Альфа и Омега. Лирика разных лет

Альфа и Омега

Лирика разных лет

Людмила Максимовна Козлова

Редактор Людмила Максимовна Козлова

© Людмила Максимовна Козлова, 2017

ISBN 978-5-4485-4367-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мне запрещали

бродить по горам и долинам.

Мне говорили,

что надо бояться людей,

что человек —

это мягкая липкая глина,

и потому подневольно

он – вечный злодей.

Много прошла я с тех пор

по горам и долинам.

Я их боялась,

но я их любила —

людей!

Я и сама —

золотая и мягкая глина,

праведник, лжец

и злодей.

И святой лицедей.

В осеннем поле просторном

Где кони паслись в отаве,

Ты голову там оставил,

Всадник Без Головы.

Ей ветер, мальчишка вздорный,

Снегом сечёт по векам.

Помнишь —

Ты был человеком,

Всадник Без Головы.

А кони, они пасутся,

Им нравится вкус отавы.

Не важно им, кто оставил,

И что.

Но под крик совы

Шарахнутся, понесутся,

Блестя окосевшим глазом.

И вдруг затоскует разом

Всадник Без головы.

Эклиптика

Катится Жизнь

в шоколадном трамвае.

В окнах мелькают льняные глаза.

Сладкие рельсы кондитера мая

Кончатся скоро, а выйти нельзя.

Праздничный, пряничный

Фирменный китель,

Где же твоя бирюза?

Слеп да и пьян

Полоумный водитель,

И на закуску

Ушли тормоза.

Крошатся рельсы,

Куски отлетают.

Всё ощутимее крен роковой.

И Зодиак, словно хищная стая,

Кружится, кружится над головой.

Здравствуй, розовое

рассветное, раннее!

Снова ранила Жизнь небеса.

Истекая кровью

совсем по-бараньи,

красит небо поля и леса.

Вот и все мы

повязаны кровью-

Божий Агнец вздохнул

и замолк.

Но пока осеняемся

Божьей любовью,

к алтарю пробирается

волк.

Вот на нём уже

шкура овечья.

Божий промысел нам не постичь.

Богу – божье,

а нам – человечье.

зайцу – заячье,

хищнику – дичь!

Птица Феникс

Огонь —

золотая царица,

смертельная жрица древес!

Я – Феникс!

Я – Вещая Птица,

частица алмазных небес!

Скелет мой горелый взлетает

и падает в струи огня.

И плачет голодная стая,

которая жарит меня.

Пинчер-крысолов

Утром, распятым заботою ранней

в сонном ещё неглиже,

стая крысиных пираний

кинулась рвать и тиранить

всё, что осталось в душе…

Всё, что живое металось,

клочьями – в пропасть зеро!

Господи! Я из металла!

Господи! Я не устала

всё ещё верить в Добро.

Я позову из Синичьего, Юного,

зная целительство слов:

Где ты, мой пинчер,

окраса подлунного?

Где ты, лихой крысолов?

И раздирая

пространство латунное,

лаем ответит: «Я – здесь,

я – готов!» —

пинчер подросток

окраса подлунного,

друг мой, охотник и крысолов!

Будет день

как в детстве длинным —

будет длиться, длиться, длиться.

снегом сказочно-былинным

рисовать былые лица.

Сквозь узоры занавесок

детство манит следом санным

в глубь сосновых арабесок

и поёт зиме осанну.

И в санях да на Кауром

полечу я лесом хвойным,

где крадётся сумрак хмурый

и ведёт со светом войны.

Мои сани едут сами,

разметая солнца искры,

и у сосен под ногами

спят оранжевые лисы.

Чтобы вечером проснуться,

отряхнуться для охоты,

посидеть под лунным блюдцем

и бежать, припомнив что-то.

Сон

Жёлтая кровь фонаря

Красит слепой туман.

Воет собака зря —

спит её пан-меломан.

Сон его – это вой,

Жёлтая кровь над головой.

Вой этот – смертный плач,

В красном плаще палач.

Вот он поднял топор,

Вытер его о полу.

Крепко и с давних пор

Спит голова на полу.

Сон её – вой тоски,

Помоста кленовый узор,

Влепленный в край доски.

Число Пи

Вечером хладным и влажным

желанья свои оскопи —

правит без жалости

миром продажным

число бесконечное Пи.

Выпав из круга однажды,

елеем себя окропи —

чтоб укротить

вековечную жажду

числа бесконечного Пи.

Ты верь в искупление свято —

и Зло, воскрешеньем маня,

тебя не утянет обратно

на круг, как слепого коня.

Тогда от полёта немея,

весёлую силу копи —

исчислить твой Дух не посмеет

число бесконечное Пи.

Мантра

Там, за синими горами

Кришна в золотистом сари.

Харе Рама, Харе Рама.

Рама, Рама, Харе, Харе.

Там цветут миндаль и вишня,

Нет больных, несчастных, парий.

Харе Кришна, Харе Кришна.

Кришна, Кришна, Харе, Харе.

Кришна ищет злато Храма

Даже в варваре-корсаре.

Харе Рама, Харе Рама.

Рама, Рама, Харе, Харе.

Есть для нас и стол и крыша

В Лондоне и Амритсаре.

Харе Кришна, Харе Кришна.

Кришна, Кришна, Харе, Харе.

Мы одарены дарами,

В кураже мы и в ударе.

Харе Рама, Харе Рама.

Рама, Рама, Харе, Харе.

Притча о десяти девах

Пожилые сусальные бабушки

Всё мечтают о вечной любви.

Всё играют в горелки да в ладушки,

Словно мир не запачкан в крови.

В бессердечном восторге маразма

Всё поют о красе и душе.

Мир сгорает от солнечной плазмы,

Всё пропахло распадом уже.

Но в волнах нарастающих смрада

Запевает старушечий хор:

«Милый мой, жду тебя у ограды,

От любви отрекаться не надо —

Отопри потихоньку запор!»

Блюз

Спокойные шведы

с немытыми патлами,

в изжёванных бородах,

схожих с заплатами,

эстраду как дом

обживали старательно —

ходили, садились,

как будто трудились,

вставали зачем-то опять.

И голос тромбона

закручивал вспять

минуты,

секунды,

рога

и хвосты,

и негра,

торчащего словно цветы!

На берегу такое место

Похожее на Коктебель.

Здесь продаётся мирабель —

В гареме августа – невеста.

Её прозрачные глаза

Как брызги солнца

Красят берег.

Реки и неба бирюза

Любви, а не разлуке верят.

Ах, что такое Коктебель —

Теперь едва ли знает каждый.

Он, мною видимый однажды,

Напоминает мирабель.

Янтарный город на мгновенье

Запретным плодом в руку взят.

И вот – закончилось владенье —

Растаял жёлтый аромат.

Полночный тоскующий голос метана

Любовные песни лягушек весенних

укутаны семенем словно сметаной.

О, модус вивенди!

О, модус вивенди!

Заря, без причуд продвигаясь к востоку,

пожарами бредит на утреннем стенде

и всех приголубит светло и жестоко.

О, модус вивенди!

О, модус вивенди!

И примет нас день, но совсем не в объятья —

как братьев холодный расчётливый денди.

И будет смотреть не в глаза, а на платье.

О, модус вивенди!

О, модус вивенди!

И только лягушки в любовном угаре

не знают про деньги, про бредни и бренди,

плевать им на даму в лиловом муаре.

О, модус вивенди!

О, модус вивенди!

Последний виадук

День сгорел сосновой спичкой.

Значит – будет ночь.

Солнце раскалённой бричкой

с косогора – прочь.

Скрылась солнца колесница —

пала в листопад.

И сияет и дымится,

и летит закат.

Свет его над миром держит

лес железных рук —

как последняя Надежда,

старый виадук.

Словно он всех нас живее,

словно – в небо дверь.

Упадёт и заржавеет.

И проснётся Зверь.

Проклятой жизни

бумеранг

в руках у Дьявола,

как бита.

И столько чудищ

в нём набито,

что не спасёт

священный Ганг.

И даже Слово*

не оможет —

зверинец сделать

Храмом Божьим

Среди камней

Безгласно-неподвижна

Я простояла

Тысячи веков.

Иисус Христос

И Магомет, и Кришна

Меня лишили

Каменных оков.

Среди деревьев

самой деревянной,

сосновой самой

долго я была.

Среди собак

Я самой окаянной

Навеки обездоленной слыла.

И, наконец, сегодня Человеком

В мучениях и корчах родилась,

Чтобы принять от Бога

И от века

Любовь и Ложь,

Прощение и Грязь!

Ещё не слышится в рассвете

Печного дыма хвойный ток.

Ещё висок таит в портрете

Заветный детский завиток.

И там, в невидимом пока,

Гуляет солнце в зимних рощах,

И карамельный день полощет

В глубоком небе облака.

Но в тех же рощах и пампасах,

За всё цепляясь, всё круша,

Отчаянно и многогласо

Вопит животная душа.

Она уже готова в клочья

Порвать и весело глодать,

Жевать, урчать и жаждать ночи.

И врать.

И взять,

а не отдать.

Последние дни

Москитный флот идёт на Землю —

погибельная саранча,

хитиновыми рожками стуча!

В нём сонмы вирусов летучих

кишат во мгле без берегов —

распад души,

распад мозгов!

Не чуя смерти, человеки

картошку жарят на огне,

торча неделями в окне.

Не чуя смерти, человеки

твердыни строят из камней

на краешке последних дней…

В меха закутана по моде

Зима волчицею прошла.

Апрель.

Звонят колокола.

Последний сон

В деревьях бродит.

А утром, изумрудно чист,

Поранит небо, словно скальпель,

Живой пахучий острый лист.

И несколько карминных капель

С небес на землю упадут,

Окрасят крыши, окна, пруд…

И двери настежь – и с петель —

Сорвёт апрель!

Сила жизни

Смертны все мы —

И гвельфы, и эльфы.

В светлый глей

И оранжевый глёт

Ляжет каждый однажды,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.