Великий гунн

Тимерташ вошёл в компании старейшин трех древних родов – они занимали самое высокое положение во властной иерархии гуннов. Хотя и редко кузнеца приглашали на Совет старейшин, но присутствовал он здесь далеко не первый раз и внешне мало чем отличался от вельможных соплеменников. Разве только одет был в короткий чекмень49 из кожи, подпоясанный широким поясом с золотой пряжкой, тогда как старейшины предпочитали длинные кафтаны. Что выделяло кузнеца, так это рост – его голова с пшеничного цвета волосами до плеч возвышалась над остальными, хотя и стоял, опустив её. Не любитель быть в центре внимания, он не знал как вести себя в сложившейся ситуации.

Нахождение Тимерташа среди представителей высшего гуннского общества в немалой степени озадачило Тотила. Конечно, ему известно сколь почитаемы кузнецы, но в его сознании не укладывалось сравнение себя с начальником ремесленников. В его понимании даже простой воин по статусу много выше ремесленника или торговца, не говоря уже о командире дружины конунга, кем являлся он сам. Не меньшее удивление выражали лица его товарищей. Почувствовав недобрый настрой в отношении Тотила, они уже не были уверены в благоприятном исходе разбирательства. Лишь понимание силы, которая стояла за гепидами в количестве нескольких тысяч уважаемых Аттилой проверенных в боях воинов, позволяла сохранять достоинство.

Тяжелая дверь в конце зала открылась, и вошли Бледа с Аттилой. Присутствующие замолчали. Братья прошли по возвышающемуся над полом настилу, покрытому красивыми персидскими коврами, к своим креслам. Бледа дал знак одному из старейшин начинать. Тот подробно изложил суть инцидента, в конце сообщив, что двое из ремесленников умерли от ран. Это известие окончательно обострили ситуацию, так как до сих пор знали только о раненых… Оказалось, дело дошло до убийства! Поднялся шум.

Бледа поднял руку, но далеко не сразу в зале успокоились.

– Что скажет зачинщик драки, превратившейся в настоящий бой в центре города?! – обратился он к германцу.

– Я хотел лишь угостить женщину греческим вином, что привезли мы из похода. А то, что здесь сказано о грубом обращении с ней – неправда! Да, я взял её за руку, а в ответ услышал оскорбления, недостойные благородного воина! – оправдывался германец.

– А что же ты хотел услышать? – раздражённо спросил Бледа.

В зале засмеялись, но смех быстро затих, – присутствующие понимали серьёзность ситуации и разбираемого дела. Простого разрешения конфликта явно не предвиделось и неизвестно чем всё закончиться.

Вождь гепидов Ардарих решил за лучшее публично признать недостойным воина поведение Тотила, как заслуживающего наказания:

– Настоящий мужчина обязан уважать женщин, хотя бы за то, что они по воле Бога дают нам жизнь! Для того чтобы Тотил понял эту, казалось бы, простую истину, мы определим на племенном совете, как наказать его…

Шум возобновился! Стало понятно, для большинства присутствующих такое простое решение явно будет недостаточным. Даже среди германских вождей возникли разногласия, но особенно угрожающим выглядело суровое молчание старейшин гуннов.

Задумался и Аттила. В голове неожиданно возникли воспоминания далёкой юности, когда основная ставка располагалась на берегах Борисфена50, а дядя Ругила уже начал осваиваться на Истре.

Тёплым летним утром он отправился на реку, где увидел полоскавших бельё девушек и женщин из расположенного рядом россомонского селения. Они не обратили внимания на подростка, ведущего лошадь к реке. Многие, стоя в воде, даже не прикрыли оголенных колен и, глядя на юношу, весело смеялись. Одна из них окликнула Аттилу, обращаясь на гуннском языке:

– Эй, багатур, помоги нам, а мы уже найдем, как тебя отблагодарить!

Девушки рассмеялись ещё громче.

– Давай, давай! Ты сильный, – мы будем полоскать, а ты отжимай!

– Может, и расцелуем тебя за это, – дурачились девицы.

Он решил уйти подальше от расшалившихся молодок, но увидел среди них красавицу Синельду с пышной косой.

Девушка давно ему нравилась. На год – два старше его она являлась к нему во снах, где он «обнимал», «целовал» её в мягкие губы, не раз просыпаясь от необычных ощущений, за которые потом становилось стыдно. До сих пор не мог решиться подойти к ней, тайком наблюдая за девушкой. Но теперь, когда ему – сыну Мундзука – следовало уйти, не обращая внимания на бойких девиц, возможность близко видеть предмет обожания пересилила робость юноши. Он подошёл, глядя только на Синельду, не осознавая, что будет делать в такой ситуации…

– Ой! Смотрите, никак мальчику понравилась Синельда! – удивленно произнесла одна из женщин. – А ведь это племянник Ругилы?! – уже с тревогой продолжила она. – Давай-ка заканчивать, – стала торопить девушек старшая, не обращая внимания на юношу, уверенная, что тот не понимает их языка.

Он продолжал стоять. Когда же девушки отвернулись, усиленно полоща бельё, пришли в голову мысли о своей непривлекательности. С тех пор как начал задумываться о внешности, Аттила болезненно относился к проявлениям подобного отношения. Вот и теперь в раздражении хотел было ускакать прочь, но в это время Синельда подняла голову и посмотрела на него бездонными, как синее небо глазами… Она ласково улыбалась, и в лице её не увидел и тени пренебрежения или снисходительности, которые бы оскорбили его чувства. Неожиданно для себя взял из рук Синельды что-то из мокрого белья и стал неумело делать то, чего никогда раньше не делал, – попытался отжать стекающую с него воду. Его поступок вновь развеселил девушек, и они уже без всякого страха обращались к нему, несмотря на увещевания старшей, только опустили подолы вышитых цветами платьев.

Так он познакомился с той, которая, как оказалась, была невестой Тимерташа, бывшего на несколько лет старше него и вскоре вышла за кузнеца замуж…

Воспоминания вихрем пронеслись в голове Аттилы и вернули его к действительности. Наблюдая за молчавшим кузнецом, подумал: «Сам я уничтожил бы всех, кто посмел хотя бы взглядом обидеть Синельду»!

Тем не менее, принимать сторону сочувствующих кузнецу не стал; неизвестно что более – старая душевная рана или желание сохранить дружбу с Ардарихом заставило его подняться в защиту германца.

– Считаю извинения конунга за воина достаточным, чтобы Тимерташ согласился их принять, – произнес он как можно спокойнее, чтобы не возбуждать иные мнения. – Другое дело, насколько нас устроят меры, какие предпримет Ардарих, чтобы предотвратить подобные конфликты. Надеюсь, наказание будет соответствовать проступку и вождь нам его объявит.

В наступившей тишине, казалось, большинство поддержит это предложение. Но Бледа был иного мнения…

– Два человека умерли от ран и оба они молодые кузнецы – наиболее почитаемые нашим народом ремесленники, без которых невозможно представить жизнь воина, – медленно проговорил он. – Даже от врагов мы защищаем в первую очередь детей, жен, и ремесленников, создающих оружие нашего могущества. Можем ли простить убийц, которые посмели поднять руку против кузнецов в ставке гуннов?!

Споры возобновились, рассеяв последние надежды на скорое разрешение конфликта. Смерть ремесленников, защищавших достоинство женщины, тем более жены уважаемого человека, действительно не могла остаться безнаказанной. Стало ясно, никакие доводы в защиту Тотила и его друзей не будут иметь значения. Старейшины не позволят разойтись, не приняв решения о наказании виновных. Оставалось надеяться, что наказание не вызовет разрыва с гепидами.

В результате всё же решили прервать совещание до выяснения непосредственных виновников причинения увечий, приведших к смерти.

На следующий день продолжилось обсуждение конфликта. В итоге два воина, нанесшие раны умершим от них кузнецам, были приговорены к смерти. Тотилу удалось избежать самого сурового наказания, при условии не появляться более в пределах главной ставки. Во избежание дальнейших беспорядков отряды германских вождей решили отправить в поход под командованием Аттилы против непокорных бургундов51, вышедших из повиновения правителям гуннов.

Аттила понял: сегодня управляет Бледа! Его же мнение старейшины явно проигнорировали. Единственно положительной стороной решения Совета оказалось, что вожди гепидов, остготов, герулов и ругов ещё более прониклись к нему уважением, по-своему оценив заступничество.

Глава V. Кузнец

Тимерташ спокойно принял решение Совета. Синельда уверила мужа, что начальник дружины не сделал ей ничего такого, что могло обесчестить, и нельзя простить, а поведение гепидов было обычным явлением для германских воинов, долгое время находившихся вдали от семей. Вероятно, поэтому кузнец не жаждал крови Тотила, тем не менее, никогда не примирился бы с оправданием убийц мастеров, вступившихся за честь его жены! Более того, один из умерших оказался его племянником, которого Тимерташ обучал искусству ружейного дела. Несмотря на свои девятнадцать, тот был неплохим мастером и самостоятельно ковал прекрасные мечи. А вот теперь его не стало… совершенно справедливо, что преступники будут казнены!

Кузнец родился в семье мастера-ружейника на берегах Атила, откуда родом хан Аттила. Его мать была дочерью главы одного из уважаемых родов, и с раннего детства мальчик понимал, что относится к почитаемому сословию, занимающего положение в обществе на уровне военачальников. С давних времен могущество его народа ковалось мастерами и литейщиками, умевшими плавить железо так, как никто на земле не мог это делать. Секреты обработки металла, наряду с искусством изготовления великолепных боевых луков, по дальности стрельбы и убойной силе равных которым не было, как и многое другое ремесленники передавали из поколения в поколения. Никто не умел делать прочное и вместе с тем изящное оружие, остроконечные шлемы или кольчуги для воинов, какие изготавливал Тимерташ. Кузнец понимал, что германские вожди вынуждены смириться с казнью двух воинов, нанесших смертельные раны ремесленникам, зная особое отношение гуннов к оружейникам. Понимал он также, что некоторые старшины одобрили решение, в том числе, из-за того, что недолюбливали гепидов.

Смешанные браки юношей и девушек гуннов, антов или россомонов были обычным явлением, на это старейшины легко давали согласие, но не браки с гепидами. Синельда из племени россомонов стала его женой. Он души не чает в ней и детках, которых уже четверо. Она отвечает тем же. Хотя и непросто было получить согласие на женитьбу кузнеца с девицей другого племени. По обычаю кузнецы могли брать в жены только девушек из сословия ружейников другого рода, но гуннов. На их брак старейшины согласились потому, что и Синельда родилась в семье кузнеца, хотя и россомонского племени, а сам он не только кузнец, но по материнской линии представитель одного из наиболее уважаемых родов.

С этими думами Тимерташ возвращался из ханского дворца. Его бревенчатый курень, огороженный плетёным забором, располагался на краю ставки. Вблизи куреня находились строения с литейными горнами, кузнечными мастерскими, где с утра до вечера кипела работа, – шесть мастеров с подмастерьями трудились здесь.

От крыльца с резными деревянными столбами со всех маленьких ног ему навстречу мчались двое младших сыновей. Зима только началась52, но день стоял морозный и на детишках уже надеты маленькие овчинные шубки мехом внутрь, а на ногах войлочные сапоги. Свежий снег пуховым одеялом покрывал землю радуя новизною детские души. Они были в том возрасте, когда сезонные перемены воспринимаются как чудеса, дарованные Небом! Впрочем, так оно есть и на самом деле, только взрослые привыкают к ним и к выпавшему первому снегу относятся без должного восхищения. Он подхватил сыновей, посадив на огромные плечи.

Многое в доме сделано его руками: крыльцо с колоннами, резные наличники, затейливая мебель. В помещении чисто и уютно. Полы из гладко оструганных досок покрытые шерстяными и войлочными коврами с замысловатым орнаментом аппликаций свидетельствовали о достатке их владельцев; окна, закрыты бычьими пузырями и завешаны расшитыми занавесками. Всюду, куда ни глянь, чувствовались заботливые руки хозяина и хозяйки, создавшие уют в доме.

Люди его племени уже отвыкли от обычаев предков, которые легко снимались из обжитых мест в поисках лучшей земли, перевозя нажитое в четырехколесных телегах, запряженных быками. Теперь гунны, многое перенявшие у тех, чьи земли завоёвывали и с кем заключали союзы, предпочитали жить в теплых домах из дерева, оставив шатры и войлочные юрты для походов и летних стоянок. Строились селения. Даже семьи скотоводов, проводившие большую часть года на пастбищах с табунами лошадей и овец, на зиму поселялись в теплые дома. Деревянные строения хотя и не столь долговечны как каменные, но теплые, что важно в условиях холода. Те же ромеи, называвшие гуннов «варварами», вынужденно признавали, что деревянные терема их племенной знати отличались особой красотой и требовали высокого мастерства строителей.

Синельда встретила своих мужчин с улыбкой, какая отличает счастливых, с домом, полным детей и заботливым мужем от неуверенных, лишённых семейного счастья женщин. Ни богатство, ни власть не могут дать того, что бывает в доме, где царит любовь. Она настоящая красавица и мало кто проходил мимо её, не окинув восхищённым взглядом. Синельда привыкла к такому вниманию, прекрасно понимая причину, но осознание привлекательности скорее тяготило, нежели радовало. Как и все замужние соплеменницы, чтобы не привлекать лишних взоров она скрывала на улице часть лица концом головного платка, но не всегда этого оказывалось достаточно, как и в случае с гепидами, который окончился так нехорошо. Было ещё одно обстоятельство, не дававшее покоя душе даже более этого. Сын Мундзука редко бывал в ставке, но в этот раз его пребывание затянулось и они случайно встретились взглядами во время праздничной церемонии, посвящённой приходу зимы. То как он посмотрел на неё не оставило сомнений в сохранения каких-то чувств и, возможно, обиды за отвергнутую юношескую любовь! Даже конфликт с пьяными гепидами казался теперь ей не простой случайностью. В какой-то момент подумалось, что Тотил затеял его специально и за всем этим стоял Аттила. Но говорить о мучивших её переживаниях не хотела, – боялась, что муж поступит опрометчиво и погубит себя.

Маленькая дочка спала в берёзовой люльке и Синельда могла заняться мужчинами. Ко времени подошёл старший сын Булат уже самостоятельно трудившийся в мастерских. Младшие, быстро скинули сапоги у порога и, сняв полушубки, бросились к столу, но были согнаны со скамьи…

– А кто будет руки мыть? – послышался строгий голос матери.

Она взяла берёзовый ковш и тёплой водой стала по очереди лить на руки мужу и детям.

– Проголодались? – весело спросила, когда те вытерлись о рушник. – Будете есть мясо и кашу!

Все четверо в одинаково светлых, спускавшихся до середины бёдер, с расшитыми воротами льняных рубахах расселись за столом.

– Опять каша, – пытался запротестовать старший Булат, но осёкся, увидев, что отец уже взял большую деревянную ложку.

Когда-то и Тимерташ не любил кашу из просяных и ячменных зерен, предпочитая мясо в каком бы то ни было виде, приготовленное над огнём или раскалёнными древесными углями. Но Синельда умела так приготовить разные блюда, в том числе каши, сыры и множество других вкусностей, что всё поставленное на стол быстро исчезало в животах. Потому, вероятно, в доме не принято обсуждать вопросы, связанные с едой. Ей занималась хозяйка, и никто не пытался вмешиваться в эти процессы. Скоро всё, что лежало в чашках, оказалось съеденным, а ложки с резными ручками дочиста вылизаны, чтобы матери легче было их помыть.

За окном стемнело, и дети без напоминаний укладывались спать на полатях за деревянной перегородкой. Тимерташ лёг в приготовленную постель, ожидая, когда Синельда управится по хозяйству. Она накормила грудью младшую, после чего та быстро заснула, и, умывшись из кувшина отваром из засушенных растений, прилегла рядом. Воспоминания, как непросто они стали мужем и женой привели Тимерташа в особое расположение, когда просыпаются нежные чувства. Он снял с жены тонкую ночную рубаху, чем привел её в немалое смущение – несмотря на годы супружества, она продолжала стесняться наготы. Он же в полной мере наслаждался, любуясь её нежными губами, наполненными молоком грудями, не сдерживая желания, целовал её. Синельда лишь смущённо улыбалась, отвернув голову. Всё же она решила поделиться опасениями. Не скрыла и того, что считает не случайным конфликт, затеянный гепидами.

– Мы с тобой ни при чем. Просто гепиды за спиною Аттилы почувствовали себя слишком вольно, а в их племенах, видать, женщин не очень уважают, – возразил Тимерташ, пытаясь успокоить жену.

Мужчине трудно понять женщину, тем более её интуитивные переживания бывают и вовсе недоступны.

– А как себя вел хан Аттила на Совете старейшин? – спросила Синельда.

– Вначале хотел было защитить их от гнева старейшин, отдав на суд вождей своего племени. Но в конечном итоге признал тех, кто нанес смертельные раны кузнецам, преступниками, и согласился с казнью.

– Ты сказал: «согласился»! То есть изначально хан был на их стороне?

– Гепиды достойные воины, и Аттила не желает с ними ссориться…

– Пусть так, но всё же будь осторожнее с ханом, – с сомнением произнесла Синельда и, решив прекратить разговор, ласково положила палец мужу на губы.

Глава VI. Западный поход

С тяжёлыми мыслями Аттила отправился к себе после Совета, где ему в очередной раз дали понять, кто на самом деле управляет гуннами. Его не особенно интересовали приговорённые к смерти гепиды, но вожди и старейшины не сочли нужным считаться с мнением Аттилы! Это действительно обидно. Более того, отправляют в западный поход, похожий на ссылку под предлогом покорения бургундов и тех готов, что отказались от союза с гуннами; ему ничего другого не остаётся, как подчиниться. Сам поход не огорчал, скорее наоборот, пребывание в столице тяготило: образ жизни в ставке, хитросплетения Бледы и старшин, всё менее напоминавшие жизнь воинов, были не по душе. К тому же Бледа вводил чуждые порядки, окружил себя помощниками, которых, похоже, устраивала жизнь, подобная ромейской… Ничего! Настанет день и он сумеет поставить на место старейшин, заставит себя уважать. А пока надо готовиться к походу, думать, как заинтересовать в нём воинов.

Он знал: очень сильно заблуждаются те, кто считает воинов некими безликими существами, всегда готовыми по приказу вождя идти в бой, не боясь опасности. Если б это было действительно так, побеждали те, кого больше, или те, кто обладает лучшим оружием. На самом же деле у каждого человека есть собственное представления о врагах, о вождях, о своём месте в обществе. Не считаясь с этим, легко утратить доверие, остаться полководцем без армии. Кроме того, у них есть семьи, требующие еду, одежду. А посему даже уверенность, что по воле Неба погибший в бою получит все блага в другом мире, не может заменить естественные заботы о семье. Так же и желание жить в этом мире может подавить волю воина, которого ведут в бой ради непонятной ему цели. В таких случаях даже уверенность, что семья в случае гибели воина будет обеспечена всем необходимым, может оказаться недостаточной для поднятия боевого духа. Побеждают сильные духом!

Эту задачу ему предстоит решить. Заинтересовать разноплемённое войско, каковым сегодня является армия гуннов, большинству из которых нет дела до жизни тех же бургундов, воевать с которыми они отправляются, очень непросто… Они не наёмники, воюющие за золото, хотя и умеют воевать, но делают это плохо, так как жизнь свою оценивают более драгоценностей! Сложность и в том, что уверенность гуннов в наличии лучших земель там, куда на ночь уходит Солнце, стала подвергаться сомнениям. Оказалось, она здесь много хуже той, что на родине предков, и не может прокормить скот, а вынужденное уменьшение поголовья заставляет менять жизнь народа. Те же, кто ушел слишком далеко на запад, уже и вовсе забыли, что они гунны. Таковыми стали двоюродные братья Аттилы на берегах Рейна… Только ближе к утру, когда мысли, нагромождаясь одна на другую, стали путаться, ему удалось заснуть.

К походу готовились далеко не все. Аттила решил не привлекать антов и склавен, так как большое количество воинов может замедлить скорость передвижения войска и его обеспечение провиантом в условиях зимы. К тому же для небольшой армии легче соорудить переправы через незамерзшие реки. Не меньшей причиной для принятия такого решения служила их взаимная неприязнь с германцами, что не способствовало взаимопониманию и согласованности в действиях объединённых дружин. Ещё не стёрлись воспоминания о событиях, когда готами были захвачены в плен и казнёны вождь антов Божа с сыновьями и представителями высшей племенной знати. Приходилось считаться с возможностью проявлений былой вражды. Остались на месте отряды алан. Ко всему прочему из Рима пришло сообщение о готовности легионеров во главе с Аэцием участвовать в совместных действиях против бургундов, которые отказались подчиняться Бледе с Аттилой, а своими набегами на северные провинции доставляли немало хлопот и Западной империи.

Римлянин много лет провёл в ставке кагана Ругилы. Тогда Аттила с ним познакомился: Аэций в совершенстве овладел языком гуннов, Аттила – латынью. По возвращению на родину патриций сохранил воспоминания о былой дружбе, время от времени присылая о себе сообщения. Здесь он быстро добился возвышения и даже получил звание консула53, дававшее огромную власть в Римской империи. Аэций пользовался уважением и среди германских федератов. Он умел находить слова, способные вести людей и побеждать. Когда-то в долгих беседах о военном искусстве друзья пришли к выводу, что сила внутренней убеждённости полководца и решительное следование принятому решению привлекает людей, заставляет их следовать за ним. Теперь Аэций с успехом применял это на практике.

Двойной перекрещивающийся знак ваджры в виде креста, символ вечности, мужского начала в тибетской культуре. URL: http://images.yandex.ru

Те, кто отправлялся в поход, в полном боевом снаряжении построились для смотра. На правом фланге на терпеливых, привычных беспрекословно подчиняться приказам хозяев конях расположились гунны. В шеренгах стояли бардоры, битугуры, кутургуры, утургуры, ултизинуры, савиры и представители других племен, каждое из которых отправляло часть воинов в поход54. Непроницаемые, большей частью безбородые, с усами и без них, со следами боевых ран, шрамами лица воинов, явно не располагали к разговорам о поэзии и философии. У многих татуировки с заклинаниями, родовыми тамгами и руническими знаками. Некоторых украшали татуировки мифических драконов и крестов55.

Особого внимания заслуживали лошади гуннов, вернее их убранство! Казалось, нет ни одной, чья сбруя походила бы на другую. К примеру, фалары56 представляли собой не просто крепежи, но украшения в виде круглых, овальных выпуклых бронзовых, золочёных пластин с замысловатым орнаментом, фигурами зверей на лицевой стороне; морды лошадей прикрывали защитные пластины различной формы. Удобные деревянные седла, обитые добротной кожей с набитой под ней шерстью и стремена, позволяли всаднику биться в рукопашном бою, вести стрельбу из лука. Седельные дуги обиты золотом и серебром, начельники57 лошадей изготовлены из позолоченной бронзы, а кое у кого из чистого золота. Таким образом, аскетичная внешность гуннов с лихвой компенсировалась убранством лошадей, золотое великолепие которого, вероятно, пришло гуннам из Саяно-Алтая скифских времен58.

От древних скифов гуннам передалось искусство стрельбы. А секреты изготовления сложносоставных композитных луков хранились веками. Умение всадников поражать цели на полном скаку во все стороны, в том числе и назад, поражало современников; мало кто мог противостоять гуннам в дальнем бою. Но не только луками славились гунны! Алтайские кузнецы раньше других научились плавить железо в горнах, благодаря чему изготавливались превосходные мечи, кинжалы, наконечники стрел и копий, пробивающие любую защиту античного воина. Защитные доспехи у большинства гуннов из грубой кожи с нашитыми пластинами из железа, костей. Некоторые воины имели железные кольчуги, стоимостью в табун боевых лошадей.

Не менее внушительно выглядели германцы: остготы во главе с Валамиром и двумя его братьями, гепиды Ардариха, вооруженные копьями с железными наконечниками, обоюдоострыми мечами, топорами и секирами выстроились на левом фланге. Здесь же стояли алеманы и представители других племён. Немало германских воинов предпочитали сражаться верхом. На них также надета защита из кожи с металлическими пластинами, у некоторых с позолотой или серебром. Этим германцы отличались от гуннов, более украшавших коней, но не себя. Были здесь и пешие отряды, умеющие противостоять коннице, незаменимые в горах и лесах. Пехотинцы держали перед собой большие щиты от земли до подбородка, составлявшие их основную защиту. Тяжелые доспехи пешему воину не нужны, оружие – копьё, меч и секира.