Говорящие изнутри

– Теперь же ты убедился, кому мы принадлежим, – спокойно произнес РАЗУМ, которого Али, открыв глаза, увидел сидящим в кресле напротив себя. – Ты сегодня услышал то, что звучало в тебе и раньше. Внутренний диалог вылез наружу… Только сегодня это было по-другому: сегодня это звучало ясно и со стороны. Именно это тебя и пугнуло. Ты не можешь понять, как в тебе могли сочетаться такие плохие и хорошие качества.

– Я не думал, что я такой… Что все это может быть во мне. Когда думаешь об этом – это одно, но когда твои мысли звучат вот так, со стороны…

РАЗУМ улыбнулся и сказал:

– Все люди такие, Али, все!

– Боюсь, мне и жизни не хватит все это осмыслить… Я в растерянности… Кто вы? Зачем это все? Что это было? Кто вообще я сам? Хочу это понять и в то же время понимаю свое бессилие… От этих нагрузок мой мозг напрягается до предела, будто сейчас моя голова лопнет. Я не понимаю, в каком измерении я нахожусь, в реальном ли я мире или это мои фантазии. Реальны ли эти фантазии или это фантазии в фантазиях? И вообще, реален ли я сам?.. Может, это сон и я сейчас проснусь? Но ясно вижу, что не сон.

– Как видишь, ты в очередной раз убедился в том, насколько слаб человек. Ты ведь думал об этом раньше. Достаточно внести в его жизнь что-то необычное, чтобы загнать в тупик его рассудок и рассыпать, словно песочное строение, все тысячелетиями человечеством возводимые здания науки и совершенство логической деятельности… А ведь эти достижения людям кажутся монолитными и непоколебимыми… Али, не все, что есть, поддается человеческому пониманию. В таких случаях не надо пытаться понять само явление, куда разумнее постараться извлечь из него пользу, какую явление это может принести тебе или другим.

Али снова закрыл глаза. В нем не осталось силы слушать далее или что-либо спрашивать самому. Резко провалившись в яму сна, он уже во сне вспомнил о реальности и, чтобы удостовериться, что реальность его на самом деле была такой, проснулся и открыл глаза. В комнате была тишина, а кресло напротив было пустым. РАЗУМ исчез.

Он встал на молитву. Молился он долго и искренне. Затем лег в постель и тут же заснул.

5

Три дня спустя. Воскресенье. Книжный магазин.

Желая немножко отвлечься от своих личностей, Али решил сходить за новой порцией книг.

– Али, иди сюда! Здесь то, что тебе нужно, – кричала из отдела «Психология» СТРАСТЬ. – Ты только вслушайся в эти названия: «Как лучше удовлетворить свои желания», «На третий день она твоя», «Постель – как желанный итог…».

– Нет, нет, нет! – крикнул ПРАГМАТИК из другого отдела, – это можно и потом. Ему нужны эти книги: «Сто лучших советов для ведения успешного дела», «Быстрая карьера», «Как расположить к себе руководителя».

МОРАЛЬ, в свою очередь, голосила из отдела «Философия и религия», перечисляя имена авторов и названия книг соответствующего жанра.

– «Мысли» страдальца из Пор-Рояля ты, так и не дочитав до конца, отнес в библиотеку. В них много интересного и полезного, – говорила она. – Вовенарг и Ларошфуко тоже хороши… РАЗУМ тем временем прохаживался по рядам книжных полок различных жанров и негромко читал названия книг.

Если не считать этих выкриков, которые слышал только Али, то в магазине царила библиотечная тишина. Несколько людей смотрели книги, медленно продвигаясь по рядам. Продавщица – тучная женщина в очках – молча сидела за кассой, глазами читая какую-то книжку.

Али пребывал в состоянии раздражения. Он не мог сосредоточиться и спокойно просмотреть книги. Быстро передвигаясь по рядам тематических отделов, он, пытаясь не кричать, в бешеном напряжении шипя, велел одному заткнуться, другому помолчать, третьему исчезнуть. Несколько раз его цедящее сквозь зубы шипение было настолько громким, а движения такими резкими, что женщина на кассе пару раз отрывалась от чтения и пристально смотрела на него поверх очков, спущенных с переносицы до кончика носа. А в конце даже спросила: «Вам помочь, молодой человек?» Али вежливо улыбнулся, поблагодарил и сказал, что помощь ему не нужна.

– Ты бы хоть наушники надел, – сказал РАЗУМ, не отрываясь от книг, названия которых он продолжал читать, заложив руки за спину. – А то, чего доброго, за идиота еще сочтут.

– Это их проблемы, – тихо сказал Али, но в одно ухо наушник все же вставил.

Затем СТРАСТЬ перешла в отдел «Художественная литература» и стала рекомендовать любовную беллетристику с возрастной отметкой «16+» и «18+». ПРАГМАТИК советовал брать книги уже из отдела «Деловая литература», а МОРАЛЬ – из отдела «Культура и педагогика».

В итоге Али стоял на кассе с дюжиной книг в руках: чтобы заткнуть рты своим внутренним личностям, на его беду вылезшим наружу, он решил прислушаться к советам каждой из них.

Но, однако, этим дело не кончилось.

Когда он, с безучастным взглядом смотря перед собой в одну точку, сидел в вагоне метро, положив пакет с кучей книг себе на колени, споры его личностей все еще продолжались. Али слышал, но не слушал прения полупрозрачных джентльменов. Они спорили о том, с какой из приобретенных книг ему лучше всего начать чтение.

– Нет, МОРАЛЬ, ты не права! – возражала СТРАСТЬ. – Чтение следует начать с легкого романического чтива! Твои книги забивают голову тяжелыми мыслями, а у нашего хозяина и так голова в последнее время забита думами тяжеловесными.

– Романтического чтива? Надо же, как красиво ты назвала эту пошлость. Удовлетворение страстей дает минутное облегчение телу и на короткий миг усмиряет сознание. Но спустя некоторое время происходит новый прилив гнетущей тоски, и для каждого последующего ее подавления требуется большая, чем в предыдущий раз, доза наслаждения. Так что, СТРАСТЬ, твое предложение – не решение, а кратковременный обман, понемногу губящий человека. Духовная пища – вот что дарит радость и не приедается…

В этот момент поезд метро притормозил на одной из станций, двери вагона распахнулись: одни пассажиры вышли, другие зашли. Среди зашедших была одна довольно габаритная женщина, которая, пыхтя, устремилась на свободное место рядом с Али. Правда, свободным это место было условно – там сидел РАЗУМ. Когда толстушка наклонилась и стала присаживаться, РАЗУМ успел лишь выдать: «О нет!» И через мгновение женщина уже сидела в полупрозрачном РАЗУМЕ, вернее РАЗУМ, значительно уступая даме в параметрах, оказался сидящим в ней.

– Вот всегда вы так, люди… Толстой тупой задницей давите РАЗУМ, – сказал он недовольно и привстал.

– …Ничто, – продолжала МОРАЛЬ, – не дает человеку то чувство внутренней опустошенности, беспредметного внутреннего терзания и непонятно-одинокой тоски, что находит на него в минуты уединения, когда стихает хаос жизни или яркость дня, – как пустота духовная; именно духовный вакуум, духовное голодание души, даже при полном внешнем благополучии, не позволяет человеку в умиротворенной гармонии, в мире с собою и остальными, счастливо жить на белом свете. Не трудности омрачают жизнь, а неправильность ее проживания и ложное представление о ее смысле.

– Наиболее целесообразным, – заговорил ПРАГМАТИК, продолжая спорный вопрос, – будет начать изучение того, что поможет ему занять достойное место среди людей и успешно по этому месту продвигаться вверх. Это позволит душе, телу и разуму плодотворно функционировать в приятной симфонии…

Али все это уже так надоело, что он тут же последовал внезапно пришедшей в голову мысли: сунул наушники в уши и включил мелодию на всю громкость.

Поднявшись к себе, он положил книги на письменный стол, отошел немножко и плашмя повалился на кровать.

Всю эту неделю Али провел в каком-то забытийно-депрессивном состоянии. Похудел на несколько килограммов. На занятия в университете являлся с опозданиями. Не мог ни на чем сосредоточиться, не читал и не учил лекции. Короче, с той поры, когда он босиком выбежал на улицу, жизнь его походила на прозябание пьяного человека: много и отвратительно спал и мало что соображал.

Два часа сна пролетели быстро. Проснувшись, он присел на кровати и увидел сидевшего на кресле РАЗУМА.

– О нет! Каждый раз, просыпаясь, я надеюсь на то, что ты и остальные – всего лишь сон… И бывает очень неприятно убеждаться в обратном.

РАЗУМ ничего не ответил.

– А почему, – спросил Али, – вы все – мужчины? Почему, к примеру, СТРАСТЬ не женщина?

Потому что мы – твои свойства, личности, сущности, части, ипостаси – называй нас как хочешь. Будь ты женщиной – мы все были бы женщинами.

Али зевнул, подвинулся к спинке кровати и прислонился к ней спиной.

– Ты сказал, что ваша задача – мне помочь.

– Да, так и есть.

– Но, как видишь, вы мне лишь мешаете. С тех пор как мы… встретились, я похожу на живого мертвеца. У меня все в прямом смысле этого слова катится к черту. Вы нарушили привычный уклад моей жизни, внесли сумятицу в мое размеренное бытие. До того как вы появились, я хоть к чему-то шел. А сейчас я не то что не знаю, куда идти, я даже не имею никакого желания идти. Ну так где же и в чем эта помощь?

– Не жив, не мертв, не на земле и не на небе, – произнес РАЗУМ тоном, которым декламируют стихи, проигнорировав вопрос. – Честно говоря, я предвидел это твое состояние невесомости. Но немножко ошибся в расчетах: думал, что придешь в себя дня через два-три, а ты и неделю спустя не можешь оклематься. Ты просто не можешь смириться с противоречивостью своего внутреннего мира. Ведь это похоже не просто на раздвоение личности – о нет! Здесь личность дробится, расщепляется на множество частей, – говоря это, он скользнул взглядом по обложке книги Дэниела Киза «Таинственная история Билли Миллигана», лежавшей на полке небольшого книжного шкафчика, – по сравнению с которыми твой Билли Миллиган, так сказать, отдыхает… Так и с ума сойти недалеко, правда? – На лице РАЗУМА появилась самодовольная улыбка. – Ладно, поговорим серьезно. С ума ты, конечно, не сойдешь. А вот…

– А может, я уже сошел? – резко спросил Али.

– Нет, мы не галлюцинации, мы – реальность. Правда, реальны мы лишь для тебя.

– У сумасшедших тоже своя реальность.

– Нет, их реальность – это выдумка психически нездорового сознания. А ты абсолютно здоров.

– И это мне говорит какое-то полупрозрачное существо, сидящее напротив меня и называющее себя моим разумом… Очень убедительно!

– Со временем ты сам все поймешь, – сказал РАЗУМ. – А что касается твоего состояния и той пользы, которую мы можем тебе принести… Скажи, если бы какому-то деревенскому парню дали сразу столько знаний, сколько было у всех ученых прошлого, а с начала XX века и у лауреатов Нобелевской премии по всем номинациям, как думаешь, в каком состоянии он пребывал бы?

– Думаю, что ему было бы очень дурно. Но к чему ты клонишь? Я ведь не получил этих знаний?

– Ты так думаешь? Ты получил возможность познать суть человека таким способом, о котором все эти ученые могли только мечтать. Открой глаза шире, Али! Взгляни на все это со стороны. Встань, встряхни голову и начни действовать. У тебя есть возможность найти ответы на многие вопросы, познать то, что ты так давно желал познать, заглянуть в те глубины, куда никто не мог и не может заглянуть… кроме тебя. Как много отдали бы антропологи, философы, психологи и многие другие, чтобы иметь ту возможность, которой ты обладаешь, но не ценишь. Не бойся себя! Не бойся дурных желаний своей СТРАСТИ, эгоистического расчета ПРАГМАТИКА, духовных идеалов МОРАЛИ и так далее. Посмотри на это как бы со стороны, делай выводы. Лепи себя, воспитывай, куй! Ты не законченный продукт – ты все еще можешь себя совершенствовать!

– Я хочу жрать!

– В смысле? – спросил РАЗУМ.

– Кушать я хочу! Чего тут непонятного?

– О! Это хорошо… очень даже хорошо!

Когда у человека аппетит пропадает из-за душевных переживаний, а потом, спустя какое-то время, причина переживаний проходит и к внутренне омраченному его миру начинают пробиваться светлые лучи спокойствия и умиротворения, хотя бы немножко рассеивающие предмет печали, то человек первым делом ощущает голод. Натуральный, здоровый, физический голод.

Примерно это и случилось с Али.

В ходе обысков на кухне обнаружилось, что еды у него нет: холодильник и кухонный шкаф были пустыми. Везде валялись опорожненные бутылки из-под разных соков, энергетических напитков и простой воды. Али оглянулся вокруг, почесал затылок и протяжно зевнул.

Но про себя он уже решил, что будет делать.

6

– Приятного аппетита, – сказала официантка, поставив на стол, устланный разными кушаньями (это был ее второй заход с большим подносом), последнее блюдо.

Али сидел в закусочной, расположенной недалеко от его съемной квартиры.

– Это какое-то греховное чревоугодие, – укоризненно сказала МОРАЛЬ. – Зачем так много брать? Все равно ведь все не осилишь.

– Отвали! Я голоден!

– Прием пищи в таком количестве навредит твоему здоровью, прибавит лишние килограммы и испортит форму тела. Ты станешь толстым, ленивым уродом, который ничего стоящего в этом мире не добьется, – сказал в свою очередь ПРАГМАТИК.

– О, надо же! ПРАГМАТИК и МОРАЛЬ пришли к единому мнению, – сказал Али, запивая чаем еду, которой он набрал полный рот, смачно прожевывая и проглатывая.

– Они болтают лишнего, братишка! Это вкусно, а ты голоден – кушай в свое удовольствие!

– Вот, – сказал Али, в очередной раз набивая рот порцией еды, – вот СТРАСТЬ дело говорит!

– Важно получить удовольствие здесь и сейчас, – продолжала СТРАСТЬ, довольная успехом своего предложения, – ведь будущее – это темный лес, ответственность за которое лежит на судьбе, а не на человеке. Разве не так, святоша? – обратилась она к МОРАЛИ.

– Ты не путай тупой фатализм с верой в судьбу, это разные вещи, – парировала МОРАЛЬ.

Чем больше Али кушал, тем живее и задорнее он становился. К нему возвращались какие-то не совсем здоровые психические силы, приправленные жаждой поддевки и сарказма. То унылое, ступорозное состояние, овладевшее им в последнее время, резко сменилось какой-то болезненной активностью.

– Ну а ты что молчишь? – обратился он к РАЗУМУ, запивая чаем в очередной раз проглоченную порцию еды. – Ты же РАЗУМ! Скажи что-нибудь умное! Порази остротой мысли!

– Хочешь жрать – жри. Только жри молча или говори потише. Не забывай, для этих людей ты здесь один сидишь.

– Ха-ха-ха! Я тебя спросил не о мнении людей… А может, мне опять наушники в ухо сунуть, чтобы они подумали, что я с кем-нибудь из реальных болтаю, а?! Это ведь ты мне сегодня утром подсказал такой приемчик. И вообще, какого черта тебя волнует мнение людей?

– Я не заинтересован испортить твою жизнь, если ты не забыл.

– О, какая забота! Да ты не РАЗУМ, ты мама!

Произнеся слово «мама», он на миг осекся, ноздри вздулись, а глаза мгновенно увлажнились. Это еще больше прибавило в нем раздраженного задора, и он обратился к людям, которые уже настороженно наблюдали за ним, побросав свои вилки, ложки и ножи.

– Люди! Скажите мне, а вас беспокоят ваши страсть, разум, мораль и так далее, а? А меня беспокоят! Вот они, эти… Вот этот вот, – он указал на место рядом с собой, – это РАЗУМ. Смотрит на меня так недовольно. А этот, – указал он прямо напротив себя, – это СТРАСТЬ моя. Вот здесь сидит ПРАГМАТИК… это он так представился, представляете – «ПРАГМАТИК». – Али расхохотался. – Ну а рядом с ним сидит МОРАЛЬ. Но у вас они тоже есть, у каждого есть! Только вы их не видите и не можете с ними говорить! А я вот могу. Более того…

Официантка, которая приносила ему еду на подносе, некоторое время понаблюдав эту сцену, направилась к заведующему. Постучавшись, она вошла:

– Извините, Олег Васильевич, там один посетитель ведет себя как-то странно.

– Что случилось?

– Не знаю, он громко разговаривает сам с собой, потом обращается к другим клиентам. Сейчас там все разбегутся.

– Пьян, что ли?

– Да вроде нет. У нас он спиртного не заказывал, да и вел себя вначале как-то прилично.

– Хорошо, я разберусь. А вы занимайтесь своими делами.

Когда заведующий вошел в зал, Али вовсю разошелся. У кого-то на лице отражалось удивление, у кого-то сочувствие, у одних недовольство, у других улыбка.

– Извините, с вами все в порядке? – вежливо обратился к нему подошедший Олег Васильевич.

– Да, я в полном здравии… может быть. Но не пьян, это точно!

– Прошу прощения, но вы своим поведением пугаете наших посетите…

– Это их проблемы, – оборвал его Али. – Впрочем, я уже ухожу.

Затем он рассчитался и вышел. Тут же взял такси и поехал в свое меблированное логово. Войдя к себе, Али плюхнулся в кресло. Он находился в том редком состоянии, когда на него находила тоска одиночества. Он вспомнил о прошлом. Слово «мама», как бы случайно вырвавшееся у него в кафе, так и не выходило у него из головы, и теперь он мог свободно предаться тем тяжелым воспоминаниям из детства, сопряженным с этим словом. «Мама», – сказал он тихо, и глаза его вновь увлажнились. В памяти сотый, тысячный раз всплывала одна и та же картина.

7

Когда в 1994 году началась первая российско-чеченская война XX века, семья Али переехала в их родовое селение Урус-Мартан (хотя селение это и имело статус города, оно по внешним признакам и образу жизни его жителей все же походило на большое село), которое позже было объявлено «договорным», или «мирным», то есть свободным от войны. К концу зимы, после тяжелейших боев и многих провальных атак федералов, в ходе которых Грозный был практически полностью разрушен, город, наконец, был занят российскими войсками, а группы чеченской повстанческой армии отошли в горные и предгорные районы и селения, где и продолжались дальнейшие военные действия. Мирное население, в числе которого была и семья Али, к началу весны потянулось в город. Они поселились в одной-единственной уцелевшей комнате. Пока отец семейства восстанавливал остаток дома, мать, Мадина, еще задолго до начала войны работавшая педиатром в районной детской поликлинике, устроилась на прежнее место работы. Периферийно шли бои, заключались перемирия, проводились переговоры между чеченскими и российскими сторонами; в боях разрушенном Грозном проходил процесс налаживания жизни при новой власти. На дворе был уже 1996 год. Мать каждый день, возвращаясь с работы, готовила ужин, убирала посуду, стирала, а потом садилась с сыном учить буквы и писать по прописям. В сентябре Али нужно было пойти в школу в первый класс, и поэтому она спешила подготовить его, потому что за два года военной суматохи Али очень сильно отставал. Она уже купила ему школьную форму, в которую по вечерам часто его наряжала, чтобы полюбоваться им. «Мама, – говорил Али, – почему ты всегда купаешь меня, а потом надеваешь эту форму, хоть мы никуда и не идем?» – «Потому что, – отвечала Мадина, поправляя воротник его пиджака и зачесывая руками волосы, – хочу видеть, как мой прекрасный мальчик пойдет в первый класс». – «Но ты же все равно это увидишь», – не понимал Али. «А кто его знает… Даже если и увижу, я хочу видеть тебя снова и снова», – говорила она, обнимая и целуя своего ребенка в макушку. Ей не суждено было дожить до того дня.

В это время среди мирного населения ходил слух, пущенный самими ополченцами, что в ближайшее время отряды чеченской обороны планируют проникнуть в город и атаковать позиции федеральных сил. Даже разбрасывались соответствующие листовки. Одни, учитывая довольно успешную мартовскую атаку на город того же года, осуществленную ополченцами, поверили и вторично покинули Грозный, а другие, к числу которых принадлежала и семья Али, решили остаться, сказав «Будь что будет». Принять такое решение помогало и российское телевидение, по новостям которого русские военные заявляли, что чеченское сопротивление полностью разгромлено и что в горах идет процесс «добивания» вражеских остатков.

Меньше чем через месяц после этого, 6 августа 1996 года, группы чеченских ополченцев количеством примерно в одну тысячу человек прорвались в город с разных сторон… и начались полномасштабные военные действия. Грозный в очередной раз был объят интенсивными уличными боями. Все посты и укрепления российских военных были заблокированы и атакованы. В разных частях города полыхала подбитая техника.

Али ясно помнил это звучное колебание войны: шипение низко летящих накаленных пуль, затяжное посвистывание словно повисших в воздухе снарядов, гулкое эхо достигших цели бомб, треск автоматно-пулеметных очередей, рокот реактивных двигателей истребителей, идущих в пикет для ракетно-бомбовых ударов, и многое другое. Земля и все строения относительно небольшого города содрогались от глубинных бомб, ракет и снарядов так, как содрогается тело живого человека, по которому наносятся удары дубинкой.

Отец Али, Ибрагим, в это время испытывал сильное недомогание из-за пищевого отравления, полученного накануне вечером. Он лежал в постели с повышенной температурой, в бессильном раздражении пытаясь добиться того, чтобы Мадина оставила его в покое и пошла в укрытие, взяв с собой Али. Под конец, когда бомбы начали падать все ближе и ближе, он собрал все силы и накричал на нее, веля делать то, что он ей говорит. Мадина, в которой материнское чувство взяло верх над любовью к супругу, мигом схватила Али и побежала в укрепленный подвал трехэтажного соседнего дома, находящегося напротив через улицу. Сюда сбежались жители почти со всего квартала, оставшиеся безвыездно в городе. Кругом шли бои, попытаться выйти из города было равнозначно самоубийству. Многие из тех, которые все же рискнули, погибли, попав под обстрел. Поэтому людям не оставалось ничего другого, кроме как ждать в укрытии.

Мадина, держа Али на руках, быстро перебежала через улицу и спустилась по бетонной лестнице в темный подвал. Память слуха Али резко сменилась памятью обоняния и визуальности. Он вспомнил этот прохладно-сырой, едкий запах, пропитанный сигаретным дымом, пускаемым тремя сидящими у выхода худыми взрослыми мужчинами. Мадина, все еще не отпуская Али, прошла чуть дальше, в другую комнату, и опустила мальчика на землю. Это было довольно обширное помещение, слабо освещаемое с двух противоположных сторон тусклыми лучами керосиновой лампы и свечи. Свеча стояла на правой стороне, между кучки мужчин, играющих в карты. С левой же стороны, где стояла керосиновая лампа, доносились приглушенно звучащие голоса встревоженных женщин, часто делающих замечания своим меленьким детям, которые постоянно чего-то просили, о чем-то спрашивали или играючи спорили между собой.

Для не раненых и не убиенных чеченских детей, члены семей которых к тому же были живы, война представлялась делом забавным и интересным. Каждый раз, когда взрывалась бомба, эхом которой выбивались оконные рамы и сотрясались стены, они улыбались и говорили: «Ух ты, как грохнуло!» – и делились друг с другом впечатлениями. Особым их интересом было наблюдать, как истребители пикировали и пускали попарно свои смертоносные ракеты – шуф-шуф-шуф, после чего раздавалось оглушительное бах-бах-бах. И взрослым каждый раз чуть ли не насильно приходилось таскать своих чад в подвалы. Отдельным предметом потехи и забавы этих маленьких гордецов были взрослые: их взволнованно-испуганные лица, то, как они резко приседают и велят им делать так же при каждом близком взрыве, – все это вызывало в них демонстративные усмешки, на фоне которых они себе казались более храбрыми и стойкими, чем эти умные и опытные взрослые.

– Мадина, это ты? – раздался голос из левой кучки. – Что ты там стоишь, иди сюда.

Это была соседка Залина. Взяв Али за руку, Мадина подошла к женщинам.

– А где твой старик? – крикнул мужчина из правой кучки. Мадина узнала этот голос – это был Хезир, муж Залины. – Что, решил характер показать? – спросил он в своей обычной шутливой манере.

– Болеет, отравился вчера.

– Э-э, ерунда это! Болезнь – это всего лишь хороший повод для него делать то, что он сделал бы и без болезни.

– Может, притащим его? – предложил какой-то мужчина из их группы.

– Бесполезно, – ответил Хезир, – он упертый тип со сложным характером.

– Я ходил к ним, как только начались бои, – сказал кто-то третий, тоже сосед. – Он действительно болеет. Но когда я предложил ему помочь спуститься сюда, он меня и слушать не стал.

В этот момент раздался сильный взрыв, все затряслось, а из щелей потолка, где стыкуются бетонные плиты, посыпалась песочная пыль. Мадина было устремилась к выходу, но Хезир, заметив это, сказал: «Это не здесь… Это чуть дальше». И при каждом повторном взрыве он успокаивал ее теми же словами: «Это чуть дальше, не здесь». На автоматную трескотню и приглушенный гул дальних взрывов никто не обращал внимания, но когда случались взрывы, от которых с потолка сыпался песок и тряслись стены, утопленные в землю до самого потолка, – в такие минуты все в подвале замирало, воздух пропитывался какой-то безмолвной, смертельной тревогой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».