Сверхпроводник. Книга стихов

На смерть Фиделя Кастро

Землетрясение

Когда являлось солнце хмуроИ проступала неспростаПолунадменная фактураСквозь бледное лицо холста,Всё тоже сквозь, под полуфренчемПолуползало пол-лица,По залу в страхе млечно-вечномПошёл паркет лицом в отца,Морскими волнами сутулясь,Кипя и пятясь на разрыв.Интересуясь, обманулись,Но континент остался жив.Где были мы? Пески и воды.Переполняя, рёв визжал.Так потрясение природыЯ всей душой передрожал,Не подражая. Дорожали,Взлетая, цены на дома,Что падали и угрожали,И континент сошёл с ума.Как, падая, преображалисьХребты и кости бытия,И как легко, не отражаясь,Цвела материя моя…Ты в резонанс впадал. Качало.Не замечая, израстал,Как тряпкой красною началаСтановится лицо холста.Под красным флагом новым небомИграл обломок бытия.Руинным городом нелепымБыл только континентИ я.

«Идёшь ли ты, качаются верблюды…»

Идёшь ли ты, качаются верблюды,Протуберанцы восстают во тьме.Кругом салют. Я никогда не будуТобою на земле.Кругом, салют – две разные команды,Которые усталось выполнять…Не любят команданте бриллианты —Взаимно. Наплевать.И дрожь ли ты от холода пустынного,Полуразрублен ящериц портрет.И дождь ли ты – эпичнее картиныВ пустыне больше нет.Экран велик, и нам ещё покажутНа рыжей шкуре уходящий блик.Экран горит, а мы лишь персонажи,Но он велик.В каком дозоре девушка танцуетС винтовкой на поджаренном плече?В каком кругу Мадонна поцелуетИ встретишь Че?Идёшь ли ты, тебя не догоняют.Умрёшь ли ты, тебя не превозмочь.Идут верблюды, френчи охраняют,И длится ночь.

«И прянул свет. Известно от…»

Сухое дерево не плодоносит

И прянул свет. Известно отЛюдей, потерявших свой аппетит,Что мёртвое дерево не растёт,А мёртвая бабочка не летит.Но ветер подул и играл с листом,И в небо крыло уносил, воспетОдним из многих. И грянул громИ канул сумрак. И прянул свет.И вот летел перламутровый прах,Звеня хитином своей мечты,Искал нектара и сел в ветвях,И из ветвей поднялись цветы…Старик стоит, а море идёт,И знает глаз, что телу – зенит:Мёртвое дерево прорастётИ мёртвая бабочка полетит.

Верное воскресенье

«Есть разные значенья слова «страсть…»

Есть разные значенья слова «страсть»И разные паденья слова «Рим».Есть целое, чтоб не вмещаться в часть, —И всё ж Господь вошёл в Иерусалим.Мир хлопает прохожим, как дверьми,О пыльные дороги вмятым лбом.Кричать «Осанна!», чтоб потом – «Распни»?В такие дни почётней быть ослом.Пальмира, пальма… Что нам эта сфера,Ведь колос сжат и будущее – здесь.Похожа верба более на веру,Чем на пальбу. Не месть рождает весть.Четвёртый Рим пройдёт, настанет пятый,Изменится семантика осла.Царь снова выше всех – опять распятыйВзойдёт, чтоб даже палка проросла.Кому здесь жаль одежды ветхой верхнейДля высшего, что скоро сходит в ад,Похожий на бушующий над верфьюПредвестник ветра – огненный закат?Подобное подобным. Стало тихо.Осёл, жующий пальмовые ветви,О чём ты замер ныне у ворот?О том, что скоро уж не будет смерти.Ещё о том, как бесполезен выход,Раз навсегда великолепен вход.

«Здесь увидел он след предания…»

Здесь увидел он след преданияИ ослеп от его света:Индивидууму – индивидуумово.Гефсимания – мания проследованияВ лазарет из Назарета,Неевклидово голову запрокидывая.Гефсимания непониманияПростирается ненавязчивоОт Бразилии до Тасмании.Сквозь терновые напластованияИщем только животворящего,А находим – вот – Гефсиманию.Это крестик терновый, огромный, как самомнениеТысячи фараонов,Будто важность света измеряется углом преломления,Слепит нас с бастионов,И стреляем мимо. Ведь родственны сад и осада.В слове корень один – а сколько корней повсюду!Но уже обступают сад и хозяина сада,И, закинув уду, темнеет меж них Иуда,И трепещет ольховым листом нечестивое туловище…Чьё-то ухо летит, предвещая художника будущего.За всю историю человечества не было ничего лишнего.У меня на родине вокруг стояли бы вишни.

«О, что с того, что человек двурук?..»

О, что с того, что человек двурук?Достаточно иметь хотя б полтела,Чтоб мыслить мир и не иметь предела,Пока летит божественный шуруп.Кому скажу, что человек – приделБегущего предательского сада?Сад улетел, пуста твоя засада.Вот тот, кто целовал, и тот, кто смелОтречься трижды. Кто из них виновен?Пусть Лазарь воскрешён, Пилат – сановен,Но всяк имеет цель, покуда цел.О, что с того, что вымыта рука,Когда другая вбита в облака?Достаточно… Нет, здесь всего так мало!Здесь всё со всем играло, но сломало.Раз в год вода прочна, а твердь легка…Чуть отвернёшься – и трава растёт.Но – бойся! – не успеешь отвернуться.Вот Бог. Он никогда не видел лёд,Планшеты, конституцию и бутсы,Когда был человеком. Вот Отец.Он видит всё. Не всё к тому готово,И, раз венец окажется терновым,О, что с того, что человек – венец?И в нём блестит колючкою играИглы. Вот он, устроенный так просто:Двуручный меч и обоюдоострыйЯзык, или двуручная пила.Пилот Пилат летит своей дорогой…Так что с того, что человек – лишь бликИ искаженье лучшей мысли Бога?Но он в саду. И значит, Он велик.

Глаза

«Витают сны в мечтании вершин…»

Витают сны в мечтании вершин.В окно сквозит мятежник кислородный.Стоит мольберт, и на столе кувшин,А рядом я, надменно-благородный.