Последнее желание. Повесть

Максим слушал, не перебивая.

– Яша в бреду все говорил: «Не отдавай порт…» – жаловалась я, – подумалось: в тайнике портсигар. Золотой или серебряный. Старинный. А оказалось…

Максим в задумчивости перелистывал записную книжку моряка.

– А это кто? Ты случайно не знаешь? – спросил он, показывая маленький снимок, на котором улыбалась девочка лет пяти-шести. Очаровательная «кудряшка Сью» с кукольным носиком и круглыми карими глазами с длинными пушистыми ресницами.

– Понятия не имею, – удивилась я. – Откуда это?

– В блокноте нашел. Может быть, у твоего соседа была дочь? Или племянница?

– Впервые слышу, – покачала я головой. – Баба Клава все сокрушалась, что Яшка никак не мог жениться. Откуда быть детям? Разве что осчастливил какую-нибудь мадаму в далеком порту.

– Между прочим, фотография подписана, – сказал Колесников. – «Дорогому Яше от Вики Степановой. 1997 год».

– Ничего себе!

Я вырвала снимок и уставилась на надпись, сделанную непослушным детским почерком на обороте.

– Шестнадцать лет прошло!

И тут меня словно по лбу щелкнули:

– Вика! Виктория! Вот о ком говорил Яшка! Он сказал: «Придет Виктория…» Кто, если не она?

И я требовательно уставилась на капитана, словно рассчитывала, будто он тут же притащит мне эту самую Вику Степанову.

– И зачем она придет? За золотой рыбкой? Чушь! За блокнотом? Зачем ей эта макулатура?!

Максим меня не слушал. Он по-прежнему перелистывал пожелтевшие страницы записной книжки и о чем-то размышлял.

И тут меня осенила новая мысль, от которой я подпрыгнула, забыв о «боевом ранении»:

– Носатый! Он охотится на девочку!

– Опиши-ка мне его, – потребовал опер.

– Ну… – я закатила глаза. – Высокий, выше меня, худощавый, чернявый. Нос такой хороший у него, большой, с горбинкой. Глаза миндалевидной формы, черные. Губы тонкие. На подбородке щетина. Под правым глазом родимое пятно.

Максим вытаращился на меня, а я невинно предложила:

– Давай, нарисую? Я в художественной школе лучшим портретистом считалась.

Карандашный набросок носатого капитан унес с собой. И фотографию девочки. Обещая воспользоваться служебным положением и разузнать, где теперь эта Виктория находится.

Мне оставалось только ждать.

Глава 10

Вечером зашла Ольга Петровна. Вынула из любимой кожаной папки очередной «документ», исписанный мелким, совсем не старческим почерком на половину листа, и, протягивая мне, попросила:

– Слышь, Лара, подпиши-ка еще вот эту грамотку.

– Что, опять какую-нибудь стройку затеваете? – зевая, поинтересовалась я.

Старуха зарделась:

– Да нет, хочу про нашего мецената в газету написать. Пусть напечатают. А что? Благодетели любят, когда их принародно благодарят. Вот я и подумала: может, в другой раз удастся не только на детскую площадку денег выпросить. Черкни уж свою фамилию, что тебе стоит?

Я черкнула. В конце концов, Петровна не для себя старается. Для жителей всего двора.

Соседка старательно изучила мою подпись, поставленную под десятком других автографов, аккуратно убрала цидульку в знаменитую папку, зачем-то огляделась по сторонам, хотя кроме нас двоих в прихожей никого не было, и пропела заговорщицки: