ой, девочки! Сегодня так легко было! Прямо наперед знала, как двигаться, ноги сами шевелились! – воскликнула раскрасневшаяся Маша.

– И у меня тоже… И я… – откликнулись несколько голосов.

Никто не подозревал, что в присутствии Тони опыт Эдуарда был доступен им напрямую. Вся моторика и пластика движений сложного танца благодаря прямой связи с его мозгом не нуждалась в нудном разучивании, но становилась неотъемлемой принадлежностью всех танцоров. Чувство партнера, без которого нет танца, также передавалось непосредственно друг другу, позволяя полное слияние и синхронность движений.

После занятий к Тоне подошла Генриетта.

– Молодец, девочка! Ты просто рождена для танца! Тебе нужно будет купить правильные туфли. Я дам тебе записку к нужному человеку. И ещё, сшей несколько платьев для выступлений. Вот адрес, портниху зовут Шура. Скажешь: от меня. Она возьмет недорого.

Поблагодарив Генриетту, Тоня убежала в душ.

На выходе из раздевалки её, с ещё влажными волосами, уже ждал Валера.

– Я тебя провожу?

Тоне стало приятно. Хороший вежливый парень, заботливый. Почему бы не согласиться? Надо же познакомиться с партнером поближе!

И они под руку пошли к остановке автобуса.

…Как Вы насчет устриц, барон? Человек! Две дюжины устриц и бутылку Шабли урожая 1715 года! … Их едят – они пищат, осторожней, Портос!

Глава пятая

День выдался хлопотливый. Было трое новеньких, много процедур, но Тоня справлялась без проблем. После обеда её вызвала к себе завотделением Зинаида Николаевна.

– Что ж, Тоня, работаешь месяц уже. Отзывы о тебе хорошие, и больные тобой довольны: рука, говорят, лёгкая. Как самой-то, нравится у нас работать? – улыбнулась Хирургиня (так её звали за глаза), затягиваясь сигаретой.

– Нравится… – застенчиво потупилась девушка.

– Наташа через месяц в декрет уходит. Со стороны в оперблок брать не хочу. Лучше тебя воспитаем! Не против операционной сестрой стать? Работа ответственная!

– Хочу, конечно хочу, Зинаида Николавна! – сверкнула улыбкой Тоня.

– Значит, договорились! В среду начнешь Наташе помогать. Инструменты знаешь?

– Знаю, Зинаида Николавна!

– Молодец! Кстати, и зарплата там повыше… рублей на двадцать. Ну, до свиданья!

– До свиданья, Зинаида Николавна!

Вечером, не откладывая дела в долгий ящик, Тоня поехала по адресу, который дала Генриетта – заказывать наряды. Ехать было далеко, через пол-Москвы. Вот и нужная дверь. На звонок открыла Шура.

– Здравствуйте, я – Тоня Левченко, от Генриетты.

– Здравствуй, проходи.

Они сели в зале, и Шура показала несколько эскизов, специально разработанных ею для секции латиноамериканских танцев по просьбе Генриетты. Тоня, совершенно очарованная, листала альбом.

– Если можно, я хотела бы вот такое, – показала она на черно-зеленое короткое платье с асимметричным подолом и открытой до середины ягодиц спиной.

– Здесь нужен шелк, – задумчиво ответила Шура, окидывая девушку взглядом мастера, – Другой материал летать не будет, тебе же нужно, чтоб кружилось красиво! А фасончик этот тебе пойдет, точно!

Взяв сантиметр, она быстро сняла мерку.

– А не слишком нескромно? Вся спина ведь голая…

Шура улыбнулась:

– На танцполе надо выглядеть привлекательно, смело и эротично!

– А-а… Понятно…

– Значит, материал твой или мой? По полтора метра черного и зеленого надо!

– Да я не знаю, как его и покупают!

– Значит, сама куплю.

– Только, пожалуйста, сшейте так, чтоб задницу замаскировать, а то слишком толстая отрастилась!

– Девочка, такую мумуню, как твоя, не прятать надо, а носить с гордостью, как орден! Поверь, я-то знаю, что говорю! – рассмеялась Шура.

Тоня с сомнением кивнула.

Операционный блок был «святая святых» хирургического отделения. Стерильное место! Без бахил вход воспрещен. И вдруг: Эй! Вставайте! Напал на нас из-за черных лесов и высоких гор проклятый Микроб – Стафилококк Гноеродный!

Бьются малочисленные санитарочки с тряпками и ведрами, с хлоркой и карболкой, но прорывается враг, устраивает послеоперационные нагноения, от которых даже огромные дозы антибиотиков не помогают!

Встает тогда Старшая Медсестра и кричит: Субботник! Все на борьбу с ненавистным врагом! Нам бы только день простоять, да ночь продержаться, ибо уже спешит нам на помощь Генеральная Дезинфекция! И уже весь персонал хватает тряпки и ведра и вылизывает оперблок до скрипа и блеска…

М-да, проблема… Тоня сильно переживала за больных, да и за хирургов тоже, потому что за осложнения им была нахлобучка.

Месяц стажировки пролетел быстро. Суровая Наташа иногда покрикивала на ученицу, но была ей в целом довольна: смышленая, расторопная, аккуратная, чистюля. Ушла в декрет со спокойной душой: в надежные руки отдала хозяйство!

Впервые оставшись в оперблоке в одиночку, Тоня помечтала, как было бы замечательно, если бы все микробы в операционной сдохли. Не успела она додумать эту мысль, как вокруг её тела появилось светло-голубое свечение. Оно медленно расширилось, заполняя собой всё помещение, на мгновение вспыхнуло искристым туманом… и исчезло! Тоня только ресницами похлопала от удивления.

Вскоре пришла лаборантка Каримовна из Санэпидстанции.

– Здравствуй, девонька! Ты, говорят, здесь новая хозяйка?

– Так точно! – откозыряла Тоня пионерским салютом.

– Смывы буду брать на стерильность.

– Берите, раз надо!

Каримовна взяла смывы, собрала свои банки и пробирки в контейнер и ушла. Смывы ничего не показали: ни один, самый завалящий микроб не вырос на питательных средах! Завлаб сгоряча заподозрил Каримовну в невыполнении задания:

– Что, поленилась до оперблока дойти? В гастрономе, говорят, кур давали. Взяла себе отпуск на часок, да? А мне стерильные пустые пробирки подсунула?

Тётка Каримовна обиделась, и простыми, древними словами объяснила, куда ему нужно пойти, за что подержаться и что съесть, чтобы убедиться в её, Каримовны, добросовестности. Слава Аллаху, двадцать лет работает, и ни одного замечания! А что касается кур, то не ему бы говорить, и не ей бы слушать! Она за тех кур свои кровные деньги платила, хоть и без очереди взяла через задний проход, а он, хищник, вообще бесплатно взял, для анализов, как бы!

В тот день Тоня помогала на трех операциях. Ни у одного прооперированного осложнений в последствии не было.

Настало время первого конкурсного выступления! Тоня очень волновалась, хотя и Эдуард, и Генриетта уверяли, что танцует она отлично. Переодевшись, они с Валерой стояли за кулисами и смотрели в дырочку в занавесе. Зал был полон, и где-то там сидели баба Даша и Валерина мама, а также Шура и Олечка. Шура очень хотела посмотреть на платье в движении, а Олечку она взяла для компании.

С Валерой у Тони сложились добрые товарищеские отношения. С ним было интересно, он всегда провожал её после танцев, рассказывал смешные истории. Но не пытался ухаживать, или, там, лезть с руками. Партнер – и всё! Тоня была очень этим довольна.

Наконец, объявили их выход. Оркестр заиграл вступление, и Тоня, на во-от таких шпильках, в изумрудно-черном платье, с Валерой, одетым во что-то строгое, серебристо-черное, пируэтом ворвались на сцену! Зал замер, потом раздалось громкое: А-а-ах! Пара была изумительно красивая. Забыв обо всем, кроме танца, Тоня летала в Валериных руках. Платье кружилось, взлетало и опадало, провоцирующе открывая и вновь маскируя стройные ноги. Казалось, что оно танцует свой, особый танец.

Олечка кусала ногти от зависти: ей бы такие ноги! Её фигура была далека от идеальной: тяжеловатая, на грани отвисания грудь, коротковатые полные ноги. Ещё отравляли жизнь заметные усики – наследство армянских предков, и прыщи, периодически вылезающие на лбу. Ей пришло в голову, что если Алешка увидит эту танцорку, то западет на неё непременно! А такая возможность была, ведь она у тети Шуры платье шила! От этой жуткой мысли у неё даже пальцы на ногах скрючило!!!

Народ, тем временем, вошел в экстаз. Кто-то рвал на себе рубаху. У одного дядьки в третьем ряду пошла кровь из носа, но он этого даже не заметил. Баба Даша едва не описалась от переполнявших её чувств и чая с лимоном. Зал уже ревел от восторга, заглушая музыку. В конце Тоня глубоко откинулась на руку Валеры, касаясь волосами пола. Правая нога её была устремлена в зенит! Оба замерли с последним тактом. Аплодисменты, аплодисменты! Овация! Счастливые и раскрасневшиеся, ребята убежали за кулисы. Эдуард едва не задушил их в объятиях:

– Успех, какой успех! Я знал, я верил! – вопил он.

Зал продолжал грохотать в ладоши. Пришлось выйти ещё раз на поклон. К ногам падали букеты. Счастье с большой буквы Сэ!

Позже жюри объявило итоги. Тоня с Валерой заняли второе место на межрайонном конкурсе танцевальных коллективов Москвы. Для новичков это было очень высоко!

– А знаешь, почему первое место ДК Горбунова взял? – хитро прищурился Эдуард, идя с супругой домой.

– Почему, Эдя?

– В Тоньке перца нет. Ну, не эротично она выступала. Изображать может эротику, а чувствовать – нет! А у Горбушки девка хоть и не такая видная, зато сексуальная до порочности! Вот и… ага!

– Эдя! Тоня девочка ещё! У неё все впереди!

– В девятнадцать-то лет?! Да ты што-о-о!

– А вот представь себе!

Дома Тоня озабоченно обмеряла себя сантиметром: противная жопа никак не хотела худеть!

На этом месте Автор прервется: принесли заказанного жареного гуся.

Человек! Ещё бургундского! … Портос, пожалуйста, возьмите штопор, не отбивайте горлышко!

Прошло ещё две недели. В ординаторской хирурги пили чай.

– Заметил, Володя, что, с тех пор, как Тонечка в оперблок пришла, нагноений не стало?

– А ведь, точно! И у меня такое чувство, Николай Николаич, что она вообще помогает. Уверенности, что ли добавляет… Не знаю даже, как объяснить… Ну, вот, делал позавчера холецистотомию (удаление желчного пузыря, прим. Автора), а там все в спайках, обычно часа два провозился бы, а тут глянул на часы – всего сорок минут! Прямо как будто мне другие пальцы и мозги пришили! Такие вещи вспоминались, каких я сроду не знал.

Коревалов моргнул.

– И у меня было! Засомневался однажды, каким доступом идти, и вдруг – щелк! Как бы, подсказал кто-то!

Вошла Зинаида Николаевна.

– Водохлёбы! Пойдемте уже, там по Скорой больного привезли. Сережа смотрел – не разобрался. Консилиум надо!

В приемном покое все четверо осмотрели вновь поступившего. Случай, действительно, был сложный, а состояние – тяжелое. Решать надо было быстро. И тут все почувствовали, что они думают вместе! Энциклопедические знания Хирургини, опыт Коревалова, хирурга с ещё военным стажем, исследовательский ум Немахова, клиническое мышление и непредвзятость отличника Сережи Голицына, работающего самостоятельно первый год – все это чудесным образом стало доступно каждому из них и всем вместе. Это не было чтением мыслей на расстоянии, это было что-то другое. Автор назвал бы это свободным доступом к интеллекту коллег.

Диагноз и план операции были готовы в несколько коротких минут.

– Прямо небывалое что-то! Я как бы вас всех насквозь видела, и брала, что хотела! – пробормотала несколько растерянно завотделением.

– И я… тоже самое… – откликнулся Голицын, потирая лоб.

Немахов и Коревалов только переглянулись. А Тоня, собирая инструменты, радовалась за больного. Это по её неосознанному желанию создалась эта интеллектуальная связь.

…Михаил Самуэлевич! Окажите честь, присядьте к нашему столику! Нам как раз гуся принесли! Вам что: ножку, крылышко? … Барон, закажите шампанского! Это же сам Паниковский!

Глава шестая

Предстояло через месяц выступать на открытом первенстве Москвы. Нужны были новые туфли и новое платье, и Тоня снова поехала к Шуре. На этот раз они решили шить ярко-красное платье с золотой отделкой. Договорившись обо всем и оставив задаток, Тоня собралась уже уходить, но в прихожей столкнулась с Алексеем и Ольгой. Знакомясь, Алеша задержал Тонину руку в своей дольше, чем прилично, и лицо его сделалось растерянно-глуповатым. Олечка заметила все это и помертвела. Всё-таки эта белобрысая толстожопая овца на ходулях попалась на глаза Алеше, ЕЁ Алеше! Нагрянул враг, откуда не ждали!

«Пусть только дернется на него, бельмы повыцарапываю! Кислотой харю оболью! Бритвой сиськи искромсаю!» – смятенно ревновала она.

Тоня ушла не задерживаясь, но ушерб уже был нанесен. Сидя в Алешиной комнате, Олечка чувствовала, что теряет женишка, на уловление которого было угроблено столько времени. Весь, понимаешь, из себя задумчивый, отвечает невпопад. Что делать-то, люди! Она искоса посмотрела на Алексея. Как он прекрасен! Как артист Ален Делон, только мускулатуристей! Выпускать его, закогтив так удачно, нельзя.

Есть, конечно, способ… Но это – последний резерв, вводить его в бой было крайнее средство! Но придется, ибо операция «Замужество» внезапно оказалась на грани провала. То-есть, надо ДАТЬ! По-настоящему. И без двухкопеечного изделия из резины! Пальчиками, как прежде, уже не отделаешься… А потом поплакать: сорвал, мол, цветок, добился своего… Кому я, такая, теперь нужна… Обесчещеная, опозоренная… А вдруг, дескать, ребеночек будет? … Беременность: кстати, это мысль! … Тете Шуре рассказать, заступится. И женится, как миленький! Только нужно все делать быстро, прямо сейчас, чтоб сразу глупости из головы выпали.