Невеста.ru

ЭТО РОССИЯ, ДЕТКА

Командировка длилась всего два дня. Два обеденных перерыва мы встречались. Точнее, во второй день я прикинулась больной и отпросилась у начальства с обеда. Гуляли четыре часа. Эти два дня были самыми холодными за все лето. Накрапывал дождь, и дул пронизывающий ветер. Июньский октябрь прогонял нас с улиц, по которым мы упорно бродили, не желая расставаться.

– Нет, у нас фрукты вкусные, а эти пластмассовые какие-то, – морщился он, отставляя свой десерт в сторону.

А по мне, так лишь бы плесенью не воняли.

– Каждый второй по телефону болтает, – хватался Коррадо за голову, разглядывая на светофоре автомобили. – В Италии сразу штраф впаяют.

– Это что, у нас еще ногти красят, книги читают и физическое удовлетворение получают, и ладно, если все это по раздельности, – напугала его я. – Кстати, на тротуаре тоже повнимательнее будь.

Потянула его за рукав и мы уступили пешеходную зону фольксвагену.

– Пробки, – развела я руками в ответ на немое офигевание кавалера.

– Здесь Ленин, там Путин, – вводила я его в курс дела, таская по Красной площади.

– Бру-у-утто! – скривился он: скульптурная композиция «Дети – жертвы пороков взрослых» ему не понравилась. Ну а раз не понравилась, значит, суть понял. В этом и замысел, на мой взгляд.

– Здесь же, на Болотной, митинг разгоняли в 2012 году, – вдруг вспомнилось мне.

Но экскурсант уже переключился на шумную компанию с молодоженами во главе.

– Мамма мия! Что они делают?

– Замочек водружают на дерево влюбленных, чтобы любовь их была вечной, – объяснила я.

– Да нет же, – отмахнулся он, – что они, глупые, делают? Сколько им лет?

– Лет по двадцать пять, – прикинула я, начиная понимать, что он имеет в виду.

– Зачем они женятся в таком возрасте? Мамма мия!

Я смотрела, как без году сорокалетний мужик истерит, глядя на молодых брачующихся, и недоумевала, как он с такой сильной фобией вообще дожил до своих лет.

Коррадо улетел, подарив мне китайскую санфаянсовую ложку с надписью «Italia». Прибивая ее к кухонной стене, я рыдала. Сердце трещало по швам и сыпалось в тапки. Больше не могла без него жить.

НЕ ИЗ ТЕХ ЛИ ТЫ ЧАСОМ?

– Не находишь это странным? – допытывала я Леру.

– Успокойся, – подбадривала она меня, – может, у него юмор такой скудненький. Социальная сеть была ведь придумана смеха ради. Я тоже много чего на своей стене пишу.

– «Девчонки, мне жаль, но я гей», например? – нервничала я.

– Ты ему нравишься? Он с тобой общается? Значит, расслабься и получай удовольствие. Возможно, он пробовал, да не понравилось. Мой бывший говорил: один раз не пи***ас.

– Спрошу его, – уверилась я в своем решении.

– Вот ду-у-ура, – выдохнула подруга.

С ВОЗВРАЩЕНИЕМ В ИТАЛИЮ!

Коррадо писал и звонил мне в скайп каждый божий день с первого дня нашего знакомства. Мы всегда были в курсе дел друг друга, кто что поел, кто как поспал, чем занимается. Но мне было недостаточно этого, и после его слова «приезжай» я уже стояла в аэропорту Милана. Стояла окруженная карабинерами. Личность моя им, что ли, показалась подозрительной? Окружили и лопочут на своем. А я через пень-колоду понимаю. Сначала подумала, что решили пококетничать с симпатичной русской девушкой (подготовилась же как следует к встрече с любимым). Улыбаюсь им, мол, чао, пройти дайте, мальчики, тороплюсь. А они под локоток и в сторону отводят. Открывай, говорят, багаж. Еще шире лыблюсь, глазами скрытую камеру ищу. Когда трусы принялись трясти в чемодане, тут уж не до шуток стало.

– Какого хрена! – рявкнула я, а у самой ноги подкосились: может, кто наркотики подкинул, сумку ведь в багажное отделение сдавала. Или, что еще страшнее, депортируют без права на возвращение, мол, понаехали на наших женихов. Но те сумку закрыли и расступились, дескать «бэнвэнута ин Италия». Спасибо за гостеприимство. Такой настрой испортили. Менты поганые.

ПЛАТОНИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ

Коррадо, кстати, тоже мент – гуардия ди финанца, если быть точной. Работает он так же в аэропорту, только в Генуе. Я прилетела в Милан, потому что в Геную билеты дороже в несколько раз.

Накинулся он на меня с порога, несмотря на полуденное время. Думаю, ну наконец-то мужик рядом. Пока до кровати добрались, жених сник. Дежавю какое-то, блин. Я тут, как Эммануэль, раскинулась на простынях, взглядом маню, а он рядышком прилег, обнял, голову на грудь положил и то ли замер, то ли умер. Лежу такая большая мамочка и гадаю, по голове его погладить или ремня всыпать.

Выходит, снова я на робкое дитя нарвалась, себя прошмандовкой выставила. Из горла вырывался комок отчаянного волчьего воя, но я сдержалась.

КУЛИНАРНЫЙ ПОЕДИНОК

Ладно, проявить себя как любовницу возможности не получила – зарекомендуюсь как отличная хозяйка. Пока секс-гигант мой на работу бегал, прибралась в квартире и попробовала блины приготовить. Блины получились средней паршивости. Я привыкла на кефире делать, а в Италии понятия не имеют, что это такое.

– Кажется, они испортились, – резюмировал Коррадо, подозрительно глядя на стопку блинов.

– Они только что со сковороды, – удивилась я.

– Тогда почему они слизкие и блестят?

– Потому что смазаны сливочным маслом, милый. Ешь, – проворковала я, а про себя добавила: «Иначе на голову надену».

Больше мастерство шеф-повара я не демонстрировала. Сам готовил. Макароны с ветчиной. Всегда.

Однажды я предложила сварить щи (мое коронное блюдо), но жених покрутил у виска и сказал, что летом суп едят только чокнутые. Я ответила, что ем суп в любое время года. Он покрутил у виска еще раз. Потом он крутил у виска, когда смотрел, как я на завтрак поедала салат из помидоров и огурцов. Как пила кофе из нормальной человеческого размера кружки, а не из наперстка, какой предпочитал он. В лучшем случае Коррадо съедал на завтрак булочку с «Нутеллой». Завтрак не чокнутого человека.

Как говорил один мой знакомый, любитель хорошо поесть, от крахмала только воротнички стоят. Полагаю, что так оно и есть.

– Ты же умрешь, – остерегал меня Коррадо, когда на утро доедала разогретую в микроволновке вчерашнюю пиццу.

Но я все никак не умирала. Это вы привыкли едой разбрасываться. Сразу не съел приготовленное – в мусоропровод. А русские Вторую мировую прошли, чтоб ты знал. У меня бережливость к продуктам на генном уровне. Только попробуй мой салат в унитаз слить.

МОРЕ, МОРЕ – ДОМ БЕЗДОМНЫХ

Именно в такой версии я пела эту песню в детстве. Море в Генуе не безупречное, город портовый как-никак. Берег каменистый, для меня это просто убийство. Передвигаясь босыми ногами по камням, я похожа на инвалида. И к тому же хоть и люблю море, но жутко боюсь воды, плаваю кое-как. Если говно не тонет – значит я, сто процентов далеко не оно, потому как тонула за жизнь несколько раз. Каждый раз вытягивали. Жених, к слову сказать, ни разу не тонул, о чем гордо напоминал при каждом удобном и не очень случае.

– Я же на Сицилии вырос, – усмехался он.

Я лишь улыбалась, вместо того чтобы сделать очевидные выводы.

Мы немного припозднились и получили в подарок проблему с парковкой. Покружив по окрестностям, от отчаяния я принялась давать советы:

– Припаркуйся там.

– Там нельзя, там выезд, – отвечал жених, сдвинув брови в раздумьях.

– Тогда здесь, – не унималась я.

Он мотал головой.

– А почему тут нельзя, я не понимаю, – указала я на свободное пятно среди машин.

– Там знак, – вздохнул Коррадо.

Я вышла из машины и перенесла знак к другому автомобилю.

– Сикура? – усомнился он.

– Уверена, – подтвердила я, и мы припарковались наконец-то.

***

Коррадо заплатил за лежаки, и мы растянулись на солнышке. Немного погодя мой живот призвал к обеду, и я потащила жениха в бар.

– Ты слишком часто ешь, – заметил кавалер.

– Да? А мама говорит, что наоборот, недоедаю.

До полудня в итальянских кафешках можно разве что кофе выпить и круассан зажевать. Не принято у них завтракать по-человечески. Поэтому все, что мне предложили, – размороженный бутерброд. Окей. И на этом грацие.

Я уже доедала бутер, когда Коррадо вернулся к столику.

– Видела, как официантка со мной кокетничала? – довольно улыбаясь, задал он мне вопрос.

Я помотала головой – нет, не видела.

После перекуса мне захотелось поплавать, но Коррадо снова сказал, что я сумасшедшая и умру, если зайду в воду. С того момента знаю, что на сытый желудок нельзя купаться, иначе будет завороток кишок.

***

– Что ты там слушаешь? Тото Кутуньо? – попытался пошутить Коррадо.

Я протянула ему наушник.

– На русском поют?

Я кивнула, он вернул наушник.

– Не нравится? – поинтересовалась я.

– Нравится, – ответил он.

– Хочешь, перекину на телефон?

– Ты не видела, куда я положил свои шорты? – поспешил замять он тему.

– Итальяно вэро, – пропела я, улыбаясь сама себе.

***

Личность моя наконец-то добралась до солнца, я провалялась под ним часа три. В этот раз кавалер пытался предостеречь от смертельного солнечного удара, но я отмахивалась.

Вернувшись к припаркованной машине, на лобовом стекле мы обнаружили квитанцию на оплату штрафа в двадцать три евро. Ну а у самого головы нет, что ли? Зачем меня послушал? У меня и прав-то водительских нет. Больно я разбираюсь в знаках.

БОЛЬШОЙ ТЕННИС, ГОЛУБЫЕ И ТОЛЬКО ПОБЕДА

– Я всегда и во всем выигрываю, – уверял меня мой друг в перерыве игры в теннис.

Я ничего не понимаю в теннисе, ни в большом, ни в малом, но если брать из расчета увиденного, то да – пыль поднимает он хорошо, гоняясь за мячом.

Соперника по игре звали Адамо. Он то ли сириец, то ли марокканец, не помню уже. Коррадо сказал по секрету, что, скорее всего, Адамо гей. Адамо внешне выглядел обычным волосатым мужиком. Отбивал мячи он, правда, забавно, отводя свободную руку в сторону, как крыло, а ногу сгибая в колене и выставляя назад. Вроде обычная поза ласточки, но делал он это как-то странно, ну да, как педик.

Адамо не показался приветливым. Кроме «чао» в плане «привет» и «чао» в плане «пока», больше не сказал мне ни слова. Только свою спортивную сумку убрал подальше от скамейки, на которой я сидела, наблюдая за игрой. Не знаю, с какой целью он это сделал, может, чтобы она мне не мешала, если я вдруг захочу прилечь, может, чтобы я не тыранула из нее что-нибудь.

– Сядь под тент, – предлагал мне Коррадо, – голову напечет.

Я проигнорировала, подставляя физиономию солнцу.

УМИРАЮ

Вечером мы собрались пойти на ужин в ресторан. Коррадо провел у зеркала больше времени, чем я, брился, укладывал волосы гелем. И так красавец, куда еще больше. А мне становилось нехорошо, подступала слабость. Лучше было бы остаться дома, но жених очень расстроится. Зря напомаживался, что ли? И мы поехали.

Не хотелось даже воды, но согласилась на салат. При этом уточнила – овощной. Даже рецептуру подсказала: помидоры, зелень, перец, сыр и оливковое масло. Что-то наподобие греческого. Официант кивнул с полным пониманием, а после принес тарелку, на которой красовался кругляшок моцареллы, по листьям салата катались несколько помидоринок черри, и горкой лежала натертая морковь. Спасибо, что терку не приволокли, сами натерли.

От вида салата мне стало еще хуже, и я ушла в туалет. Внутри все кипело, но наружу выходить отказывалось. Вечер я все-таки испортила – попросила вернуться домой. Коррадо только лишь напомнил, что предупреждал: не следует находиться долго на солнце. Но что теперь-то. Хотя мог бы силой перетащить меня, безмозглую, в тень.

Выйдя на воздух, поняла, что лучшее место для меня сейчас – это уборная и полное уединение. Но до уборной нужно было еще доехать, а в глазах темнело, ноги становились ватными.

– Проблюйся, – показал мне жестом Коррадо.

Я отрицательно покачала головой. Люди кругом.

– Да неважно, – он взял меня под локоть и отвел к торцу здания.

Там поле обозрения было действительно меньше, но все равно не самое подходящее место. Он снова приказал мне блевать. От его жеста у меня подступило к горлу, я отвернулась и оперлась рукой о стену. Коррадо забежал сбоку и, как танцовщица из группы поддержки, принялся подбадривать.

– Коррадо, я не рожаю, не надо таких эмоций. Уйди подальше, я не могу это делать, когда ты смотришь.

Он отошел, но боковым зрением уловила его напряженный взгляд.

– Пойдем уже, – выдохнула я.

– Может, лучше это сделать здесь, чем в машине? – предположил он.

Дома мне ни с того ни с сего вдруг похорошело. Я прилегла в постель и проспала до утра как убитая.

БОЖЬЯ РОСА

Мужчины в своей лжи всегда выглядят идиотами. Им-то, конечно, кажется, что они молодцы, суперагенты. Мастерски заметать следы у них в крови. Но не понимают, что мы, женщины, другие. Мы видим и мыслим иначе, мы даже убиваем по-особому. Можно провести полную дезинфекцию. Найти и выбросить все части от упаковок презервативов, доложить пару недостающих в коробку. Вынести на мусорку бутылки, огарки свечек, натереть до блеска посуду и пол. Но есть одна вещь, которая всегда выдаст в самый неподходящий момент, – женские волосы. Такова уж наша природа – метить территорию своими волосами, хотим этого сами или не хотим. От таких улик даже маньяк-профессионал еще не научился полностью избавляться.

Впрочем мы, женщины, не станем шарить с лупой под кроватью, а просто взглянем на душевой слив. Ручаюсь, что еще ни у одного обманщика не хватило ума убрать волосы именно оттуда.

– Вот видишь, я им сам пользуюсь. Мне нравится. Никто его здесь не забывал, – демонстрирует Коррадо, оголив подмышку и елозя там женским дезодорантом. И станок для бритья с розовой ручкой он тоже купил нарочно. Обалдеть. Может, у него в гардеробе и стринги женские найдутся, если пошарить хорошенько? Это хотя бы объяснит отсутствие секса между нами. Вечно я впутаюсь.

– Хочу спросить тебя кое о чем, – не удержалась я.

– О чем? – приободрился друг.

Но я передумала.

– Да ерунда, забудь.

– Нет уж, говори, – у Коррадо загорелись глаза от любопытства.

Ну что ж.

– Ты голубой? – выпалила я.

– Что значит «голубой»? – не понял он.

– Ничего, забудь.

И мы забыли.

СУПЕРМАЧО

То, что по нему все сходят с ума, я уже поняла. Он не перестает об этом говорить по поводу и без. За стенкой, к примеру, живет соседка, вполне себе замужняя синьора. Но и она положила глаз на моего бедного Коррадушку с первого дня, как только он заселился в эту квартиру. То, говорит, за солью придет, то лазанью притащит.

И вот я как-то выхожу на балкон, чтобы свои парадные трусы развесить сушиться, а соседка тоже после стирки с бельем вошкается. Тогда я, приняв позу кошки-вамп, медленно так, с чувством принялась трусам своим место искать на веревке. Соседка разок только зыркнула на мои ноги длиннющие в шортах – и все, драться через балкон не полезла.

ХОЧУ СЕМЬЮ

«Хочу семью, – с неуверенностью в голосе сказал как-то в разговоре мой жених (вроде трезвый был), – но пока не встретил женщину своей жизни». Это значило, что и я не попадаю в категорию женщин его жизни. Меня нисколько не покоробили его слова, потому что еще не забыла, как днем раньше с детским трепетом он признался мне, что всегда мечтал завести обезьянку. Ну да, чего еще не хватает тридцатидевятилетнему холостому мужчине? Конечно, обезьянки.

В стороне от нас обедала типичная итальянская семья – пара средних лет, их двое разнополых детишек лет пяти-семи и две бабули. С ними соседствовала другая компания итальянцев – две женщины, трое мужчин разного возраста и собачка, которая поначалу сидела смирно и ожидала очередную подачку со стола.

Но, поев, дети принялись галдеть, а после и вовсе носиться между столами. Каждый раз, когда кто-то из них пробегал за моей спиной, я с напряжением гадала, когда же мои макароны окажутся на полу. Несмотря на то, что ребятня доставляла дискомфорт своими действиями людям вокруг, родители не поспешили сделать им замечание и усадить обратно за стол. Казалось, наоборот – чем громче визжали дети, тем счастливей становились их родители. В России такое поведение зовется отсутствием воспитания.

Немного погодя к детям присоединилась собачка. Сначала она лишь изредка потявкивала, потом принялась тявкать во всю глотку, рассекая под ногами, как рысак на скачках.

Чем бы все закончилось, если бы вместо итальянцев за столами сидели русские? Скандалом.

– Угомоните своих детей! От них голова уже раскалывается.

– Для начала успокойте свою шавку!

– Да эта шавка в сто раз воспитанней ваших деточек!

– Да-да, того и гляди блох в тарелки натрясет!

Чем же закончился бедлам у итальянцев? Тем, что они в голос принялись умиляться внезапно вспыхнувшей симпатии между детьми и животным. Сюсюкались и те и другие достаточно громко, а это еще больше добавило шума. Со стороны можно было подумать, что это одна большая семья, осталось только столы сдвинуть.

Считается, что итальянцы хорошие семьянины, а дети – цветы жизни. Им позволено все. Растут эти цветы в заботе и ласке в родительском доме лет до тридцати, а то и дольше. Не спеша получают образование, не спеша ищут достойную работу, достойную невесту или жениха. А если и женятся, то, как правило, продолжают жить неподалеку от родительского дома. Это у нас «маменькин сынок» звучит как оскорбление, итальянца этим обидеть сложно.

По рассказам Коррадо, у него прекрасная семья. Свою неподдельную любовь его родители пронесли через всю жизнь, чем он очень гордится. Но, глядя на его жизнь, я не устаю задаваться вопросом: почему его же родная семья не стала для него примером? Неужели за все свои праздные лета он так и не встретил ни одной женщины, с которой мог бы и свою любовь нести через годы?

ДУЧЕ

Если раньше о Муссолини я слышала что-то краем уха, то теперь меня можно считать экспертом в вопросе фашизма. Портреты Бенито висели в каждой комнате. На полках стояли всевозможные книжки и толстенные энциклопедии, которые Коррадо часто брал с собой на пляж, где читал, перечитывал и с особым трепетом подчеркивал отдельные фразы карандашом. В машине у него всегда находился диск с речами диктатора.

«Вот, послушай, что он говорил на этот счет», – и кавалер включал запись. Из динамиков принимались вырываться то ли ругательства, то ли восклицательные фразы, местами напоминающие лаянье Гитлера. Смысла я все равно не понимала. А Коррадо со слезами в глазах вторил каждому слову.

Меня смущала эта странная любовь, даже опасалась ее немного, но потом махнула рукой: если это его единственный недостаток, я готова смириться, пусть тешется, лишь бы над кошками не издевался и над евреями. Да простит меня ныне покойный дедушка-фронтовик.

Все бабы дуры – это главное, что я смогла усвоить из биографии Муссолини, когда узнала о верной подруге, добровольно разделившей его участь на эшафоте.

– После пляжа заедем в супермаркет, купим арбуз, – предупредил Коррадо.

– Йа, майн фюрер, – отчеканила я.

РАЗМЕР ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ

– Чего ты хочешь от мужика с тридцать девятым размером ноги? – недоумевала подруга Лера в ответ на мои жалобы.

Действительно, моя нога на размер больше. Но в чем связь? А связь, по ее словам, прямая, физическая, доказанная, правда кем, она не уточнила.

В общем, один раз это все-таки состоялось. Кое-как, вяло, хило, в пятиминутку уложились. В конце всего этого позора я лежала и пыталась понять: те безумные звуки, которые он издавал, были от удовольствия или он звал на помощь?

– Нет, ну все-таки это прорыв, – не унималась Лера. – У мужика что-то зашевелилось, подало признаки жизни.

И моя миссия отныне должна была заключаться в том, чтобы помочь ростку окрепнуть.

– Порнушку посмотрите вместе, на худой конец, – посоветовала подруга.

– Какую пердушку? – не расслышала я, сосредоточившись лишь на худом конце.

– Ой, вот только не говори мне, что не смотрела никогда, – припозорила меня Лера.

– В детстве один раз, – получила она почти честный ответ (пару случаев я все же умолчала).

– В детстве, значит? Я в детстве «Ну, погоди!» смотрела.

Снова прилетел камень в мой огород.

– Ну не совсем в детстве-детстве, – попыталась я оправдаться, – мне лет тринадцать-четырнадцать было.

Семья моей подруженции Люды позажиточнее была, имела телик с пультом и видак. К тому же Люда знала, где отец запрещенные детям кассеты прячет. Смотрели мы с ней немецкую версию «Красной Шапочки». До сих пор помню, как в кульминационный момент по всей улице свет отключили. А потом отец подружки с работы вернулся. И что нам пришлось с ней пережить, тоже отлично помню, потому что кассету из видеомагнитофона без электропитания вытащить невозможно. Та история напрочь отбила у меня интерес к немецким фильмам. Даже безобидный сериал про полицейского пса Рекса смотрела с каким-то напряжением: вдруг мама зайдет. Закончилось, правда, все хорошо и у Красной Шапочки с Волком, и у нас с электричеством.

ДИСЦИПЛИНА ПРЕВЫШЕ РАЗУМА

На улице плюс тридцать, и по квартире уже разлился запашок из мусорных пакетов. Снести в контейнеры мне позволили только картонные коробки из-под пиццы. Но они-то как раз воняют меньше всего. Коррадо непробиваем. Вторник – день картона и стекла. Пищевые отходы мусоровоз забирает по средам. Хорошо, что не по пятницам.

Чтобы не воняло, он предложил выставить пакеты на балкон. Эйнштейн отдыхает.

ОТ ПОКЛОННИЦ НЕТ ОТБОЯ

Парикмахерскую мы искали долго. В этой стригут плохо, в этой дорого, в этой народу много. Наконец пришвартовались к одной. Суженый пошлепал в кресло, а я уселась в закутке возле выхода. От нечего делать я поглядывала то в стеклянную дверь, то на ожидающих своей очереди посетителей, то на Коррадо, которого молча стригла женщина, на вид его лет.

Выходя из салона, первым делом Коррадо доложил:

– Все уши прожужжала мне, пока стрижку делала, только что телефон не спросила.

Бедный, несчастный мой Коррадушка, совсем тебя бабы замучили.

СЧАСТЬЕ ЗА ДЕНЬГИ

Коррадо развели на пять евро. Могли бы развести на все содержимое кошелька, если бы я не поспешила на помощь. Вот кого я ненавижу, так это аферистов и попрошаек. Они будто чувствуют это и никогда ко мне не цепляются. Кавалеру же моему, обладающему физиономией простачка, вечно приходится отмахиваться от такой категории граждан. На кого у него стойкий иммунитет, так это на торговцев розочками. Индусов с полумертвым цветочком в протянутой руке он отшивал ловко. Может быть, потому, что имел огромный опыт прогулок с дамами, может, потому, что в Италии в принципе не распространена традиция дарения цветов. Итальянцы если и подарят цветок, то непременно в горшке, чтобы практично было. В этом я с ними согласна.

Так вот, что касается пяти евро. Отошла я от него на пару минут, чтобы в витрине платье хорошенько рассмотреть, а когда вернулась, он уже деньги протягивал какому-то арабу в помощь голодающим детям Африки. Судя по виду просящего, сам он не голодал. Араб, схоронив пятерку за пазухой, уже было продолжил свой рассказ про голодных детишек, заискивающе глядя в кошелек, но здесь подошла я и, схватив кавалера под локоть, потащила прочь. Выслушав в спину восклицательную речь на не понятном ни мне, ни Коррадо языке, мы прибавили шагу.

Невзирая на то, что его облаяли за его же деньги, жених остался доволен. Он повертел запястьем перед моим носом, демонстрируя убогую фенечку, сварганенную из двух акриловых ниток, которую повязал ему араб в благодарность от всего африканского народа.

– На счастье, – радостно заключил Коррадо и аккуратно поправил свой новый аксессуар.

Думаю, с его отношением к действительности он уже счастливчик.

ТИПУН ТЕБЕ, ЧТОБ НЕ СГЛАЗИТЬ

Итальянцы набожны и суеверны одновременно. Вера в их жизни имеет большое значение. Они верят в веру, Папу, молитву, рай, разбитую посуду, черта, привидения, черных кошек, рыжих людей и синих птиц.

Коррадо тоже верит. Он не ходит в церковь по воскресеньям, не молится за ужином, но в его прихожей над полкой висит вырезанный из буклета, скорее всего полученного от свидетелей Иеговы, портрет Иисуса.

– Нет, нет, нет, – протестовал он, – твоя часть кровати слева. Я всегда сплю на правой половине.

Да без проблем. В чем причина такой принципиальности? Позже я случайно узнала, что вставать с кровати нужно непременно с правой стороны. Левая сторона принадлежит нечистой силе.