Военный госпиталь. Социальная драма

– В Чипке (армейский магазинчик – прим.) возьми, – повеселев сказал он.

– Да ну? – Искренне удивился я. – Только что там сигареты брал, но ни разу не видел, чтобы водку продавали.

– Блин, выручи сигаретой, – попросил он. Затем закурил взятую у меня сигарету и продолжил, – дай просто продавщице двести рублей и попроси бутылку водки. Только смотри, чтобы рядом никого не было, а то при посторонних она не продаст.

– Двести? – удивился я. – В магазине пол-литра водки всего полтинник стоит.

– В магазин надо еще через забор лезть. А вдруг патрулю комендатуры или ментам попадешься? Они здесь часто пасут. Сразу выгонят из госпиталя за грубое нарушение режима, да и в части потом накостыляют за скандал.

– Ты прав, – согласился я. – Прямо здесь купить будет спокойнее. И мы с моим верным сержантом продолжили путь. Возможно, со стороны мы выглядели как Дон Кихот с Санчо Пансой. Я – высок и строен, а Антошка был низенький и с выпирающим пузом. Мы прошли еще два поворота вглубь катакомб и остановились перекурить в безлюдном коридоре. Я уже открыл было рот, чтобы сказать своему другу, что нам пора возвращаться, так как это место для будущей нашей пьянки мне сразу понравилось и мы даже узнали где без лишнего риска купить бухла. Но в этот момент мне в спину больно ударилась закрытая до этого момента дверь и женский голос с сильным акцентом произнес:

– Ой, мальчики… Вы то мне и нужны. Поможете мне на пять минут? Я остолбенело выронил из руки уже вторую за этот день сигарету и, резко обернувшись, посмотрел на невысокую темноволосую женщину, стоящую в дверном проеме.

– Конечно, – ответил я за нас обоих, – в чем требуется помощь? Она отошла и я увидел большое и очень хорошо освещенное помещение с десятком столов, за которыми стояли женщины вьетнамской наружности и, не обращая на меня никакого внимания, уверенно строчили на больших швейных машинках какие-то спортивные костюмы.

– Нужно с тех столов пять машинок перенести в соседнюю комнату, – командным голосом сказала она и ткнула рукой. Мы с товарищем молча прошли по направлению ее вытянутой руки и ровно за пять минут перетащили довольно тяжелые машинки куда нам и было приказано.

– Спасибо, – лаконично произнесла она и сунув что-то мне в руку твердо захлопнула перед нами дверь. Я молча уставился на бумажку в своей руке, развернул ее и при тусклом свете коридорной лампочки увидел купюру в пятьсот рублей.

– Офигеть! – Только и смог вымолвить Антон. Он порывался тут же бежать в Чипок за пузырями, но я его слегка притормозил. Спокойно объяснил ему, что нам еще нужно успеть вернуться в отделение и идти в процедурный кабинет на уколы. Потом мне нужно будет сразу идти вместе с помощниками, получать обед в главном корпусе, а по возвращении разложить еду по тарелкам, разлить по стаканам чай, разнести посуду и прочее.

– Пойдем в магазинчик после обеда, никуда он от нас не убежит. – Уговаривал я. Чтобы подсластить пилюлю, я намекнул товарищу, что захвачу с собой котлеты нам на закуску и, на фоне тех прощелыг с лимонадом, мы будем выглядеть как вполне солидные люди. Он согласился с моими вескими доводами и мы отправились заканчивать свои дела.

После обеда мы сбегали в магазин и, улучив момент когда не было других посетителей, заговорщицким шепотом попросили водочки. Продавщица недовольно оглядела нас и протянула две бутылки с сотней сдачи. После чего мы отправились в ставшие почти родными для нас катакомбы. После обеда мы уже никого там не встретили и удобно расположились за шахматной доской, еще недавно служащей столиком для предыдущей компашки. Опорожнив в два захода первую бутылку, мы блаженно закурили и вслух предались мечтаниям о доме. Антона дома ждала подруга и он очень за нее переживал. Меня же любовные тревоги нисколько не смущали, так как перед отправкой в армию я благоразумно обрубил все концы. Зачем томиться переживаниями целых два года? Иногда писал письма маме, а в остальном постарался целиком сосредоточиться на несении службы.

– Бляха-муха! – произнес неожиданно Антон. – Две сотни за бутылку, которой сороковник красная цена. Я понял, что его мучает пятикратная разница между товаром из под полы спекулянта и официальным ценником в магазине, поэтому решил отвлечь его от грустных мыслей и на конкретном примере объяснить, что всюду в нашей жизни царит обман и надувательство. Не мы одни такие лопухи. Всегда меня по пьяни на разоблачения жуликов тянет.

– Антон. Чего ты переживаешь из-за денег? Ты когда-нибудь покупал магнитофон или телевизор в крупных магазинах бытовой техники? – Начал я свой сеанс разоблачения. Дождавшись его утвердительного кивка, я продолжил, – А не замечал ли ты когда-нибудь, друг мой ситный, что на ценниках копейки после суммы в рублях стоят? Внимание, вопрос! – Повысил я немного голос, – На фига на ценниках стоят копейки, если на кассе их никто не считает? На самом деле это просто подсказка для продавца, которая указывает процент премии в случае успешного втюхивания залежалого товара. Двадцать копеек – это один процент от рублевой суммы тебе в премию, семьдесят копеек – три процента, девяносто копеек – два процента. К примеру, если на ценнике стоит сумма в десять тысяч рублей семьдесят копеек, то премия продавца составит три процента от десяти тысяч, что эквивалентно трем сотням. Теперь представь себе, что я продавец и ко мне подходит покупатель в магазине, и спрашивает какой телевизор ему лучше купить: за 10000 рублей 70 копеек или за 15000 рублей 20 копеек? Я первым делом смотрю на копейки на ценниках и тут же говорю, что первый телевизор намного надежней, долговечней и к тому же дешевле. Какие могут быть сомнения? Покупатель сразу проникается ко мне доверием, так как я ему советую более дешевый товар и следует моему совету. А на самом деле я в душе не чаю какой телек лучше или надежнее. Просто за первый я получу премию к зарплате в триста рублей, а за второй всего сто пятьдесят рубликов. Вот и все. И такая система копеек на ценниках повсюду нас окружает: в магазинах бытовой техники, в магазинах косметики и прочего.

– Всюду дурят нашего брата, а ты за дорогую водку переживаешь. Деньги ведь эти все равно нам задарма достались. – Я на секунду замолчал, а затем горько усмехнулся и допил остатки водки из своего стаканчика. – Пошли, братан, в располагу.

– А откуда ты знаешь про эту фишку с ценниками? – Слегка заплетая язык, спросил меня Антон, пытаясь приподняться.

– Да, я проработал продавцом в одной федеральной сети бытовой техники около полугода, – махнул я рукой. – Перед тем как призваться в армию. И мы с Антошкой в обнимку побрели к выходу из катакомб.

Подходя к палате мы услышали звучный смех Коляна, который рассказывал анекдоты отдыхающему после уколов суворовцу Паше.

– Приходит секретарша на работу устраиваться по объявлению, – весело начал Коля. – И директор ее спрашивает. Скажите, пожалуйста, вы можете печатать со скоростью сто знаков в минуту?

– Конечно. – отвечает она.

– А со скоростью триста знаков в минуту? – не унимается будущий шеф.

– Легко! – кивает она.

– А тысячу знаков в минуту? – выпучив глаза спросил ее директор. – Тысячу можете?

– Могу и тысячу, – кивнула она утвердительно. – Только такая херня получается.

Мы все дружно рассмеялись и я искоса взглянул на малыша суворовца, размышляя над тем, как бы мне половчее к нему подступиться со своей маленькой просьбой. Он поступил к нам с левосторонней пневмонией пару дней назад и был самым юным пациентом нашего отделения. Никто с ним особо не пытался сдружиться, так как ни у кого из нас не было интереса болтать с четырнадцатилетним сопляком. Меня вообще очень удивило, что несовершеннолетних кадетов Суворовского и Нахимовского училищ положили в военный госпиталь вместе с взрослыми дядьками, а не отправляют в гражданские больницы. Он целыми днями валялся на кровати и игрался в сотовый телефон. Должен отметить, что в самом начале нулевых годов мобильный телефон в армии был еще редкостью и меня поражало, что он ежечасно скачивал себе всевозможные платные мелодии, картинки и игрушки, отправляя короткие номера в разные платные сервисы. Предыдущим вечером я спросил его: не слишком ли это дорого стоит? А он лишь сказал, что ему по фиг. Дескать, предки каждый месяц ему на баланс по три тысячи рублей кладут. Я присвистнул. Видимо, у Паштета были богатые родители. Тогда кто-то из нас предложил ему попробовать позвонить в службу «секс по телефону», коли он деньги на балансе не считает. Мы все дружно поддержали эту просьбу и, раскрыв одну из валяющихся на тумбочке газет, продиктовали ему один из номеров данной рубрики объявлений. Суворовец включил громкую связь и мы замерли, затаив дыхание. До этого дня я никогда не пробовал звонить в «секс по телефону» и был заинтригован, но меня постигло сильное разочарование. Голос ответившей женщины был приятный, но никакого возбуждения беседа с ней не доставляла. В течении получаса она описала как она выглядит, что на ней надето, в какой ресторан ее пригласил суворовец и что они там себе заказывали… Довольно быстро всем надоела эта нудная тягомотина и мы легли спать. Теперь у меня к нему была личная просьба.

– Здорово, Пашка, – начал я. – Как дела?

– Нормально. – отозвался Паштет.

– У меня к тебе просьба, – вздохнув, я продолжил. – Можешь меня выручить? Я хочу к своим родакам в Нижевск на сотовый позвонить. Попросить их денежный перевод на нашу почту мне отправить и быстро сказать, что все у меня хорошо. Выручишь со связью? Я только пару минут проговорю.

Он спокойно протянул мне телефон и я сразу позвонил своим родителям, скороговоркой сказав, что у меня все хорошо, здоровье идет на поправку и попросил выслать денег. Потом я поблагодарил Пашу и с довольной улыбкой пошел в наш буфет мыть посуду. Подвернувшийся случай грех было упускать. В отличие от воинской казармы, здесь не нужно было упрашивать взводного командира сопроводить меня до почты, так как военный билет обычно хранится у него в сейфе, да и старослужащие потом могли большую часть перевода из меня разными способами выудить. А здесь у меня военный билет был всегда при себе и деньгами я могу распоряжаться абсолютно самостоятельно. Помыв посуду, я пересчитал оставшиеся у меня после пикника в катакомбах котлеты. В кастрюльке лежало двенадцать штук и я решил переложить десяток подальше от посторонних глаз, а парочку отнести Паше. Не то чтобы я не доверял своим помощникам по столовой, парни они были отличные и совсем не голодали. Просто я не хотел смущать их взор видом моих котлет. Зависть – плохое чувство. Решив, что я тут после Коляна самый длинный, то благоразумнее всего держать свою заначку повыше, где она не будет бросаться в глаза. Запихнул пластиковую тарелку с котлетами на верх облезлого навесного шкафа и убедился, что без табуретки увидеть заначку невозможно. Затем отправился спать.

Глава третья

С утра я сходил на укол пенициллина и потом зашел в свой буфет. Там меня дожидались мои помощники из соседней палаты и мы весело отправились на раздачу пищи, гремя по дороге нашими ведрами и бидонами. Периодически к нам присоединялись пацаны из других больничных корпусов и к раздаточным столам нас подошла уже целая дюжина. Несмотря на царящую в госпитале утреннюю тишину, тут все гремело и звенело. Первыми в очереди как всегда стояли трое «психов» в сопровождении медсестры. Двое из них выглядели вполне нормально, внешне ничем не отличаясь от нас, а вот третий вечно ходил с улыбкой гуимплена и иногда даже натурально пускал струйку слюны. Я никогда не мог его раскусить: симулирует он или на самом деле такой? Если он реальный псих, то почему его выпускают из здания, пусть даже и в сопровождении медсестры? Наверняка на его место полно желающих, ведь во время прогулки за пищей легко «настрелять» целую горсть сигарет, и его легко заменить на нормального симулянта. А если он симулянт, то какого черта он изображает психа перед нами? Нам ведь абсолютно плевать на его диагноз. Если только ради тренировки перед медкомиссией и он полностью вжился в роль… Мысленно прикинув, что моя очередь за рисовой кашей подойдет лишь минут через десять, я приготовился к ожиданию. Стоящий позади парень неожиданно спросил меня хриплым голосом:

– Ты откуда призвался, братан?

– Из Нижевска, – бросил я в ответ. Он уставился на меня как баран на новые ворота. Видимо он задавал всем этот вопрос чисто автоматически, не ожидая услышать желаемый ответ, поэтому он был шокирован.

– Из Нижевска? Я тут целый год отслужил и в первый раз зему (земляка – прим.) встречаю, – воскликнул он радостно и мы с ним тепло обнялись. – Я из Чуйтковска, рядом с тобой живу. Служу в спецстрое, электростанцию в Ленобласти строили. Теперь объект окончен и нашу часть переводят в другое место.

– В какое? – поинтересовался я.

– Прикинь, нам даже самим выбор дали сделать. – доверительно поведал он мне. – Либо в твой Нижевск ехать – здание цирка у вас строить, либо на Новую Землю. Через месяц всем нужно определиться с решением, а я сюда с больными почками угодил… Вот я и думаю, пока тут в больничке лежу.

– Ты дурак? – невежливо поинтересовался я. – Чего тут думать? У нас действительно год назад начали здание нового цирка строить, а то старое здание еще пленные немцы после войны делали и оно за полвека совсем обветшало. Стройка идет в центре города рядом с рынком и автовокзалом. Твои родители к тебе смогут по выходным на автобусе приезжать с хавчиком (едой-прим.). А Новая Земля знаешь где? Рядом с Северным полюсом. Там поди из гражданских не живет никого. Что там строить? Построите какую-нибудь секретную ракетную шахту, а вас потом в этой же шахте закопают, чтобы вы никому этот секрет не рассказали на гражданке. А родителям твоим письмо отправят: дескать, ваш сын геройски погиб в неравной схватке с белым медведем… Или, что ты тупо замерз. Оттуда ведь поезда не ходят и дорог там нет. Проверять твою судьбу туда никто не поедет. Может там вообще рабовладельческий строй – солдатики в цепях ходят и их кнутом офицеры подгоняют? Захочешь убежать, а некуда будет.

– Блин, я все понимаю, – начал нервно оправдываться он, – Тут фишка вот в чем. На Новой Земле день службы за два идет. И если мне в Нижевске придется еще год эту чертову службу терпеть, то на Новой Земле лишь четыре месяца… – Он умолк и его глаза приняли мечтательное выражение. Я сразу понял, что с выбором он уже давно для себя определился. В эту минуту подошла моя очередь за кашей и, пожелав своему земляку сделать правильный выбор, я с грохотом водрузил на стол пустой бидон.