Где-то здесь. Избранные стихотворения из трёх книг

Где-то здесь

Избранные стихотворения из трёх книг

Андрей Драгунов

© Андрей Драгунов, 2018

ISBN 978-5-4490-2830-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Где-то здесь

«Пока ещё чернеет словом лист…»

Пока ещё чернеет словом листи лампочка горит, пыльцой наморщась —от мотылька – наивный оптимист,желающий согреться… Где-то площадьещё шумит и музыка без нотиз репродуктора моё терзает ухо —пока ещё… фонтан смывает потс брусчатки площади. Какая-то старухабутылки собирает из бачков,остатки пирожков себе на ужин —начало века… видимо таковудел того, кто никому не нужен,по крайней мере в данный день и час.Синоптик обещает потепленье —ещё… и мотылёк согреется как раз —последний раз, под утро в понедельник.октябрь 21. 2014 год.

«Когда и листья закончились – голый лес…»

Когда и листья закончились – голый лесстал почти забором. «Ау» пропадает в ветках,не найдя адресата… кого-нибудь вообще,кто ещё различаем в древесных сухих отметках,как какой-нибудь, скомканный ветром, сушёный лист —разотрёшь в ладони – останется только мусор —ничего из того, что было – так пианистразбирает ноты в клавишах. Савик Шустерразбирает буквы, вдавленные в эфир,но слова стекают, как мальчик по белой простыне…не помогает, даже, тёплый в углу сортир —важная вещь, особенно, поздней осенью,а зимой – тем более. На сколько хватает рук —потянуть за ветку, чтоб, как пером, по лужерасписаться, комкая дрожащий, неровный звук,будто бы лужа, точно, как я – простужена…и не спешит согреться под коркой льда,чтобы дожить до первого потепления…Деревья, совсем пустые, сквозь облакапропускают небо в лужу – без сожаления.октябрь 22. 2014 год.

«Как листва стекается с мусором в водосток …»

Как листва стекается с мусором в водосток —утекает прошлое, выжатое из камня —до последней капли – Создатель не слишком строгв выборе методов – всё убежит до каплииз последней струйки, что, как по щеке слеза —на рукава рубашки в большую клетку,смяв за собой ресницы, вообще глаза,как уже ненужную в пейзаже – вообще – отметку.И мокрые пальцы, сжимая в кулак листву,как холодные ветки, надеются не замёрзнутьс наступлением холода, что ближе всегда к концу,по крайней мере – года… тем паче к звёздам.Но терзает память, оставшаяся не у дел,потому что бумага терпит, но не погода —осень кончается, снег у подъезда сел,как с пирожками школьники – не удобнодля проживающих, как на траве дрова,смяв под собой оставшуюся природу,т.е. тычинки, пестики, чьи праваи без того нарушены огородом,что как последняя радость для этих мест,тем более осенью, когда урожай в подвалах…если останется что-то, что мышь не съест,то до весны сохранится под одеялом.октябрь 22. 2014 год

Вещь

Вот и ты состарилась рядом со мной,пепельница, купленная на распродаже,из какого-то старого дерева, с чешуёй,как у ящерицы, или у рыбы, даже.Но поскольку и ты состарилась, как и я —не имеет значения – что видишь перед собою —долгие годы ты выручаешь меня…Не представляю – как жил бы с такой другою.октябрь 24. 2014 год.

«Выходя из дома, теряешь опору. Стенку…»

Выходя из дома, теряешь опору. Стенку,так как не знаешь когда случится обратно…Термометр бьётся в минусовую отметку,отмеряя уже не градусы – срок, вероятно.И слова замерзают на выдохе, как при испуге,точно зная количество смёрзшихся капель —до последней, поскольку никто в округене способен вычислить… да и зачем им, кстати,все эти вычислы, теряя в чернилах время —вспомнишь однажды – считай выходной потерян…глянешь в окно, где листья в следах старенья —это единственное, в чём можешь быть точно уверен —и прошло пол жизни, как будто бы время года,смяв за собой пейзаж, как ночные простыни —от греха подальше, чтобы в момент уходаничего не портило картину цветастой осени,или зимы, тем паче, с её безличием,что, как пустое зеркало – выцветаетс наступлением сумерек… и мается безразличиемк происходящему, к тому, что вот-вот растаети сольётся с облаком, что, как и ты – из дома,в птичье пространство, что, как всегда – на убыль —за горизонт, где в звучных раскатах громапроисходит всё то, что позже пойдёт на уголь.октябрь 25. 2014 год

Памятка

У комнаты есть граница, за которой ничто. Пустырь,то есть почти что облако, трущееся о небо,как о штанину боком, вытертым, поводырь,переходя дорогу туда, где ни разу не был.Но покидая комнату, без веских на то причин,переходя предел, к которому был приколот —находишь, увы, не облако, а несколько крепких мужчин,что объяснят доходчиво, как был этот мир расколот —с помощью крепких рук, с уликами и примером…и никого вокруг – ты оказался первым.И, оставляя комнату, не оставляй следов,чтобы никто из нынешних не перешёл границу,надеясь в чужом пространстве на выгоду и улов —а это всего лишь только – исписанные страницы.октябрь 27. 2014 год.

Из записок путешественника

…и лодка ткнулась в камень мостовой,поскольку та переходила в водуот дома у воды. Я сам не свойступил на берег и обрёл свободу,по крайней мере – землю под ногой.Погода, как всегда в морских краях —не лучше и не хуже – ровно сыро,но лучше, чем в исхоженных морях,когда за бортом скомкано полмира —в остатках рыбы или в якорях.Число строений здесь, на берегу —не спорящих с величием канала —пять или шесть, включая ту трубу,что подаёт тепло под одеяло…и прочую земную ерунду.Кантора, что зарплату выдаётза сельдь из банки, пряного посола,стена к стене стоит – за ней завод,где рыбка та, не избежав улова,становится закуской в Новый год.Хорошая дорога, почта склад,откуда расплываются товары:шелка; посуда; рыба – всё подряд —лишь бы остаться с выгодным навароми, по возможности – был покупатель рад.За складом, сразу, автомагазин,хотя здесь – ни дорог, ни направлений —кругом вода, а в лампах керосин…Велосипед, от непременной лени —весь транспорт, но не требует бензини смены масла… Почта и сбербанкна площади – ещё из прошлой жизни —с колоннами, с гербами разных стран —но вытерлись и собственностью пылис годами стали. И еще фонтан.Конечно церковь с нищим у дверей —он в прошлом, как сказали, был матросом,но судно сгинуло и он с тех самых дней«стреляет» у прохожих папиросыи сторожит… оставленных детей.Велосипед скучает у кафе…Сюда не забредают офицерыв просоленных, измятых галифе…У барышень другие кавалерыи помыслы… конечно, под шафэ —майор ещё не значит – генерал —что толку в переездах и скандалах…Сбежать от сюда – каждый бы желал,чтоб не искать трубу под одеялом —но не на столько, чтоб идти в подвал…куда-нибудь ешё, где сладок хлеб,но не единым… Без любви – увольте!И здесь найдётся женщине ночлег —без выкрутасов – Можно ли, позвольте…Без шарканья подошвой о паркет.На почте из приезжих суета —открытка с адресом – вся радость очевидца,что посетил далёкие места —без конвоира и не, как убийца…И совесть тоже, в общем-то, чиста.Число людей – стремительно – к нулю —убрать приезжих – будет мёртвый город.Из местных – только нищий, что своютвердит молитву, поднимая воротч порывом ветра, резким к ноябрю.Когда сзывает с пристани гудок,толпа приезжих стайкой до причала…Открытки с видами, утоптанный песокна башмаках… тепло под одеялом —в каюте, где забыться на часок.Испить баклажку крепкого вина,забыть, что видел и домой вернуться…И только в небе полная луна,к которой никогда не прикоснуться,напоминает – жизнь не так длинна.октябрь 27. 2014 год.

«Восточный ветер приглушает звук…»

Восточный ветер приглушает звук,спешащего последнего трамвая,звенящего на стыках – Тук-тук-тук,но нотный стан почти не различаем,засыпанный последнею листвой,как и положено в такое время года —развеется потом, сама собой —на то она, как сказано – природа.Останется немного до весны —на корм цветам газонным вдоль дороги.Ну а пока – размоченные сныпод коркой снега, что терзает ногисвоим присутствием, увы – не среди нот,а лишь под каблуком – и тем довольна —от маленьких, казалось бы щедрот —дожить до потепления достойно —не слиться с мусором в канаву до тепла,до срока, т.е. в тёплый понедельник.Трамвай спешит подальше со двора,от остановки, как простой бездельник,сбивая колесом с «железки» снегещё не прочный, но вполне липучийко всем предметам… Смех летит сквозь снег…На стыках – Тук-тук-тук – на всякий случай.октябрь 27. 2014 год.

«…и вся вина твоя, что ты прожил…»

…и вся вина твоя, что ты прожилпол жизни на Чайковского, у «Дружбы» —теперь где ЗАГС. Лишь сквер остался жив,фонтан засох и никому не нужен.Ты слишком много помнишь из того,что помнят лишь деревья с фонарями,которые стоят без ламп давно,без мотыльков, но с белыми следамиот голубей, которым всё равно —вся эта жизнь, Чайковский и другие —вон старый вяз – обычное бревнопосле распила, как чужое имя,услышанное ранее тобой,когда ещё названья вспоминалина раз-два-три, как ноты под рукой…и песенку про дружбу напевали…и память длилась, как в реке вода,неспешная вода – из речки в море —доступная для зрения игра —воды, песка и ветра на просторе…И медленная музыка звучитпочти не слышно, будто ниоткуда…и только голова болит. Болит —что в жизни не случилось даже чуда.октябрь 28. 2014 год.

«И вода всё та же, но сколько воды утекло…»

И вода всё та же, но сколько воды утекло,пока лодка стучалась в пристань и скрипело веслов уключине, будто перебивая волнус её тихим шёпотом, вторгшимся в тишину,как вторгается Мавр в спальню, шепча – Люблю,убивая потом в объятьях любовь свою,как ненужную вещь… Шевельнёшь волнупальцами – испугавшись, бежит в глубину,то есть туда, где потом и прячет свои мечты,в которых песок – обязательно, но никак не ты.октябрь 28. 2014 год.

Только что… рядом

И Ангел знал всё с самого начала —чем всё кончается, но теребил перо,куда-то подгонял. В глухих подвалаххолодной осенью укутывал крылом,чтоб не замёрз до времени, до срокаи чтоб страница не была пуста,чтобы история не выходила боком —чернилами – не ягодкой с кустана мёрзлый чернозём, червям на радость,снежинкам на прокорм зимой в ночи…Когда и Ангел спит, и сердце сжалось —от холода – перо ещё скрипит.октябрь 28. 2014 год.

«Театр многоярусный – есть Рай…»

Театр многоярусный – есть Рай,по крайней мере, точно, для поэтас построчной жизнью, где из края в крайслоняется душа, ища ответа…но находя лишь зыбкие чертыв исписанных листах, воспоминанья…и что-то, что не видно с высоты,а лишь вблизи, но тоже без названья,без имени… и лиц не разобрать,слоняясь за душой в пространстве Рая,среди других, таких же… и узнатького-то – времени – при жизни – не хватает.октябрь 29. 2014 год.

Отъезд

Игорю Кучину

Переезд с каждым разом даётся трудней. Сложней.Выберешь место – его уже кто-то занял —опоздал с отъездом – всего на несколько дней —не то чтобы лень – так, завозился с вещами…а билет на поезд действителен только раз —не успел к отправке – вокзал тебя точно примети согреет скамейкой, сделанной на заказ —к юбилею города, чьё трижды менялось имя…и в другую сторону свезёт именной состав,куда есть билеты в наличие, без доплаты,предоставив купе на сутки, как батискафв мутной водичке, где лица всегда измятына конечной станции, где точно, никто не ждёт —разве что – погода очередную жертву,обозначив границы снегом, что не сойдёт,что вполне естественно – по местным меркам.Но приезжий топчет ботинком чужой ламинати цепляет взглядом балконы, колонны, арки,что обычно утром, тупо ещё, молчат,как разбитая чашка, с вечера, в мусорном баке,и тревожит, разве что, память того, кто спит…Ты же, своим ботинком втоптав окурокв мостовую столицы, как истинный индивид,мнишь себя победителем, как на Балканах турок.Но впиваясь ногой в чужой для тебя пейзаж,тыча пальцем в небо, где этажи построекподпирают облако, испытываешь куражот веселья – чувствуешь – не достоинархитектор, колонны чьи украшают пляж —нынче пляж, а ранее площадь града —не того, что портит теперь подъездной пейзаж,а того, что ближе к царю и с народом рядом…что не мучит глаз и облако не теребит —островерхой башней, цепляясь за небо крышей,что в холодной капле, как будто в слезе блестит —толи это солнце… толи еще что-то выше…И глядишь на это, как будто последний раз,собирая мелочь на пирожок с картошкой,на билет обратно, туда, где тепло сейчаси никто не скажет, что ты здесь чужой… немножко.октябрь 30. 2014 год.

«Созревший виноград – для птиц награда…»

Созревший виноград – для птиц наградаза ожидание, за непомерный знойв июле, августе, когда из-за оградыторчит листва – замёрзшая зимой…и ягоды наполненные зреют,как в бочках старых новое вино,которое, увы, не постареети будет выпито гостями всё равно —на юбилей, на новый год, на праздниккакой-нибудь вообще… и просто так —в какой-то день пустой, однообразный,как раньше в автомате – за пятак.И ягоды ладони согреваютсвоим теплом, как птицам голоса,и капельки сквозь пальцы протекаютв траву, на землю, чтобы, как роса,остаться до утра… и новым утромпочти вином увидеть белый свет —последний раз, как будто бы. Как будтовесны не будет и спасенья нет.октябрь 30. 2014 год.

«У осени ни времени, ни сил …»

У осени ни времени, ни сил —сбивать листву, оставшуюся, с вязов,сметать с дорожек лиственный настил,что никому до снега не обязанбыть убранным… и не дрожит рукав перечислении, и клетчатой не жалкобумаги, что не вытерлась покапод пятернёй, как камни на Сан-Марко,где голуби перебирают хлеб,накрошенный… и лев читает книгу,известную уже две тыщи лет,кроит словарь, как некую интригу…и всё пытается куда-то улететь…исчезнуть, сгинуть с мраморной колонны,чтоб на туристов больше не смотретьс косыми взглядами, что выглядят не скромносреди других, живущих тут людей.Откроешь рот, а вылетает птичка —фотограф деньги «рубит» без затей —быстрей, чем даже догорает спичка,или сметают с площади листву.Погода «шепчет» – наливай и выпей,чтоб не замёрзнуть – граппы – на ветру,у «Флориана» – вечная обительскитальцев всех… Уже немало летпрошло с тех пор, как я кормил пернатых,но осень, всё же, требует ответ —кто, всё-таки, остался виноватым —Отелло, или блудная жена? —лев точно знает, но его не спросишь.Водичка размывает имена…кто в чём повинен – ветерок относитподальше в гавань – к мёртвым – наугад —среди камней, назначенное имя —найдётся точно. Ветер без преградлиствой засыплет, обойдя другие,и будет точно знать – кто где лежитв объятиях водички чужеземной,под камушком, что точно сохранит —за мизерную плату – непременно,когда за смертью не кончается ничто…и голуби выклёвывают мякишстоличной булки, «птичье молоко»вываливая на руки смотрящих.октябрь 31. 2014 год.

«Уходит время, будто в облака…»

Уходит время, будто в облакалуна уходит и оттуда светитнебрежным светом, как фонарь, покапогода позволяет… но в конвертеуже листок с назначенным числом —который год чернила «греют» дату —отсутствия. И мысли о былом —в перечислении – ни в чём не виноваты,как и чернильница в отсутствии чернил —бумага терпит, а перо пророчит…Наличие в окне цветных картин —бумаге добавляет лишних строчеки впечатлений, а уже ноябрь —должно быть холодно, но солнце пригреваети птичья стая метит календарьприсутствием… и облако не тает.ноябрь 1. 2014 год.

«Взгляд на поверхности письменного стола…»

Взгляд на поверхности письменного стола,как в раскопах памяти, выискивает морщины —доказательства, то есть жизни, где все слована бумаге, по крайней мере, пока что живы.И в ложбинках дерева, как в вывертах из земли,что сравнима, разве что, только с водой забортной,что берёшь рукой, как многие не смогли —проступает кровь, отпущенная аортой…и бурлит, и пенится. Стол сохраняет виднепреступной крепости, хранит, как перо чернила,свои трещины… и, кажется, говорит,как чернила – буквами, что плоскость не сохранилаиз-за того, что строчки бегут. Бегут,сохраняясь, разве что, в памяти – не на долго…да ещё в испачканных пальцах, что берегут —в папиллярных линиях чувства – почти что долга.ноябрь 1. 2014 год.

«С книжной полки, ладонью стирая пыль…»

С книжной полки, ладонью стирая пыль,перебираю названия в переплётах,как пустыми фарами утренний автомобильранних прохожих, знакомых, или кого там…Разыскать пытаюсь старый уже сюжет,или, хотя бы, автора – того, чьё имядолгие годы давало на всё ответ,но куда-то скрылось… записанное другими…и на книжной полке спрятано – в закромаи хранимо жизнью самой, как на всякий случай,под тяжёлой пылью, где медленные словаобрастают кожей, такой же, как смысл – тягучей,но вполне послушной под пальцами теплых рук…Пыль слетает с полок, теряясь в пустой квартире,среди редкой утвари, как солнечный зыбкий круг —в отражении, т.е. как автор – искомый – в пыли.ноябрь 1. 2014 год.

«Толи музыка кончилась, толи выключили репродуктор…»

Толи музыка кончилась, толи выключили репродуктор,что сплошные сутки рассказывает про искусство,про любовь к природе под гимн очень рано утром,выжимая слезу, как из девочки ночью чувства,как что-то большее, пуговицу грея в пальцах…тихо вдруг, как будто палач секируприготовил… как бабушка нитки, чтоб шить на пяльцах,пока ещё кто-то не оживил квартирушарканьем тапок. Кот шепелявит «Мяу»,как заклинание, сбиваясь на рыбный завтрак —минтай или хек обрадуют вдруг слюнявымвкусом во рту – рано утром, как гимн – внезапно…но слова разбегаются, как из-под обоев мыши.Ноты, тем более, шумным неровным строем,разбредаются – всё выше, всё выше… Выше —даже если музыка кончилась и инструмент расстроен.И репродуктор хрипит, как больной в угаре —антибиотики лишь продлевают участь —ноты сыпятся вслед за словами – в паре,будто танцоры, что на паркете мучаются,разбивая в кровь невидимые мозоли…Репродуктор гимн выдаёт, не скупясь на радость.Слушаешь этот бред и твердишь – До коле…в календаре отмечая – сколько ещё осталось.ноябрь 2. 2014 год.

«Спустя девяносто лет, не спрашивают о любви …»

Спустя девяносто лет, не спрашивают о любви —максиму – о погоде, или что ел на завтракстёсанными зубами – о чёрные сухари…вкус чей когда-то был непомерно сладок.«Хотя не имеет смысла – деревья ещё растут…» —глянешь в окно и видишь как умирает осень —высушенной листвою – по улице там и тут —мелкой монетой, что в шапку прохожий бросит…или отнимет собранное на пропой,ну и на хлеб, конечно, с кусочком сыра«городского» плавленого, с расплавленною слезой,где приглядеться – увидишь почти пол мира,или себя спустя девяносто лет…в рваных брюках с потерянными зубамив ящике тумбочки… с тем, чего больше нет…с узелками, завязанными на память,чтобы ничто не сгинуло просто такв наслоениях пыли, в дырявых, увы, карманах,как вчера, с листвой, потерянный «четвертак»…Долго хранился – а сгинул в помойной яме.ноябрь 2. 2014 год.

Оставленная земля

«Пригород – это, где поворот с дороги…»

Пригород – это, где поворот с дорогиупирается в кладбище, где птицы живут, как дома,не смотря ни на что – вороны, стрижи, сорокии, даже, голуби, с кем по прошлой жизни еще знакомы.Пригород – это кусок земли, не заросший жизнью —только смотритель кладбища и собаки —те, что ушли из города и забыли —как это жить при доме, а не в овраге…Пригород – это земля от других – на память,чтобы доподлинно знали – откуда городи как это было раньше – двумя веками —еще без названия и, даже, еще без рода,то есть, когда дороги – сквозь пыль и камень —по направлению ветра… Трава – по пояс —тронешь её и кажется, что рукамитрогаешь жизнь – свою и… чужую, то есть.Пригород – это неспешная жизнь по кругу —точно шаг в сторону – и ты на другой планете…Где даже собаки знают в лицо друг друга —и их не боятся ни старики, ни дети.Эта земля ещё помнит и свист, и топот,или, как трактор последнюю снёс избушку,а тракторист обливался холодным потом,вспоминая свою деревню и мать старушку.Пригород – это бессрочная память детства,где никакая ржа – не разъест карманы,где только пыль, доставшаяся в наследство —всё сохраняет, прикрывшись сухим бурьяном.август 6. 2015 год.

«Всё равно ты забудешь, когда я уеду, меня …»

Всё равно ты забудешь, когда я уеду, меня —так пусть остаётся листок пожелтевшей бумагив стандартном конверте, как памятка – после огня —в виде холодного пепла в бездонном оврагетам, где теряются мысли, слова и мечты…Там, где течение времени слишком условно —не как в стеклянных часах – так забудь про часыи пусть весь песок высыпается в воду покорно —прямо из колбы, в которой ни верха, ни дна —мелкие крошки еще не разбавленной сути —временем, как на бумаге – в конце – имена,изображения чьи – потерялись. Забудьте! —так как достаточно слов в почтальонском мешкедля отправления… да и для памяти – хватит,чтобы песок не растаял в горячей реке —вниз по течению, или под старой кроватью,ссыпавшись горкой, как будто бы пепел в концеперегорания дров и последней страницы —из неотправленных писем… С надеждой в лице —больше никто, никогда, никому – не приснится.август 6. 2015 год.

«Много лет прошло с того времени, как переехал…»

Много лет прошло с того времени, как переехали остался жить на улице без названья —только номер дома, что для таксиста всегда помеха,когда ночью привозит кого-нибудь со свиданьяи пытается выяснить – где этот номер дома,по крайней мере – в какой стороне пейзажа,как он выглядит?.. Не находя искомойточки на карте, оставляет свою поклажув месте прибытия – дальше уже по звёздам,по завитушкам знакомых собак и кошек,что оставляют отметки, где только можно,или по птичьим следам, по хлебным крошкам…Место, где жизнь сложилась – ничуть не хужелюбого другого – деревья, река, дорога,даже памятник Ленину в центре огромной лужи —птицы его загадили понемногу,но перед праздником чист и блестит извёсткой,но не на долго – вода своё дело знаети размывает устои довольно жёсткои вместе с лужей медленно высыхает.Место – не хуже любого другого места —для проживания, а номер дома в награду…и ничего, что название улицы неизвестно —главное лес, река и дорога рядом.август 7. 2015 год.

«Посажен в кресло для передвиженья…»

Посажен в кресло для передвиженьяпо комнате, хотя бы. До сортира.До зеркала, чтоб видеть отраженьесвоё в пределах маленького мира,под паутиной собственного страха —что жизнь так быстро поместилась в кресло —в обёртку на колёсах, как рубаха,что еле-еле прикрывает сердце —тем более хранит его – не долго —отправят в стирку и, считай, без кожи —болванчик – под стеклом – на книжной полке,с опухшей от волненья толстой рожей,с отвисшими до самых плеч ушами —ни больше и ни меньше – опахалои с тусклыми от долгих слёз глазами…Гляжу в окно, накрывшись покрывалом —хотя не холодно ещё – так по привычке.Смотрю – куда сегодня дует ветер,в какую сторону, чтоб позже на страничкеоб этом наблюдении отметить —пустяк, конечно – времяпровожденье —ещё одна возможность не остатьсяв пустой квартире только отраженьем,или, от пыли – тусклой иллюстрациейв своей же книге странных наблюдений —за ветром и погодой. Облаками,что добавляют новых впечатлений,когда над головой висят, как камни.Колёса медленно вытаптывают плоскостьквартирного пейзажа. Под ногаминемного воздуха – не пол уже, а возраст…Ни женский пол уже перед глазами,а только видимость – картинка над кроватью —без рамки – бабочка – иглой к шершавой стенке,чтоб помнить взгляд, движения, объятья…оставшиеся только на побелкецветным пятном. Как медленно проходяттакие дни! – в тележке для продуктов —в бесплодных мыслях о былой свободе,в воспоминаниях о радостных минутах.август 8. 2015 год.

«Пробуждение – каждый раз возвращение к жизни …»

Пробуждение – каждый раз возвращение к жизни —маленьким птенчиком, растрёпанным желторотиком,ещё не знающим – как всё это будет выглядеть —так, как вчера, или по-новому – так, как сегодня?..Каждое утро жизнь начинается с новой строчки.Только деревья в окне не меняют листьяи покрывают асфальт расписным многоточьем —на том же месте, как будто бы с местом слилсяво веки вечные, как будто другой дороги —ни рядом, ни дальше… Подушка горчит слезамиот воспоминаний, что ночью особенно строги —в перечислении – тронешь её руками —не досчитаешься дней, что остались в прошлом —там – за чертой, досрочно прошедшей жизни…Каждое утро думаешь о хорошем,но постоянно лезут дурные мысли —те, что к полудню уже обрастают «мясом» —

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.