Не называя имен

Мягкая трава, устланная ковром на земле, щекочет пальцы ног, припадая к земле под весом тела, она переливается серебром от света луны, будто бы это не трава, а самый настоящий шёлк. Ночные сверчки разлетаются в стороны, чувствуя приближающуюся опасность, притаившись меж травинок до тех пор, пока устрашающее чудовище невообразимых размеров не будет достаточно далеко. Почерневший от ночной пелены Холм громко стрекочет свою вечную древнюю мелодию, успокаивающую в человеке такую же древнюю частичку. Это то место, откуда не видно ни домов, ни бесконечных линий фонарей вдоль дороги, не слышно надоедливого тарахтения машин… Деревья, которыми усеян весь парк, скрывают меня от остального мира, словно возведенная стена. Здесь давно не разливают свет фонарные столбы возле деревянных скамеек, но мне это даже нравится. Свет фонарей приглушает свечение той основной причины, по которой я прихожу сюда почти каждую ночь лета. Из-за созданного человеком электрического света звезды не светятся так ярко, а вот когда его нет, бездонное небо оживает, оно будто бы движется в своей собственной динамике, переливаясь серебряными обработанными небом как океаном маленькими осколками огромного зеркала.

Я смотрю на луну, звезды и мысленно рассказываю им обо всём затаившемся внутри, в буквальном смысле изливая душу, или же просто разговариваю, как в кругу давнишних друзей. Это происходит невольно, само собой. Ты просто смотришь наверх на освещенную серебряным светом бесконечность, пытаясь что-то увидеть среди разделенных расстояниями в сотни и тысячи световых лет мерцающих надежд и мечтаний. Придаешься ей, воображая себя где-то там же, цепляющимся за всевидящий серп. Они никому не расскажут, они поймут и поддержат. Когда останешься наедине с небом, понимаешь, что тебе больше ничего не нужно.

Иногда мне кажется, что любовь к звездам самая сильная. Любить что-либо больше просто невозможно. Они гаснут и мерцают, пересекают бесконечную черноту в мгновение ока, унося за собой десятки тысяч желаний. Возможно, падающие звезды не гаснут и не исчезают, путешествуют из одной вселенной в другую, так же, как люди сменяют свое место жительства, или путешествуют по миру, так и звезды не могут подолгу находиться на одном месте. Иначе как объяснить появление новых, и угасание старых? Глядя на звезды, хочется мечтать и верить в то, что мир вокруг действительно прекрасен, и состоит эта красота не из больших вещей, а из маленьких деталей.

Кинув рядом туфли, ложусь на прохладную траву со сладковатым запахом, подложив руки под голову и позволяя глазам наполниться самым прекрасным блеском, который они только видели, позволяя телу, наконец, расслабиться, успокоиться, вдохнуть полной грудью. Я досконально изучила карту звездного неба и теперь с легкостью могу найти любое созвездие в западном полушарии. Ночами я лежу здесь, на этом самом месте, слушая симфонию цикад и находя созвездия, считая количество небесных светлячков в каждом, приводя свои мысли в порядок. Вот то самое место, где мне нравится находиться больше всего на свете. Этот Холм – мой второй дом.

Я не ненавистница людей и общества, просто мне нравится быть наедине с собой. Быть немного замкнутой не плохо и не странно. Это нормально – быть погруженной в свой мир и пытаться сохранить его. Да, я держу людей на расстоянии и очень редко кого подпускаю достаточно близко, даже родных, но это не значит, что я социофоб. Я могу открыться, только когда почувствую легкий толчок в груди и услышу шепот: «Не бойся, тебя поймут. Все будет хорошо.» Я не открываю душу многим просто, потому что люди разучились слушать и по-настоящему понимать, не пытаясь сделать, пустую попытку утешить других людей, а есть и такие, кто просто посмеется в лицо, притворившись на минуту другом. Люди разучились быть настоящими. Лицемерные, двуликие статуи все больше и больше заполоняют нашу планету.

Я беспечно плыву по синей воде среди звёзд уже достаточно долго. Конечно, остаться ещё на какое-то время не составит труда, я бы с удовольствием, но путь до дома Гиллисов тоже отнимет примерно час ходьбы, может даже чуть больше. Сменив лежачее положение сидячим, чувствую тягу вновь лечь и поплыть с умиротворяющим течением в неизвестность, она так и манит, поэтому как можно быстрее надеваю туфли и встаю. Глубокий вдох и выдох, омывающий лёгкие. Прикрытые на секунду глаза. «До завтра, Холм».

Спускаюсь вниз с небольшой горки, размышляя над тем, вернулись ли уже с вечеринки Холли и Ария, или ещё нет, и если вариант «нет», то, как попаду в дом, ключа нет и родителей подруги тоже сегодня нет.

Где-то вдалеке слышится приглушенный вопль, заставляющий напрячь слух и идти медленнее. «Кого-то убивают!» – выбрасывает инстинкт самосохранения. – «Разворачивайся и делай ноги, пока не поздно!» «Вдруг кому-то нужна помощь?!» – начинает частичка альтруизма. «Интересно, что там происходит?» – протягивает непоколебимое любопытство. На самом деле, все те ночи, что я здесь была, ни убийств, ни ограблений, ни даже спящих на скамейках бродяг тут не было. Эти крики – первая подобная вещь, происходящая здесь. И, тем не менее, сердце мастерски отбивает чечетку в груди, то сжимаясь, то разжимаясь, мурашки пробегают по спине, желудок скручивается в узел. Что-то заставляет меня чуть нагнуться, идти осторожнее, словно крадущийся хищник. Я могла бы убежать, но любопытство и есть та вещь, которая когда-нибудь не приведет меня ни к чему хорошему.

Чем дальше отхожу от холма, тем громче и четче становятся слышны звуки, напоминающие истошные вопли, под завязку наполненные страхом. Нахмурив лоб, ускоряю шаг и следую дальше.

Вдали появляется черный силуэт, быстро увеличивающийся в размерах и движущейся в мою сторону. Кажется, это тот самый человек, источник шума, и он бежит со всех ног. Расстояние между нами было не больше ста метров, когда слова стали различаться:

– Эта собака меня сейчас порвет! Помогите! А-а-а!

Парень чуть-чуть отклоняется, и тогда я вижу, что за ним гонится массивный ротвейлер, разинув огромную пасть и клацая белыми зубами, от чего слюни разлетаются по обе стороны рта.

– Беги! Беги! – орет бегун, почти что настигнув меня.

Ощутив укол страха, и почувствовав слабость в ногах, разворачиваюсь и со всех ног бегу в обратную сторону, точно как велел инстинкт самосохранения в начале. Впереди есть забор, там собака точно не достанет, вспоминаю на ходу. Задыхаясь из-за сбитого дыхания, стараюсь делать рывки с помощью рук как можно больше. В висках стучат барабаны, ветер путается в волосах, пока легкие разгораются жгучим пламенем. Визжу, запнувшись о камень, но добавляю скорость, пусть большой палец ужасно болит. Первым на забор прыгает парень, карабкаясь до самого верха и подавая мне руку.

– Скорее!

Озверелый ротвейлер находится всего в метре от меня, и когда я делаю рывок вперёд, цепляясь пальцами за режущую кожу решетку, чувствую горячее дыхание на ноге. Переполненная проносящимися по венам адреналином, взбираюсь на верхушку, намертво вцепившись в металлическую трубку. Сердце бешено колотится, предупреждая, что вот-вот выпрыгнет из груди.

Пес злобно лает на нас, задрав свою здоровую морду, тяжело дыша и брызжа слюной во все стороны. Я и незнакомец тихо сидим на верхушке, слышно лишь наше тяжелое дыхание, но через пару минут раздается громкий смех, начавшийся так внезапно, словно выстрел из пушки.

3

Мы сидели на заборе около получаса. Все потому что собака не уходила, а носилась из стороны в сторону и безостановочно лаяла на нас, как на кошек на ветке дерева. Первые пятнадцать минут мы оба молчали, только чуть позже начали перекидываться редкими репликами. Вроде: «Когда он уже закончит? Дурацкая трубка отдавила мне ногу…» А потом кинула на нас горящий ярым пламенем взгляд и исчезла так же быстро, как и появилась. Первым с забора спустился парень. Он с минуту постоял, озираясь по сторонам в поисках собаки.

– Можешь слезать, – обратился он ко мне. – Похоже, пёсику надоело попусту бренчать и растрачивать свой запас слюней, – парень, видимо, попытался пошутить. – Но упрямости у него не занимать!

Я спустилась по сетке на землю, отряхивая одежду и руки, как будто бы могла замараться, сидя на заборе.

– Ты как, в порядке?

Не могу сдержаться, чтобы не усмехнуться. Нет, я не в порядке! Я испугалась до чертиков! Конечно, собаки – моя любовь, но не когда они собираются разодрать тебя на кусочки, как тузик грелку!

– Нормально.

– Отлично. – Хлопнул в ладоши парень. – Ну и вечерок выдался, надо же.

– Откуда взялась эта псина? – почувствовав легкий укол гнева и раздражения, я скрестила руки на груди. Мне действительно интересно, с чего вдруг за ним увязался громадный ротвейлер.

Бегун от громадных устрашающих собак протянул:

– Ну… В общем, я шел через парк, и он за мной увязался.

– Просто взял и увязался? Без причины?

– Да, – кивнул тот, но я все равно не поверила, продолжая стоять в прежней позе с неизменно изогнутой бровью. Он прекрасно видел, что я ему не верю, поэтому обреченно выдохнул: – Нет. Он был в одном из дворов, а там калитка была не закрыта…

– В одном из дворов? – засомневалась я.

– Идти по тротуарам обычным путём скучно. Через дворы намного веселее. Кто знает, что увидишь во дворах у других людей.

Брюнет пожал плечами и завершил свою пламенную речь широкой улыбкой, приподнимающей щеки, из-за чего стало казаться, будто бы его глаза тоже улыбаются. Молчу. Смотрю на него непроницаемым взглядом, пытаясь понять, шутит он или нет, и как может быть веселым добираться куда-то через чужие дворы, законно ли это вообще. Впервые слышу, чтобы кто-то так делал. У меня уже сложилось небольшое мнение об этом парне:

1. Ненормальный.

2. Странный.

3. Абсолютный псих.

Нет, ну кто будет улыбаться и радоваться после такого? Ответ: только псих.

– Ты больной, – сообщаю ему интереснейший, возможно, даже неожиданный для него факт, разворачиваясь и уходя.

– Ну, может… – по шаркающим шагам было ясно – он плетется сзади. Его речь резко обрывается, сменяясь криком: – Господи, пёс вернулся!

Громкий голос ударил по моим вискам, и снова тело начали пронизывать разряды десятка молний. Я резко развернулась, испуганно глядя назад в полной готовности сорваться с места и бежать как можно быстрее, насколько осталось сил. Но вместо чьего-то злобного домашнего питомца за мной оказался лишь задыхающийся от приступа смеха мальчишка, скрививший свое лицо так, будто бы он прибывает в самых ужасных мучениях. Страх постепенно испаряется, отдавая своё место такой злости, от которой обычно в мультфильмах из ушей валит пар. Краснея, сжимаю кулаки и челюсти, чтобы не придушить шутника собственными руками.

– Придурок! – выкрикиваю ему, ускоряя шаг с огромным желанием увеличить расстояние между собой и психопатом как можно быстрее. Для его же блага будет намного лучше, если я буду далеко. Ко мне вновь вернулось то состояние, умиротворенного спокойного настроения как будто бы ничего и не было часом ранее.

На пути стало видно каменное ограждение, означающее то, что я близко к выходу. Позади снова доносятся шаги, и их я пытаюсь игнорировать, продолжая идти вперед.

– Эй, подожди! Да стой же ты! – тяжело дыша, окликнул меня парень. Видимо, совесть заела, раз решил все-таки догнать и извиниться. – Извини, ладно? Глупая была шутка…

– Рада, что ты это понял! – ворчу в ответ, ни на секунду не останавливаясь и не сбавляя шаг.

– Ну, постой же.

Брюнет перегородил собой путь, не давая мне пройти, как бы я не пыталась. Я шаг влево – он шаг влево, я шаг вправо – он туда же. Бесполезная тактика. Из всех вариантов мне остается лишь выслушать его или убить.

– Я не хотел пугать тебя. Понимаю, ты и так натерпелась за этот вечер, – не поверишь, как натерпелась, промямлил внутренний голос. – Так что прости. Знаешь, я мог бы проводить тебя в качестве искупления вины. Где ты живешь?

– Не надо меня провожать. Ты прощен, и теперь, когда твоя совесть чиста, можешь идти куда угодно, и я пойду куда угодно мне, хорошо?

– Настаиваю, – не отступал юноша. Сейчас, при лучшем освещении глядя на него я понимаю, что он мой ровесник. Может, на год старше, не больше.

Тяжело сглотнув, закрываю глаза, представляя реакцию, лица и визги подруг с многочисленными вопросами, если они увидят, что он проводил меня до дома. Он не отстанет, и я это прекрасно понимаю. Только что убедилась. Дважды. Я открыла глаза и внимательно посмотрела в лицо парня, размышляя, согласиться или продолжить пытаться отвязаться от него.

Поблескивающие зеленоватые глаза внимательно смотрели на меня в ответ, и я догадываюсь, что мысленно он упрашивал меня согласиться. На вид незнакомец совершенно не был похож на таких же, как Ноа и его друзья. Наоборот, он очень даже приятный на вид, я бы сказала, красив: выше ростом меня на голову с мягкими чертами лица и большими искрящимися энергией глазами и эта улыбка… Может, встретившись при других обстоятельствах, я бы думала о ней, хотела бы или нет, но думала. Потому что она искренняя, это видео невооруженным глазом. Мой строгий недовольный взгляд исчезает, выражение лица смягчается, да и бурлящая в груди злость утихает. Ладно, возможно, он и не абсолютный псих и не ненормальный. Возможно, моё первое впечатление оказалось ошибочным… По крайней мере, сейчас этот парень похож на обычного нормального подростка.

Я шумно выдохнула, давая, таким образом, ему согласие.

– Ладно.

Зеленоглазый вздернул бровями.

Что-то легкое и мягкое как пух внезапно успокоило быстрое сердцебиение, бережно и нежно касаясь его. Почему-то мне захотелось сделать то же самое в ответ. Мы в молчании направились в сторону дома Арии…

Сумерки поглотили город, отчаянно пытающийся бороться с ними при помощи искусственного освещения, растянутого вдоль бесконечной трассы, и ему успешно удается держать позицию. Невысокие двухэтажные дома тоже не оставались в стороне: во всех окнах горел свет. За каждым окном течет своя не похожая на остальные жизнь, и придумывать маленькие истории на эту тему всегда было моим любимым занятием. Кто знает, вдруг в том доме, с припаркованной рядом «тойотой», живет семья с двумя маленькими детьми. Папа играет с сыном и дочерью, в то время как мама заканчивает домывать посуду после вкусного ужина. Или там, в соседнем доме, где горит тусклый синеватый свет всего в одной комнате, какая-нибудь молодая безумно влюбленная пара по привычке смотрит любимый фильм. Версий миллионы, столько же, сколько и горящих окон. Порой хочется заглянуть в каждое и узнать, что же происходит там на самом деле. Лишь изредка мимо нас проносятся автомобили, внося в борьбу с тьмой свою мимолетную лепту и заставляя нас морщиться от бьющих по глазам лучей фар, нарушая идеальную тишину ночи; где-то над нами указывает путь Полярная звезда.

Удивительное время суток. Ночью будто бы начинается совершенно другая жизнь, и невозможное начинает казаться возможным, стираются рамки для воображения и размышлений. Ты абсолютно свободен.

Мы шли и шли, а дорога до дома Гиллисов казалась бесконечной. Одни магазинчики сменялись другими, перекрестки превращались из одного в два и в три и в четыре, а мы все шли, слушая стук собственной обуви об асфальт. Ритмичный глухой звук постепенно успокаивал, возвращая обычное состояние. На удивление, шагающий рядом «джентльмен» не произносил ни слова, за исключением тихого бурчания под нос какой-то мелодии. Провожать незнакомую девушку черт знает, куда ночью не кажется для него проблемой. Предполагаю, он расценивает это как ещё одно маленькое приключение, менее сумасшедшее, чем лазание по чужим дворам и побег от злющего пса.

– Кстати, меня зовут…

Парень не успел начать, потому что я торопливо перебила его, начиная буквально умолять, округлив глаза как обезумевшая:

– Нет! Молчи, не называй своего имени, пожалуйста.

– У тебя что, проблемы с именами? – слегка сдвинув брови к переносице, усмехнулся он.

– Типа того.

– Ладно, не буду, пусть и не понимаю, в чем проблема.

– У всех свои причуды, верно?

– Верно, – приподнимая левый уголок рта, согласился брюнет. – И я не могу узнать, как зовут тебя?

– Нет.

– Прекрасно, – разочарованно фыркает тот, всплеснув руками.

Я чуть улыбнулась, вернув взгляд на полупустой тротуар. Он заметил это, тут же заявляя:

– Улыбка идет тебе намного больше, чем недовольная мина.

Мы останавливаемся. Усмехнувшись, одариваю его ироничным взглядом и лицом «серьёзно?», стараясь не сталкиваться взглядами, хотя на самом деле становится неожиданно приятно. В животе возникает нечто, смутно похожее на щекотку, и щеки начинают краснеть от смущения. Не то, чтобы со мной ничего подобного никогда не происходило, и парни не делали мне комплименты… Почему-то именно этот прозвучал гораздо искренней и неожиданней.

– Идешь? Или это твой дом?

Дом Арии Гиллис находился в квартале от того, рядом с которым мы сделали первую и последнюю остановку за весь путь. То ли от скуки, то ли чтобы сгладить напряжение, мы начали разговаривать. Просто делиться мыслями о первых, попадавших в поле зрения вещах, будь то почтовый ящик или прикрепленное к столбу объявление с огромными жирными буквами, гласящими: «ПРОДАЕТСЯ КУХОННЫЙ ГАРНИТУР». Мы придумывали этим вещам истории, так же, как делаю я с жильцами домов.

– Бьюсь об заклад, что этот забор фиолетовый, потому что здесь живет кошатница, помешанная на вязании и выращивании цветов.

– А мне кажется, тут живёт художник, решивший выделиться среди других и разукрасить свой забор в любимый цвет. Посмотри, у всех остальных белые, а у него – фиолетовый.

На удивление, наше общение шло легко и непринужденно, как ход стрелок на часах. Сейчас я не чувствовала себя рядом с ним некомфортно или неуютно, не было тяжелящего воздух напряжения. Мы будто бы знаем друг друга уже очень долго.

Жаль, что всё это длилось всего один квартал.

Я остановилась напротив одноэтажного штукатуреного дома с одной комнатой прямо под крышей. В той самой комнате горел свет, означающий возвращение подруг с вечеринки и ожидание меня.

Мы стоим, друг напротив друга, и неожиданно для себя я говорю:

– Спасибо за компанию. Ты оказался не таким уж и ненормальным.

Не уверена, что такое вообще можно говорить людям, которых впервые встречаешь, но слово не воробей…

Парень косо и слегка устало ухмыльнулся, взъерошив густые каштановые волосы.

– А ты оказалась не такой уж и злюкой.

Мы оба тихонько рассмеялись над собственными признаниями.

В сердце вдруг пришелся неприятный укол, заставивший прекрасное настроение смениться грустью. Мы больше не увидимся. Я сама себя удивила мыслью, что была бы не против прогуляться с ним вот так вот еще раз. Как-то незаметно мы начали тянуть время, молча глядя то по сторонам, то задрав головы к небу. Никто не знал, что сказать, но и уходить не спешил. Я пыталась предположить, о чем сейчас думает мой спутник: может, о том, когда я распрощаюсь с ним и уйду, или стоит ли ему выпалить очередную шутку. Может быть, он был далеко от этого мира, судя по поднятой кверху голове.

– Еще увидимся?

– Кто знает.

4

Ни Холли, ни Ария не видели, что до дома меня проводил незнакомый парень, относящийся к разряду тех, кого обычно печатают на обложках девчачьих журналах. Они сидели на большой смятой постели и о чем-то разговаривали, изредка посмеиваясь, но как только я вошла в комнату, тема была сменена. Подруги спросили меня о том, где я была все это время и почему ушла с вечеринки, на что я ответила так, как было, с упущением детали о том, чьего имени знать не захотела. Теперь это кажется плохой мыслью. Было бы намного проще, если бы я знала, как его зовут, и все же пусть это останется небольшой загадкой для меня. Он не сказал «пока», а «до встречи», из-за чего теперь душа лелеет крохотную надежду.

Подруга о чем-то увлеченно рассказывала, но по большей части я ее не слушала. Мои мысли занимает плавная асимметричная улыбка зеленоглазого юноши. Не то, чтобы со мной такое впервые… Я и раньше подолгу не могла выбросить из головы мальчишек, просто сейчас это кажется забавным. Мне довелось побывать на десятке свиданий, пусть и подстроенных, и ни одному из претендентов на мою пару не удалось настолько всполошить мои мысли.

С тех пор прошло две недели. Не больше, не меньше. С таинственным незнакомцем и любителем нестандартных решений мы больше не встречались, и жизнь пошла своим обычным чередом: школа, множество контрольных перед окончанием учебного года, времяпровождение с подругами и семьей, любимые ток-шоу по телевизору… Но иногда меня одолевает будто бы легкая хандра: в любой момент и время суток в памяти всплывает скрупулезно выведенная памятью улыбка, и я ничего не могу с этим поделать. Мозг сам собой разгоняет мысли, как ветер тучи на небе, и возникает она, после чего думать ни о чем другом не получается. Это казалось странным, будто бы я наблюдала за кем-то другим, а не проживала свою собственную жизнь. Так обычно случается, когда в твое обыкновенное бытие приходит нечто новое, о чем ты никогда не мог подумать раньше. Поначалу я отнеслась к этому как к болезни, которая везде таскается за тобой, хочешь ты этого или нет, но потом свыклась с мыслью, что любая (практически любая) болезнь проходит, и вскоре черты широкой улыбки, обнажающей ровные ряды зубов, сотрутся.

Сегодняшний день выдался особенно солнечным, и Ричмонд-Хилл особо ощутил приближение долгожданного лета. Жители города вышли из своих домов, чтобы ощутить на коже тепло ласковых лучей, затопляющих собой аллеи и площади. Честно говоря, конец весны всегда жутко походит на лето. Его уже можно неофициально считать летом.

Сейчас город кажется особенно ярким и красочным, пусть кому-то таким вовсе и не покажется. Да, он выглядит как любой другой собранный из таких же домов и сетевых супермаркетов город, но оглядываясь вокруг, замечая не до конца распустившиеся листья на деревьях, аккуратно рассаженные по клумбам цветы, бесконечно синее небо над головой, и наблюдающими за жизнью сверху вниз облаками, понимаешь, что в этом и заключается вся живописность привычного городка.

Этим утром моей целью был книжный магазин, расположенный в центре города, где я хотела купить новую книгу, так как все что были, я уже перечитала, и хотелось чего-нибудь нового. Конечно, можно было бы скачать какой-нибудь роман через один из интернет-магазинов и прочесть в электронном виде, но я считаю это, откровенно говоря, полным извращением над книгами. Как можно читать, когда не ощущаешь кончиками пальцев тонкие страницы, не чувствуешь запах свежей полиграфической краски, не слышишь шелеста бумаги от перелистывания… Ты должен чувствовать книгу, чтобы как следует погрузиться в созданный автором сакральный мир.

– Нет, я сегодня не смогу. – Ответила я подруге, находящейся «на другом конце провода».

– Почему?

– Потому что сейчас куплю книгу, а потом поеду с папой и мамой на пикник. Воскресенье, помнишь?

– Ах, да, точно. Семейный день. – Я живо представляла, как закатывает Холли глаза, произнося «семейный день». Ее родители находятся в разводе уже шестой год, и с тех пор у неё именно такая реакция на все, что связано с семьей. Я знаю Холли достаточно хорошо, чтобы понимать, что такое отношение фальшь.

Мы никогда не пропускаем семейный день, даже если есть важные планы, у них нет никаких шансов. На самом деле, я люблю этот день. В воскресенье каждой недели мы выбираемся всей семьей в парк или торговый центр, или даже отправляемся на суточную поездку за город и проводим, таким образом, весь день. Отличная возможность сблизиться с родителями и почувствовать непоколебимую сплоченность семьи.

– В другой раз, – пообещала я ей, бросив взгляд на светофор. Красный, отлично.

– Слушай, Теа…

Дальше слов подруги я не услышала. В то время как я ступила на черно-белую «зебру», мне навстречу вывернула машина, злобно рыча мотором и не замедляя хода. Она беспощадно неслась, намереваясь пересечь пешеходный переход, когда мой взгляд встретился с парой больших круглых фар. От страха тело будто бы остолбенело, и только одно единственное сердце могло стучать в груди, висках, горле, животе. Меня окутала туманная пелена ужаса и вопящего осознания того, что эта машина – последняя вещь, которую я увижу, как вдруг кто-то резко дернул меня назад, впиваясь крепкой хваткой в предплечье. «Осторожно!» Буквально в ту же секунду, когда я вновь оказалась на тротуаре, машина пересекла «зебру» в том самом месте, где я стояла. Нога запнулась о другую, от чего я чуть не рухнула на землю, оставшись стоять лишь благодаря тому, кто все ещё держал руку. К телу вновь вернулась возможность двигаться, но я продолжала стоять недвижимо и смотреть широко распахнутыми глазами туда, не повернувшись, чтобы поблагодарить спасителя. Какой-то наплевавший на все правила, лихач чуть было не предрешил всю мою дальнейшую жизнь. Перед глазами все еще мелькали отрывки произошедшего несколько мгновений назад.