
Полная версия
Повелитель папы. Из серии «Жизнь замечательных детей»
До Заячьей горки дошли быстрым ходом, всем скорее хотелось начать кататься с горы. Но как только первый из ребят оттолкнулся и стал разгоняться, Дик с истеричным лаем бросился к нему. Парень недовольно остановился. Пришлось Костику взять Дика на поводок, пока все не спустятся, а самому спускаться самым последним. Костик пропустил всех, спустил пса с поводка и поехал.
Дик встрепенулся, тряхнув ушами, секунду поразмышлял, прислушиваясь к себе, не смог себя побороть и с лаем бросился за Костиком. В его лае в этот раз, кроме азарта преследователя, слышалось отчаяние из-за невозможности преодолеть свою охотничью природу: «Так-то я понимаю, что Костик не добыча, но сделать с собой ничего не могу». Костик попытался оторваться от преследования, но не тут-то было. Гора накатанная, Дик совершенно не застревал в снегу и бешено прыгал слева и справа, пытаясь ухватить Костика за палки. Все сильнее разгоняющийся Костик вынужден был изо всех сил удерживаться на ногах и одновременно кричать «Фу!», поворачиваясь то влево, то вправо, пытаясь попасть этим «Фу» в развевающиеся с двух сторон уши, впрочем безуспешно. Мгновение – и Дик всем весом прыгает на одну из задних лыж, одновременно зубами хватаясь за палку. Итог предсказуем и полностью соответствует законам физики, которые Костик изучает в школе. Линейное ускорение спуска по горке переходит в центростремительное ускорение вращательного движения вокруг центра круга, где сидит на лыже рыжий ирландский сеттер, держащий в зубах алюминиевую палку, который внезапно на несколько порядков увеличил силу трения в данной точке. В глазах Костика промелькнули небо, сосны, склон горы и мгновением позже он обнаружил себя в совершенно непривычной позе.
Костик лежал на горе на животе, ноги с лыжами были завернуты к затылку и левая (или правая, Костик не понял) лыжа концом прижимала Костика лицом к снегу. При попытке поднять голову Костик осознал, что обе лыжи так удачно переплелись с палками, что и руками тоже невозможно пошевелить. Костик лежит головой вниз по склону и может только, преодолевая собственное сопротивление, слегка поднимать голову и извиваться. Ни то, ни другое никак не улучшало ситуацию. Рядом радостно прыгал Дик, пытаясь лизнуть Костика в лицо. Костик попытался высвободить руки, но руки были крепко связаны темляками лыжных палок. Долгими и хитроумными комбинациями, напоминавшими открытие японской шкатулки-головоломки, Костику удалось развязаться из узла, но катание дальше было невозможно, носок одной лыжи был отломан и валялся в паре метров от места происшествия.
После горе-катания Костик поплелся домой на двух лыжах, одной целой и одной сломанной, с отбитым носком в кармане. Дик, попрыгав немного вокруг с надеждой на продолжение игры, мотнул языком и ушами и бросился дальше носиться по сугробам. С этого дня Костик на горки Дика не брал, оставляя его сидеть дома. «Не горнолыжная ты собака!», – говорил он в таких случаях подпрыгивающему псу. Дик, явно видя, что хозяин собирается в лес на лыжах, но его не берет, ничего не мог понять, обиженно лаял и проталкивался в дверь. Приходилось его коленом заталкивать обратно в квартиру и следить, чтобы не прищемить длинный рыжий нос дверью.
Дисциплинировать Дика не удавалось, на все команды Дик реагировал одинаково, как на приглашение поиграть, подбегал и начинал прыгать вокруг, мотая хвостом и ушами. А команда «фас» вообще была полностью чужда его натуре и взглядам на жизнь. Таким образом, надеяться на него как на защитника от хулиганов было сложно, в лучшем случае он бы их облаял, а то даже предложил бы поиграть. Слава богу, хулиганы его характера не знали и на всякий случай обходили стороной. В общем, львиным сердцем пес не обладал, потому так и продолжал зваться Диком.
Еще Дик страшно боялся грозы. Услышав раскаты грома, он приседал к земле, прижимал уши и, уже не слыша криков бегущего за ним Костика и не разбирая дороги, в панике мчался куда-нибудь как можно дальше от этого ужасного грохочущего неба. Хотя, как охотничья собака, не должен был бояться выстрелов, но видимо, он не пугался выстрелов человека, а вот гром и молния представлялись ему выстрелами Главного Охотника, который загоняет неведомых чудищ, и Дик бежал, охваченный ужасом, подальше от Небесной Охоты.
Спал Дик на боку, поскуливая и подергивая длинными лапами. «За кошками гоняется», – говорил папа. Но Костик полагал, что кошки – это мелко, чтобы тратить на них свой сон. Во сне Дик вволю поднимает уток и перепелок, для чего и созданы ирландские сеттеры, а хозяин, может это Костик, а может другой человек, похожий на Костика, охотник с настоящим ружьем, стреляет без промаха, и Дик стремглав бросается на место падения и приносит хозяину еще трепещущую горячую птицу. Хозяин важно прячет добычу в ягдташ, и они идут дальше по болоту, хозяин вышагивая в болотных сапогах, а пес носится челноком в поисках следующих жертв.
Да что говорить, Дик был создан для охоты, как его жертвы для полета. К Костику иногда подходили незнакомые мужчины с загорелыми дочерна лицами, просили продать собаку. «Продай! – говорили они, – На что тебе сеттер? С ним на утку надо ходить, а не во дворе гулять». Костик неприязненно укорачивал поводок и поскорее уходил, а охотники стояли и с сожалением смотрели вслед удаляющемуся рыжему хвосту. Однажды папа даже пришел с предложением от знакомого охотника: «Предлагают два мешка клюквы!» Костик не мог поверить, что за такую прекрасную собаку, пусть бестолковую и игручую, могут предлагать еду.
Охотничья привлекательность Дика сыграла печальную роль. Однажды, пока Костик стоял в длинной очереди в магазине, Дика кто-то отвязал и увел. Видимо, пёс сопротивлялся, но на людей нападать не умел. Несколько месяцев Костик с родителями расклеивали объявления по всему району, бродили по всем местам Дика, в которые он прибегал после грозы, расспрашивали всех знакомых и незнакомых собачников – рыжего друга след пропал. Одно утешало, увели его охотники, и наконец-то пёс смог реализовать свою мечту и предназначение – утиная охота. Утешало слабо, но лучше уж так. А Костик с тех пор поклялся никогда не заводить больше домашних животных, хотя бы и радость от них превышала траур после их потери. Так закончилась история Дика, который так и не стал Ричардом.
Коллекционер
Еще Костик был страстным коллекционером. Коллекционирование в те годы охватывало все слои дворового общества, хотя и с разной степенью увлечённости и с разными предметами страсти. Во дворе действовал настоящий детский черный рынок. Форинты и бани менялись на леи и динары, а марки дружественной «Монгол шуудан» на не менее дружественную и цветастую Кубу. «Куба-Сива есть?» – бывало спрашивал один малолетний коллекционер другого. Так трактовалась двойная надпись КУБА-CUBA на марке. Самым дорогим способом и поэтому малодоступным было пополнение коллекций через единственный в городе магазин «Филателия-Нумизматика», где и спускались огромные, по детским меркам, состояния.
На вершине пирамиды находились собиратели монет и купюр – они называли себя красиво – «нумизматы». Выше всего ценились старые или зарубежные. Чем зарубежнее, то есть чем меньше была вероятность советского человека попасть в экзотическую страну и привезти оттуда соответствующие деньги, тем выше была ценность монеты. Можно считать, что рейтинг был не то чтобы антисоветский, но прямо обратный советскому. Иностранные монеты по возрастанию ценности шли от стран соцлагеря, через развивающиеся страны к капиталистическим странам и совсем экзотическим, типа Лаоса. Советская же монета, столь разнообразная в первой половине 20-го века, после Хрущева вместе со страной впала в дизайнерский застой и перестала меняться. Видимо, в детском и подростковом возрасте, пометавшись между стилями, примерив на себя то рабочего с молотом, то, наоборот, щит, повзрослев, поскучнела и сама, и уже до самого своего конца придерживаясь уныло-консервативного стиля, и никак не радуя маленьких коллекционеров. Иногда, по большим праздникам, таким как очередное круглолетие Октябрьской революции, внезапно она облачалась пышно и помпезно, на ней появлялся какой-нибудь деятель или крейсер, но потом опять переодевалась в казенный мундир. Исключения составляли советские юбилейные рубли.
На втором месте коллекционерской иерархии стояли филателисты. Оценочный принцип сохранялся – СССР-соцлагерь-развивающиеся-каплагерь-диковинные. Путь марок в костиков двор отличался от монетного. Возможно, основная часть международной дружбы по переписке между школьниками велась с важной взаимовыгодной целью – получение марок. Но этот способ был сильно ограничен языком – надо, чтобы оба корреспондента знали один и тот же. Экзотические и старинные марки таким образом было не достать. Поэтому действовали вышеописанным древним и почтенным способом – обменом.
У Костика была одна из самых крупных и ценных коллекций купюр и монет во дворе и он пользовался уважением в своем кругу. Самой старой в коллекции Костика была екатерининская монета – 2 копейки 1763 года, самой мелкой – ¼ копейки 1843 года. Но на самом деле он собирал все: монеты, купюры, марки, значки. Он не брезговал даже календариками и спичечными этикетками, просто скрывал это. Их собирали уже совсем изгои и девчонки.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.