Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым

Наконец-то мне было чем себя занять помимо чтения и компа. Теперь я мог спокойно уступить место у терминала домашней ЭВМ брату или отцу по первому требованию и, не дожидаясь прихода матери, уйти «на гимназию».

У меня сразу появилось множество умных и весёлых друзей. Умными были в основном металлисты, и мне хотелось относить себя к ним. Но с панками было веселее. Поэтому вволю пообщавшись с первыми о музыкальных и книжных новинках, я обычно переключался бухать и балагурить со вторыми.

Впрочем, граница была весьма условной – и те, и другие в большинстве своём были ролевиками и состояли в рыцарском клубе. Я не участвовал, опасаясь за своё здоровье, но вслух мотивировал это тем, что «я не рыцарь и не эльф, моя эпоха – киберпанк!» Это оправдывало и отсутствие у меня каких-либо субкультурных атрибутов одежды, на которые просто не было денег.

Важной частью наших посиделок были душевные песни под гитару. Хором наших нестройных юных голосов, порой шутливо перестраивающих слова, мы оживляли песни «Кино», «Арии», «Гражданской Обороны», «Наутилуса» и «КиШа» (тогда ещё в большинстве своём незнакомые мне) так, что спустя время знакомство с оригиналами этих композиций доставило мне главным образом разочарование. В глубинах памяти они всегда будут отзываться задорным подростковым многоголосием. У костра, под запах пива и скрип кожаных курток. И ни одна студийная запись не вместит этой атмосферы и гаммы чувств!

Солнце светит и растёт трава,

Но тебе она не нужна.

Всё не то и всё не так,

Когда твоя девушка Артём…

Выпивка, атмосфера непринуждённого разгильдяйства, дружелюбная компания, громкие песни, традиция целоваться с девушками в щёку в качестве приветствия – всё это понемногу делало меня раскрепощённее.

Во время одной из гулянок в лесу я разговорился с сестрой своего приятеля. Затуманенное алкоголем сознание практически не разбирало слов общительной девушки. Зато неожиданно для себя я уловил некий телепатический позыв к сближению – будто она говорит всё это чисто из вежливости, а на самом деле мечтает о страстных объятиях.

Несколько секунд я колебался: учитывая присутствие рядом её склонного к мордобою брата, ошибка могла обойтись дорого.

«Сейчас или никогда!» – оборвал я вялотекущий поток рассуждений, решительно приблизился к девушке и поцеловал в засос.

Последовавшей взаимности не ожидал никто: она прильнула ко мне всем телом и сжала в объятиях так, что мы потеряли равновесие и, повалившись с бревна, на котором сидели у костра, кубарем покатились куда-то в кусты, не переставая целоваться. Под шутки и всеобщий одобрительный смех.

Если бы не гогочущая толпа желающих помочь словом и делом вокруг, мы бы скорее всего перешли к сексу прямо на месте – девушка казалась достаточно смелой для этого.

Вдоволь нацеловавшись, мы отправились к ней домой с понятным намерением. Однако на пороге её поджидала мать, которая отточенным движением втащила дочь в квартиру и захлопнула передо мной дверь.

У меня остался её телефон. На следующее утро мы созвонились, и я пришёл в гости. Нам обоим было очевидно, что момент упущен – нужно было прийти в себя после попойки, а от вчерашней страсти не осталось и следа. Было даже как-то неловко. Мы сели пить чай и смотреть фотографии. А потом позвонил телефон – оказалось, что у неё есть парень. Он приехал в гости и вёл себя с ней весьма развязно – как настоящий дерзкий панк, который привык брать от жизни всё. Я чувствовал себя лахудрой на его фоне. Но девушка отвечала на его знаки внимания неохотно. Интуиция подсказывала, что сегодня она сделает выбор в пользу одного из нас, и я ввязался в негласную «битву за сердце принцессы».

Мы вместе поехали в город, опохмелились пивом, а потом переместились в гараж, на репетиционную точку, где ребята играли панк-рок. Всё это время я был пассивен и безучастен, наблюдая за тем, как активный и успешный самец пытается развеселить свою самку. Из него пёрло столько энергии, что соперничать совершенно не было желания.

Игра затягивалась, и я начинал нервничать, ожидая, что девушка каким-то образом вынесет свой «вердикт». Но когда я увидел, как слаженно они играют музыку и какой кайф ловят от этого, у меня не осталось сомнений, что это – люди из другого мира, в котором мне нет места. Я не играю на инструментах, не разделяю их образа жизни, приколов и интересов.

Наверняка девушке хотелось покинуть этот достаточно примитивный и пафосный мир, и она видела во мне надежду – это читалось в её взгляде. Но я не представлял, как это осуществить. Взять за руку и увести у парня, послав его подальше? Или плести тайную любовную интригу? А главное – зачем. Зачем она мне? Что я буду с ней потом делать, о чём говорить? Её глаза и тело говорят о многом, – она может оказаться хорошей любовницей, или даже любящей невестой, – а может просто дурой с пропитыми мозгами. Что творится в голове у этой девицы из не слишком благоприятной семьи? Куда я приведу её, если живу с родителями? Не будет ли мне перед ними стыдно? А как отреагирует её парень? Вдруг этот псих подожжёт мою квартиру?

В общем, я не верил, что мне по силам стать её «спасителем». Поэтому вежливо удалился в своё интеллектуальное одиночество.

Переломы и воспоминания

Переход к условно-взрослой жизни давался сложно. В старших классах я перенёс два перелома: руки и ноги.

Первый – когда мать настойчиво, с криками, выгнала нас с братом из дома, чтобы мы покатались на своих самодельных сноубордах, выдолбленных летом на даче из продольно распиленного бревна, пока не настала оттепель. Фактически, она уже наставала: снег слегка подтаял, но снова замёрз, образовав ледяной наст. Движимый озлобленностью на маму, я попытался скатиться с довольно крутого склона, чтобы выпустить пар. Тяжеленный сноуборд, оклеенный снизу скотчем и обильно смазанный салом, в сочетании с плохой шнуровкой превратился на обледеневшем склоне в неуправляемый снаряд.

Всё случилось быстро: на пути попадается бугор, сноуборд улетает в кусты на моих глазах, всё вращается… А когда вращение останавливается, я ощущаю характерную пульсирующую боль в предплечье, уже знакомую мне по перелому руки в детстве. Рука постепенно опухает – почти в том же месте, что и в первый раз. Спокойно подбираю свою доску, идём с братом домой, я еду в больницу.

Там мне вправляют смещённую кость под общим наркозом. Я отвечаю анестезиологу, что никогда не употреблял наркотиков, и он пророчит мне настоящий кайф. И не обманывает – после десятка глубоких вдохов сладкого газа я проваливаюсь в воронку из зелёных цифр а-ля Матрица и оказываюсь в каком-то месте, очень похожем на рай.

Очнулся я в прекрасном настроении, когда меня уже везли с гипсом в палату. Мне радостно и хочется петь:

– Я король дороги, я король от Бога, в Ад или Рай – сама выбирай! – затянул я пьяненьким голоском. Санитары очевидно спешили и задели койкой тумбочку соседа по палате, разбив ему кружку.

– Ой, чем же я теперь буду пить!? – недоумевал он.

– РОтом. Гы, – отвечал я, сияющий самодовольством.

Вскоре меня «отпустило», и вечер прошёл в пошлых беседах с однопалатниками о сексуальном опыте. Я нелепо пытался соврать, будто он у меня уже был, и я давно не девственник, выдумывая сцену полового акта на ходу по мере того, как меня осыпают вопросами. В итоге мой обман легко раскрыли и посмеялись над моими наивными выдумками. Обидно – ведь я был там старшим из всех.

А ногу я сломал и вовсе нелепо: вышел из школы через окно первого этажа и приземлился на выбоину в асфальте. Два дня ходил прихрамывая и ел анальгин, полагая, что это растяжение, и оно пройдёт. На третий обратился к врачу – обнаружилась маленькая трещина в плюсневой кости. Гипс, костыли, две недели освобождения от занятий.

Вообще, переломы пришлись тогда как раз кстати. В школе царила суета по поводу вытягвания оценок, которые войдут в аттестат. Мне она была совершенно чужда. На медаль я не претендовал, а при поступлении аттестат практически игнорировался (как раз в этом году ввели централизованное тестирование, баллы которого учитывались при поступлении).

К концу учёбы учителя в школе стали мягче. Они по-дружески давали напутствия, высказывали каждому приятные характеристики, общались с нами с глазу на глаз. У меня неожиданно обнаружились «логическое мышление» и «исполнительность».

Приятнее всего было то, что смягчился даже Death. Со временем я снова стал играть в нашем школьном «компьютерном клубе». Сперва один, на эмуляторе «PlayStation», позаимствовав у друга диск с «Tony Hawk’s Pro Skateboarding». А ближе к выпуску – снова по сети, вместе со всеми. «Пожизненное» негласно простили.

Что ещё можно вспомнить о школе…

Как однажды прогулял всю продлёнку вместе с другом, а потом вернулся в класс ровно за минуту до прихода матери. Сказал оставшимся ребятам и учительнице, что прячусь от неё. А они успели показать мне разученную сценку про чебурашку.

Как учительница со злости раздолбала указку об доску, чтобы утихомирить шумных ребят, а щепка угодила в щёку мне – сидящему на первой парте тогда ещё отличнику.

Как мне показалось, что, если разбавить много заменителя сахара горячей водой – получится алкоголь; я набадяжил двухлитровую бутылку и мы «бухали» с товарищем прямо за партами, закусывая принесённым им из дома оливье.

Как в ответ на заявление классной, что «мы этого не хотим» я съязвил: «Не хотите – или не можете?», спровоцировав её гневные крики.

Как нам раздавали растворимые шипучие витаминные таблетки для профилактики гриппа, а ребята набрали их в рты и я, зайдя в класс вместе с учителем, увидел заливающихся оранжевой пеной разгильдяев.

Как после просмотра всем классом «Войны и мира» на видеокассете сразу после титров началась эротическая сцена из записанного там до этого фильма, а мы вместе с учительницей молча смотрели ещё секунд тридцать прежде чем она улыбаясь сказала «выключай».

Как подбрасывали толпой кого-то одного высоко над землёй в воздух на переменках. Мне нравилось, ведь я был лёгким, и меня подбрасывали высоко. Но однажды не поймали.

Как я нагло катался по школьным коридорам на скейтборде. Правда недолго.

Забавным был случай, когда одноклассник Л., проходя мимо меня в коридоре, узнал, что я как раз собирался на олимпиаду по английскому языку. Парень быстро сориентировался и тоже напросился принять участие. Безо всякой подготовки он занял второе место.

А учитель труда, который заодно преподавал у нас допризывную подготовку, однажды с видом профессора завёл разговор о словообразовании матерных слов. Он пытался выяснить, сколько всё-таки существует базовых матных корней, от которых происходят все остальные слова. Насчитал пять.

В старших классах невероятной казалась способность учительницы истории видеть логические взаимосвязи между событиями. Видеть то, о чём не было прямо написано в учебнике, но что можно было разглядеть, лишь воспринимая всю картину целиком, прочувствовав происходящее. Она безуспешно пыталась научить этому нас. А поскольку меня лично история перестала интересовать уже после Древнего Мира, её способности выглядели в моих глазах чистым колдовством.

Подготовка и поступление

На мой век пришлись реформы по внедрению десятибальной системы и централизованного тестирования. Мало кто из учителей понимал, как использовать десять баллов, и мы пытались разобраться вместе с ними, зачитывая и анализируя инструкции министерства. В них меня обескураживало, что оценки от одного до девяти выражают знание материала и умение им пользоваться, а десятку можно получить только за «творческий подход» к решению задания. Я думал, что подхожу к любым задачам творчески, но не всегда при этом в достаточной степени знаю материал, и эти категории казались мне совершенно не связанными.

Зато с тестированием всё было просто, и методичек для подготовки хватало. Главной прелестью было то, что в тесте можно было указывать варианты наугад. Ходили слухи, что кто-то просто выложил в бланке ответов слово из трёх букв и получил 80% правильных ответов.

Приближалась пора поступления в институт, и меня переполняли чувства. Ощущение жерновов огромной мясорубки, из которой не выкрутиться. По большому счёту поступать надо было главным образом чтобы откосить от армии – к ней у меня не было ни малейшего духовного и, тем более, телесного расположения.

В нашей гимназии предлагалось готовиться к поступлению по одному из трёх направлений: экономическому, юридическому и медицинскому. Ни один из вариантов мне не нравился. В итоге я выбрал экономический как компромисс: экономика – это деньги, а деньги можно преобразовать во что угодно. К тому же, при поступлении на экономиста не надо было сдавать физику, в которую я слабо врубался.

В действительности меня занимали только компьютерные игры, интернет, и как расстаться с девственностью. Но в то же время я радовался окончанию надоевшей школы и расставанию с одноклассниками, среди которых к концу учёбы у меня совсем не осталось друзей. Я возлагал на ВУЗ большие надежды. Новый коллектив – это возможность «преподнести себя» по-новому, перестать быть белой вороной, стать «крутым» в глазах новых товарищей по учёбе, найти новых друзей и, дай-то Бог, девушку. Мне казалось, что вместе со школой уйдёт подростковая «говнистость» в общении. Что в ВУЗе всё будет по-взрослому: там не унижают друг друга за недостатки, а договариваются на взаимовыгодных принципах. К тому же я рассчитывал поступить на бюджетную форму обучения, обеспечив себя стипендией – собственными денежными средствами, которых мне уже давно не хватало. Новая степень свободы.

Однако были трудности и помимо поступления. Как раз в год окончания школы ужесточили контроль за проведением выпускных вечеров: употреблять спиртное запретили (!), а территория заведения, где проводился банкет, становилась закрытой до шести часов утра. Поэтому больше всего моих сверстников заботило, как пронести водку.

Я же не видел в выпускном ничего особенного. Мне было радостно наконец расстаться с чуждым в массе своей коллективом. До какой степени мы при этом напьёмся – не так уж важно. Ясно, что это произойдёт несмотря на все запреты. Впрочем, интересно посмотреть на наклюкавшихся учительниц.

Моё сознание будоражил миф о потере девственности на выпускном. Я заранее стал заигрывать с симпатичной мне одноклассницей Т., стройной, мягкой и немного замедленной (почти традиционный набор качеств девушек, в которых я влюблялся). Было известно, что у неё есть парень, что он старше Т. и физически сильнее меня. Но в ответ на мой дерзкий вопрос, насколько у них всё серьёзно, она ответила, что он хочет жениться, завести детей, а ей это всё пока не надо. Это был шанс!

По моей инициативе мы танцевали с Т. вальс на официальной части выпускного. И на неофициальной тоже. Но там оказалось слишком много алкоголя, громкой дискотечной музыки и негде уединиться. В этом угаре мы разминулись…

Т. рано уехала домой. Я бессмысленно слонялся и танцевал весь оставшийся вечер. А наутро, когда нас наконец выпустили из опостылевшего зала, стал проводником изрядно набравшейся учительницы английского, свидетелем её трусов и торжественного разрыва колготок в честь наступления условно-взрослой жизни.

В дальнейшем я не стал пытаться наладить отношения с Т. Некогда – на носу было централизованное тестирование и поступление.

Мать заранее отправила меня на подготовительные курсы по математике и русскому, где я практически ничему не научился: математика там была слишком сложная, а русский мы, в основном, прогуливали.

Занятия с репетитором по математике тоже не пошли мне на пользу. Изрядно потрёпанный заботами рабочего дня преподаватель просто давал мне задачи из сборника, я тупил некоторое время, после чего он сам же решал их вслух.

Казалось, что я отбываю каторгу за мамины деньги, которые ей необходимо потратить. То ли для очистки совести, то ли тупо потому что все так делают. Но терпеть эту невыносимо-идиотскую и пустую трату драгоценного времени я не мог, и решительно отказался от репетитора вопреки всем уговорам.

В итоге русский удалось подтянуть с помощью маминой знакомой учительницы на пенсии. Бабушка была учителем «от бога». А математику – по моей собственной методике: тупо решая все задачи подряд из того же сборника, начиная с самых простых, тренируясь таким образом в банальной арифметике. Это позволяло быстро посчитать всё, что сходу понятно, на тестировании, а над остальным оставалось время подумать.

Правда, математику я в итоге пересдавал трижды. В последний раз – с высокой температурой и уколом от неё в ягодице, который кое-как впендюрила мама.

С английским же всё и так было отлично – спасибо школе с «уклоном», фильмам и играм с некачественным переводом и предрасположенности, притянувшей моё внимание к англоязычной книжке про Машу и медведей в дошкольном возрасте.

Я поступал дважды. Поступление в первый, экономический, ВУЗ запомнилось долгими очередями на подачу документов, среди которых произошла последняя мимолётная встреча с бывшей одноклассницей Т., за которой я пытался «приударить» на выпускном. И тем, что около 90% поступавших туда были хорошенькими девушками.

Мне с моими баллами предложили там «полу-платное» место. Родителям это казалось неплохим вариантом, и они выразили готовность оплачивать обучение. Как-никак престижный институт, а поступление во втором потоке – рискованный шаг, ведь больше попыток не будет, и провал означает путёвку в армию на полтора года.

Но мысль о том, чтобы и дальше полностью зависеть от родителей, не имея своих финансов, была мне противна до глубины души. Я собрался с силами и решительно забрал документы с мыслью «Нет, я хочу, чтобы МНЕ платили за то, что я учусь!», отнёс их в другой, технический ВУЗ, где меня без проблем зачислили на аналогичную инженерно-экономическую специальность на бюджет.

Студенчество

Лабы и вечеринки

Мои надежды на атмосферу в студенческой среде частично оправдались. Там действительно было гораздо больше товарищества, благородства, взаимопомощи. И гораздо более здоровое чувство юмора.

У меня образовался круг знакомств – в основном частично-неформальных ребят и провинциальных девушек. В них было на порядок больше жизни, простоты и открытости. А также широта интересов и взглядов, выгодно отличавшая их в моих глазах от правильных детей большого города, у которых был уже сформировавшийся и почти закостеневший план на жизнь. К тому же, простота девушек долгое время внушала надежду потерять, наконец, девственность.

Организм тяжело адаптировался к новой среде. После первого учебного дня голова просто раскалывалась от боли. К счастью, старые неформальные друзья с гимназии пригласили меня отмечать новоселье одного из ребят. Они купили пятилитровую канистру спирта и к моему приходу уже разбавили его водой пятьдесят-на-пятьдесят, в ходе чего один из товарищей основательно надышался парами алкоголя и уже был совсем «хороший».

Я пожаловался на своё состояние, и мне со знанием дела протянули стакан:

– Пей до дна.

С каждым глотком обжигающего нутро «лекарства» я ощущал, как боль покидает голову. Когда стакан опустел, от боли не осталось и следа – ум при этом сделался ясным и предельно трезвым. Это казалось чудом.

Алкоголь вообще имел свойство открывать врата в иные миры, куда трезвому попасть невозможно.

Однажды, возвращаясь с хорошей пьянки домой, у самого входа в подъезд я вдруг подумал:

– Вот я сейчас полон сил, мне так хорошо, а я как дурак приду домой, лягу спать и утром снова проснусь «обычным». Чего ради тогда, спрашивается, я вообще пил? Нет, приключений на сегодня явно недостаточно!

С этой идеей я, шатаясь и подпирая стены, пошёл на «речку-говнотечку», как называли её местные, в надежде встретить кого-то из нашей тусовки. Но встретил в тот вечер кого угодно, кроме наших…

Я попал в совершенно незнакомый мне мир ночных алкоголиков. Сперва одежда «не по форме» поставила меня в рискованное положение, но я, преодолевая страх, знакомился и выпивал со всеми. Беседовал по душам с женщиной-психологом, с участником войны в Афганистане, а потом и с ветераном Великой Отечественной. Ходил в магазин за дешёвым вином и успокаивал приезжего мужика, которого «продинамили» девушки лёгкого поведения…

Это самый настоящий параллельный мир, который всегда был рядом, но существование которого я не замечал в силу того, что жил в других мирах: ученическом, компьютерном, студенческом.

Однако, когда мой собутыльник вдруг предложил избить одноногого калеку, чтобы отобрать у него пакет с тремя бутылками вина, я почуял, что дело приобретает дурной оборот, и стремительно удалился домой. Телепортировался в привычный мир.

Ребята в институте оказались на разных ступенях компьютерной грамотности. Программа обучения была рассчитана так, чтобы подтянуть отстающих. Для меня же многое было уже известным – это позволило немного подзаработать, делая лабораторные по C++ за деньги на первых порах. К тому же, предприимчивый одногруппник подбрасывал лёгкие заказы по Flash-баннерам и презентациям. В совокупности это было хорошим дополнением к стипендии.

Собственная «продвинутость» тешила моё самолюбие и давала возможность расслабиться на первых порах. Но когда пришла пора осваивать незнакомый материал, я и сам стал отставать. А вчерашние «отстающие» наоборот ушли вперёд.

Лишь на студенческих празднествах все были равны. По торжественным поводам мы собирались на квартирах, реже – за городом. Напивались, танцевали под хаус и пели под гитару.

Зимой, на день студента, с моей лёгкой руки почти вся группа дважды заявлялась ко мне на дачу. Во время первого заезда оказалось, что бабушка сменила замок. К счастью, ловкий одногруппник из Бреста легко открыл дверь при помощи топора.

Все гуляли, веселились и придуривались кто во что горазд. Однако до секса на моей памяти, к сожалению, ни разу не доходило. Эх. А ведь в моём воображении все студенческие пирушки заканчивались оргиями…

Студенчество на поверку вообще оказалось «кастрированной» версией того, что мне про него рассказывали приятели и родители. Не было в нём той безудержной стихийной силы, что способна превратить это время в самую прекрасную пору жизни, о которой всегда есть что вспомнить. Быть может для приезжих, живущих в общаге, – но не для меня. Гораздо более безбашенные и оголтелые поступки мне доводилось совершать одному или в тусовке неформалов. Здесь же был сплошной пафос, вполне невинная показуха, за которой не стояло ни глубоких переживаний, ни риска для жизни, ни какого-либо смысла вообще.

Меня не покидало чувство театральной наигранности. Будто нам всем внушили, что студенчество – это молодость и веселье, и мы изо всех сил пытались изобразить их, казаться друг-другу молодыми и весёлыми. Как будто впереди у нас долгая счастливая жизнь, а не годы изнурительной учёбы и работы. Будто мы ещё способны угорать отчаянно и самозабвенно, так, словно будущего нет – хотя на самом деле все уже примерно знали это самое будущее и не стремились его изменить.

Девочки понемногу планировали семьи и присматривали мужей. Мальчики начинали следить за здоровьем и превращаться в «молодых специалистов», будущих «успешных сотрудников» и «завидных женихов». Роли распределены, спектакль продолжается. Тухло.

Вскоре я попробовал лёгкие наркотики. Ими снабжал меня «по дружбе» один из одногруппников. Не смотря на мои опасения и скептицизм, общение с тем_самым_одногруппником постепенно превратило меня в сторонника веществ и противника алкоголя. Толстовку «Ария» сменил её аналог «СССР – сажать, собирать, сушить, раскуривать» с крупным листом известного растения под серпом и молотом во всю спину. Однако примерять музыку Боба Марли на своё металлистское сознание я решился далеко не сразу.

Творчество и плоть

Вопреки ожиданиям, особо близких друзей и новых интересов в институте у меня не появилось. Так же как раньше, я сидел на лекциях, разрисовывая тетрадки изображениями различных персонажей моих воображаемых игр, концептами сайтов и интерфейсов. Рисунки получались всё совершеннее и чётче, ими интересовались одногруппницы. Я согласился разрисовать отдельную тетрадь персонально для одной из них.

Один из моих воображаемых миров я понемногу программировал в свободное время – «Минск пост-ядерный». Это была пост-апокалиптическая ролевая игра в духе «Fallout». По сценарию главный герой (панк, металлист или растаман – классы персонажа на выбор) просыпается после гулянки в подвале, а когда вылезает из него, то обнаруживает, что случилась ядерная война, с неба падает серый снег, а город лежит в руинах, по которым шныряют гопники-мутанты.

По ходу дела оказывается, что Минск взят под контроль президента-киборга, который перекрыл все выезды и проводит бесчеловечные эксперименты в целях продления своей молодости и формирования армии зомбированных кибер-мутантов. Только люди-деревья, обитающие на останках национальной библиотеки, знают, что армию кибернетических зомби можно вывести из строя с помощью древнего артефакта – кассеты группы «N.R.M.» (известный в Беларуси «оппозиционный» коллектив), проигранной на максимальной громкости…