Крылов и Корица

Он покачал головой и грустно улыбнулся.

– Никакой.

***

Его вещи, ящик и сумка, лежат на дне лодки. Заплаканная Корица – в слишком просторном дарёном платье – приникла к старой гречанке, та гладит её по голове и шепчет что-то, всхлипывая раз за разом.

– Куда вы теперь? – спросил Никос.

Крылов пожал плечами:

– Сначала в Афины, добывать паспорт, а там поглядим.

Никос осторожно коснулся гладкой крыловской головы – пришлось сбрить палёную шевелюру вместе с бородой:

– Болит?

– Нет, только чешется, – засмеялся Крылов.

– Ты, Алекс, больше не хиппи… Вот, возьми, масло с травами, продолжай смазывать кожу.

– Спасибо, Никос. За всё.

Они обнялись. Крылов протянул греку большой пакет из грубой бумаги:

– Подарок, на память. Откройте, когда уедем.

– Спасибо. И запомни, ты обещал, следующим летом!

Когда остров у горизонта сжался до размеров воспоминания, Крылов повернулся к Корице и сказал:

– Я узнал тебя. Десять лет назад я рисовал девочку в Горсаду. Она запела тогда, таким чистым и высоким голосом, что сбежались все. Ты здорово изменилась за десять лет. И ты не поёшь.

– Зато ты совсем не изменился, – ответила Корица, осторожно выговаривая слова, – всё так же болтлив и снова рисуешь.

– Каково это, заговорить через два года?

Корица подумала и сказала:

– У слов есть вес, форма и вкус. Они совсем как леденцы.

Крылов засмеялся и обнял её.

– Ты расскажешь, зачем?

– Всё просто, я дала обет – молчать, пока на острове.

– Но зачем?

Корица усмехнулась:

– Чтобы голос вернулся, ангельский. Не веришь?

Он покачал головой и не ответил. Потом вспомнил кое-что и сказал тихо:

– Там, у пещеры, под крестом, я всё слышал… Выходит, ты променяла голос на меня?

Она засмеялась:

– Выходит, что так. Помни об этом, Крылов.

***

Цербер выл с причала на пустое море. Никос раскурил трубку и сказал жене: “Не горюй, скоро приедут внуки. Лето ещё не кончилось”.

Жена в ответ лишь проворчала: “Самой, всё теперь самой”, – и ушла к своим козам. Он покурил немного и улыбнулся, вспомнив о подарке. Пакет – судя по форме, картина – лежал на столе. Нацепив очки, Никос прочёл надпись:

“Бог любит и рыбаков”. Никос усмехнулся крыловской шутке и с треском надорвал плотную бумагу, ещё не зная, что стоило зажмуриться.