Куклы на чердаке

– Через две недели. Он во Франции, работает… – подал, наконец, голос сват. Он смотрел на Елену немигающими глазами, словно проверяя на прочность ее твердость духа. И она не выдержала взгляд, опустила глаза.

– Наташа, ты поедешь с нами? Домой? – Спросил отец.

– Я не знаю… Тони приедет…

– Разве ты не видишь, в какую семью попала? – не выдержала, наконец, Елена. – Ната, очнись, да они заколдовали тебя.. Посмотри на себя, дочка. На кого ты стала похожа?!…

– Ма, все в порядке…

– А как же может быть все в порядке, если мы выслали тебе пятьдесят тысяч долларов, а ты выглядишь, как мумия… Ты больна? Что с тобой?

– Ее муж смотрит, ничего она не больна.. Была больна, поправилась… – говорила, нахмурив брови, сваха. – Так ведь, Наташа?

– Ты же сама позвонила нам и сказала, чтобы мы тебя забрали…

– Сначала я так подумала, а потом поняла, что не надо было тебе так говорить… – Наташа даже не смотрела на мать. И вообще, она вела себя странно. Может, ее накачали наркотиками?

– Немедленно собирайся и поедем… – Приказал отец. – Вернее даже, не собирайся, а просто поедем и все… Без разговоров!

– Скажите, Наталия, как вам живется в этой семье? Быть может, у вас хорошо, и ваши родители напрасно забили тревогу? – Спросил помощник консула тоном, которым обычно разговаривают с детьми или психически нездоровыми людьми.

– Мне живется хорошо, – она так и не подняла глаз.

– Я хочу увидеть комнату, где живет моя дочь, чтобы понять, в каких условиях она находится…

– Почему вы не смотрите на экран, на свадьбу? – Спросила обеспокоенным тоном сваха. – Видите, сколько гостей? Больше тысячи кюфте* (кюфте* – приправленные особыми специями, в частности, чубрицей, маленькие котлетки) сделали…

– Ма, я здесь останусь… – она не сказала, а простонала.

– Мы и музыкантов приглашали… А сколько золота молодым подарили… Скажи, canim* (*canim – джаным – дорогой, дорогая)

– И где же это золото?

– Пошло на лечение.

– Наташа, не молчи, я прошу тебя, скажи, чем ты больна?

– Ма, я здорова. У меня все хорошо. Возвращайтесь в Москву…

– Я могу остаться с дочерью одна и поговорить? – Проговорила Елена истеричным тоном. – Вы слышите меня? Наташа, дочка, подойди ко мне…

Помощник консула сделал движение, и все присутствующие в комнате задвигались, словно каждый пытался спрятаться в угол, чтобы остаться незамеченными и дождаться развязки этой драмы… Не каждый же раз в их поселок приезжают родители русских невест…

Между тем, на экране играли веселую, пышную свадьбу, звучала характерная цыганская музыка, крупным планом показывали мокрых от пота уставших музыкантов… Наташа в белом платье и высокой прическе, которая так ей не шла, танцевала, как заведенная кукла (полное измождение и отсутствующий взгляд) со своим смуглым, растерянным женихом, почти мальчиком…

5

с. Страхилица (Болгария) октябрь 2008 г.

«Здравствуй, дорогая Наташа! Пишет тебе твоя подруга Соня Муравьева. Думаю, ты удивлена… А как яудивилась, когда узнала, что ты живешь в Болгарии. Наташа, я так рада, что мнеудалось тебя найти. Честно скажу, мне потребовалось время и надежные люди, которые разыскали тебя… Я понимаю, прошло время, и у каждой из нас своя жизнь. Мы обросли новыми знакомыми, приятелями, но для меня ты, Ната, осталась самой близкой подругой. Скажу сразу, мое письмо не праздное, нет. Мне срочно нужна твоя помощь. Как ты уже поняла, более близкого человека, которому я могла бы довериться, у меня нет. У меня проблемы, сложности, и мнепросто необходимо, чтобы рядом со мной был такой близкий человек, как ты. Вернее – только ты. Ты помнишь, как мы стобой представляли себя балеринами, устраивали танцы на веранде вашей дачи, какя приносила старые мамины платья, и мы с тобой надевали их… И как нам былохорошо вдвоем! И вся Москва была наша! Понимаю, что мое письмо может оказатьсянесвоевременным, ты же можешь быть занята, работать и т. д. К тому же, у тебяможет быть молодой человек, который помешает нашему с тобой плану… А планследующий. Мне просто необходимо, чтобы ты приехала ко мне в Мюнхен. Я вышлютебе денег на визу и на улаживание всех твоих проблем, и на билет, разумеется. Постарайся приехать. Поверь мне, ты не пожалеешь… Если ты поможешь мневыкрутится из той ситуации, в которую я попала, я не останусь в долгу… Да ивообще, у меня есть деньги, и, если, к примеру, у тебя сложности с работой иличто-нибудь в этом роде, я тебе помогу. Иработу найду, и жить будешь у меня… Словом, жизнь твоя, если ты приедешь комне, кардинально улучшится… Если тысогласна, позвони мне, то есть, просто пусти сигнал на мой сотовый. Тебе этоничего не будет стоить. Как только я его получу, так сразу же вышлю тебе деньгиWestern Union…

Ната, прошу тебя, ради нашей дружбы… Приезжай! Я тебя жду.

Целую

Твоя Соня»

Хорошее письмо. Обнадеживающее. Особенно, когда ты увязла по горло в нищете, когда глубокая осень, за окном идет дождь, а самое близкое существо на сегодняшний день, преданное тебе – это Тайсон. Любимая собака. Когда ты, русская девушка, похоронила себя в крохотном болгарском (вернее, турецком) селе старинного, исторически сложившегося района Делиорман, проживание в котором ставит на тебе особую печать… Сто левов в месяц, тяжелый физический труд, болезни и кромешное одиночество… А тут вдруг распахиваются солнечные ворота, предлагающие тебе войти в другую жизнь, где тебя ждут и любят…

Да, все оно так и могло случиться, если бы не одно обстоятельство – в моей жизни никогда не было подруги по имени Соня. И ни с кем я не танцевала в старых маминых платьях на веранде… У меня в юности были совершенно другие пристрастия: книги, мотоцикл, путешествия… Я любила путешествовать одна, срывалась и с завидной легкостью (как любила повторять мама) уносилась куда-нибудь в Карелию или Крым… Это было моей страстью, моим образом жизни. И все бы так и продолжалось, если бы не Тони. Тони – это колдовство, наваждение, это своеобразная болезнь, возможно даже – настоящая любовь, такая, какой больше не случится в моей жизни, поскольку Тони… Тони… Его больше нет…

Я пустила сигнал, не задумываясь. Ведь стоит этот богатой дамочке из Мюнхена получить от меня сигнал, как она сразу же вышлет деньги. А уж как я с ними поступлю – мое дело. И не моя вина, если она что-то перепутала, и что на свете существует не одна Вьюгина Наташа.

Я не хотела зацикливаться на этом письме, как и всерьез задумываться над тем, что собираюсь попросту украсть обещанные (предложенные?) мне деньги. Заберу деньги и исчезну из Страхилицы… Хотя, и куда же это я исчезну? Вернусь в Москву? К родителям? Я не уверена, что они меня ждут. Они оскорблены до глубины души моим поведением Варне, моим отношением к ним… Как же, ведь я не оценила их порыв…

Да, предположим, это я вызвала их в Варну. Но и их приезд я не так себе представляла. И уж меньше всего я ожидала увидеть в их компании официальное лицо – помощника консула… Они приехали за мной. Собственно говоря, я этого и хотела. Тем более, что в Болгарии меня уже ничто не держало… Вернее, никто не держал…

Так не хотелось вспоминать события тех дней… Но получалось, что мне не хотелось ни думать о письме и о том, что я собираюсь присвоить себе чужие, попавшие мне по ошибке, деньги, и о том, что вообще произошло со мной за последние три года… Но разве можно приказать мыслям свернуться клубочком где-нибудь у меня под боком и уснуть вместе со мной, укрывшись покоем и уверенностью в завтрашнем дне? Иногда они существуют, словно отдельно от меня и не поддаются ни на какие мои уговоры оставить меня в покое, они бередят мне душу, густо посыпают солью начавшие уже рубцеваться раны… Сколько уже раз я прокручивала в мыслях все то, что было связано с Тони. И до сих пор, когда я произношу это имя вслух, моя реакция скорее даже физическая: кровь бросается мне в лицо, сердце начинает колотиться так, что отдает в горле, а глаза полнятся слезами… Вот так.

Роман по интернету. Конечно, что может быть банальнее и пошлее. Но у меня все было красиво. И Тони, выудивший меня, как рыбку в сети, не отпускал ни на минуту… Он говорил о любви, он умел очень красиво говорить о любви. И все потому, что любил меня по-настоящему. Миллионы слов, обращенных к девушке, которую любишь… Они наполнили мою, в общем-то, одинокую, переполненную никому не ненужной свободой, жизнь радостью, надеждами, счастьем ожидания встречи с тем, кого любишь.

Тони был красив, молод, он постоянно говорил о любви и предстоящей свадьбе. А потом приехал, мы кружились с ним по Москве, просто не отрывались друг от друга. Мотоцикл был нашим единственным свидетелем, кто видел и слышал все, что касалось нашей любви. Как верный конь, он поджидал нас где-нибудь в лесу, неподалеку от того места, где мы обнимались… Тони в отличие от фотографий, которых у меня в папке «Тони» набралось около пятидесяти штук, в жизни был ярче, красивее, трогательнее… Смуглая нежная кожа, волнистые темные волосы, чудесная белозубая улыбка, исполненный любви взгляд… Все мои прежние прямо скажем, идеалистические представления о любви подтвердились в истории с Тони. Он был романтичный героем, с приятным иностранным акцентом, ласковый, щедрый… Он покупал мне цветы, называл меня, в общем-то некрасивую девчонку, самой красивой женщиной на свете, носил меня на руках, а в аэропорту, перед тем, как расстаться, подарил обручальное золотое кольцо с брильянтом… Когда он перешагнул белую полосу, отделявшую пассажиров от провожающих, я разрыдалась… У меня была истерика. Я почему-то подумала, что никогда больше его не увижу… Такую душевную боль до этого я никогда не испытывала.

Долго стояла, глядя в никуда, не в силах пошевелиться, пока не поняла, что Тони в Москве больше нет, и в России – тоже. Что прошло уже три часа, и самолет его приземлился, вероятно, в Варне, а я, оглушенная биением сердца, продолжаю, как ненормальная, смотреть ему вслед… Успел ли он соскучиться по мне за эти три часа? Я верила, что он испытывает ко мне примерно такие же сильные чувства, что и я к нему. Однако, телефон мой молчал… То есть, рассуждала я, он вернулся домой, но мне не позвонил, не сообщил, что долетел благополучно…

Дома, вернувшись из аэропорта, я сразу же включила компьютер, интернет… И как завороженная следила за экраном в ожидании маленького желтого конвертика – уведомления о почте… Следила я и за информационными телевизионными выпусками – вдруг его самолет не долетел! Это было бы единственным оправданием его молчания. Но никаких сообщений о разбившихся самолетах, летевших в Болгарию, к счастью, не было… Значит, Тони жив. А это – главное…

Мама, заглядывая ко мне в комнату, несколько раз пыталась заговорить со мной, понять, что произошло. Из моих скудных объяснений, связанных с приездом в Москву Тони, она знала только, что он прилетел, и что он любит меня.

– Ма, ну что ты так на меня смотришь? Он не бросил меня, мы решили пожениться… У нас все нормально. Просто у него проблемы с телефоном…

– Ну, да… – кивала головой мама, глядя на меня испуганным взглядом. – Ты, главное, так не переживай… Мужчины, они знаешь, какие?

– Нет, не знаю… – мы обе знали, что я говорю правду. До Тони у меня не было мужчин, хотя со стороны я могла бы показаться вполне современной, не обремененной девственностью, московской девушкой-студенткой. Студенткой… Экзамены в университет на филфак я благополучно провалила, а поступать еще куда-то у меня не было сил… По сути, в этом году я доставила своим родителям одни хлопоты и разочарования. Кому же будет приятно, если их единственное чадо так и не определится со своим будущим? Да и вообще, что это за дочь такая, которая целыми днями гоняет на мотоцикле, а вечером проваливается по уши в интернете, общаясь с каким-то там проходимцами? А теперь вот еще и жених объявился. И все бы ничего, да только не пожелал он почему-то знакомиться с ее родителями.

– Странно все это, Ната, – сказала мама, обнимая меня сзади и целуя затылок. Она редко позволяла себе такую нежность по отношению ко мне, считая это проявлением слабой воли, в то время, как я воспринимала это, как проявление любви. – Ну, почему он не захотел с нами знакомиться? Ведь, если мысли у него честные и ясные, если он хочет на тебе жениться, то он просто обязан был бы придти к нам, мы бы его расспросили о семье, о его планах на будущее.. Кстати, а чем он занимается? И на что вы собираетесь жить? У него есть профессия?

– Он время от времени ездит в Голландию или Францию – работает там, строит дома, кладет плитку… – Морща лоб от досады за то, что наверняка скажу сейчас не то, что от меня хотели бы услышать, вспоминала я рассказы Тони о его жизни, собирала мозаику из обрывков наших с ним долгих и сумбурных разговоров.

– Так он – плиточник? – Ахнула мама, для которой перспектива отдать замуж единственную дочь за какого-то там болгарского плиточника, являлась падением в пропасть. – И ты… ты, Ната, собралась замуж за плиточника, обыкновенного парня из неизвестной тебе страны, причем, страны бедной.. И все ради чего? Чем он тебя так привлек?

– Он любит меня, мама, – прошептала я, чувствуя себя героиней мелодраматического сериала. – Разве этого мало?

– А ты подожди… пока тебя не полюбит кто-нибудь более достойный… Ты пойми, мы – люди не бедные, мы поможем, но надо ведь помогать тем, кто старается…

Мой отец – бизнесмен, занимается продажей немецкой бытовой техники. Моя мама – правая рука папы, в этом и заключается ее должность по жизни.

Я видела, как мама старается объяснить мне на пальцах всю несостоятельность моего плана выйти замуж за непонятного и, по сути, безработного и бездомного Тони, но я в то время думала только о нем, вспоминала его поцелуи, горячие руки, смуглое гладкое и совсем еще юное тело, его нежное лицо, обрамленное черными локонами… Я тогда и понятия не имела, что это настоящий цыган… К тому же, мне казалось, что за те два дня, что мы провели вместе, втроем: я, Тони и мой мотоцикл (в лесу под Переделкино), я успела забеременеть… Во всяком случае, мне этого хотелось. И моя беременность представлялась для меня исключительно в романтичном, возвышенном ареоле: все мои родные отворачиваются от меня, и только я, с гордо поднятой головой и огромным животом, иду по краю моря, держась за руку Тони… Мы – изгои, но мы – вдвоем… И мы – любим друг друга.

Надо ли говорить, что финансовые проблемы всегда представлялись мне лишь словами – я никогда не голодала, и у меня никогда не бывало этих самых финансовых проблем… Все, что мне было нужно, мне тут же покупалось. Да и на карманные деньги я никогда не жаловалась.

– Послушай, ты бы могла сделать приличную партию с Гариком из папиного офиса, хороший парень, да и отец его – порядочный человек, правда, живет в Финляндии… Зато квартира свободна… А чем тебе не понравился Женя Мышкин, сын дяди Саши, папиного приятеля, ты знаешь, о ком я говорю… А Фима… Может, он и некрасивый и полноватый, но он очень умный, хорошо воспитан, я уверена, что, если он не уйдет в свою науку, он будет хорошим семьянином…

Говорить с мамой можно было бы годами – об одном и том же, и лейтмотив был бы всегда один: брось ты к чертям собачьим своего Тони и займись, наконец, устройством своей личной жизни…

Мой роман с Тони мои родители воспринимали крайне несерьезно, это факт. Но разве могли они предположить, чем закончится для меня это виртуальное знакомство, и что сам Тони окажется средством циничного вымогательства…

…Когда же он, наконец, объявился в интернете, я похудела килограмм на десять… Но увидев его адрес на экране, чуть не потеряла сознание.

«Canim, извини, что ее писал, болел. Приежай, я люблю тебя, жду. Мои родители готовят свадьбу».

А потом еще несколько десятков похожих сообщений… Потом он прислал мне официальное приглашение на три месяца.

И я решила, что поеду. Деньги на дорогу упали, мне, можно сказать, с неба – я очень выгодно продала свой мотоцикл… Купила туристическую визу и, оставив родителям записку: «Улетаю в Варну, к Тони. Позвоню. Простите. Ната», покинула Москву…

Мне надо было бы насторожиться еще в аэропорту Варны, когда я не увидела там встречающего меня Тони. А ведь мы с ним обо всем договорились… Вместо него ко мне подошел молодой человек в светлом плаще и широкополой шляпе и спросил меня: не я ли поджидаю Тони. Словом, он сказал, что за 500 евро отвезет меня к нему домой. Что у него сломалась машина… Я не слушала подробности, да и зачем, если сейчас все равно увижу своего Тони…

Парня звали Радо. Смуглое рябое лицо, холодные темные глаза, серьга в ухе… Он отвез меня в пригород Варны на своем стареньком «рено» и всю дорогу молчал. Где-то, очень глубоко внутри меня сидело сомнение относительно всего, что я сделала за последние два-три месяца… Неглупая и адекватная московская девочка, я чувствовала, что увязаю в какой-то странной, попахивающей опасностью, истории, но это будоражащее состояние нервозности, страха и какой-то воспаленной, болезненной любви буквально околдовало меня… Быть может, виной тому та неожиданно заполненная любовью пустота в моей душе… Ведь меня еще никто так не любил, как Тони… Мое одиночество, которое я прежде скрашивала утомительными, но приятными сердцу поездками на мотоцикле (я далеко не байкер, больше того, я боюсь этих ребят в коже, живущих по каким-то своим понятиям), были моим протестом всему тому, что я называла отсутствием личной жизни. Я словно доказывала себе, что могу спокойно прожить одна, без любви, без мужчин… Не сказать, что я уж совсем никому не нравилась, но если кто и обращал на меня внимание, то, как правило, какой-нибудь тюфяк, «ботаник» или маменькин сынок… Словом, те, кому нравилась я, не нравились мне. Обычное дело…

…Машина свернула на узкую улочку, забитую небольшими старыми домишками, крытыми оранжевой черепичной крышей, потом спустились к морю и оказались напротив нового, вычурного, выкрашенного в ядовито-зеленый цвет, дома со смешными, нелепыми балконами, украшенными белыми колоннами… У калитки росли высокие, в человеческий рост, красные розы – они распускались, как мне показалось прямо на глазах и источали крепкий аромат… За домом виднелась голубая полоска моря. Дивное, красивейшее место… Просто рай…

– Наташа! – Тони словно вырос из-под земли. Я не видела, чтобы он бежал ко мне с крыльца дома. Может, он ждал где-то поблизости…

Он был со мной, он обнимал меня, и это было главным. И черт с этими пятьюстами евро… Когда-нибудь я расскажу ему об этом…

…Ответ на телефонный сигнал, пущенный мной стрелой в неизвестный мне Munchen, пришел незамедлительно. Это была sms-ка: «Завтра утром я пришлю тебе код Western Union, получишь деньги в Шумене – 5 000 евро. Закажи в Софии шенгенскую визу в посольстве Германии на месяц (если получится на 3 месяца), купи билет до Мюнхена на самолет и сообщи мне дату и рейс по телефону. Твоя Соня».

Пять тысяч евро. Да на эти деньги можно, купив шенгенскую визу, исчезнуть, улететь куда-нибудь подальше ото всех, скрыться, спрятаться, устроиться на работу в каком-нибудь прибрежном ресторанчике в Испании и вообще начать новую жизнь… Где гарантия, что эта самая Соня, увидев меня и поняв, что поставила не на ту лошадь, не прогонит меня с треском с глаз своих, да еще потребует назад свои деньги… Скажет, зацепив ногтем указательного пальца мой подбородок: ты чего заявилась сюда, сучка, разве ты не поняла, что деньги попали к тебе по ошибке? Почему ты сразу не сообщила мне об этом? И будет, между прочим, права. И придется мне возвращаться в свою Страхилицу, к своим козам и Тайсону… С другой стороны, если эта Соня поймет, что ее обманули, она может просто-напросто заявить в полицию, тем более, что имя-фамилию мои она знает… И тогда меня будут разыскивать не только родственники Тони и мои родители, но и целая свора полицейских…

В случае, если же, если я, прибыв в Мюнхен, сама сделаю вид, что ошиблась, и что вижу перед собой совершенно не ту Соню Муравьеву, с которой была знакома в школьные годы, то тогда уже я стану возмущаться тем, что меня потревожили, обманули, доставили мне множество бесполезных хлопот… интересно, что будет тогда? Извинится ли Соня Муравьева-Бехер за свою ошибку или же, как было в первом варианте, прогонит меня в шею, не считая нужным приносить свои извинения?…

На печке стоял старый чайничек с заваренной липой. Там, где я живу, чай – это считается напитком для больных. Чай с травами называется «чай с билками», билки – — это травы. И пьют такой чай только больные. Нормальные же люди здесь пьют лишь крепкий кофе (причем, крохотную, с наперсток чашку с кофе, могут растянуть на час-полтора) и лимонад. Понятие черный чай здесь отсутствует в отличие от соседнего государства, просто помешанного на чае – Турции, где на каждом шагу тебе готовы предложить разлитый по маленьким прозрачным фигурным стаканчикам крепкий ароматный и непременный турецкий чай… А ведь я живу в турецкой деревне. Казалось бы, здесь живут турки. Им по штату не положено пить кофе и, тем более, пиво или водку. Но турки здесь взяли от болгар все то, что хотели – никто из мужчин ни в чем себе не отказывает…

Я налила себе в чашку чай, положила ложку меду. На улице в ночной темени, промокшей от нескончаемого холодного дождя, лаял мой верный пес Тайсон. Он беспокоился по любому поводу: пробежавшая за забором собака, лисица, хорек с истекающей кровью курицей в зубах, пьяный Рыдван… Мои две козочки спали в хлеву, прислушиваясь к шуму дождя… А куры наверняка ежились от холода – черепичная крыша пропускала воду…

Я пила чай и представляла себе завтрашний день. Неужели на самом деле какая-то там Соня Муравьева пришлет мне, всеми забытой Наташе Вьюгиной, такую кучу денег?! А может, она просто сумасшедшая? Нет, конечно, это не так. Но ей зачем-то очень-очень нужна эта сама Наташа. Что же приключилось в Мюнхене с Соней? Какая беда, что она, так рискуя, собирается расстаться с такой крупной суммой денег, лишь бы только моя тезка приехала?… Неужели, когда у тебя есть деньги, ты не можешь решить все свои проблемы, и тебе непременно нужна помощь подруги детства? Странная история… Ну и пусть. А что, если это мой шанс что-то изменить в своей жизни? Быть может, ошибка Сони Бехер сослужит мне, нищей и никому не нужной «русскине», хорошую службу?

И я приняла решение.

6

Г. Шумен (Болгария) октябрь 2008 г.

Утром у меня ушло два часа на то, чтобы покормить кур, подоить коз, отправить их в стадо (чабан задержался, люди в селе говорили, что у него проблемы с женой), да отпроситься у Нуртен, моей хозяйки. Я объяснила ей, что мне нужно в Шумен, по срочному делу.

Нарядная – голубые шаровары и голубая теплая кофта, белая с синим косынка – Нуртен посмотрела на меня с недоверием. Она ждала, что я объясню ей, зачем мне так срочно понадобилось в город, но я не собиралась никому ничего объяснять. Но и привлекать к себе внимания я тоже не хотела. Сказала, что у меня разболелось горло, что распухли гланды… Нуртен сказала, что ее муж, Эмин, собирается в город, что может сам отвезти меня в больницу. Делать нечего, я отправилась в Шумен с Эмином, на его « BMW». Он плохо говорил на болгарском (надо сказать, что многие жители Страхилицы, хоть и живут в Болгарии, говорят только на турецком, а некоторые так и вовсе годами не покидают деревни), а потому мы всю дорогу молчали. Как тогда, с Радо…

Я снова вспомнила Тони, и тот яркий солнечный день, когда я прилетела к нему в Варну… Радо уехал, а мы остались одни в доме. Тони объяснил мне, что пожениться мы пока не можем, что ему всего шестнадцать лет, что он просто выглядит так мужественно и кажется постарше. Меня это ничуть не смутило…

– Но мы все равно поженимся. Нас родственники мои поженят… У нас будет свадьба…

А потом он исчез. Приехала машина, его кто-то позвал, он, поцеловав меня и шепнув: «Canim, я сейчас…». Я прождала его до вечера. Слонялась по пустому, новому, пахнущему штукатуркой и свежеструганными досками дому и ждала, ждала… Нашла в холодильнике кусок брынзы, она показался мне самой вкусной едой на свете…

А ночью приехали какие-то люди, целая компания или, точнее, семья…

– Я – майка на Тони, – сказала мне полноватая женщина в черных брюках и золотистой кофте.

А потом на ломаном русском начала рассказывать мне какую-то удивительную историю о том, как много их семья потеряла на любви Тони ко мне. Что он должен был жениться на богатой девушке из их племени (а тогда не понимала, о чем вообще идет речь!), а Тони как с ума сошел – влюбился «в интернет»…

…Эмин высадил меня возле больницы и уехал, сказав, что, когда мне надо будет обратно, домой, чтобы я дала ему сигнал. Здесь это принято – не звонить, как звонят нормальные люди, а пускать унизительные сигналы: мол, у меня нет денег, но я хочу с тобой поговорить, набери меня…

– Добре, я позвоню… – сказала я, оглядываясь в растерянности и еще пока не понимая, в какую сторону мне идти. Я имела самое смутное представление, где поблизости расположено отделение «Western Union».