Вселенная в тебе

Но всё это потом, потом. Она старательно прятала всё это от себя, будто единственную сладкую конфету до лучшего момента, который ещё не настал.

Молодёжь пела песни, смеялась, шумно перекликалась. По кругу передавали огромный ковш с целебным отваром из трав и каждый делал глоток этого сладкого с горчинкой питья. Плеснули немного в огонь, чтобы задобрить Богов, и Боги ответили вспыхнувшими искрами, будто благословили честную компанию, вызвав всеобщее ликование собравшихся возле костра.

– Айда купаться! – крикнул кто-то, и все с радостными возгласами повскакивали со своих мест.

Полетела в стороны одежда, оставляя тела прикрытыми только сорочками из лёгкой тонкой материи.

Визг, шум и радостные крики наполнили воды реки и разнеслись эхом в ночном воздухе по округе. Вода, теплая, будто парное молоко, нежно принимала в себя разгорячённые дневным солнцем и вечерним огнём тела. Брызги с искорками отраженной в них луны взмывали вверх и затем блестели на щеках и волосах яркими звёздочками, пока не перемешивались с миллионами других капель. Пьянящий восторг накрыл молодую компанию своим тончайшим пологом.

Сорочка прилипла к телу и стала совсем прозрачной и не ощутимой, не скрывая ничего под собой. Кто-то поймал её тело в свои руки и прижал к себе. Она взвизгнула и обернулась. Его волосы мокрыми кудрями спадали на лоб, но не скрывали горящих глаз, а пунцовые губы были совсем-совсем близко. Она со смехом хлопнула его по голым мокрым плечам и оттолкнула. «Нет. Не сейчас». И, развернувшись, поплыла к берегу.

Чуть позже и вся остальная весёлая толпа вернулась на берег и пользуясь тем, что все они мокрые и под защитой воды, стали прыгать через костёр. Многие заранее об этом договаривались и, взявшись за руки, прыгали парами, а все остальные смотрели, кто прыгнет выше, смеялись и кричали, одобряя и подбадривая. Если пара, перемахнувшая через костер, не расцепила рук, значит они будут вместе.

Он взял её за руку и потянул к костру. Все одобрительно закричали и захлопали в ладоши. Поддавшись кипящему в крови адреналину и эмоциям друзей, она крепко сжала его горячую ладонь и вскочила с места. Он посмотрел ей в глаза и будто спрашивал, готова ли она прыгнуть с ним. Она засмеялась в ответ, но когда посмотрела на костёр, то как будто вернулась в реальность. Цветок костра своими огненными лепестками, казалось, вырос до самых небес и угрожающе лизал кромку лунного диска. Нет, ей ни за что не перепрыгнуть его! Она отрицательно помотала головой и, выдернув свою руку из его ладони, отступила. Кто-то из друзей разочарованно загудел, кто-то ободряюще закричал, и веселье продолжилось с заменившей их парой.

Постепенно праздник переходил в свою спокойную фазу. Девушки затянули песни. А чуть позже кто-то предложил пойти в лес, где, якобы, недавно видел растущий папоротник. Все дружно согласились. Ведь в этот праздник каждый мечтал найти его цветущим. Все двинулись в лес и скрылись за деревьями.

Странные они, эти славянские праздники.

Он бродил по лесу в поисках какой-нибудь дичи, когда уже к вечеру услышал шум голосов, доносившийся со стороны реки за лесом. Это заинтересовало его. Он приблизился к кромке леса, чтобы, скрытый зарослями, он мог понаблюдать за всем, что там происходило.

Ему показалось, будто всё село собралось у речки. Зачем они здесь, да ещё в таком количестве? Все их действия были странными, но интересными. Люди излучали радость и казались счастливыми. Над ними витал дух мистицизма и веры. Красивы и мелодичны были их голоса, когда они напевали свои песни. Красивы были славянские девушки. А когда они все выбегали из воды, то он чуть не зажмурился от смущения, потому что мокрые сорочки совсем не скрывали их наготы. С распущенными длинными волосами девушки напоминали собой сказочных русалок.

Когда все стали прыгать через костёр, то он уже совсем испугался, подумав, что они совершенно дикие, ведь это опасно. Но потом и сам втянулся в эту игру и даже мысленно болел за то, чтобы прыгали повыше. И чуть сам разочарованно не загудел, когда одна пара отказалась прыгать. Ему даже из своего укрытия было видно, что девушка испугалась. Он вглядывался в неё, и издалека в чарующем свете костра она казалась ему загадочной и очень красивой.

Потом компания молодёжи вдруг засобиралась, и они двинулись в его сторону. От неожиданности он не сразу сообразил, что ему делать и, сорвавшись с места, неслышно побежал в глубь леса. Но отбежав не далеко, решил, что в темноте леса он может просто спрятаться и его не заметят. Он притаился у ствола дерева, вплотную к которому рос куст шиповника. Тихие голоса и шорох шагов приближались. Огоньки свечей плясали между деревьев. Они что-то искали, перекликаясь между собой, смеялись и шутили. Всё ближе и ближе.

Она прошла совсем рядом с ним. Ему даже показалось, что она сейчас его заметит. Он замер. Движение воздуха донесло до него свежий запах полевых цветов, горячего солнца и парного молока. Так пахла она. И это было до боли ему знакомо. Он прикрыл глаза, чтобы вдохнуть в себя этот запах и вспомнить. Вспомнить… Что вспомнить?

Она остановилась. Повернулась на месте и огляделась, будто что-то почувствовала. Она вертела головой из стороны в сторону, вглядываясь и прислушиваясь. Вот здесь, вот на этом месте, что-то заставило её остановиться. Что-то как магнитом притягивало её к себе. Это было странно и совершенно непонятно. Сердце мягко сжималось и разжималось. Что это? Может она нашла место, где растет этот сказочный папоротник, и почувствовала, как он её призывает? Да нет же, глупости…

Она вглядывалась в темноту. Вот оно…

Она почувствовала, что кто-то внимательно наблюдает за ней.

Да. Из темноты на неё, не мигая, смотрела пара глаз. Она уставилась в эти глаза, словно её заворожил неведомый колдун. Их взгляды переплелись невидимыми путами и невозможно было расцепиться. Потревоженный Космос древней памяти закряхтел и нехотя заворочался в глубинах их Душ, не желая выдавать своих тайн. Казалось, что это длится вечно.

Она моргнула.

И очнулась.

Что это было? Мистика волшебного праздника? На неё навели чары злые духи? И сколько прошло времени, пока она была зачарована?

Она повернулась и побежала к друзьям, которые уже вышли из леса и снова собрались у костра. Девушки пели песни и плели венки. Она присоединилась к ним. Из трав, цветов и гибких берёзовых веточек она сплела свой венок, вплетая в него свои мечты и желания.

Девушки зашли по колено в воду и каждая, вставив в серединку своего венка зажженную свечку, пускала его в плавание по речке. Течение мягко подхватило нарядные кораблики, груженые девичьими мечтами, и красивой светящейся вереницей понесло прочь. Девушки, провожая веночки, наблюдали каждый за своим. Некоторые венки тонули, сопровождаемые вздохом и стоном разочарования. Но большая часть, вселяя надежды и прощально мерцая светом свечей, уплывала всё дальше.

Звонкий голос кого-то из девушек восторженно воскликнул и в предрассветной тишине отозвался гулким эхом:

– Смотри, Настасья! Твой плывет самым первым! Значит быть тебе и самой счастливой!

2

О! Как же он любил мчать по степи на своём вороном скакуне! Быстрее ветра, быстрее света, быстрее мысли!!!

Ветер свистел в ушах и выдувал из головы все неприятные мысли, наполняя голову свободой и счастьем. Свежесть и запахи разнотравья врывались в ноздри и распирали легкие. Он любил эту степь. Он любил эти яркие цветочные ковры с проседью ковыля. Он любил свою свободную, кочевую жизнь. И вряд ли согласился бы променять её на что-то другое. Он был свободным. Он был воином. Оседлая и спокойная жизнь ему претила. И когда он вместе с соплеменниками плечом к плечу нёсся в бой, его душа ликовала и пела.

Сейчас же был спокойный период, и он изнывал от бездействия, поэтому носился по степи, пытаясь напитаться её духом.

Отец частенько ворчал на него, называя несерьёзным мальчишкой, но он знал, что в душе отец гордился им. Он часто сопровождал отца на переговоры к славянским князьям и сам с лёгкостью говорил на их языке. Его мать была из пленных славянских женщин и, пока была жива, учила сына разговаривать не только на языке племени его отца, но и на своём родном языке. Отец любил эту женщину и взял её в жёны. Но несмотря на то, что она и была на особом положении среди кочевников, мальчик часто замечал печаль в глазах матери. Он думал, что она до самой своей смерти в душе так и не смирилась с тем, что однажды перевернуло всю её жизнь. Но сына она любила беззаветно и безгранично.

Мальчик очень горевал, когда она не смогла пережить суровую зиму. И, несмотря на то, что считал себя уже мужчиной, плакал на похоронах, не скрывая слёз. В том возрасте, когда он только-только начал взрослеть, в душу ему закрадывались мысли о том, что что-то не так с походами отца и соплеменников за новыми землями. Но эта мысль была похоронена вместе с матерью.

Может быть он не мог простить ей того, что она ушла? Того, что она его бросила? Может быть поэтому его ярость так горела в бою? Он и сам не всегда мог себе ответить на эти вопросы. Он уносился от них на своём вороном скакуне быстрее ветра, быстрее света, быстрее мысли…

Сейчас он делал объезд постов, расставленных вдоль линии рва, отделявших земли одного из русских князей от степи, где хозяйничали другие кочевые племена. С племенем его отца и этим русским князем у них был заключен договор взаимопомощи. Они защищают и охраняют границы земель князя от посягательств других племён, а взамен могут свободно расселяться на его земле, промышлять и охотиться в его лесах.

Закончив со своими обязанностями, объехав все посты и получив от постовых подтверждение того, что всё в норме, он решил по пути домой проехать через лес и вернуться домой с добычей. Хотелось немного погонять в крови адреналин. Взбодрить себя, встряхнуть, а иначе, казалось ему, что скоро он превратится в перебродившую пышную лепёшку, какие печёт его тётка.

3

– Настасья! – донёсся со двора громкий голос отца. – Настасья! Быстро запрягите мне телегу! Живо!!

И в тот же момент в дом влетела Лёля. Широко распахнутые глаза и разинутый рот говорили о том, что что-то случилось.

– Натя, – выпалила она, не успев переступить порог. – Пойдём быстрее!

– Да я поняла, что надо быстрее, – сказала Настя, вытирая, не помыв, руки от теста. – Только вот что случилось, объяснять никто не хочет.

Последнюю фразу она договаривала уже выбегая из дома. По двору носилась мать. Отец о чём-то сурово беседовал с Алёшкой, соседским парнем. Алексей стоял перед ним, словно сильно в чём-то провинился, но вины своей упорно не хотел признавать. Брови были сдвинуты на переносице, а губы упрямо сжаты.

Но всё это Настя отметила про себя мимоходом. С Лёлей они молниеносно выполняли отцовское распоряжение. Отец резко развернулся от Алексея и зашагал к подготовленной телеге.

– Алёнка, – понизив голос, обратился он к Лёле. – Принеси-ка мне из кладовки старый тулуп.

Лёля быстро метнулась в дом. Настя заглянула в лицо отцу, пытаясь прочесть хоть что-то. Отец не смотрел ни на кого. Он явно был зол. Очень зол. Взволнован… И испуган. И это поразило Настю очень сильно. Потому как испуганным отца она никогда не видела.

Это был высокий, крепкий и волевой человек. С железным характером, крепким кулаком и сильным словом. Отец держал в управлении всю деревню. Был в почёте и уважаем каждым в деревне. И был на особом счету у князя. Его слушались и боялись. И ласков он был исключительно со своей семьёй, да и то нечасто.

И вот теперь этот отпечаток страха на его лице… Видать, и впрямь случилось что-то серьёзное…

Взяв у Лёли тулуп, отец кинул его на телегу и спешно вырулил со двора в сторону леса.

Настя обернулась туда, где недавно стоял Алёшка, но его и след простыл. Настя почувствовала укол досады. Мог бы и рассказать, что случилось. Повернулась к Лёле. Та стояла, сцепив руки за спиной и угрюмо смотрела отцу в след.

– Ну, что встали? – нарочито беззаботно, будто ничего сейчас и не произошло, спросила мама. – Ну-ка, разлетелись по своим делам! Бездельницы.

Настя взглядом показала Лёле, чтоб та шла за ней, и направилась в дом. Лёля нехотя развернулась и поплелась следом за Настей.

Настя была старше Лёли на три года, и для тринадцатилетней сестры всегда была в большом авторитете. Зайдя в дом, Настя продолжила своё колдовство над тестом, а Лёля села рядом за стол.

– Что там, вообще, произошло? Тебе известно? – спросила Настя сестру.

– Ну так, – пожала плечами Лёля, потупив взгляд.

– Да говори уже…

– Ну я правда не знаю всего… – неуверенно сказал Лёля. – Нечаянно услышала, что, вроде как, всё дело в том, что Алёшка прибил в лесу кого-то… Вроде…

Настя аж перестала месить тесто.

– Кого?

– Ну вроде кого-то из этих… нерусских… кочевых…

Лицо у Насти вытянулось.

– Батюшки… – произнесла она и села на лавку у стола. – И что ж теперь будет?

– Не знаю, – передёрнула плечами Алёнка. – Отец сейчас посмотрит, что там с ним… А этот наделал делов и в кусты…

Это она про Алексея. Если быть перед собой откровенной, то Лёля даже немного обиделась на него. Мог бы остаться и объяснить, что к чему, а то спрятался, как нашкодивший кот. Алёшка был такого же возраста, как и Настя, но всё детство они дружили втроём. Ходили вместе в лес, на речку, в поле к родителям. Общие игры и разговоры. Поэтому теперешнее бегство Алёшки Лёля расценила как чуть ли не предательство.

Отец вернулся, когда уже стемнело. Во дворе послышался стук копыт. Мать спешно отложила прялку, жестом показала девчонкам не ходить следом и выскочила из дома. Девчонки приникли к окну, но в плотной темноте не многое можно было разглядеть. Слышались только низкие мужские голоса. Девочки узнали голоса старших братьев, Ждана и Нечая, и отцовский. Слышались суета и возня. Мать снова быстро вошла в дом и, взяв целый ворох какого-то тряпья, опять вышла. Девчонки изнывали от любопытства, но в этот вечер они так ничего и не узнали. Мать строго-настрого приказала им идти в свою половину дома и ложиться спать, без разговоров и расспросов.

Они еще долго лежали без сна, перешёптываясь и прислушиваясь к звукам в ночи, пока, наконец, сон не одолел каждую.

4

Рано утром мать разбудила Настю и поманила рукой за собой. Лёля ещё спала. Настя быстренько привела себя в порядок и приготовилась выслушать мать.

– Так, Настасья, – сказала она, попутно наливая молока в большую глиняную кружку и отрывая от хлеба, ещё теплого и дымящегося, большой ломоть. – Вот, возьми и отнеси в сарай, где сено.

Настя приняла всё это из рук матери, но стояла и хлопала глазами.

– Зачем это? – не понимая, спросила Настя.

Мать заметно нервничала и колебалась.

– Там… – шепотом неуверенно начала она. – Раненый этот… Алёшка его вчера в лесу чуть не зарезал. Отец его привёз…

Мать посмотрела на нахмурившуюся Настю и шумно выдохнула. Помолчав, снова зашептала:

– Настя, мне это тоже не нравится, но отцовские решения не обсуждаются.

Настя молча смотрела на мать и не двигалась с места.

– Его нельзя было бросать в лесу, – продолжила мать. – И добивать его отец не стал, он же не зверь какой-то… Другого выхода не было. С этими половцами у нашего князя договор, они охраняют наши границы. А тут Лёшка… будь он не ладен… Ох, не вышло б беды какой из-за этого!

Огромные голубые глаза матери наполнились слезами. Всем были известны жестокие набеги кочевников на другие города и селения. И даже когда говорили о том, что одно из их племён на стороне князя, никто не относился к ним с доверием. Наоборот, народ стал ещё больше их опасаться. Ведь это было равно, как если б стая волков охраняла табун лошадей.

– Только ты там осторожней… – продолжала мать. – Он ещё очень слаб, но ты всё поставь рядом и уходи. Захочет есть, сам возьмёт… бусурманин проклятый… Ты поняла?

Мать строго погрозила Насте указательным пальцем и промокнула глаза фартуком.

Настя вышла. Ей не было страшно. Было скорее любопытно.

Она вошла в сарай и прошла в ту его часть, где складывалось сено, сухое, но всё ещё вкусно пахнущее. Здесь на деревянном островке пола было настлано немного сена и старого тряпья, на котором лежал молодой человек, совсем ещё мальчишка. На лице его были ссадины, через всю правую щеку, от виска до подбородка, шёл старый некрасивый шрам, а на теле, уже тщательно перевязанном чистыми тканями, проступали красные пятна крови. Он был слегка прикрыт тёплым одеялом и лежал с закрытыми глазами. Лицо его было очень бледным… и каким-то странным.

Настя стояла над ним, нахмурившись, и пыталась разобраться, что же её так смущает во внешности этого человека.

Она присела рядом, не сводя с него глаз, и поставила рядом кружку. Сверху на кружку водрузила кусок хлеба. Его светлые волосы разметались вокруг головы вперемешку с сухой травой, а выражение спящего лица казалось безмятежным. Настя поднялась и, развернувшись, собралась было выйти, как услышала за спиной слабый оклик.

– Подожди…

Настя даже не сразу поняла, что это был его оклик. Она в недоумении оглядела сарай и уставилась на половца. Он приподнял голову и смотрел на неё.

– Не уходи. Как тебя зовут?

И вот теперь Настя поняла, что же её так смущало. Он не был похож на представителей кочевых племён, которых она иногда видела рядом с отцом. У него было славянское лицо. Большие голубые глаза и светлые, соломенного цвета, волосы.

– Ты говоришь по-нашему? – воскликнула Настя. – Откуда ты знаешь наш язык?

Он снова опустил голову на свою лежанку.

– Моя мать меня научила. Она славянка… Была…

Настя стояла в растерянности: ей нужно было уже уходить, но и стало интересно.

– Меня Настей зовут, – помолчав, сказала она.

Он потянулся к кружке с хлебом и взял хлеб в руки. Отщипнув от него небольшой кусочек, отправил в рот и медленно прожевал.

– Вкусно… Спасибо… – проглотив, произнес он. – А я – Торай.

Он попытался привстать, чтобы выпить молока, но скривился от боли и снова лёг. Настя вздохнула и, подойдя, присела рядом.

– Давай помогу.

Она помогла ему приподняться, подложила под голову и плечи побольше сена, скрутив его в валики, и поддержала кружку с молоком, чтоб не выронил.

И тут в сарай вбежала мать. Увидев, дочь, склонившуюся над раненым, она в испуге выкрикнула:

– Настасья! А ну-ка отойди сейчас же от него!!!

Подойдя к ним быстрым шагом, она рывком дернула на себя Настю.

– А ты! … – полными страха глазами она уставилась на Торая. – Если хоть только пальцем дотронешься….

Она не закончила фразу, погрозила половцу пальцем и, держа Настю за руку, буквально вытащила следом за собой на улицу. Там она развернула её перед собой.

– Ты в своём уме?! – негодуя налетела она на дочь. – А если б он тебе что-то сделал??? Ты своей головой думаешь?! Ушла и пропала! Больше не приближайся к нему!

– Мама, ну Вы же сами меня к нему отправили. Да к тому же, чего его бояться, он даже подняться не может…

– Это волки, дочь! Они тебя и на расстоянии загрызут!

– Может они и волки, мама, но я – не животное! Я не могла его оставить голодным и беспомощным. И вообще, к чему этот разговор? Зачем его сюда привезли? Наверное, для того, чтобы выходить? Я же правильно понимаю? Если б отец хотел от него избавиться, то он бы сделал это в лесу, а не в собственном доме, мама.

Настя смотрела на мать сверху вниз. Настя ростом и статью пошла в отца. Высокая, стройная, крепкая, с густыми и длинными косами тёмно-русого цвета. А мама была маленького роста, с не совсем здоровой худобой и светлыми негустыми волосами, которые она заплетала в косы и прятала под красивыми цветастыми косынками. Два старших сына так же пошли в отца, и только Лёля была почти точной копией матери, с такими же огромными синими глазами, какими сейчас на Настю смотрела мать.

– Поговори у меня ещё… – бессильно буркнула мать и, махнув на Настю рукой, заспешила в дом.

Как и с мужем, со своими детьми у неё спорить не получалось. Настя пошла вслед за матерью. Зайдя в дом, она увидела, что Лёля уже тоже встала и завтракает, сидя за общим столом.

– Садитесь обе рядом, поговорить мне с вами нужно, – сказала мать и налила кружку молока Насте.

Настя села за стол рядом с Лёлей и оторвала от буханки хлеба небольшой кусок. Мать села напротив них и, сложив перед собой руки в замок, строго и решительно посмотрела на дочерей.

– Это, наверное, про вчерашнее? – не переставая жевать, с набитым ртом спросила Лёля.

– Да, про то, что произошло вчера, строго-настрого наказываю никому не говорить, – сказала мать. – С Алексеем отец сам разберётся. Это очень серьёзное дело, девочки. Так что не смейте болтать языками. А тебе, Алёна, в сарай не ходить! Поняла?

– Нет, – открыв рот, честно призналась Лёля. – Почему не ходить?

– Отец привёз раненого кочевника, – вместо матери ответила Настя.

Лёля ахнула и округлила и без того огромные глаза.

– И он у нас в сарае??

– Всё, без разговоров, – вскочила из-за стола мать. – Все всё поняли? Ешьте и потом все за работу, живо!

5

Перевалило за полдень. В делах и заботах день проходит быстро. К сараю девчонки не приближались. Всё работы, какие были так или иначе связаны с ним, делала мать. Сарай закрывала на замок, ключ прятала. Береженого Бог бережет. Насте было не интересно, а вот Лёля мучилась любопытством. Даже попыталась отыскать щелочку в двери сарая, чтобы хоть что-то разглядеть. Настя рассмеялась над ней и сказала, что та может даже не пытаться заглядывать, потому что ничего не увидит, так как половец находится там, где сено.

– А ты откуда знаешь? – буркнула Лёля.

– Ну я ж его утром кормить ходила, – мимоходом ответила Настя.

– Как?! – воскликнула Лёля. – А почему ты мне ничего не сказала???

– Вот поэтому! – смеясь, сказала Настя и погрозила ей пальцем.

На крыльцо вышла мать с корзиной. Нужно было отнести обед братьям в поле. Девочки взяли корзину и вышли со двора. Путь их лежал по накатанной телегами дороге вдоль кромки леса.

– Натя, ну скажи, он сильно страшный? – заглядывая в лицо Насте, всё пыталась выведать Лёля.

– Хм, с чего ты взяла, что он страшный? – удивилась Настя.

– Ну как?! – недоуменно воскликнула Лёля. – Он же… убийца, душегуб… и всё такое!

– А, ты вот про что… – задумчиво сказала Настя. – Было бы, конечно, здорово, если бы всё в жизни было так просто…

Действительно, было бы всё так просто. Плохое – значит уродливое. А то смотришь в его чистые и честные глаза и поверить не можешь, что этот человек безжалостный душегуб и алчный грабитель. Как в таких благородных оболочках могут скрываться жестокие демоны? Так получается, что жизнь только со временем раскрывает всю истинную сущность людей. И сразу невозможно понять, кто перед тобой: ангел, или демон. Наверняка и этот молодой кочевник был когда-то красивым мальчиком без шрамов и других отметин. И сейчас за его злодеяния жизнь ставит свои клейма, чтоб другие видели, кто он есть на самом деле. Да, наверное, это так.

Все эти мысли, словно табун лошадей, пронеслись в Настиной голове и внесли ещё больше сумятицы. Поэтому она решила поразмыслить над этим позже.

– Какой он, Натя, ну расскажи! – дергала Лёля в нетерпении.

– Знаешь, вот если бы не шрам во всё лицо, то, наверное, он был бы очень красивым, – сказала Настя. – И, наверное, глядя на него, можно было бы подумать, что он какой-нибудь заморский царевич. У него благородные черты лица… белая кожа, светлые волосы, голубые… красивые глаза…

Настя, сощурившись от солнца, глядела вдаль и в свои мысли. Она мысленно воспроизводила образ Торая, пытаясь состыковать с известной ей о нём и о его народе информацией. Вспомнила все рассказы о жестоких набегах кочевых племён степи. И картинка совсем не хотела складываться. Нет, он вписывался в эту картину, что рисовалась в голове у Насти, но он выбивался из неё, будто был над всем этим бушующим морем смертей и бед.

– …Абсолютное Зло… – пробормотала она своим мыслям.

– Он, да? Он абсолютное зло? – с придыханием и ужасом в голосе спросила Лёля.

– А? … – вернулась из своих мыслей Настя. – Нет, не он… Это я так, задумалась.

Настя нахмурилась в попытках отогнать от себя эти мысли. Они были не своевременными. Настя не любила додумывать всё на ходу, не зная всех фактов, а потом блуждать в догадках. Лучше она разузнает обо всём и поразмыслит над этим перед сном, когда в ночной тишине никто и ничто не может отвлечь её от раздумий и сбить с мыслей.

– Он не может быть светлым… – вдруг произнесла Лёля.

– Что? – Настя неожиданно вздрогнула от этих слов.

– Ну ты сказала, что у него белая кожа и светлые волосы… Я почему-то думала, что они все чёрные, – сказала Лёля и добавила тихим голосом. – Как черти в сказках…