Байки из Гоа. Исповедь повзрослевшего дауншифтера

«Вот гад», – подумал Игорь, – «а на хрена надо было мне сюда переться, или без стояния над душой они…».

После шести вечера возвращаться можно было и через мост, чтобы не толкаться на переполненном в связи с окончанием рабочего дня фариботе. Выполнившие план гаишники уже не бдили на хайвее, и распоясовшиеся мотоциклисты носились, нагло сняв хелметы, что, впрочем, мало сказывалось на аварийности, скорее, на благосостоянии семей полицейских. Вечереющий Панаджи радовал глаз зажигающимися огнями, плавучее казино, напоминающее помесь крейсера «Аврора» с новогодней елкой из-за выступающего вперёд у воды носа и весёленьких гирлянд, выдвигалось «в ночное», проплывая под мостом и выходя в открытое море. По закону на земле штата игровые заведения располагать запрещено, но «бабло всегда побеждает зло», да и про воду нигде ничего не сказано, поэтому казино устроили на корабле, и с вечера до утра оно прекрасно себя чувствовало, курсируя вдоль берегов благочестивого Гоа.

Переехав реку, он заглянул на рыбный рынок, расположенный почти у моста – последние лотки закрывались, распродав вечерний улов. Он купил за пять долларов полтора килограмма королевских креветок – Валя просила что-нибудь на ужин. Тигровых он не любил, они были очень большие и их надо разделывать, вынимая черную кишку, проходящую вдоль спины, иначе песок скрипит на зубах, да и ощущение поедания чужих какашек не добавляло аппетита. Хотя есть ценители, утверждающие, что это придает некую вкусовую пикантность. Скорее всего, они просто ленятся их чистить и находят себе оправдание. А по сложившейся в их семье традиции, приготовление мяса и рыбы было на нем, и, чтобы облегчить задачу, он выбрал королевские, которые не нуждались в подобной обработке да и стоили дешевле.

В пятнадцать минут шестого следующего дня теперь уже вдвоем с господином Луисом, предварительно купив в ларьке местной «союзпечати» требуемый листочек с водяными знаками, они подъехали к знакомому офису. Интерьер его все так же напоминал бытовку кладовщиц где-нибудь в промзоне на улице Ивана Франко, швейная машинка стояла на том же месте, местный Акакий Акакиевич так же, согнувшись, приютился за ней, только рубашка его стала чуть серее. Что делать, все мы вышли из гоголевской «шинели», если вы думаете по-другому, внимательнее перечитайте классика. Адвоката так же не было. Сегодняшнее расположение звезд уменьшило продолжительность «файф минутс» еще на пятнадцать минут, затем последовала трогательная церемония встречи адвоката с господином Кардозо. Они три раза обнялись на «братковский» манер, после чего минут десять живо рассказывали на конкани друг другу семейные новости, а может, о чем-то договаривались на непонятном форенеру языке. Одет господин Удой сегодня был в элегантный строгий серый костюм с галстуком. Он был, естественно, босиком, правая штанина была… закатана…

– Ну, все, – хлопнул он себя по лбу, сострив при этом. – Время – деньги, как говорят у вас. Ха-ха.

Он сел за компьютер и стал с умным видом поглаживать клавиатуру.

– Дело в том, что документ не сохранился, вы же знаете, как часто у нас происходят отключения электричества, да и компьютер – вещь настолько неизученная… он же практически живой и живет по своим законам, не всегда подвластным человеку…

«Ну, вот оно и началось, – подумал Ганди, – « … а в это время проводница девятого вагона…», – словно прозвучал в голове голос Семена Альтова.

– Да вы не волнуйтесь! – посмотрев на Игоря с испугом, воскликнул адвокат. – Файф минут и все сделаем, тем более, и мистер Луис тут, все подпишем в лучшем виде…

Перспектива стать счастливым обладателем замечательного японского байка да еще купленного за его же собственные деньги опять откладывалась на магические восточные пять минут.

Мистер Удой уперся в экран старинного монитора, занимающего половину стола, быстро одним пальцем правой руки застучал по клавиатуре, крепко придерживая её левой, чтобы она не скакала по гладкой поверхности.

Не прошло и получаса, как агримент, состоящий из шести листов формата А4, прошитый нитками, металлическими скрепками, в красивой обложке из купленной государственной бумаги с водяными знаками, почему-то значительно превосходящей по размеру, с наставленными на неё шестью адвокатскими штампами и печатями, лежал на столе. Мистер Найк довольно покачал головой из стороны в сторону – этот знак у индийцев обозначает согласие, или слово «да», или все, что угодно, кроме отрицания.

– Ну, все, поздравляю вас, документ готов. – Он глянул на часы. – Осталось только к нотариусу, чтобы он его заверил, и ездите спокойно на легальных условиях… но к нему вы сегодня не успели… ничего, я дам вам свою визитку, завтра пораньше, пока у него никого не будет, часам к десяти подъезжайте, он здесь напротив, покажите мою карточку, и он все вам сделает без проволочек…

Они пожали друг другу руки – все-таки, приятно иметь дело с деловым человеком и вышли в знакомый португальский дворик вечереющего Панаджи. Посмотрели на темные окна нотариальной конторы, в которую завтра Игорю придется ехать уже в одиночку. Луис пошел проведать приятеля, раз уж он попал в столицу. Ганди сел на свой еще не легализованный байк, на котором уже месяц ездил незаконно, и помчался в сторону парома.

Влажная жаркая духота сменилась прохладной, вечерние «кормильцы», готовые пожарить вам на примусе омлет или другую яичницу, выкатывали тележки делать свой маленький бизнес. Жизнь была прекрасна, ведь это Индия, это Гоа, здесь адвокаты ездят на работу на велике и курят гашиш, а пять минут – понятие, скорее, философское, здесь люди не знают, что такое Макдональдс, а маленькие дети просят «бакшиш», добавляя слово «сэр», здесь на улице может возникнуть пробка, когда стадо мотоциклов объезжает задумчивую корову, устало прилегшую отдохнуть на перекрестке у Мэрии. Так было и так будет… ведь это – жизнь…

Сиеста. Моржим. Час сурка

Сиеста в Гоа – понятие строгое и бескомпромиссное. По крайней мере, таким оно выглядит сейчас. В других штатах в жаркое время после полудня люди просто ложатся передохнуть в тенёк, на газетку и спят себе. Здесь подход более цивилизованный, с европейским оттенком и доставшимся в наследство от португальских оккупантов названием. Примерно в половине второго рынки пустеют, магазины закрываются, дороги становятся совсем свободными. Народ откушивает и дрыхнет, готовясь к самому активному, во всех смыслах этого слова, времени суток, наступающему с четырёх часов вечера и до десяти, после чего по законам штата шум должен быть прекращён, ибо надо отдыхать, так как завтра снова трудиться, зарабатывая на чапати насущную. К двум часам пополудни столбик термометра упирается в цифру сорок и тоже засыпает, перегревшись. Асфальт подплавляется, размягчая полотно дороги и искажая визуальное восприятие пространства звенящим маревом медленно восходящих при полном штиле потоков горячего воздуха. Мир впадает в контролируемый анабиоз, наблюдая бессознательным взглядом сквозь полуприкрытые веки за белыми сумасшедшими туристами, готовыми пожертвовать собственным здоровьем, чтобы как следует отдохнуть и не упустить не единого часа выстраданного отпуска. Они вяло бороздят околоасфальтовое пространство, рассекая густой воздух покрасневшими телами, усаженными на прокатные скутера. Шумно паркуются возле Баньяна, чтобы сделать фото на память. Или дружно окружают меланхольную, поджарую корову с той же целью, внося дисгармонию в привычный распорядок хода событий.

У местных рыбаков и прочего мужского населения деревни Моржим Бич этот бар назывался просто Бар. То ли на большее фантазии не хватило, то ли не было смысла изгаляться, придумывая название, ведь кроме Бара в деревне было второе заведение общепита под названием Ресторан, которое, впрочем, ни размером, ни сервисом, ни ассортиментом от Бара не отличалось. Туристы сюда заглядывали редко, из форенеров лишь местные русские заходили купить воды или бухла на вынос. Завсегдатаями являлись местные «синяки» и хозяин рюмочной, у которых не было выбора и деваться им было некуда. Вся компания полусидела, полулежала на относительно свежем воздухе, внутри здания находиться было невозможно, там стояла прединфарктная духота. Мистер Дэ, хозяин русского клуба «Гоа Фемили», в миру предыдущей жизни – морской офицер Российского военного флота Дмитрий, заехал в Бар случайно, по пути в свою гостиничку под названием «Наша Раша». Это была последняя точка, где можно было купить бутылку минералки. Хозяин стряхнул дремоту, чтобы дотянуться до холодильника с водой и ящичка с мелочью, потом снова скосил осоловевший взгляд в бесконечность. Дэ сел на завалинку из пальмовых стволов и стал пить прямо из горлышка. Хозяина Бара звали Ишвар, что может переводиться как Иисус, одно из имен которого Христос, которое у гоанских индуистов идентифицируется как Кришна, хотя они и сами ещё до конца не разобрались. Возможно, ответственность такого имени и положение собственника Бара обязывали тёзку великого (-ких) пророков вести себя соответствующе солидно. Что, в свою очередь, сказывалось на его авторитете в деревне. В свои двадцать четыре он являлся старостой и был весьма уважаемым. Нарушивший послеобеденную медитацию старый знакомый форенер раздвоил его личность. Одна её часть продавала минералку, а вторая продолжала постигать законы вечности, глядя в неё через положенную на бок цифру восемь, образованную сплетёнными ветками дерева манго у входа в Бар. Потом личности совместились, вернувшись из различных миров в окружающую реальность. Ишвар глянул на часы и сказал сонным голосом.

– Вовремя приехал, Мистер Дэ, сейчас интересное явление будет происходить. – И указал на дерево, на котором кемарил, покачиваясь на ветке, молодой обезьян. Под деревом, также сложив осоловелые глазки в кучку, лежал в пыли пёс породы гоагардендог, весьма гордый своей родословной. Судя по экстерьеру, в роду его встречались предки благородных заморских кровей, возможно, даже немецкой овчарки. Пёс, как будто подчиняясь приказу сверху, нехотя поднялся, расправил на лице морды складки, понюхал воздух вокруг и потрусил метров на десять в сторону. Там, в пыли, он нашёл засохшую куриную косточку и наклонился с мыслью употребить её в пищу. В это время клюющий носом примат, как ниндзя из засады, свалился с дерева, подлетел сзади к четвероногому другу человека и со всей дури, ухватив их обеими лапами, дёрнул яички бедного животного вниз. От боли собака подпрыгнула на полтора метра, перевернулась в воздухе, шлёпнулась на землю, подняв облако рыжей пыли. Сонную тишину деревни разорвал дикий вой боли и рычание звериной злобы. Пёс метнулся за обезьяной, брызжа слюной и выкатив красные глаза. Не догнав вернувшегося на исходную позицию садиста, он ещё минут десять заливался лаем и подпрыгивал, стараясь достать свисающий хвост маньяка. Примат сидел на ветке, свесив расслабленную пятую конечность, которая висела так, чтобы униженный потомок волков не мог её достать, но совсем немного. Пес в бешеном энтузиазме продолжал попытки, пока силы совсем не покинули его. Обезьян нагло хохотал человеческим смехом и хлопал, как ребёнок, в обезьяньи ладошки. Потом обессиленная собака затихла и свалилась в пыль. Тишина вновь окутала звенящим зноем расплавленное сонное царство. Дэ обернулся к Ишвару.

– Чего это они не поделили, ты про это явление говорил? Во, блин, бандерлог чуть собаку не кастрировал, в принципе, смешно.

– Смешно, наверное, не каждый день обезьяны собакам яйца отрывают… Да, и не везде в мире, такое происходит.

– А ты откуда знал, что это произойдёт?

– Посиди полчаса, посмотри, что дальше будет.

Дэ попил ещё водички, восстанавливая водно-солевой баланс организма, голова стала соображать яснее. Они ещё поболтали с хозяином Бара о русских туристах, не заметивших новый полицейский блокпост возле Арпоры и снёсших его в три часа ночи мотоциклами. Порадовались, что обошлось без жертв с обеих сторон. Оценили перспективы русского нашествия в следующем сезоне и последствия этого процесса, как положительные, так и отрицательные. Прошло минут сорок…

Пёс, как будто подчиняясь приказу сверху, нехотя поднялся, расправил на лице морды складки, понюхал воздух вокруг и вспомнил про забытую заначку. Он отыскал косточку и уже наклонился с мыслью употребить её в пищу. В это время клюющий носом примат, как ниндзя из засады, свалился с дерева, подлетел сзади к четвероногому другу человека и со всей дури, ухватив их обеими лапами, дёрнул яички бедного животного вниз. От боли собака подпрыгнула на полтора метра, перевернулась в воздухе, шлёпнулась на землю, подняв облако рыжей пыли…

– Что это было? – Повернулся к подсчитывающему выручку в кассе хозяину питейного заведения, Дэ.

– Я уже три дня думаю, что это такое. Может, ты поймёшь? Начинается обычно около двенадцати и так каждые сорок пять минут, может час, повторяется, потом в шесть часов прекращается. Собака уходит куда-то, обезьяна в стаю возвращается, что в роще на берегу поселилась…, а на следующий день, к полудню, как на работу…

– День сурка какой-то получается, фильм такой был. Там человек каждое утро просыпается в одно и то же число и всё повторяется сначала, только там – день, а здесь час. И там человек пытается что-то изменить, попробовать разные варианты продолжения событий, а здесь, кажется, всех всё устраивает. А вы точно их ничем таким не накормили? Может, туристы наркоты подсыпали?

– Ну, да и так три дня приезжают к одиннадцати, ловят собаку, потом обезьяну, вдувают им в нос кокаин, какой-нибудь и так далее…

– Странное всё-таки это место… – после некоторой паузы произнёс Дэ. – Ну, люди приезжие здесь с ума сходят, это понятно, энергетика другая, наркотики опять же. Но у собак по определению ума нет, им сходить не с чего, а ведь сходят. Что за симбиоз такой, может, они от этого обоюдное удовольствие получают?

– Я твоих слов не понимаю, мы здесь все рыбаки, науки нам не нужны. Мы по-другому понимаем. Мы не понимаем, мы чувствуем, видим и знаем. В них духи вселились, и не просто так, это знак кому-то. Может и тебе, раз ты сейчас заехал…, но это моё мнение, ты можешь не верить.

– Что-то я не могу расшифровать такие знамения, нет у меня никаких ассоциаций, когда вижу, как обезьяна собаку за яйца дёргает.

– Ты подумай, может, вспомнишь, чего-нибудь. Я слышал, есть у русских выражение: «наступать на ту же кирку», а может, всё это ерунда, ты плюнь. Как твоя жена, рожать будете здесь, или в Москву поедете? – Сменил тему Ишвар.

– Здесь, конечно…, как ты сказал, «те же грабли»? И здесь по кругу… и по яйцам… интересно, интересно, надо подумать. Ну, ладно, давай, удачи. Я поехал.

– Ты посмотри, посмотри, какие у пса яйца, этот гадёныш ему их за три дня знаешь, как оттянул…

Пёс дремал, вытянувшись, на боку, мошонка его, действительно, была неестественно увеличена и лежала рядом с собакой в рыжей пыли. Обезьян сидел на ветке, клевал носом, тыкаясь в собственные коленки. До завершения часового цикла оставалось несколько минут.

Вася, который сам растит

Вхождение Васи в Гоа было каким-то незаметным, не сильно выдающимся. Зато потом он расцвел, раскрылся и стал, довольно знаковой фигурой в этом странном полумистическом уголке Земли. Он привез сюда жену с дочкой, жену от предыдущего брака, кучу друзей и еще большую кучу баулов, свертков и мешков с одеждой марки «Хэмп», сделанной из конопли – остатки былой роскоши, а также былого российского бизнеса, которым он занимался в славном городе Самаре, имея там одноименные магазины. Там, на Волге, он вел вполне нормальный размеренный образ жизни постсоветского бизнесмена средней руки с непременными пятничными загулами в клубах, рыбалками на выходных, летними выездами в Анапу или Крым, а с образованием дырок в железном занавесе в Турцию и Египет.

И так бы ему и жилось, и можелось, не встреть он на пути своем друга по имени Олег и, что еще удивительней, фамилия будущего друга была – Кураваркин. Удивительно потому, что фамилия Васи звучала, как Кураваров. По такому замечательному поводу они направились в клуб «Звезда», где и нажрались водкой «Триумфальная». Как говорится – денежка к денежке, подруга к другу, или наоборот, но скучающая за соседним столиком весьма самостоятельная молодая дама приятной наружности с сексуальным блеском в глазах через тридцать минут корректных переговоров также была включена в список отмечающих историческую встречу и даже посажена между мужчинами под тем предлогом, что по фамилии и духу они вполне могли считаться тезками, а может и братьями, а может даже близнецами, в тот момент они еще не разобрались.

Пинок под зад, нанесенный судьбой, от которого эта троица оказалась в данном месте и в данный момент, имел более серьезные последствия. Новоиспеченные приятели отнеслись к обмыванию с настоящей русской ответственностью, и через два часа пребывания в Развлекательно-Культурном Центре Лена решила от греха увезти новых друзей оттуда, ибо поведение их соответствовало только первому слову в названии центра, а слово «культура» из него можно было убирать. Она сложила их на заднее сиденье своей «Нивы» и попыталась развести по домам. С Олегом у неё это получилось – он жил неподалеку и смог членораздельно выговорить свой адрес. С Васей дело обстояло сложнее – он спал и мило улыбался во сне похотливой улыбкой джинна, предвкушающего бурную ночь после тысячелетнего воздержания в тесном кувшине. То, что браки заключаются на небесах, вам подтвердит любой батюшка в церкви, но он не станет рассказывать о состоянии брачующихся, у христиан оно чаще отдает ароматом ранее употребленных спиртных напитков…

Развод и новая свадьба произошли как-то сами собой, без лишних условностей и разборок. Более того, отправленная было в отставку первая жена Ольга, с Леной стали не просто подруги, а практически полноправные жены и воспитатели родившейся через год дочери, которую, не мудрствуя лукаво, назвали Василеной, просто сложив имена родителей.

Однажды, отдыхая на Волге с семьёй и Олегом, они забрались на небольшой островок, разбили палаточный лагерь и две недели жаркого августа посвятили рыбалке, пьянству, купанию и нанесению загара на различные места тела, в том числе и скрытые в обычное время нижним бельём. Как-то вечером, когда на «стрелку» вышли комарики, Вася надел длинные штаны, взятые из своего магазина, с большим лейбаком на кармане, изображающим конопляный лист – эмблему фирмы «Хемп». Реакция Олега на подобное изображение, подогретая все той же водкой «Триумфальная», не вызвала у обладателя штанов удивления, потому что он тоже принял «на грудь», чем вскрыл в себе дух экспериментаторства, и без того ему присущий, но задавленный бытовыми и трудовыми заботами по будням.

– А ты хоть врубаешься, что у тебя штаны из «дури» пошиты? – спросил Кураваркин.

Вася знал, что коноплю курят и даже пробовал, как большинство мужского населения России, выполняя свой «почетный долг и обязанность» в рядах доблестных вооруженных сил. Но тогда ничего не почувствовал, кроме головокружения, а последующее блевание, интенсивность которого определил как «дальше, чем видишь», полностью отбило у него желание возобновлять попытки. Но все плохое когда-то стирается из памяти, освобождая место подвигу и мыслям о том, что вот еще раз, и точно получится, у других же получилось…

– Да, но курить их, смысла нет. – Ответил он, – Кто их шил, тот оттуда уже весь кайф химически вытянул, сука. Даже на этикетке написано, типа: «Но смокинг, плиз, беспонтово это эбсолютли…»

– Гонят, если бы они так не написали, им Минздрав, хрен разрешил бы их продавать в России.

– Не, Минздрав по-русски с трудом пишет, ты видал, какие там деды наше здоровье охраняют, они уже и русский-то скоро в маразме забудут, потому, раз австралийцы написали, знать, правда, те врать не будут.

– А я говорю – гонево это все. Мажем на литр, что вставит?

– Ну, мажем… – Кураваров пытался при этом сообразить, каким образом они будут доказывать друг другу свою правоту.

– Вот смотри, – Олег одним рывком оторвал задний накладной карман с этикеткой. – Нет, пожалуй, этот кусок не пойдет, маленький, ты говорил они, химики, оттуда алкалоиды уже отсосали, да и лейбак капроновый, хрен отпорешь…, а с ним курить – отравимся нафиг.

– Да уж, – Вася уже определился с ситуацией, – нож давай. Он надрезал одну штанину ниже колена и вдоль шв, и попытался оторвать.

– Вот, сука, крепкое какое растение, хотел, не снимая… Штаны были сняты, штанины отрезаны, жены заняты кто ребенком, кто приготовлением ужина и не обращали на приятелей внимания. Вася, надев остатки штанов, критически их разглядывал, соображая, к какому роду одежды отнести получившуюся модель. Олег, разглаживая вырученные куски материи, предвкушая возможный в будущем кайф, обдумывал метод, которым следовало употребить их вовнутрь с наименьшими для здоровья последствиями и наибольшим наркотическим эффектом.

– Между прочим, не хилые бриджи вышли, вещь в гардеробе ценная по нынешнему жаркому лету, – громко, чтобы услышали женщины, продекламировал новоиспеченный модельер. – Да, и модная вышла, края рваные, как сейчас носят…

– А без кармана просто «Гучи» какие-то…, – дополнила Лена, соображая, чего бы такое сшить для дочери из получившихся довольно больших кусков материала, – А из этих кусочков я Васеленке… и лейбачок давай отпорю, представляешь, как такой листочек на детском комбезике смотреться будет…

– Ага, прогрессивная ты моя, бери карман с этикеткой и на кухню, а то ты нам всю чистоту эксперимента портишь.

Кураваркин тем временем набрал в котелок углей из костра, скомкал одну штанину, положил на тлеющие угли и, накрывшись брезентовой штормовкой вместе с котелком, начал усиленно вдыхать дым от занявшейся тлением материи.

– Я где-то читал, что наши предки, как их там, скифы, что ли, такой метод изобрели, – донеслось из-под куртки, – они траву на раскаленный щит бросали, вдыхали дым и таким образом торчали, хитрецы.

– Ты там все не выдыши, скиф потомственный, еще мне и девчонкам оставить надо, – постучал его по плечу Вася. – Вообще-то с них начинать надо было: и по этикету положено дамам в первую очередь, да и вдруг это отрава какая-нибудь, зачем же сразу на себе, им бы дали… и посмотрели потом.

Солнце завершало отработанный за миллиарды лет, и каждый раз такой неповторимый ритуал с грустным названием «закат». Двое мужчин и две женщины в полной магической тишине, нарушаемой лишь редкими всплесками играющей на вечерней зорьке жирующей рыбы, заворожено вглядывались через реку в бескрайнюю, не раз топтаную скифскими конями волжскую степь. Конечно, дым от догорающих Васиных штанов фирмы «Хемп» не дал ожидаемого воспаленным алкоголем мозгом эффекта. Но случившийся вдруг эффект превзошел все ожидания. То ли звезды так встали в этот вечерний час, то ли великое таинство природы в виде заходящего солнца, то ли все-таки в конопляных волокнах еще содержались остатки тетрагидроканабинола, а может, все эти факторы, сложенные вместе, произвели в мозгах этих жителей планеты Земля такую химическую реакцию, но с этого вечера жизнь их радикально изменилась. Их осенило, вернее, отсинило, то есть отвратило от «синьки», или, проще сказать, они перестали с этого момента «синячить», а по-русски – бухать или употреблять алкоголь.

Вот так для этих жителей планеты Земля началась новая, не всем понятная жизнь. Странная до такой степени, что множество друзей покинуло их, появились новые, еще более странные, чем они сами. Вася закрыл в городе все магазины, купил полноприводный мотоцикл «Урал» с коляской 57-го года выпуска, абсолютно новый, весь в смазке, полвека хранившийся на армейских складах. Разжился по случаю сварочными очками, в которые вставил стекла разного цвета – одно розовое, другое зеленое. Постригся на манер монаха-капуцина, а из оставшихся по бокам волос сделал себе рожки, стянув их резинкой, которые, впрочем, больше напоминали беличьи ушки с кисточками. И в таком виде на пару с неизменным другом они стали завсегдатаями транс-психоделик-техно-и-т.д.-фестивалей, тусовок, пати и прочих мероприятий данной направленности от Сарочан и Казантипа до Ибицы и знаменитых гоанских «опенэйров». Конечно, Ибица и Гоа не имели счастья наблюдать великое достижение советского мотоциклостроения, технически очень сложно и финансовоёмко пересекать государственные границы на советском мотоцикле, выпущенном полвека назад. Но «Незалежная» Белоруссия и родные психоделические просторы хорошо запомнили «боевой экипаж» самарских «братьев» с белочкой в сварочных очках, одно стекло которых было розовым.

Именно поездка в Гоа на «Фул Мун Пати», организатором которой по традиции был возмутитель московского попсового спокойствия и благоденствия Тимур Мамаев, вписавший свое имя в историю мирового трансового движения большими буквами DJ Икс Пи, и стала определяющей в Васином решении перебраться жить в Индию. Вернее, в маленький, зажатый между двумя большими штатами, штатик, который Индией-то стал лишь в шестидесятые годы прошлого века. А до этого принадлежал Португалии, в отличие от остального полуострова Индостан, где хозяйничали англичане. А своё прозвище, Самрастит, которое некоторые считают фамилией, Вася впоследствии получил… Но об этом немного позже…