Наследство. Повести

Федор, освободившись через неделю, как и обещал, поехал со мной. Двое суток в дороге пролетели незаметно. Мы что-то подсчитывали, распределяли, намечали, т.е я уже весь был в деревенских делах и планах.

По прибытию, батюшка сказал, что он сначала заскочит к нашему Благочинному на подворье, а потом сразу к нам. Когда я приехал на дачу, все были дома. Петр сидел на кухне один, выглядел очень усталым и потухшим, меня увидел, пошутил, получилось грустно.

– Ну как там отчима «гнилое «детство? – а в глазах слезы…

– Там царское наследство. Петр, я все знаю…

– К сожалению не все. В городе был доктор Миллер, на консультации он сказал, что операция бесполезна, Георгий никогда не будет ходить.

– Как же так…

– Только молчи пока, прошу, мы с ним вдвоем знаем это.., теперь и ты

…Мы одновременно встали на колени и просили, обнявшись, прощенье друг перед другом. Даже не услышали, как приехал Федор и не заметили, что все тихонько стоят в дверях. Тишину нарушили пацаны, Юрик прыгнул сверху с криком «ура», а Георгий, подъехав на инвалидном кресле, как кутенок уткнулся между нашими головами лицом.

– Мир Вашему дому! – загудел Федор, и только тогда мы его заметили, – Ну, что спаситель мой, давай обнимемся…

– Вы кто? – спросил брат в недоумении.

– Понимаю, узнать трудно. У меня тогда все лицо было разбито, не было столько волос и бороды, и баса ты моего не слышал.

– Мужик с хутора?

– Точно, не томи, Петр, я это, Федор – и батюшка загреб его в свои объятья.

А потом наши жены накрыли стол и мы…

– Образа где? – прогудел Федор, – помолимся перед трапезой.

– Нет…

– А восток где?

– Там – сообразил Петр.

Когда батюшка читал молитвы, мы стояли как по стойке «смирно», наши лица не скрывали счастливых улыбок, особенно детские. Было впечатление, что от его баса и комната стала больше, и солнце в окно засветило ярче. И на столе все было вкусней обычного. Этот человек принес нам радость и покой. А потом мы все вместе собрались для разговора. Сыны наши заняли почетные места, колени Федора, и, прижавшись к нему сидели тихо. Георгий вдруг спросил

– Батюшка, а нам с Юрой можно у вас крестики попросить?

– Как все запущено! Что, детей не крестили?

– Я один крещеный – ответил я грусно.

– Значит и не венчанные… Я предлагаю всем переехать к нам в деревню, нам нужны строители.

– Мы согласны – все ответили хором, не задумываясь, нас это порадовало.

– Если за три дня соберетесь, поедем вместе, если…

– Соберемся, – сказал Петр – простите, что перебил.

– Какая слаженная бригада, нам такие и нужны. Да, по поводу наследства. Мы с Павлом хотим все передать монастырю, это были его владения. Вот, спрашиваем вашего согласия.

И опять услышал дружное

– Мы согласны.

– Тогда дома, в деревне и окрестим всех и обвенчаем.

Тут Перт волнуясь заговорил

– Тогда там, на хуторе, когда образа спиной прикрывал, пока «братки» искали документы, увидел на стене фотографию, она показалась мне до боли знакомой… – помолчал от волнения – выходил из дома последний, услышал бабушкин голос, «как два храма построишь, сын на ноги встанет»…А я ей про ноги ничего не говорил, просто попросил помолиться за него…

– Для чего-то вам дали это испытание… – пробасил Федор.

– У меня все ни шла из головы эта фотография, а вспомнить не мог. Когда нотариус стал на карте показывать месторасположения хутора, рядом деревня Валялино, тогда сообразил, что это мы с Павлом на снимке были.

– Господь услышал молитвы Полины, привел тебя к ней, хоть и не открыл, кто ты… все-таки дождалась. Не кори себя, представь, что приехал бы вместо тебя кто другой… Нас могли убить, и документы забрать. А ты спас и скит и нас. Слава Богу за все! Он знает, что делает.

– А что мне с деньгами делать которые там заработал, душу жгут?

– Папа, потрать их на строительство храма – пацан смотрел на Федора с вопросом во взгляде.

– Можно, деньги не ворованные, народные, вернешь храмом. – и обратился к Георгию – А как же операция?

– Батюшка, ты сам сказал, что Господь все делает правильно. Он прислал к вам папу, ему там сказали построить храмы и я встану. Надо послушать Господа.

– Не боишься? Деньги потратим, а ты не встанешь…

– Батюшка, да ты что, Господь прислал папу вас спасти и сказал ему как меня спасти… – он был в сильном возбуждении.

– Молодец, успокойся родной, все правильно… Юрий, помогай брату, так что надо делать?..

– М-м-м, – он взял Георгия за руки, – верить Господу!?.

– Именно так! Слушать и верить! Помощниками в храм пойдёте! – и он, наполнив комнату раскатами радостного смеха, расцеловал наших птенцов.

Женщины сидели молча, понимая, что происходит что-то важное для всех, даже если им ничего не понятно из разговора. Они видели, как на глазах оживал Петр, а значит места обидам нет, только радости. Я же говорил, что они у нас умницы, так и есть.

Эпилог

Как быстро пролетели два года. В этом году будем отмечать столетие бабушке Полине. Позади торжественная передача скита монастырю, освящение этого чудного, святого места. Трудная, но радостная работа по восстановлению храма. Вот он, перед нами, такой красивый, белоснежный, легкий. Представляете, мы нашли у бабушки ее зарисовки скитского подворья, 1908 года. Они нам очень помогли. Сыновья наши подросли, помогают Федору в храме. Юрий в алтаре, а Георгий чтец и певец. А как Херувимскую выводит… Еще Иван подарил ему краски и кисти, и сделал приспособление на кресле, чтоб тот мог рисовать везде. Вон, стоят жены, моя, брата, Ивана и Федора – умницы наши, голубки, где-то в одно и тоже время будут рожать. Петр стал правой рукой у Федора, я так рад. Мы совсем тут стали своими, деревенскими, и не жалеем. А священства сколько приехало на освящение… И монахини. Поют-то как. Райское место. А птицы как радуются, щебет не умолкает. И людей море. Даже где-то мелькало две медно-рыжих головы, дочь Володю (Красного) привезла, это радует. Праздник у всех, праздник! По этому поводу и тучки стали расходиться, что б и солнышко с нами порадовалось, такое событие…

– Смотрите, на небе ангелы и Солнце на троне, я потом это нарисую – это был голос Георгия.

Все стали смотреть вверх. Действительно, облака стали расступаться и получились белоснежные ангелы, охраняющие величественный трон, на котором восседало Солнце, ослепляя нас своим светом. Все заворожено смотрели на это Чудо… Я опустил глаза от яркого света и увидел.., племянник стоял на ножках, забыв о кресле и как все, смотря ввысь, не мог оторваться от чудного видения. Я тихонько тронул за плечи Петра и Федора

– Смотрите, Георгий… – только и смог прошептать от волнения.

– Это только первый храм.., а он встал – по щекам Петра текли слезы.

– Второй… Слава Богу за все! – и Федор осенил себя крестным знамением.

– Как это?

– Первый, храм Души, самый главный…

Крест

Ромка, накинув халат, незаметно юркнул в палату к матери. Делал он это тихонько, приходил когда ему было удобно, а не в часы посещений, поскольку в это время он убирал в трёх классах за мать, которая работала в школе уборщицей. Болели плечи, ныла спина, но он не подавал виду, что ему трудно, чтоб не расстраивать больную. Городишко у них был маленький, все друг друга знали хорошо, поэтому врач от него не стал утаивать, что «дни матери сочтены, случай безнадёжный, ну если только Господь Бог вмешается»…и, повернувшись, пошёл прочь, бурча что-то о заслуженном наказании. Ребёнок ничего не понял, он только слышал, что раньше у матери была высокая должность, хорошая зарплата, не пьющий муж, и что с ними жили её родители. В этот раз она не спала, явно ждала Рому.

– Покаяться хочу, сынок перед тобой, скоро уйду из жизни и останешься сиротинушкой, папка алкаш не в счёт.

– Не говори, пожалуйста так, он нас любит, переживает, пьёт, потому, что слабый. Я его покормил и сюда побежал… плачет он по тебе.

– Прости! И его жалко. Всем жизнь поломала. И дочерью плохой оказалась, родителей своих обидела и прогнала.

– Мам, но ты ведь любишь всех как умеешь, и жалеешь, что так всё получилось, значит, все тебя простят…

– Хочу тебе всё открыть сама, чтоб никто ничего потом не переврал, в чужую душу ведь не заглянешь – и Степанида грустно улыбнулась и подняв глаза – а если родители видят меня сверху и слышат, может и простят свою непутёвую дочь. Ты спрашивал как-то, почему чернявый, ты весь в моего папу, Рамира, и характером тоже. Я вот только глазами. Он на половину цыган. Его отца вывезли откуда-то из Черногории, потомок древнего рода, православной веры. Он вырос в таборе, женился на дочери барона, а Рамир их сын. До войны он жил кочевой жизнью, уже имел жену и детей. А когда началась Отечественная, вся семья его с табором погибла разом под бомбёжкой. На войне он познакомился с моей мамой, по окончании вернулся к ней, в наш городок. Был кавалером ордена Красной Звезды. Герой. Появился на свет мой брат. Потом отца посадили как предателя, в то время многие так пострадали (раскрылось одно обстоятельство, якобы он с командиром разведроты неделю пропадали у немцев в тылу, но вернулись, а после войны тот пропал). Мама пыталась помочь ему, но командира так и не удалось найти, как в воду канул. От горя она сильно болела, а братик не выжил. В 1953 году отец вернулся. А в 1955 родилась я, поздний ребёнок. Родители очень меня любили, баловали, берегли, и никогда мне о том, что было с отцом после войны, не рассказывали, и про братика молчали. Рамир был хорошим человеком, очень трудолюбивым, за что ни брался, всё оживало в его добрых, волшебных руках. Нет ни одного двора в городе, где б он ни помог в послевоенную разруху. Спокойно отдавал «последнюю рубаху», «кусок хлеба». Все вокруг удивлялись, что имея в жилах горячую, цыганскую кровь, он был человеком очень спокойным, честным, уравновешенным, отзывчивым. В нашем провинциальном городке его уважали и не считали чужаком. Всегда был молчалив. После девятого класс 1971 год, я уехала в Ленинград, поступила в Полиграфический техникум, на печатное отделение, вступила в комсомол. Учёба давалась легко и общественная работа мне нравилась, хоть родители были против комсомола. Но я считала их дремучими невеждами, замшелыми провинциалами и не прислушивалась к их словам. Письма писала редко, и то, в основном, когда нужны были деньги. Практику проходила на одном из передовых предприятий Ленинграда, где мне потом и предложили работу. Родители звали сюда, отец даже место выхлопотал, но я не вернулась. Мне дали угол в общежитии, у меня была хорошая должность и зарплата, одной пока хватало. Со мной работал Серёга, мы и техникум вместе кончали. Когда ещё учились, у нас с ним была любовь, он стал моим первым мужчиной, я даже сделала от него втихаря аборт, потому, что впереди была защита диплома, карьера, вся жизнь… и ребёнок пока не входил в мои планы. Потом мы как то разбежались, у него были свои симпатии, у меня свои. В городишко наш я не приезжала, родителям о себе ничего не докладывала, мне хотелось пожить на полную катушку, узнать все прелести жизни, ведь она так коротка. Завела роман с женатым мужчиной из партийного аппарата, через него хотела по быстрей получить «место потеплей и кусок пожирней». И в 1977 году мне предложили работу в ГДР, но отправляли туда только семейных. Вот тогда то мы и сошлись опять с Сергеем, твоим отцом. Мы были не брезгливы, и ради карьеры и денег, закрыв глаза на наши романы, расписались, считая этот шаг выгодным для нас обоих. Мой «протеже» сказал, какие документы нам теперь осталось до собирать, и через два месяца все наши мечты сбудутся… И опять я ничего не сообщала родителям, вспоминая их заунывные нравоучения. «Они там вдвоём, кусок хлеба есть, крыша над головой тоже, живы, здоровы, а значит, совесть моя чиста, напишу из Германии» – так я себе говорила. Но через две недели меня срочно вызвали в партком Василеостровского района, и …Там я узнала впервые про то, что мой отец сидел, как предатель Родины. Со мной была истерика, я кричала, что это ошибка, что этого не может быть… Меня оставили в кабинете с каким-то человеком, который сказал, что был особистом в полку моего отца, лично знает все детали дела, хоть того и реабилитировали и отпустили в 1953 году, командир его, Степан (а вы Степанидой наверно в его честь названы) так и не найден ни среди живых, ни среди мертвых, поэтому органы могут заинтересоваться, почему мне так хочется попасть в ГДР. И ещё он добавил, что со Степаном вырос в одном дворе, что их родные погибли в блокаду, и что он друга отцу не простит. Я этому человеку стала объяснять, что уже шесть лет не видела родителей, они даже не знают, что я собираюсь на работу за границу, если надо, я могу от них отказаться… На него это так подействовало. Видно было, что человек этот очень был доволен моими словами, взгляд был ликующий, ухмылка во весь рот. Голос сразу подобрел, дав мне свой носовой платок утереть слёзы, он пробурчал, потирая хищные (да, да, именно хищные) руки, что подумает, как мне помочь. А потом пригласил к накрытому журнальному столику у уютного дивана, которые находились за неприметной дверью. Только тогда я заметила на его левой скуле старый безобразный шрам в виде креста. На столе стояли бутылки «Шампанское» и «Водка» (розлив на экспорт) и красное вино» Алазанская долина», были фрукты, бутерброды с красной и чёрной икрой, сырокопчёной колбасой и швейцарским сыром. Коробка дорогих шоколадных конфет (тоже на экспорт) и большое блюдо с фирменными пирожными из ресторана «Север». Поняв, что от меня хотят, сказала себе «для дела!». Старикашка, смотри не рассыпься, от меня не убудет, я победительница (уже празднуя победу, говорила я себе. Наивная!).

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.