bannerbannerbanner
Репродукции картин малоизвестного художника
Репродукции картин малоизвестного художника

Полная версия

Репродукции картин малоизвестного художника

текст

0

0
Язык: Русский
Год издания: 2018
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

– Если у вас есть чёрный нерастворимый кофе, то небольшую чашечку с одной ложкой сахара, – ответил молодой человек.

Через несколько минут разговор возобновился.

– У вас есть родители? – спросила женщина.

– Мой отец умер молодым от лейкемии, когда я был еще маленький. Меня тоже мама воспитывала одна до тех пор, пока не вышла замуж во второй раз.

– Где сейчас ваша мама?

– Они живут в Киеве. Мама, отчим Руслан и двое моих сестер.

– А вы значит решили перебраться в наш город?

– Я попал по распределению сюда. И мне тут понравилось. Городок чистый, уютный, с прекрасными жителями.

– Что правда – то правда, – с гордостью подтвердила женщина. – Все, кто приезжает в наш город, влюбляются в него. Хотя таких городов очень много на Украине. Как вам мои пирожки?

– Вы знаете, моя мама тоже любит их печь, но у ваших какой-то особый вкус. Интересно узнать, что вы добавляете в творог?

Валентина Наумовна лукаво улыбнулась и, махнув рукой, честно призналась:

– Никакого особого рецепта у меня нет. Просто я все эти десять лет, когда пеку пироги, думаю о своём сыне и надеюсь, что на этот раз он придет и попробует их. Но каждый месяц происходит всё одно и то же, я сама съедаю их и виню себя за излишнюю легкомысленность и глупость, но проходит месяц и я снова с надеждой их выпекаю. Но в этот раз, вместо сына ко мне пожаловал другой парень, который, я надеюсь, поможет мне разобраться в том, что произошло с моим сыном.

– Я обещаю вам разобраться в этом, но мне нужно знать кроме Вовы у Дениса были еще друзья, знакомые, может быть любимая девушка.

– Училась с ним одна вертихвостка, – недовольно пробурчала Валентина Наумовна. – Первый год учебы он всё бегал за ней, а она раз и выскочила замуж за другого. Вот такие современные девушки и слава Богу – мне она очень не нравилось. Конечно, мой сын ей не подходил, она искала богатого, зажиточного. Слишком завышенные у неё требования были.

– А больше ни с кем не встречался?

– Не знаю. Меня он не торопился посвящать в свои планы. Хотя, я думаю, после случая со Светланой его девушки стали интересовать меньше, а учёба больше.

– Вы с его одногруппниками были знакомы?

– Один раз он пригласил к себе несколько человек в гости на день рождения. Но, честное слово, я даже не запомнила, как их всех зовут.

– Спасибо за кофе и пирожки, – поблагодарил молодой человек.

– Пожалуйста, приходите еще. Я так понимаю, вы один живёте в нашем городе. Тяжело наверное одному.

– Я снимаю квартиру со своим другом. Вдвоём нам веселее.

– Ваш друг тоже следователь?

– Он журналист. Мы учились вместе с ним в школе, а потом оба, как ни странно, попали по распределению в один и тот же город.

– Это, видимо, судьба, – констатировала Валентина Наумовна. – Я не очень-то люблю журналистов, впрочем как и следователей. – Честно призналась она. – В одной газете напечатали небольшую заметку о моём сыне. Так, этот журналюга не только перепутал имя моего сына, но и насочинял всяких небылиц про него. Я хотела подать в суд на газету, но потом передумала. Я пришла в редакцию, посмотрела в глаза этому недоумку, высказала всё, что я о нём думаю. И представляете, после моих слов у него не было никакого раскаяния, никакого сожаления о случившемся, никаких эмоций, он просто тупо смотрел на меня и ехидно улыбался.

– Это произошло после исчезновения вашего сына?

– Да. Через полгода. Как сейчас помню, его тупое выражение лица, не выражающее никакого сострадания и боли. Я надеюсь, ваш друг не напишет ничего подобного.

– Мой друг профессионал и очень порядочный человек. И, если он захочет написать статью о вас и вашем сыне, то обязательно ознакомит вас с набранным материалом.

– Не стоит это вообще, – задумчиво промолвила женщина. – Мне будет достаточно, если вы найдёте моего сына живым и невредимым или хотя бы предоставите мне его тело. Сначала мне было очень тяжело, очень больно, очень обидно, а сейчас время потихоньку залечивает прежние раны. Может быть, ещё чашечку кофе?

– Нет, спасибо. Пирожки ваши очень вкусные, но мне пора. Очень много дел. Я надеюсь, мы завтра с вами встретимся и кое-что уже разрешится.

– Постойте. Не уходите так быстро. Побудьте со мной. Я ещё много чего могу рассказать вам о своём сыне, если вам это очень интересно. Вы понимаете, за всё это время мне не с кем было поговорить о Денисе. Каждый человек занят чем-то своим, своими проблемами, своей радостью и мы очень часто не замечаем, что рядом живут люди, которым требуется помощь и поддержка. Им не надо материальных благ, высокой должности, больших зарплат, славы и почёта – надо только одного, чтобы кто-то внимательно их выслушал. А вот такого внимательного и чуткого собеседника, как раз большинству нам и не хватает. Мы стали слишком циничны, слишком расчетливы, слишком жестоки. Нам наплевать на чужие проблемы, на чужую беду, чужое горе. А ведь нам многого не надо. Чуть-чуть внимания, заботы, нежности и всё многообразие красок мира предстаёт в другом цвете, в другой реальности.

Пришлось Виктору остаться ещё на полчаса и послушать новые история о жизни Дениса. Потом он поехал в отдел, взял новые документы по этому делу и договорился с экспертами о проведении опознания.

Глава 3

Ни я, ни мой брат в начале не понимали какое это большое горе и беда. Война была для нас чем-то чуждым, далёким и нереальным. Хотя, и началась она с не очень приятных событий. Уже к середине дня была объявлена всеобщая мобилизация и все мужчины в селе, быстро собрав рюкзаки и попрощавшись с родными и близкими, заполнили кузова подогнанных для этих целей автомобилей. Мы не понимали, почему все плачут и рыдают, почему мама Света даже упала на колени перед папой и держала его за полы одежды, не желая отпускать. То тут, то там раздавались крики прощания, всхлипывания и рыдания. Жители села еще долго не расходились, хотя машины давно уже скрылись из виду. В селе остались только старики, дети и женщины. Они обсуждали, что же будет дальше и как им дальше жить? Мама отвела нас домой, накормила, а сама бросилась к соседке, у которой была радио, чтобы послушать последние новости. Известия, рождающиеся из эфира, были не очень приятные: немцы продвинулись за сутки далеко в глубь территории Советского Союза. В начале война ничем нас не беспокоила, она, казалось, далеко и никогда к нам не придет. Но уже через несколько дней мы отчетливо стали слышать отдаленные звуки канонады. Утром в село приехало несколько фургонов с красными крестами. Это был полевой госпиталь. Люди в белых халатах быстренько поставили палатки посреди села и уехали, чтобы вывозить с поля боя раненых бойцов. Однако они никого не привезли и к вечеру палатки были снова собраны и машины уехали. Мы так и не поняли, зачем они приезжали и кого собирались лечить? А звуки канонады становились всё ближе и ближе с каждым днём, ещё через неделю мы уже отчётливо слышали взрывы и автоматные очереди, звуки летающих самолетов и разрывы снарядов. Всё это было очень близко и на душе становилось страшно. Село быстро опустело. Люди запрягали подводы, хватали необходимые вещи и уезжали на восток. Тётя Света тоже хотела отправить нас с соседями, но потом передумала. От разрывов снарядов звенела посуда и дребезжали стекла. На мой вопрос, почему мы тоже не уехали, тётя Света только мрачно махала рукой, а вдруг папа вернется и не застанет нас дома.

– Но нас убьют фашисты, – кричал я в панике. – Они совсем рядом.

Наконец-то, я осознал всю трагичность нашего положения. К вечеру ехать уже было поздно. Через наше село прошёл взвод ободранных и голодных советских солдат, они не остановились, они пошли дальше. Мы поняли, что наша армия не может остановить натиск фашистских войск. На третью неделю войны в село вошли фашисты, они приехали на мотоциклах с коляской. Их было немного полтора – два десятка человек. Немцы, видимо, тоже были очень голодны, стали ходить по дворам и требовать что-нибудь поесть.

Зашли они и к нам.

– Коммуниста есть в доме? – на ломаном языке спросил один из них, крепко прижимая автомат к груди. – Мушчины есть в доме.

– Нет, – ответил Света. – Только двое мальчиков.

– Мальшики это карашо. Это будущие солдаты третьего рейха. Скажи своим мальшикам, штобы они затопили нам баню, мы будем мыться, а ты пока накрывай на стол.

– Сколько человек осталось в селе? – продолжал задавать вопросы немец, хвастаясь своим знанием русского языка. – Всех мужчин мы будем убивать.

– Так не осталось никого из мужчин, – ответила мама и взболтнула лишнее. – Все ушли воевать.

Однако, такие откровения ничуть не смутили немца.

– Воевать против непобедимой армии вермахта – это глупость, – усмехнулся солдат. – Они все будут убиты. Твой муш тоже ушёл на фронт?

Мама замешкалась, не зная, что ответить и уже в глубине души проклинала себя за излишнюю болтливость. Но немец понял всё.

– Молись, женщина, штобы он остался жив.

В начале немцы не были такими страшными и злыми. Они были очень похожи на нас, но их глаза почему-то бегали из стороны в сторону. Мы не умели топить баню, папа Миша нас никогда этому не учил, но немцем баня не понадобилось. Прибежал какой-то очкастый человек, видимо их начальник, что-то прокричал им на немецком, и солдаты быстро собрались, схватили кое-какую еду и уехали.

– Вот гады, – негодовала Света. – Молоко всё забрали и яйца. Вот, что мы теперь будем есть.

Это было только начало. Потом, страшно грохоча и поднимая столбы пыли, проехала колонна немецких танков, которые тащили за собой артиллерийские орудия. За ними проследовали несколько колонн немецких солдат. Их было так много, что мы даже сбились со счёта. Они молча проходили мимо села и не останавливались и это нас очень радовало. Потом проехала колонна немецких машин, снова автоматчики на мотоциклах. Так продолжалось до глубокой ночи. Ночью начался интенсивный артиллерийский обстрел, всю ночь летали самолеты, совсем близко взрывались снаряды и мы вынуждены были с мамой прятаться в подвале. Утро встретило нас не очень радушно, кругом воняло чем-то горелым, воздух был пропитан гарью и дымом, дышать было тяжело. Когда всё успокоилось, жители села собрались на сходку. В селе осталось около трёх десятков человек. Детей – четверо. Мой ровесник, мальчишка по имени Роберт – сын оставшегося и почему-то не призвавшего в армию мужчины, жившего на окраине села, четырнадцатилетняя девушка Женя, которая осталась ухаживать за парализованной матерью и я с братом. Был ещё правда полоумный Яшка, который даже в школу не ходил, но он, по сравнению с нами, был уже взрослый. Яшку война не касалось никаким образом, он по-прежнему ходил по селу, пел песни и громко матерился. Несколько домов в селе были покорежены от ночной бомбежки, но, к счастью, раненых и убитых не было. Тишина и спокойствие длились недолго. Потом появился он – офицер немецкой армии, которого прислали к нам комендантом. Он со своими соратниками был расквартирован в соседнем селе, которое было намного больше нашего. А к нам он приехал проверить, кто остался? Гюнтер отлично знал русский язык. Это был высокий, стройный мужчина средних лет, с идеальной армейской выправкой и аристократическими манерами. Правда, нам с братом он сразу не понравился. Было что-то в нём чванливое, высокомерное и отталкивающее. Гюнтер приказал всем собраться в актовом зале сельсовета.

– Где Ваш председатель? – первое, что спросил он. Потом были вопросы, сколько человек осталось в селе, есть ли мужчины и молодые женщины. Он остался недоволен ответами сельчан.

– Кто же будет работать на земле? Кто будет кормить великую германскую армию, – кричал он. – Я прикажу вас всех расстрелять. Вы мне не нужны.

Однако, немного поостыв, он сразу же с небольшой толпы людей выделил оставшегося единственным в селе мужчину. Это был отец Роберта.

– А ты почему не в армии? – удивился офицер. – Болен что ли?

– Никак нет, герр офицер, – по-армейски ответил мужчина. – Я не желаю служить в Советской Армии и считаю советский строй неправильным.

Столь неожиданное откровение было как ушат холодной воды на голову сельчан. Все сразу же повернулись к Ивану.

– Что ты такое мелешь? – возмутилась баба Галя.

Все неодобрительно зашумели и с возмущением зашикали на него.

– Тихо вы! – рявкнул на толпу Гюнтер.

Ему понравились слова Ивана, он улыбнулся и, похлопав мужчину по плечу, сказал:

– Молодец. Нам нужны такие люди. И объясни своим односельчанам, что если они не будут помогать нам, то это плохо для них закончится. Вы слышали, – обратился он к присутствующим. – Вы находитесь в подчинении армии вермахта, любое сопротивление с вашей стороны будет караться по законам военного времени. Советский строй упраздняется и управление переходят к третьему рейху. Отныне вы работаете на нас, на благо Великой Германии. Ивана я назначаю старшим. По всем вопросам вы должны будете обращаться к нему. Если в селе появится вооружённые люди Советской Армии, вы должны сразу же доложить об этом Ивану. Все недовольные нынешним строем будут уничтожены или направлены в концентрационные лагеря.

Я честное слово ничего не понял из речи этого немца. Почему мы должны были служить третьему рейху? Что такое концентрационные лагеря и где они находятся? Однако, я отлично понимал, что беззаботная, мирная жизнь ушла навсегда. Теперь за нами будет следить Гюнтер со своими вооруженными людьми и что они заставят нас делать неизвестно. Вооружённый человек – опасный человек. Он может в любой момент применить силу и оружие. Ивана переодели в форму, похожую на немецкую, на правый рукав нацепили повязку со свастикой и отныне он стал полицаем – человеком, который верой и правдой должен служить под началом немецких оккупантов. Гюнтер оставил в помощь ему двух вооруженных фашистов. Они тут же в сельсовете организовали свой штаб. До этого я очень редко видел отца Роберта, один раз мы были у него дома и тогда он мне показался очень замкнутым и нелюдимым человеком. Но сейчас Иван преобразился. Он стал гордым, независимым и очень счастливым. Формальная должность начальника преобразила его, сделала из него совсем другого человека. Внешне он был своим русским, но внутренне… Это уже был не тот Иван, носящий типичное русское имя.

Я сразу же возненавидел его, даже еще сильнее, чем офицера вермахта. Слово «предатель» навсегда укоренилось в моём мозгу. За эти несколько недель я стал намного старше, я вдруг резко повзрослел. Беззаботное счастливое детство закончилось, наступали суровые будни оккупации.

Мама Света тоже очень злилась на Ивана и возненавидела его.

– Как может человек, живущий рядом, кушающий тот же самый хлеб, пьющий ту же самую воду и дышащий тем же самым воздухом, вдруг ни с того ни с сего становится совсем другим, предаёт родную землю и людей, – вопрошала она негромко.

– Его убьют мама, – твердо заявил я. – Вот приедет папа и убьет его.

– Что ты мелешь чепуху, – разозлилась Света. – Держитесь с братом подальше от немцев и от Ивана, они злые люди и могут вам сделать недоброе. И, пожалуйста, не общайтесь с Робертом, сын предателя не может стать хорошим человеком.

Мы, конечно, отлично понимали, о чём она говорит? Но как можно держаться подальше, если мы все живем рядом.

– Нужно было отправить вас в тыл, – рвала на себе волосы мама. – Там всё-таки безопаснее. После того как Гюнтер уехал, Иван со своими помощниками, один из которых чуть-чуть говорил по-русски, начали обыскивать дома. Они искали мужчин и молодых девушек, параллельно они брали всё, что плохо лежит. Всё награбленное они грузили на подводу и отвозили в сельсовет. Оказалось, что Иван отлично говорит по-немецки, видимо, эта сволочь уже давно готовилась к смене власти в стране. Они проехали мимо нашего дома, не заглянув середину, и это почему-то очень напугала тётю Свету.

– Завтра они вернуться, – причитала она. – Кто его знает, какие указания им даст Гюнтер. Боже мой, убереги нас от несчастья и смерти.

Мама была набожная женщина, но в годы Советской власти держать в доме иконы и молиться было не принято. Но сейчас она повесила на стену икону Божьей матери и каждые пять минут вставала перед этой иконой на колени и страстно молилась. Вечером снова начался артобстрел, снова в воздух были подняты самолеты, снова слышались автоматные очереди вдалеке и раскаты взрывов. Так продолжалось несколько дней а потом всё неожиданно стихло.

Глава 4

– Как дела у лучшего следователя в городе?

– А как поживает самый известный журналист?

Приятели горячо обняли друг друга.

– Завтра будет опознание и экспертиза ДНК, – начал рассказывать Виктор. – Встретился я с мамой Дениса, приятная такая женщина, очень умная. Люблю и уважаю умных людей.

– Странно, – съязвил Антон. – Обычно умных людей тянет к глупым и наоборот.

– Очень остроумно, – почти обиженным тоном протянул Коршунов. – Так кого в нашем тандеме ты считаешь глупым?

– Да, что-то сегодня у тебя с настроением не очень, – заметил Савёлов. – Извини больше не буду с тобой шутить.

– Просто мне не дает покоя личность Дениса, его странное исчезновение. У него не было врагов и он ни с кем не конфликтовал. Завтра я поговорю с его другом Вовой, может он мне что-нибудь расскажет интересное. Мне вообще нужно знать побольше информации о его практике в пионерском лагере.

– А новые документы по делу взял?

– Конечно, тело действительно нашли в «раненом» лесу, то есть местные жители сразу знали, где искать Дениса. Но тем не менее, следователь проигнорировал эту информацию. Было бы неплохо поговорить с ними снова. Видимо, они чего-то боялись. Сплошные загадки в этом деле. Завтра ещё нужно пойти на приём к начальнику. Как я не хочу этого делать. Может он знает, почему исчезновение мальчика и Дениса не было объединено в одно дело. Неплохо было бы ознакомиться ещё и со вторым делом. Но Константин Иванович не разрешит этого сделать. Ох, получу я завтра нагоняй от него, как пить дать получу.

– Надо быть смелее и решительнее с ним. Пусть увидит, что ты тоже не лыком шит, – посоветовал Савёлов.

– Ты плохо знаешь моего начальника, он такой твёрдоголовый и неприступный, что разговаривать с ним по душам невозможно, – Коршунов иронично усмехнулся. – Впрочем, рано или поздно всё равно придется завести этот разговор, пусть это будет завтра. В худшем случае, он просто заберёт дело у меня и передаст его кому-то другому.

– Этого нельзя допустить, – воспротивился Антон. – Мы должны его расследовать сами от начала и до конца.

– Так, я разве против, – хмыкнул Виктор.

На следующий день следователь Коршунов всё-таки решил вначале заглянуть к своему начальнику, он морально готовился к этому разговору и даже приготовил несколько доводов в пользу своего решения.

Константин Иванович в свойственной ему манере недружелюбно глянул на Виктора и пробурчал:

– Садись. Рассказывай, только быстро, у меня нету времени. Через полчаса я провожу совещание оперуполномоченных.

– Сегодня в два часа будет опознание и экспертиза, – доложил Коршунов.

– Отлично, – обрадовался начальник. – Нашёл всё-таки мать пропавшего. Оперативно сработал, молодец.

За всё это время Константин Иванович хвалил своего подчинённого первый раз, и это придало Виктору силы.

– Константин Иванович, накануне из лагеря без вести пропал десятилетний мальчик, – на одном дыхании выпалил Виктор, боясь, что его перебьют. И Денис ночью отправился его искать.

– И что из этого? – недовольно протянул начальник.

– Обе пропажи связаны друг с другом, ведь Денис был уверен, где искать мальчика.

Константин Иванович резко взглянул на подчинённого и повысил тон:

– Я тебя предупреждал, чтобы никакой самодеятельности не было. Тебе ставились конкретные задачи по идентификации тела, а всё остальное тебя не должно волновать. Сегодня же к вечеру сдашь дело в архив.

Обычно после того, как начальник начинал выражать свое неодобрение, Виктор тушевался и молча шел выполнять поставленную задачу. Но в этот раз Коршунов понимал: или Пан, или пропал.

– Чтобы выполнить ваш приказ, мне нужно разобраться в этом деле. Вам оно не кажется странным.

Молодой следователь ожидал всего, что угодно. Сейчас Константин Иванович начнёт ругаться и кричать на него, потом объявит выговор и лишить премиальных, но начальник сегодня был на удивление спокойным.

– Скажи, зачем тебе лезть в дело, которое произошло десять лет назад. Стоит ли ворошить прошлое?

– При расследовании было совершено несколько грубейших ошибок, – Виктор почувствовал сомнения Константина Ивановича. – Во-первых, нужно было объединить оба дела, тогда можно было бы найти причину произошедшего, ведь наверняка оба дела вели разные следователи.

– То есть, ты хочешь сказать, что следователи Жаров и Немчанинов некомпетентные, – начальник выглядел внешне спокойным, но чувствовалось, что он едва сдерживается от нахлынувших эмоций. – Ты слишком мало проработал в этой системе, чтобы судить о работе других.

– Да, я ещё не очень компетентен, – согласился Виктор. – Поэтому и прошу вас объяснить мне эту явную нестыковку.

– Я тебе ничего не должен объяснять, существует профессиональная этика и субординация. Раз следователи посчитали не объединять эти два дела в общее, значит на то была причина. Неужели ты думаешь, что через десять лет тебе удастся раскрыть это дело.

– Я хотел бы попробовать.

– Слушай, кому это уже нужно, – вдруг вспылил Константин Иванович. – Было ли это убийство или несчастный случай, сейчас не имеет значения. Даже, если произошло убийство – тебе нужно доказать это и, как минимум, найти того, кто его совершил. Ты считаешь реальным такое.

– Вы мне не даете никаких интересных дел, а исчезновение Дениса меня очень заинтересовало, там есть очень много белых пятен. Разрешите мне взять дело мальчика и дайте немного времени, я постараюсь выяснить всё, что произошло тогда.

Константин Иванович неодобрительно взглянул на подчиненного, поедая того взглядом и процедил сквозь зубы:

– Мне нужно, чтобы ты занимался поточными делами, а не теми, которые отправлены в архив. Смотри, если твоё расследование в отношении Дениса не будет мешать общей работе, то я возражать не буду. Только не впутывай в это дело Жарова и Немчанинова, у нас в среде это не приветствуется. Хотя, ты вряд ли поедешь в Одессу и не факт, что Жаров захочет тебя выслушать. Он стал большим начальником. И старика Немчанинова не трогай. Человек уже два года как на пенсии, радуется жизни, воспитывает внуков. Я дам распоряжение насчёт дела мальчика, к вечеру его заберёшь.

Еще никогда Виктор не выходил из кабинета начальника таким окрыленным. Оказывается, Константин Иванович не такой уж зануда и с ним вполне можно разговаривать на равных.


Опознание началось ровно в два. Валентину Наумовну привезли в центр криминалистической экспертизы. Когда эксперт привычным жестом откинул простынь, которой было накрыто тело и твердым голосом, не выражающим никаких эмоций и чувств спросил Валентину Наумовну: « Это тело вашего сына?» женщина не ожидала, что всё произойдёт так быстро и немного замешкалась. Тем более, что тело представляло собой полностью обнажённый скелет, хотя и неплохо сохранившийся. Обычно такие скелеты находятся в школах в кабинете биологии и анатомии. Женщина внимательно изучала кости и череп, слезы медленно начали капать из её глаз. Видя замешательство женщины, эксперт помог ей наводящими вопросами:

– У него были какие-нибудь переломы, отсутствие каких-либо зубов, наличие коронок на зубах, дефекты позвоночника, грудной клетки и тазобедренного сустава.

– Да, – вскрикнула женщина. – У него отсутствовала шестёрка снизу с правой стороны и четвёрка вверху с левой. Эксперт осторожно приподнял челюсть. Так и есть, вышеназванные зубы у скелета отсутствовали.

– Сыночек, – зарыдала женщина и бросилась к телу. Эксперт ловким движением оттащил её и снова повторил свой вопрос:

– Вы подтверждаете, что данное тело является вашим сыном Денисом?

– .Да, подтверждаю. Когда я могу его похоронить?

– Вам придёт разрешение на похороны. Распишитесь вот здесь. Чтобы точно убедиться, что это Денис, нам надо провести экспертизу ДНК. Вас сейчас проведут в лабораторию, где возьмут биоматериал. Процедура эта безболезненная и быстрая.

Результаты опознания сразу же доложили Коршунову, тот в это время договорился о встрече с Вовой и пришел прямо к нему на работу.

Среднюю общеобразовательную школу номер шестнадцать, которая находилась в самом центре города, только недавно переименовали в гимназию. Раньше здесь учились дети крупных чиновников города, соответственно, был подобран для этих целей хороший педагогический коллектив. Но потом качество образования стало падать и данная школа перестала выделяться в ряду других городских школ. Вова преподавал в этой школе физику и был на хорошем счету у начальства.

– У меня сейчас как раз окно, – пояснил он. – Идем, в лаборантской сейчас никого нет, и нам никто мешать не будет. В лаборантской как раз было два стула, стоящие возле небольшого стола.

На страницу:
2 из 5