Долгая дорога домой. Или загадка древнего дольмена

Все психологи в один голос утверждают, что самая лучшая тема для беседы с мужчиной – это он сам. Но Жданов и здесь оказался исключением. Конечно же, я постаралась навести о нем справки, собирая информацию по кусочкам, чтобы не выказать своего интереса. Мне удалось выяснить, что Сергей Николаевич Жданов – доктор наук, ученый с именем, которому предлагали кафедру в Питерском университете. Но, являясь более практиком, нежели теоретиком, он бумажной возне и преподаванию предпочитал выходы «в поле».

Серега вел самый экстремальный образ жизни, какой только позволяла работа. Он прыгал с парашютом, летал в аэродинамической трубе, сплавлялся на байдарках и плотах по горным рекам, занимался альпинизмом, дайвингом, ходил в суровые таежные походы. Видимо, адреналин был необходим этому человеку, как всем нам – кислород. Он любил приблизиться вплотную к грани, которая отделяет жизнь от небытия, ощутить ветер с ТОГО берега, на котором мы все когда-нибудь окажемся.

Не знаю точно, но думаю, что именно из-за такого образа жизни он и потерял семью – его жена подала на развод и переселилась в другой город, увезя с собой их маленькую дочь. Жданов зарекомендовал себя как веселый, энергичный, позитивный человек, но «с таракашками», как выразилась одна девчонка из вивария (отдела по выращиванию живого корма).

К примеру, ему периодически «срывало крышу»: Серега брал отпуск без содержания и на несколько месяцев уезжал в какую-то глушь. Что он делал там, в заповедных лесах, у холодных морей, в степях Казахстана – этого в зоопарке не знал никто. По туманным полунамекам женского персонала я догадалась, что Жданов свободен: у него нет постоянной подруги, и многие были бы рады занять это вакантное место.

Мы общались все больше, и однажды Серега позвал меня на экскурсию по Питеру. Это приглашение оказалось очень кстати: переехав, я с головой погрузилась в работу и как следует осмотреться в городе так и не успела.

В выходной день, на наше счастье оказавшийся сухим и солнечным, мы отправились бродить по интересным местам Северной столицы. Я вовремя сообразила одеться не как на свидание, а как в долгий поход: джинсы, футболка, кеды, вместо дамской сумочки – небольшой рюкзачок. Вид же моего спутника дарил глазу специфическое наслаждение: он нарядился в майку с лежащим на спине то ли пьяным, то ли обкуренным зайцем, бермуды, широкие, как шаровары гаремной наложницы, и неизменные сандалии. В Питере люди вообще одеваются более свободно, чем я ожидала – но не все, к сожалению, чувствуют границу между простотой и безвкусицей.

Для начала Серега показал мне несколько хрестоматийных экскурсионных столпов – Дворцовую площадь с атлантами, Михайловский замок с неупокоенным духом убитого царя Павла Первого и памятник Петру. Добрались и до здания Адмиралтейства; как водится, кинули монеты в живописный фонтан. По Малой Садовой вышли на Итальянскую улицу, где я с восторгом обнаружила памятник Остапу Бендеру – он сопровождал меня все детство и юность со страниц замусоленной книжки, и встретить его здесь было сродни свиданию с родным человеком.

А потом пришло время знакомства с истинным Питером, скрытым от глаз бесчисленных туристов. Мы побывали на стоянке местных байкеров, где выяснилось, что «Серега – свой в доску»; пообедали в «Адмирале», где не требуют соблюдения дресс – кода; посидели на скамейке в обычном дворе-колодце и выпили там водки с приезжими из Финляндии.

Осматривать Казанский и Исаакиевский соборы Серега меня не повел. – их величественные купола и колоннады и так были видны отовсюду с разнообразных ракурсов. Вместо этого мы посетили часовню Святой Ксении Блаженной на Смоленском кладбище – Жданов сказал, что это очень старая и «сильная» часовня. Действительно, в ней явно ощущалось некое Присутствие, истинная святость. Уходя, я решила обязательно вернуться в часовенку одна, без Сереги – постоять, подумать, помолиться, почувствовать.

Вечерело. На город опустились серые сумерки. Не спеша, мы бродили по освещенным улицам и проспектам, любовались фасадами старинных особняков, неоновыми витринами и знаменитыми мостами. У Академии Художеств Серега показал мне фигуры таинственных грифонов с золотыми крыльями, а потом мы побывали, по словам Жданова, «на дне» города, то есть на Сенной площади. Конечно, это уже не те трущобы, что описывал Крестовский, но все равно ощущения от этого места у меня остались не самые приятные.

Мы уже возвращались домой, на Гороховую, когда Серега кивнул в сторону старого на вид здания и загадочно произнес:

– А вот здесь скрывается знаменитая ротонда.

Я пожала плечами:

– И чем же она знаменита?

– Ты серьезно ничего не знаешь? – Жданов выглядел удивленным.

– Сережа, я же из Ростова. Эрмитаж, Невский проспект и тому подобное мы только в школе изучали. А про это здание я вообще впервые слышу. И вижу, кстати, тоже. Ну, кто в нем жил? Царедворец? Писатель? Художник?

– Долго рассказывать. Давай как-нибудь потом, – махнул он рукой.

– Хорошо. Потом – значит потом.

Мы подошли к парадному. Уже близилась ночь, я поблагодарила его за прогулку и дала понять, что уже поздно и мне пора домой, но Серега все не уходил. Стало неловко. Я опустилась на поребрик, достала сигарету, закурила. Он сел рядом.

– Лиза, пригласишь на чашку чая?

– Нет.

– Почему?

– Это было бы слишком банально.

– Кто об этом может судить?

– Я. Только я сама. Мне пока двадцать шесть, Сережа, но все это в моей жизни уже было. И никогда ничем хорошим не заканчивалось.

– А чем таким «хорошим», в твоем понимании, это должно закончиться? Свадьбой?

– Нет. Просто по утрам мне жутко неловко. Это чувство все перечеркивает. А я не хочу доставлять себе неприятных ощущений.

– Понятно.

Мы помолчали. Я поднялась – уже давно надо было уходить.

– Слушай, может, в следующие выходные рванем за город? Как насчет шашлыка в лесу?

– Я не против. Если только ты не станешь петь под гитару.

– Первый раз встречаю девушку, которая не любит песен под гитару. По-моему, это так романтично!

– Но не все умеют петь. А если это станешь делать ты, то образ окончательно сложится, и я поставлю на твой лоб клеймо.

– О, не волнуйся, я тебя еще удивлю!

На этой оптимистической ноте мы попрощались, и Серега ушел. Той ночью мне долго не удавалось уснуть.

* * *

Прошла неделя, другая. Жданов не показывался на территории зоопарка. Мобильник его все время был отключен, но мне не хотелось расспрашивать коллег об этом странном исчезновении, чтобы не давать повода для сплетен и слухов.

Потянулись унылые дни. Работа, дом, одинокие вечерние прогулки. Тоска. Я и не замечала, как Серега скрашивает мою жизнь, пока он не пропал. В какой-то момент я заволновалась: вдруг случилось что-то страшное, а мне не сообщают потому, что мы не афишировали нашу дружбу? Все эти его прыжки с парашютом, гонки… и мало ли что еще?

Я стала часто забегать в ветеринарный отдел в надежде услышать какие-нибудь вести, но не узнала ровно ничего. Зато Коля, один из ветврачей, стал обращаться ко мне игриво и фамильярно, усмотрев в моих частых визитах интерес к своей персоне. Тогда я решилась на серьезный поступок: обманом выманив начальницу отдела кадров, Ольгу Ивановну, из кабинета, нашла учетную карточку Жданова и переписала его домашний адрес.

Вечером я взяла такси и отправилась к нему. Гнала меня надежда, но не благоразумие: дверь могла открыть внезапно возвратившаяся жена или новая любовница, и в этом случае встреча завершилась бы очень неприятно. Так-то оно так, но чаще воображение рисовало мне другую картину: Серега в своей постели, больной, с переломанной ногой или ребрами, одинокий и никому не нужный – и тут появляюсь я: сестра-сиделка, няня, почти мама, и ухаживаю за ним.

Каждая женщина мечтает опекать заинтересовавшего ее мужчину, не правда ли?

Ответить на вопрос, сможет ли Жданов с переломанными ногами открыть мне входную дверь, я сама себе не успела – мы уже приехали. Машину я не отпустила – на всякий случай – взлетела по лестнице наверх, немного отдышалась перед массивной железной дверью, позвонила раз, другой, третий.

Тишина. Тогда пойдем другим путем.

Спустившись на улицу, я высчитала Серегины окна. Форточки плотно закрыты, шторы занавешены, цветов на подоконниках нет. Так обычно выглядят окна квартир, хозяева которых уехали надолго. Похоже, насчет нуждающегося в помощи Жданова я ошиблась. Не в силах сдержать слез досады и разочарования, я опустилась на заднее сиденье такси и попросила отвезти меня на Гороховую.

Он появился только через месяц и пять дней, когда муки неизвестности в моей душе уже сменились глухим отчаянием. Жданов шел по аллее зоопарка, заросший, темный от загара, сверкая своей ослепительной улыбкой. Страшным усилием воли я сдержала себя от неуместного проявления радости и желания повиснуть у него на шее. Нашла силы улыбнуться просто, по-дружески и спросить:

– Ну и где ты пропадал? Я соскучилась без эклеров, видишь, даже похудела!

– Прости, что не позвонил. Не было возможности. Мне пришлось срочно уехать, – он обнял меня и поцеловал в висок. – Зато я привез тебе маленький подарок!

Серега достал из пакета карманное издание стихов Омара Хайяма в богатом переплете с золотым тиснением. Между страниц, покрытых витиеватым восточным орнаментом, лежал засушенный нежный бело-сиреневый цветок с крупным соцветием, напоминающий морскую звезду.

– Это цветок эдельвейса. Я искал его специально для тебя. Он растет высоко в горах Алтая и является символом счастья и любви. Существует легенда, в которой влюбленным предстояло расстаться навсегда. Не в силах вынести разлуку, они решили погибнуть вместе и бросились вниз со скалы, слившись в последнем объятии. В их память скалы в одночасье покрылись ковром из белых эдельвейсов. – Он помолчал. – А еще говорят, что эти цветы – души погибших альпинистов.

– Спасибо. И за цветок, и за книгу. Я люблю Хайяма.

– И я. «Нас вразумить? Да легче море сжечь! Везде, где счастье – трещина и течь! Кувшин наполнен? Тронешь, и прольется. Бери пустой! Спокойнее беречь»! – вдруг произнес Серега с надрывом и неприятной кривой усмешкой. Но это выражение лица владело им лишь несколько секунд. Тучи рассеялись, он рассмеялся и снова обнял меня за плечи.

– А что, Елизавета, ты уже забыла, что пообещала мне выходные в лесу?

– По-моему, это не я уехала на целый месяц без предупреждения. Какие ко мне претензии? – улыбнулась я. – И вообще, почему ты привез мне подарки?

– Просто я за тобой ухаживаю. Решено. Едем в эту пятницу. С тебя – хорошее настроение и купальник. С меня – все остальное. Ну ладно, бегу работать, а то уволят! – и он быстро зашагал в сторону ветеринарки.

Я скрылась за лекториумом, постояла там, покурила. Стоило большого труда привести себя в порядок, стереть с губ счастливую улыбку, успокоиться. Интересно, что Жданов хотел сказать этим подарком, легендой, четверостишием? Почему он не нашел возможности хотя бы отправить мне смс? Может быть, все это было устроено специально, чтобы я поволновалась, поскучала? А может, он так меня соблазняет? Как бы то ни было, я была счастлива, увидев его. И спасибо Жданову за это.

Как и было условлено, в пятницу вечером мы с Серегой отправились на пикник. Я уже знала, что к отдыху такого плана он прекрасно сможет подготовиться и без моей помощи, но все равно ему удалось организовать для меня сюрприз. В конце рабочего дня я переоделась в темные джинсы, толстовку, высокие кроссовки, а купальный костюм и полотенце еще утром заняли свое место в рюкзаке.

Выйдя на Кронверкскую набережную, я сразу заметила припаркованный у остановки огромную тонированную «Toyota Tundra». Весь кузов машины был доверху наполнен чем-то объемным, закрытым брезентом цвета хаки. За рулем улыбалась знакомая небритая физиономия, как всегда, в дурацкой футболке с Дональдом Даком на груди. Я плюхнулась на кожаное сиденье рядом с Серегой, придирчиво оглядела машину и водителя.

– Да, не ожидала, что у человека, который одевается, как ты, может быть такая классная машина!

– Ты многого обо мне не знаешь! – усмехнулся Жданов, и мы тронулись в путь.

Ехали долго, но я не следила за дорогой – утомившись за непростой день, задремала. Когда же я открыла глаза, то поразилась зрелищу небывалой красоты: машина стояла на краю высокого берега, а тихая река несла свои воды – там, вдали, за горизонтом, в них погружалось багровое солнце. Полюбовавшись минуту, я вышла из автомобиля, вдохнула чистый, пряный, напоенный хвоей и травами воздух, сладко потянулась и оглянулась вокруг.

Мы остановились на небольшой поляне, которую подковой огибал густой, темный лес. С крутого берега вниз, к воде, вилась еле заметная тропинка. Пока я спала, Серега успел поставить палатку, расставил складные стол, стулья, мангал и деловито насаживал куски мяса на шампуры, слизывая брызги маринада с пальцев.

– Доброе утро, Елизавета Прекрасная! Возьми в палатке спрей от комаров, пока не превратилась в лягушку!

Близкое соседство с водой и лесом ничего хорошего в смысле насекомых не обещало, и я воспользовалась предложенным средством, заодно натянув штормовку с капюшоном, чтобы защитить шею. Вечерняя роса уже выпала, стало довольно промозгло и прохладно.

– Ничего, сейчас будет костер, согреешься! – утешил меня Серега.

– Слушай, а почему в выходной день здесь никого, кроме нас, нет? – поинтересовалась я, – ведь в таком живописном месте должно быть много отдыхающих.

– Ха! Разве я повез бы тебя туда, где полно народа? Смотреть, как люди пьют водку, с криками бросаются в реку, матерятся и врубают шансон на весь лес? Нет, это не для нас. Это место знают немногие. Да и далеко не каждый сможет сюда доехать через болото.

Я повернулась к машине и увидела, что ее колеса и черные блестящие бока покрыты отвратительной зеленоватой кашей.

– Ты что, самоубийца?! А если бы мы застряли или провалились к чертовой матери?! – заорала я.

– Да ладно, не делай это… кипятком. Я знаю, как ехать. Тем более, сейчас лето, болото слегка подсохло.

Я, проклиная себя за доверчивость, открыла рот, чтобы адресовать Жданову самые страшные проклятия, но он подошел, обнял меня и прижал к своей дональдаковской груди. Вдруг стало очень хорошо и комфортно – будто это не малознакомый небритый мужик в лесу, а родная бабушка в цветастом переднике гладит и успокаивает меня. Сколько времени мы так простояли, я не знаю. Он что-то тихо нашептывал, гладил мои волосы, словно ввел меня в транс, загипнотизировал, зачаровал… В какой-то момент я осознала, что веду себя неприлично, и отодвинулась. Серега же, как ни в чём не бывало, улыбнулся и начал готовить место для костра.

Сначала он достал откуда-то из недр своей необъятной машины саперную лопатку и аккуратно снял дерн. Сложив его кубиками поодаль, он очистил траву вокруг обнаженной земли от хвои, листьев и мелких веток. В середину было водружено толстое, полусухое бревно, сверху которого было сооружено что-то вроде шалаша из более тонких палочек.

Жданов чиркнул длинной охотничьей спичкой – костер занялся мгновенно, и огонь заструился по дереву, заплясал, заалел. Нет едкого дыма, только пламя и сухое потрескивание. Неподалеку в высоком, добротном мангале уже прогорали угли для шашлыка.

– Сережа, когда ты успел нарубить дров? Неужели я так долго спала? – спросила я, придвигая свой стул к манящему теплу костра.

– Я привез угли с собой. Ведь главное – это не мясо, правда? С ним надо разделаться побыстрее. Вот если бы мы были в тайге, тогда да. А так купил мешок угля на заправке – чего проще?

«А что же тогда главное?», – подумала я и усмехнулась вслух своим мыслям: не маленькая же, и так понятно. Но он смотрел на меня так серьезно, так по-доброму… Во всяком случае, в известных ситуациях мужчины смотрят не так. Все же интересный тип, этот Серега Жданов.

Потом мы ели вкуснейший шашлык в маринаде из майонеза, лимонного сока, луковых колец и смеси специй (я смогла распознать куркуму, шафран, соль и белый перец, остальные ингредиенты Серега не рассекретил) и пили полусухое красное. Я не знаток и не любитель вин, но это мне показалось восхитительным: тонкое, без излишней кислоты и терпкости, с приятным послевкусием, оно прекрасно дополняло мясо. Как поведал мне Жданов, это домашнее армянское вино ему подарил один старик во время последней экспедиции.

– Что ты делал в Армении? Ездил по работе? – поинтересовалась я.

Жданов замолчал.

Казалось, он вслушивается в звуки ночного леса. Я тоже прислушалась: что там, в темной чаще? Но до меня долетел лишь легкий шелест листьев на ветру, плеск воды и потрескивание сучьев костра.

Серега внимательно посмотрел на меня, словно изучая и раздумывая, стоит ли отвечать на вопрос или нет. Сейчас, когда его лицо оказалось так близко, я разглядела под двухнедельной щетиной довольно приятные черты: красиво прорисованный четкий рот, выраженный подбородок. Яркие голубые глаза, нос с горбинкой. Высокий лоб я отметила еще раньше. Если бы его удалось побрить, постричь и нормально одеть, мог получиться очень привлекательный персонаж – отрада для женского взора.

Пока я так беззастенчиво его разглядывала, Серега явно о чем-то размышлял. Пошевелил ветки костра длинной палкой, отчего в небо взметнулся сноп алых искр. Налил нам еще по стакану вина, отхлебнул, закурил.

– Я скоро уезжаю, Лиза, – наконец, произнес он.

В моей груди что-то глухо ухнуло.

– Опять? Надолго? – удалось спросить достаточно бодрым тоном.

– Не знаю. Наверное, на несколько месяцев.

– По работе?

– И да, и нет.

Я замолчала, он тоже. На глаза набежали предательские слезы, но мне удалось сдержать их, собрав всю волю в кулак. Неужели он стал по-настоящему нужен мне, а я и не заметила? Или только так кажется из-за одиночества?

– А это, надо полагать, прощальная гастроль?

Сергей молча кивнул, глядя куда-то в сторону, глубоко затягиваясь.

Вот и все. Говорить больше не о чем. С другой стороны, какие могут быть претензии, ведь мы фактически и не встречались, только проводили вместе время как коллеги и друзья… «Наверное, едет к своей бывшей!» – мелькнула мысль. И не успела я ее до конца осознать, как рот открылся сам собой и выпалил вопрос:

– Сережа, ты едешь к жене?

Я тут же прикусила свой болтливый язык, смутилась и, наверное, покраснела. Хорошо, что в слабом свете костра этого не было видно.

Жданов удивленно посмотрел на меня:

– С чего ты взяла? Конечно же, нет. Мы четыре года в разводе. Я думал о том, как бы половчее пригласить тебя с собой.

– Меня? Но куда? В каком качестве?

Затаившееся сердце вдруг припустило вскачь, заколотилось где-то в горле. Что это со мной, черт побери?

– Это долгая история. Я должен рассказать тебе все с самого начала. Если наберешься терпения…

– Я ближайшие два дня никуда не тороплюсь, можешь начинать.

– Подожди, сейчас подброшу дров. Костру до утра гореть.

Подкинув несколько поленьев, Серега сел рядом, накинул мне на плечи мягкий плед, закурил новую сигарету.

– Ночь-то какая, да? Тихо, ясно, звезды… до них подать рукой. Десять лет назад была такая же ночь. Я отдыхал с Полиной, своей невестой в Геленджике. Бархатный сезон, конец сентября. Банальное начало, согласен. Но зато какое будет продолжение!

Он снова криво усмехнулся, как в тот день, когда дарил мне эдельвейс; помолчал, выпил вина. Я тоже пригубила из своего стаканчика. Неужели он будет говорить о несчастной, неоцененной любви? Только не это! Старый, как мир, скучный прием. На меня это не действует лет с восемнадцати.

– Возвращались на моей машине. Тогда у меня была «шестерка», «Жигули», подушек безопасности в которой, как ты понимаешь, не предполагалось. Солнце только зашло за горизонт, внезапно, как это всегда бывает на юге.

Помню, посмотрел на часы, чтобы прикинуть, за сколько часов мы доберемся до ближайшего населенного пункта, чтобы отдохнуть и выпить кофе. Я предпочитал ехать ночью, так быстрее, меньше поток машин. Полина в это время доела шоколадный батончик с кокосом – забыл, как называется – и спросила, куда положить обертку. Знаешь, она была такой чистюлей, такой аккуратисткой, никогда бы не выкинула мусор на дорогу.

Я не успел ей ответить. Мы въехали в какую-то туманную низину, прямо в «молоко». Водитель встречной машины – откуда она взялась на этой пустынной вечерней трассе, до сих пор не пойму – не увидел меня, я его тоже. Помню лишь свет фар за секунду до удара. Потерял сознание. Когда пришел в себя, оказался лежащим на дороге прямо перед капотом своей машины. Надо мной склонился незнакомый мужчина, который оказывал мне первую помощь – тот самый водитель. Он практически не пострадал, в отличие от меня.

– Что с девушкой? – крикнул я. – Она жива?

– Какая девушка? – удивился незнакомец, – Ты был в машине один! Когда мы столкнулись, я сразу выскочил из своей тачки и вытащил тебя. Рядом никого не было!

Я бросился к «жигуленку». Меня шатало, как пьяного, во рту полно крови, начало мутить. Открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья – никого! И главное – ремень безопасности пристегнут! Представляешь? Ну, скажи, стал бы человек в такой ситуации, выйдя из машины, пристегивать ремень обратно?

Серега покачал головой, вздохнул.

– В общем, я звал ее пока не сорвал голос. Вокруг – «молоко»: в метре от тебя уже ничего не видно. С одной стороны – горы, с другой – низина, и на много километров вокруг ни единой души. Тот водитель – спасибо ему – не уехал, оставив меня одного. Он, конечно, не поверил, что в машине был кто-то еще, списал мою «галлюцинацию» на полученную мною травму головы, но тоже искал Полину.

Стало совсем темно, и мы вместе остались дожидаться рассвета.

Туман наконец-то рассеялся. Я осмотрел повреждения своего «жигуленка»: они были довольно серьезными, но доехать до ближайшего города я бы смог. Внутри, на пассажирском сиденье, осталась сумочка Полины, а в ней паспорт, деньги, косметичка, какая-то карманная книжка с женским романом. Но самое главное – исчезла обертка от шоколадки. Ее сложно было бы не заметить – знаешь, такая яркая, голубая с белым. Утром я прочесал всю местность в радиусе километра от места аварии. Никаких следов.

Я подумал – а вдруг Поля вышла из машины в состоянии шока, поэтому и застегнула обратно ремень? Отправилась куда-то, может быть, потеряла сознание… но нет. Она как в воду канула. Ни самой Полины, ни этой чертовой обертки, что была в ее руке в момент столкновения…

Но, поднявшись немного в гору прямо напротив разбитой машины, знаешь, что я обнаружил?

Я смотрела на него во все глаза. Было очевидно, что эти воспоминания причиняют Жданову боль. Давнюю, не острую, но тянущую – так, наверное, ноет старое осколочное ранение.

– Что?

– Дольмен.

– Дольмены – это что-то вроде языческих храмов? – стыдясь своей некомпетентности, осторожно спросила я.

– Не совсем. Забравшись на гору, я увидел сооружение, внешне напоминающее собачью будку, сложенное из пяти огромных камней. Четыре образуют стены, пятый – крышу. Они очень плотно пригнаны друг к другу, в одной из стен – круглая дыра. Небольшая, но стройный человек пролезть в нее сможет. Я заглянул внутрь и поразился – только голая земля. Ни травы, ни самого чахлого кустика, представляешь?

– Ну, там темно, наверное, поэтому, – предположила я.

– Лиза, ты же биолог. Фотосинтез здесь не причем: хотя бы бледные, но там должны быть растения. Даже картошка в погребе – и та прорастает… Но тогда я об этом не думал. Просто в памяти отложился интересный факт.

Я все искал, все звал… но так и не нашел никаких следов Полины. Позже водитель отбуксировал меня в ближайший город, в больницу. Там мне помогли, и я бросился в милицию заявить о пропаже.

Это вообще отдельная история. Сначала они отказались принимать заявление на том основании, что я не родственник пропавшей. Потом объявили, что необходимо ждать три дня после исчезновения – такой, видите ли, порядок Мне пришлось идти к начальству. Заявление, в конце концов, приняли, но знаешь, чем это кончилось? Меня обвинили в убийств! Дескать, я ее грохнул, тело спрятал, сумку с документами не выбросил по оплошности, а в милицию обратился, чтобы отвести от себя подозрения.

Меня задержали на трое суток «до выяснения обстоятельств» и все это время методично, грамотно избивали, допытываясь, куда я спрятал труп. Очень удобно – можно не бояться, что останутся следы побоев: ведь человек только что попал в аварию!

Я сжала его руку. Мне было безумно жаль Серегу, но подходящих слов не находилось.

– В конце концов, им пришлось отпустить меня. Задерживать дольше не было оснований, а в убийстве я так и не признался, хотя был уже на грани. В тот момент я согласился бы с чем угодно, если бы мог как-то подтвердить свои слова. Теперь понимаю жертв инквизиции, как никто.

Молоденький опер, гнусно улыбаясь, отдал мне документы со словами: