Украина. Двойка по истории

Историк польского происхождения, член-корреспондент Петербургской Академии наук Владимир Антонович (1834—1908), писавший свои исторические труды на русском языке, твёрдо отстаивал мнение, что Польское государство и польская шляхта на протяжении нескольких веков играли в истории малороссийского народа преимущественно негативную роль. В 1860-х годах Владимир Антонович возглавил группу молодых студентов и интеллигентов, выделившихся из польской и полонизированной шляхты, преобладавшей на Правобережье Днепра, которые отмежевались от польских националистов-радикалов накануне польского восстания 1863 г. Их называли хлопоманами за использование малороссийской одежды, речи и обычаев. В ответ на обвинения поляков в предательстве Антонович, ставший убеждённым народником, опубликовал статью «Моя исповедь» (1862), в которой предлагал польской шляхте прекратить подрывную деятельность в Малороссии и заняться своими сугубо национальными проблемами в Польше.

В 1863 г., когда польское восстание достигло кульминации, правительство и даже русская интеллигенция пришли к выводу, что украинское движение потенциально представляет смертельную угрозу для России, а хлопоманы намерены создать независимое украинское государство, что подрывает устои России. Многие русские рассматривали украинское движение как «польскую интригу», имеющую целью оторвать Правобережье Малороссии. С этой целью во второй половине XIX в. широко использовался контрабандный ввоз и распространение русофобских сепаратистких изданий из австро-венгерской Галиции. В них усиленно насаждалась идея об особой украинской нации, отличающейся от русских, подчёркивалось коренное отличие малороссиян от русских и пропагандировалось очернение «москалей».

Для противодействия подрывным действиям галицких радикалов на основе доклада специальной комиссии при участии пророссийски настроенных членов Юго-Западного отделения Российского географического общества (персонально украинофила Михаила Юзефовича) Александр II в 1876 г. подписал Эмский указ, которым предлагалось полностью запретить ввоз из-за границы и издание украинских книг и другие запретительные меры. Эмский указ был направлен лишь на ограничение использования украинского языка в политических целях для пропаганды сепаратизма. До этого в 1863 г. появился известный Валуевский циркуляр, который также запрещал не малорусское наречие, как кричат сейчас националисты, а пропаганду южнорусского сепаратизма.

Инициаторами, идейными вдохновителями и активными пропагандистами «украинской идеи» были в основном поляки или полонизированные «до потери материнского языка» (по выражению Кулиша) малороссы. Киевский публицист, историк Александр Каревин в своей книге «Русь нерусская (как рождалась рiдна мова)», в 2007 г. так описывает начало украинского движения: «XIX век прошел на Украине под знаком борьбы двух культур – русской и польской. Заветной мечтой польских патриотов было восстановление независимой Речи Посполитой. Новая Польша виделась им не иначе, как «от моря до моря», с включением в ее состав Правобережной (а если удастся – то и Левобережной) Украины и Белоруссии. Но сделать это без содействия местного населения было невозможно. И руководители польского движения обратили внимание на малороссов. Поначалу их просто хотели ополячить. Для этого в панских усадьбах стали открываться специальные училища для крепостных, где крестьянских детей воспитывали на польском языке и в польском духе. В польской литературе возникла так называемая «украинская школа», представители которой воспевали Украину, выдавая при этом ее жителей за особую ветвь польской нации. Появился даже специальный термин – «третья уния». По мысли идеологов польского движения, вслед за первой, государственной Люблинской унией 1569 г. (соединившей Польшу и Литву с включением при этом малорусских земель великого княжества Литовского непосредственно в состав Польши) и второй, церковной Брестской унией 1596 г. (оторвавшей часть населения Малороссии и Белоруссии от Православной Церкви и поставившей эту часть под контроль католичества), «третья уния» должна была привязать к Польше (естественно, с одновременным отмежеванием от Великороссии) Украину (Малороссию) в сфере культуры. В соответствующем направлении прилагали усилия и чиновники-поляки (их в то время немало служило на Украине, особенно по ведомству министерства просвещения). Как это ни странно, но такой почти неприкрытой подрывной деятельности власти препятствий не чинили. Что такое «психологическая война», тогда просто не знали. А поскольку открыто к восстанию поляки пока не призывали, царя вроде бы не ругали, то и опасности в их деятельности никто не усматривал». А. Каревин далее пишет: «Образованные малороссы всей душой любили народные обычаи, песни, говоры, но при этом, несмотря на усилия украинофилов, оставались русскими. Новыми идеями соблазнились единицы. «У нас в Киеве только теперь не более пяти упрямых хохломанов из природных малороссов, а то (прочие) все поляки, более всех хлопотавшие о распространении малорусских книжонок, – сообщал видный малорусский общественный деятель К. Говорский галицкому ученому и общественному деятелю Я. Головацкому – Они сами, переодевшись в свитки, шлялись по деревням и раскидывали эти книжонки; верно пронырливый лях почуял в этом деле для себя поживу, когда решился на такие подвиги». [43]

Таким образом «украинское национально-освободительное движение», при своём зарождении состояло главным образом из русофобски настроенных поляков, идеи которых были восприняты частью малороссийской интеллигенции. Даже украинский национальный гимн «Ще не вмерла Украины ни слава, ни воля…» является своего рода калькой с «Марша Домбровского», польского гимна «Еще Польска не сгинела» (пол. Jeszcze Polska ne zginеla), и написан накануне шляхетского восстания 1863 г. группой поляков во главе с Павлом Чубинским в сельском кабаке в пьяном угаре. Галицкий композитор Михаил Вербицкий (1815—1870) – выходец из греко-католической семьи польского священника, в период 1862—1864 гг. написал музыку к словам Павла Чубинского. Первое исполнение состоялось в Перемышле в 1865 г.

Накануне Первой мировой войны Австрия, с конца XVIII в. владевшая землями нынешней Западной Украины, довела тут принцип «разделяй и властвуй» до совершенства. Поляков науськивали на русинов. Русинов – на поляков. Венгров – на тех и других. Кроме того, считалось весьма разумным, с точки зрения высших государственных интересов империи Габсбургов, ещё и разжигать рознь между различными течениями внутри украинства. С одной стороны выдавались государственные субсидии на развитие «Научного общества им. Шевченко» во главе с профессором Грушевским – за то, что труды его носили яркую антирусскую направленность. Но одновременно ставился на полицейский учёт всякий, кто проявлял хоть малейшие пророссийские симпатии. В этом австрийским властям активно помогали новые «украинцы». Украинский депутат Барвинский призывал их: «Каждый украинец должен быть добровольным жандармом и следить и доносить на москвофилов».

Опасность «украинства» в русском мире была осознана давно. Ещё на заре его зарождения, больше сто лет назад, галицко-русский публицист О. А. Мончаловский (1858—1906) писал: «…украинствовать значит: отказываться от своего прошлого, стыдиться принадлежности к русскому народу, даже названий „Русь“, „русский“, отказываться от преданий истории, тщательно стирать с себя все общерусские своеобразные черты и стараться подделаться под областную „украинскую“ самобытность. Украинство – это отступление от вековых, всеми ветвями русского народа и народным гением выработанных языка и культуры, самопревращение в междуплеменной обносок, в обтирку то польских, то немецких сапогов,…идолопоклонство пред областностью, угодничество пред польско-жидовско-немецкими социалистами, отречение от исконных начал своего народа, от исторического самосознания, отступление от церковно-общественных традиций. Украинство – это недуг, который способен подточить даже самый сильный национальный организм, и нет осуждения, которое достаточно было бы для этого добровольного саморазрушения!»

Такому точному и исчерпывающему определению Мончаловского через столетие вторит современный русский историк, писатель и публицист М. Б. Смолин (род. 1971), квалифицируя это как болезнь: «По своей сути „украинство“ является серьезнейшей болезнью Православной цивилизации в целом. Именно эта болезнь явила миру и хорватов, и косоваров – сербов, предавших Православие. Наши южнорусские сепаратисты – „украинцы“ – такие же предатели Православной цивилизации, как и русского единства». [11] Лучше не скажешь и добавить к этому нечего.

Киевский генерал-губернатор Драгомиров, слывший большим украинофилом и выпивавший в компании композитора Лысенко и профессора истории Антоновича, говаривал: «Украинские только галушки, борщ и варенуха, остальное выдумала Австрия!»

Начало движения российских «украинофилов», посвящённое этнографическим изысканиям малороссийского фольклора воспринималось российскими властями как увлечение любителей. Но когда отравленные зёрна сепаратизма польско-австрийского происхождения стали заметны властям среди безобидной с виду украинофильской среды, они забили тревогу. В письме руководителя цензурного комитета Новицкого летом 1963 г. указывалось, что явление малороссийского сепаратизма «…тем более прискорбно и заслуживает внимания правительства, что оно совпадает с политическими замыслами поляков и едва ли не им обязано своим происхождением».

Опасаясь дальнейшего распространения идей опасного сепаратизма путём ввоза националистической литературы радикального свойства, большая часть которой поступала из Галиции, Польши и других зарубежных эмигрантских центров, царское правительство сделало вывод: «Явная работа той же общей пропаганды из Парижа; долго этой работе на Украине мы не верили; теперь ей сомневаться нельзя». Была создана Особая комиссия, которая пришла к выводу, что радикально настроенные украинофилы хотят «вольной Украины в форме республики, с гетьманом во главе». Последовало распоряжение не дозволять перепечатывания прежде разрешённых сочинений Т. Шевченко, П. Кулиша и Н. Костомарова, поскольку «в этих сочинениях авторы стараются выставить прежнее положение Украины в выгоднейшем свете в сравнении с нынешним и возбудить сожаление об утрате старинной вольницы». Было признано, что «поощрять или хотя бы только равнодушно относиться к попыткам небольшой горсти неблагонамеренных личностей, сеющих рознь и смуту среди малороссийского племени, было бы величайшей политической неосторожностью».

И в мае 1876 г. появился хорошо известный в националистических кругах как узурпаторский и воспринимавшийся как угнетение украинской культуры, Эмский указ, до сих пор трактуемый как запрещение украинского языка и проявление колониальной имперской политики по отношению к Украине. После Эмского указа многие радикальные украинофилы перебрались в столицу австро-венгерской Галиции Львов, где активно стали пропагандировать «украинскую идею», основным мотивом которой было отделение от России, что совпадало с замыслами австрийских властей. На этой подготовленной почве легко прорастали семена реваншистских идей польской политической эмиграции, которая после поражения польских восстаний 1831 и 1863 гг. не оставила мечты о воссоздании Великой Польши «от моря и до моря» с включением в неё всех ранее принадлежавших до разделов Речи Посполитой русских земель Великого княжества Литовского, Малороссии и других территорий, которые удасться попутно захватить.

О результатах пропаганды поляками «украинской идеи» по изменению сознания людей в процессе создания «украинцев» в уже упоминавшемся очерке «Украинское движение» Андрей Стороженко (Царинный) пишет: «„Украинцы“ – это особый вид людей. Родившись русским, украинец не чувствует себя русским, отрицает в самом себе свою „русскость“ и злобно ненавидит все русское. Он согласен, чтобы его называли кафром, готтентотом – кем угодно, но только не русским. Слова: Русь, русский, Россия, российский – действуют на него, как красный платок на быка. Без пены у рта он не может их слышать. Но особенно раздражают „украинца“ старинные, предковские названия: Малая Русь, Малороссия, малорусский, малороссийский. Слыша их, он бешено кричит: „Ганьба!“ (Позор!) Это объясняется тем, что многие из „украинцев“ по тупости и невежеству полагают, будто бы в этих названиях кроется что-то пренебрежительное или презрительное по отношению к населению Южной России. Нам не встречалось ни одного „украинца“, который захотел бы выслушать научное объяснение этих названий и правильно усвоить себе их смысл». [47]

Весьма способствовавший выходу в свет очерка Стороженко, князь А. М. Волконский в обстоятельном предисловии, развенчивая лживые националистические мифы, пишет о «четырёх неправдах движения украинских сепаратистов: о неправде этнографической, филологической, хронологической и географической».

Высоко оценил работу Стороженко в 1958 г. выходец из обрусевшей польской семьи, русский религиозный философ, профессор Санкт-Петербургского университета, высланный из России в 1922 г. за христианское мировоззрение, Николай Лосский (1870—1965), который задолго до возрождения украинского национализма после обретения Украиной независимости, определил его сущность: «Фанатики – сепаратисты, желая доказать, что русские и украинцы – два разных народа, и преувеличивая значительность Украины, распространяют ложные представления о ней. Об этом сказано в книге, которую написал любящий Малороссию и Россию украинец А. Царинный (Стороженко) „Украинское движение“».

Общее отношение русских образованных слоёв к украинскому вопросу выразил русский философ, славянофил Ю. Ф. Самарин (1819—1876), который, признавая этно-культурную самобытность малороссиян, но не мысля Малороссии вне России, в дневнике писал: «Пусть же народ украинский сохраняет свой язык, свои обычаи, свои песни, свои предания; пусть в братском общении и рука об руку с великорусским племенем развивает он на поприще науки и искусства, для которых так щедро наделила его природа, свою духовную самобытность во всей природной оригинальности ее стремлений; пусть учреждения, для него созданные, приспособляются более и более к местным его потребностям. Но в то же время пусть он помнит, что историческая роль его – в пределах России, а не вне ее, в общем составе государства Московского». [34]

«Украинство», как направленное против России и русских движение радикальных украинофилов, получило мощную подпитку на галицийской почве, восприняв антирусские идеи польских политэмигрантов. Алчная Австро-Венгрия вынашивала планы передела Европы. Австрийцы хотели отторгнуть у Российской империи Украину, посадив на престол «Украинского королевства» одного из отпрысков Габсбургов.

Императорское правительство Австро-Венгрии в Галиции умело играло на русско-польских противоречиях, при усилении активности польского движения, временно заигрывало с русскими и наоборот. Оно было одинаково озабочено как польским, так и русинским национальными движениями. В середине XIX в. с целью противопоставить полякам и одновременно расколоть русинов, в Вене решили сделать ставку на смену русинской идентичности на «рутенскую», название которой происходит от латинского Ruthenen, принятого для отличия от русских подданных Российской империи (нем. Russen), хотя бы по названию. Представителям русинского движения австрийский губернатор Галиции фон Вартхаузен пообещал благорасположение, если галичане будут называть себя рутенами, и пригрозил репрессиями, если они будут продолжать считать себя русскими. Опасаясь массовых репрессий против русского населения, представители русинской, в основном религиозной элиты подписали известное заявление «Мы не русские, мы – рутены».

С 1849 г. новый наместник императора Франца-Иосифа в Галиции граф Агенор Голуховский, проводя правительственный курс Габсбургов на подавление русинов с использованием местных украинофилов, при этом не забывая интересы польского движения, обвинял русинов в провале «рутенского проекта»: «Рутены не сделали, к сожалению, ничего, чтобы надлежащим образом обособить свой язык от великорусского, так что приходится правительству взять на себя инициативу в этом отношении». Этим он невольно раскрыл цели навязывания русинам нового языка и нового названия.

В середине XIX в. правительство Австро-Венгрии начало эксплуатировать выработанную поляками «украинскую идею», так как она лучше, чем «рутенская», отражала именно тот антирусский аспект, необходимый для усиления противодействия чаяниям русинов. При Голуховском пропаганда «рутенизма» во внутренней политике пропольских властей в Галиции сменилась привычной политикой полонизации, основанной на многовековой традиции польской шляхты считать Польшу выполняющей «свою выдающуюся цивилизационную роль по отношению к малоросам». Именно такая роль Польши лежит в основе преклонения галичан перед «польским европейством».

Поляки, заполнившие при Голуховском большинство должностей в галицкой администрации, сначала отнеслись к рутенскому движению негативно, однако вскоре руководители польского национального движения в Галиции поняли, что в их интересах придать рутенскому образованному слою общества антироссийский курс. Они стали поддерживать украинофильство, завезеное в 1860-х годах из России, которое, имея в основном культурно-этнографическое направление в среде российских интеллектуалов, в Галиции становится политическим движением. Там начинает распространяться подстрекательская литература антирусского содержания, с призывами к сепаратизму Малороссии. Поляки призывали отказаться от русского языка и русской культуры и выработать свой собственный литературный язык, создать свою собственную литературу и искусство, чтобы сопротивляться «русскому гнёту и засилью москалей». Не удивительно поэтому, что в группе деятелей так называемого «украинского национально-освободительного движения» с самого начала его зарождения состояли в основном этнические поляки, являвшиеся основными исполнителями «украинского проекта». Незначительное число увлечённых их идеями русинов и малороссов представляли собой подобие новой украинской народности.

Польские чиновники галицкой администрации и польская шляхта, решили взять под свой контроль русское национальное возрождение русинов в Галиции и в середине XIX в. создали во Львове организацию русинско-польского единства «Русский собор», где ведущую роль играли поляки. Они издавали какое-то время газету «Dnewnyk Ruskij», в котором целью деятельности «Русского собора» декларировалась вражда к России и царскому режиму, а цели по отрыву русинов от России устраивали и поляков, и австрийские власти.

В 1870-е годы происходит раскол русинского движения. Часть русинов, не устояв под административным давлением, стали именовать себя украинцами. Сторонников же общерусского единства они стали называть москвофилами. То есть в то время слово «украинец» не имело этнографического смысла и не являлось названием народа, а означало принадлежность к политическому течению, направленному против русинов и России.

В 1890 г. в галицком сейме воспринявшие «украинскую идею» депутаты-русины Юлиан Романчук (1842—1932) и А. Вахнянин, избранные с помощью поляков, выступили с заявлением, что население Галиции – это украинцы, не имеющие ничего общего с русскими. И если уж говорить о появлении украинцев в истории, то годом официального рождения их названия следует считать 1890 год. До этого Романчук в сейме возглавлял депутатское объединение «Русский клуб». Термин «украинец» галицкие украинофилы в то время использовали только в своём узком кругу, на словах выступая в защиту якобы интересов галицких русинов, фактически обманывая своих избирателей. В сейме следующего созыва русских депутатов уже не было, они стали «украинцами», а клуб стал называться украинским. Первыми «украинцами» были переродившиеся украинофилы – ограниченная прослойка польской и малоруской интеллигенции, эмигрировавшая в Галицию и воспринявшая идеи «украинства». А украинофильское движение начинали тоже поляки.

В конце XIX в. в Галиции начинается тотальная украинизация путём директивного введения фонетического правописания, компилятивно разработанного на базе «кулишовки» финансируемым австрийским правительством «Научным обществом Шевченко», большинство членов которого составляли украинофилы радикальных взглядов, эмигрировавшие из России. Поэтому датой официального рождения украинского языка и унифицированного алфавита можно условно считать 1892 г., когда он начал официально насаждаться в Галиции и его фонетическая орфография была признана министерством народного просвещения официальным правописанием в Галиции и Буковине. До того момента существовали лишь различные системы правописания, которые чуть ли не всякий российский украинофил выдумывал для себя сам. Широкого хождения они не имели, тем более не получили официального признания.

В открытом противостоянии новых «украинцев» и русинов последние подвергались дискриминации по обвинению в пророссийских настроениях. Усиленная поддержка «украинства» властями и непрекращающийся политический и культурно-бытовой террор привели к тому, что всё большее число русинов в борьбе за выживание стали называть себя украинцами. Кто отрекался от своей русской национальности и называл себя украинцем, тем предоставлялись определённые льготы и благожелательность властей, а противившиеся этому подвергались притеснениям и репрессиям. В это время у русских родителей повзрослевшие дети, впитав отравленные ненавистью к русским идеи поляков и австрийцев, становились «украинцами».

На цели пропаганды новой искусственно взращиваемой австро-венгерским правительством «украинской народности» использовались все имеющиеся средства: от периодической печати до школьного образования, греко-католической церкви и прямой дискриминации русинов. Каждый молодой русин, желавший поступить в духовную семинарию, должен был написать расписку, в которой обязывался называться украинцем: «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским, а лишь украинцем и только украинцем».

Большинство русинов считали новоявленных украинцев предателями за то, что те открыто демонстрировали отказ от своих исторических, национальных корней, от своего кровного родства и веры и предавали своих отцов и дедов. А те платили им ненавистью.

В Галиции, где традиционно существовала польская ментальность, были сильны позиции греко-католической церкви, явственно проявлялось цивилизационное влияние близкой Польши. Негативную роль Польши при этом решительно отстаивал выходец из польской шляхты историк В. Антонович, который, анализируя историю польских восстаний 1830 и 1963 годов, пришёл к твёрдому убеждению, что «причиной всех бед украинского народа была польская шляхта и что она до сих пор является единственным препятствием к возрождению украинского народа». К аналогичным выводам о польских истоках «украинской идеи» пришёл и А. Стороженко: «Исторически совершенно достоверно, что „украинский народ“, а затем и политический о нем вопрос сочинили польские ученые и писатели вслед за разделами Польши в 1772, 1793 и 1795 годах и за связанным с ними исчезновением Польского королевства с карты тогдашней Европы». [47]

В 1880-е годы австрийские власти начинают широкомасштабную борьбу с москвофильством, взяв в союзники созданных ими «украинцев». Составлялись списки и проводились аресты среди активных старорусинов и русофилов. В 1882 г. происходит громкий судебный процесс над русскими галицкими деятелями по обвинению в государственной измене, известный под названием «Процесс Ольги Грабарь», положивший начало целой серии подобных политических судилищ. Особый упор обвинение делало на то, что подсудимые, пропагандируя идею общерусского единства, утверждали, что язык русинов и есть русский язык. Перед самой войной в 1913—1914 гг. были проведены два показательных судебных процесса по обвинениям в измене – Мармарош-Сиготский и Львовский.

Таким образом по мере использования в обыденной жизни австро-венгерской Галиции политики раскола русинского движения, начали появляться «украинцы». Сначала их было до обидного мало, они все находились во Львове и представляли собой небольшую маргинальную партию, типа секты, поддерживаемую греко-католическим духовенством. Например, Католическая энциклопедия 1913 г. так описывает ситуацию в Галиции в то время: «Среди русин Галиции и Венгрии были сформированы политические партии. Они разделены на три основные группы: „Украинцы“, те, кто верит в развитие русин по собственной линии, независимой от России, поляков или немцев. „Москвофилы“, те, кто смотрит на Россию, как на образец русско-славянской расы. „Угро-русские“, или „Венгерские русины“, те, кто выступает против Венгрии, против её правил; те, кто не желают потерять своего особого статуса. Идеи „украинцев“ особенно неприятны для них».