bannerbanner
В потоке творчества: художник… Терентiй Травнiкъ в статьях, письмах, дневниках и диалогах современников
В потоке творчества: художник… Терентiй Травнiкъ в статьях, письмах, дневниках и диалогах современников

Полная версия

В потоке творчества: художник… Терентiй Травнiкъ в статьях, письмах, дневниках и диалогах современников

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

Институт был той силой, что постоянно тянула его к себе. Московское студенчество манило и влекло, а сам он говорил, что «с упоительным безволием бросился в эту полувзрослую, полудетскую и, самое главное, свободную жизнь»:

«Надо просто хоть раз стать и быть студентом, чтобы по-настоящему понять, что это такое. Здесь всё – и первая любовь, и первый шаг навстречу миру, когда ты почти способен быть самостоятельным, но по-прежнему чувствуешь опору и поддержку своих родителей».

Тогда он бесповоротно для себя решил, что будет серьезно заниматься в вузовской изостудии и ходить на все ее занятия. Терентий всегда любил учиться. Свидетельством этому является не один десяток дипломов, справок, выписок, в общем, «корочек» о самых разных образованиях, начиная от нетрадиционной медицины и заканчивая слесарным и кулинарным делом.

Изостудия, куда он пришел, оказалась «весьма авторитетной, с волевым и знающим преподавателем». При поступлении Травник показал ему несколько своих рисунков и человек с большой рыжей бородой, в тяжелом вязаном свитере и с длинными волосами взял его в свою команду. В студии, 30 апреля 1983 года Терентий познакомится с Вадимом Овсянниковым (хиппи с именем Blomi), оказавшим впоследствии сильнейшее влияние и на жизнь, и на саму личность Травника.

«Мы как-то моментально с ним подружились, – вспоминает он в своих дневниках. – Так нежданно-негаданно рисование, если и не вернулось из моего детства, то, по крайней мере, сделало попытку установить двустороннюю связь. С этого момента оно основательно укрепилось в моем сердце, все больше и больше вытесняя меня из ВУЗа, а ВУЗ из моего ума со всеми его „лабами“, семинарами и лекциями, с бесконечными радиосхемами, платами, осциллографами, антеннами и лампами».

Интересно то, что учась на самом сложном, можно сказать, элитном вузовском факультете АТиЭ (Автоматики, Телемеханики и Электроники, филиал Московского МИРЭА), его любимыми предметами оставались история КПСС, иностранный язык и программирование, которое тогда только зарождалось в стране.

Внутренний гуманитарий проснулся в нем, не давая спокойно радоваться свободам студенческой жизни, и мысль об уходе из института все настойчивей неотступно следовала за ним.

Вадим, который учился на другом факультете, все-таки удержался и закончил вуз. Овсянников стал для Терентия очень близким человеком и, в какой-то степени, олицетворением институтской жизни. Иногда Травник ездил на лекции только ради того, чтобы хоть на переменах пообщаться с ним. Подружившись, они нередко ходили на этюды, продолжая, активно заниматься в студии. Вот тогда-то и проявилась у Терентия обстоятельная живопись, и ему очень не хотелось возвращаться к техническим дисциплинам.

Шел 1983 год. После «академки» Терентий все же вернулся к учёбе в МЭИС, где вскоре в большом зале института прошла первая, важная для него выставка живописи. Теперь изменился и круг его общения: предпочтением стали не одногруппники, а студенты с другого факультета, где в то время собрались почти все художники студии. Там, на почти женском факультете, не было такого нажима со стороны военной кафедры, но ходить с длинными волосами все равно не разрешали. В академотпуске он отрастил «хайр» (от англ. hair) – так длинные волосы называли хиппи, со многими из которых он перезнакомился на московских улицах. «Мы узнавали друг друга по волосам, „прикиду“ – одежде, сумкам, перекинутым наискось через плечо», – пишет он в дневнике.


Москва. Хиппи начала восьмидесятых ХХ века.


Вот так незаметно произошло его вхождение в большую живопись и в мир хиппи, где каждый третий был художником. Постепенно занятие живописью вышло на первый план, став явно приоритетным. Полотна «Предчувствие», «Журавль», «Вечная память», «Осенний минор» ярко характеризуют манеру Травника того времени. Из института он все-таки ушел – ушел сознательно, несмотря на многочисленные уговоры знакомых остаться. Хорошо сдал сессию, и не мешкая, написал заявление об отчислении по собственному желанию. И дальше всё, что происходило: и его учеба в Полиграфическом училище, и учёба в Университете искусств, и корректорская, а позже редакторская работа в ТАСС, и работа в Музее Искусств народов Востока на Суворовском бульваре (теперь Никитском) – всё шло только под эгидой живописи.


ГМИНВ на Никитском (Суворовский б-р). Москва. Фото 1998 г.


После ухода из МЭИС Терентий понял, что ему нужно что-то большее от живописи. Он побывал на собеседовании в Художественном училище 1905-го года, но, не стал дожидаться осени и поступил в Народный Университет искусств на отделение станковой и монументальной живописи, где принимали документы в течение всего года. Одновременно, подал документы в Полиграфическое училище №144, что на Петровке, в Москве.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

мама Терентия Травника (1938)

2

русский религиозный философ и семикратный номинант на Нобелевскую премию по литературе (1942—1948)

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2