bannerbanner
Жили-были… Грустные сказки, рассказанные на ночь
Жили-были… Грустные сказки, рассказанные на ночь

Полная версия

Жили-были… Грустные сказки, рассказанные на ночь

Язык: Русский
Год издания: 2017
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

Незаметно за хлопотами да за заботами прошло семь месяцев. Настя оправилась было от родов, как семью настигла беда – их первенец, их маленький сынок расхворался и в три дня покинул своих безутешных родителей. Как ни молила Настя Деву Марию, как не просила Заступницу, не дошли видно ее молитвы… Поди, так надо было. И это было только первое испытание…


***

Через год после похорон Сереженьки, молодая женщина вновь вдруг почувствовала, что внутри нее зреет еще одна жизнь. И незадолго до третьей годовщины со дня их венчания, 14 января 1908 года в семье родился сынок Васенька. Мать наглядеться на него не могла, кормила, одевала, обувала, причесывала, гуляла, сказки читала – все сама. Боялась отпустить от себя. Васенька рос озорным, но родителей это только умиляло.

– Ничего, – думали они, – любовь родительская еще никого не испортила.

Так оно, да и не так вовсе… Но ведь не баловали они его чрезмерно, только не старались ни к чему приучать, а пытались избавлять от трудной работы. Берегли, словом. Так и бегал мальчик в длинной рубашонке по двору, гоняя железное колесо, резвясь и играя. Лишь изредка замечал он озабоченные лица родителей, да видел, как мама нет- нет, да и смахнет нечаянную слезу…

– Мама, ты чего такая невеселая стала? – то и дело спрашивал он

Мать гладила его по светлым волосам и грустно, как-то вымученно улыбалась. Но однажды они спешно оделись и пошли в дом к бабушке с дедушкой Татуниным, маминым родителям.

– Мама, мы в гости? А шаньги будут? А сладкие булочки? А халву купим?

– Пойдем скорее, сынок. Не в гости мы. Беда у нас!

Вася испуганно замолчал. В дедушкином доме было полно народу. У всех были заплаканные глаза или бледные лица. С войны пришел едва оправившийся после ранения брат Насти Константин и привез страшное известие: погиб средний сын – Матвей Татунин. Про Васю все забыли, а ему так хотелось спросить у дяди Кости, что такое война, где она, не терпелось потрогать погоны и орден на его груди.

Но на коленях у дяди Кости гордо восседал его сын Петя.

– Что, брат, завидуешь? – спросил, подходя к нему отец. Мальчик смущенно замотал головой.

– Не завидуй, брат, война – злое дело, плохое. Видишь, вот и Матвея убили, и Константин тоже мог голову сложить. Ордена-то да Кресты за просто так не дают… Вот и от Якова давненько уж вестей нету.

– А тебя не возьмут на войну?

– Не возьмут, – вздохнув, сказал отец и закашлялся. Настя с тревогой посмотрела на мужа, подошла к ним с Васей, потрогала Ивану лоб.

– К лекарю бы тебе надо, Ванюша, – тихо сказала она, – что ж ты все упрямишься-то?

– Ничего, мы и без лекаря справимся, правда, Васятка? – сказал Иван и подхватил сына на руки.

Мальчик очень любил, когда отец так называл его. Он обнял его за шею, поцеловал шершавую щеку и, устыдившись этой нахлынувшей нежности, попытался высвободиться из отцовских объятий. Эх, знать бы, что больше никогда папины руки не подхватят его, что никогда он не почувствует родное тепло, не вдохнет терпкий махорочный дух, смешанный с запахом воловьей кожи. И еще один запах всегда улавливал Вася – еле уловимый – запах конюшни…


***

Прошло совсем немного времени, как в доме теперь почти всегда пахло лекарствами, все говорили шепотом и передвигались, как тени. Отец лежал в комнате на высоких подушках и к нему никого не пускали.

– Скоротечная чахотка, видать, – как-то услышал он.

– Мама, что такое скоротечная чахотка? – однажды спросил он у матери.

– Это болезнь такая, которая забирает у нас нашего папу, – зарыдав, ответила она.

– Как забирает? Почему? – хотел было спросить мальчик, но не решился и вдруг, поняв весь ужас происходящего, убежал прочь и спрятался под кровать. Там и нашли его через несколько часов, уснувшего после долгих слез.

На долгое время жизнь мальчика разделилась на до и после. Он смутно помнил отпевание, прощание, похороны. В памяти осталось только чужое застывшее папино лицо, запах ладана, треск свечей и то, как они с матерью брели, утопая в снегу, с кладбища. У Насти было бледное, заплаканное и какое-то отрешенное лицо. И хотя она крепко держала сына за руку, Вася понимал, что это именно он ведет домой маму, ставшую вдруг усталой, покорной и несчастной. Мальчик оглянулся тогда, увидел купол Всехсвятской церкви и погрозил кулаком неведомо кому.

Только и осталось, что карточка одна на память об отце. Вася мал еще был, но помнил, как ходили они в новый магазин на Голицынской справить ему новый костюм, да и зашли потом в фотоателье на Садовой. Помнил мальчик и мамино светлое платье с пышными оборками, и папины блестящие сапоги, которые слегка поскрипывали при ходьбе. Эх, хороший был тогда денек! Они катались на каруселях, ели мороженое костяными ложечками. Вася запросил еще леденец и крендель с маком. Папа засмеялся и купил. А потом руки были липкими и вкусно пахли. Вася все нюхал их и тихонько облизывал. Мама тогда вытерла их платочком, обтерла и его измазанную мороженым физиономию, щелкнула по носу и звонко чмокнула в щеку. Они тогда ехали, смеясь, на пролетке с лихим извозчиком. А потом шли по Царской, взявшись за руки. Вася смотрел, задирая голову, то на маму, то на папу и был счастлив. А они тоже смотрели на него и улыбались. Но все это осталось в прошлом.



А вскоре после похорон, начались какие-то странные события – в городе везде горели костры, ходили люди с винтовками, часто попадались пьяные солдаты, на площадях стихийно возникали митинги, где на самодельной возвышенности громко кричал какой-нибудь человек, сминая в руке головной убор. Ветер разносил по улицам листовки, город не убирался и будто вымер. Иногда слышались выстрелы. Люди боялись выходить на улицу. Вася с мамой и ее братьями уехали в деревню, которую казалось, перемены вовсе не коснулись.


***

Шел 1921 год. Васе только-только исполнилось 13 лет. Была зима, мальчишки катались на санках, несмотря на мороз. Он увидел, как к дому, наклоняясь, чтобы защититься от снега и ветра, втянув голову в плечи, быстро идет мамин брат.

– Дядя Костя! – стараясь перекричать метель, позвал его Василий и побежал наперерез родственнику.

– Погуляй пока, – ответил дядька.

Дома Константин застал Настю за стиркой. Ей помогала соседская девочка Тася из бедной семьи Тюльновых.

– Иди, Тася, домой, – велела Настя, когда увидела озабоченное лицо брата.

– Настя, нам надо уехать. Собирайся! Яков ждет с лошадьми на соседней улице.

– Что случилось? – воскликнула женщина.

– В городе бунт. Казаки и солдаты, стрельба!

– Ну и что?

– Крепись, сестра… не знаю, как тебе сказать… Родителей забрали. И Поспеловых – тоже. Собирайся. Бери все необходимое. На кордон поедем, на заимку. Переждать надо. О ней никто не знает. Не найдут. А там видно будет. В этой неразберихе, в суматохе… Собирайся. Соседям скажем, в Омск подались к родственникам. Заработок, мол, мне обещали, вас с собой взял. Яков назад вернется – герой войны, все ж, может, не тронут, удастся выбраться из этой заварухи. Я – за Васяткой.

Собрав нехитрый скарб и запас продуктов, Настя с Васей забрались в повозку, укрылись дохой и двинулись в путь. За ними ехал Константин с семьей.

Вася уснул, укутанный в тулуп, а Настя все вспоминала, закрыв глаза, своего ненаглядного Ванечку и то, как они кружились, взявшись за руки под падающим снегом.

– Куда все это ушло? Куда делось, – с тоской думала молодая женщина, – И почему? Чем она провинилась, чем прогневала Бога и навлекла на себя такую беду? Но, смахнув набежавшие слезы и с усилием отогнав отчаяние, Настя, крепко сжала губы, решив вытерпеть все, что суждено ей в жизни. Ради Васеньки…


***

А суждено было много чего еще – родителей расстреляли без суда и следствия. Те посмели воспротивиться, когда у них хотели отобрать дом, все нажитое и выгнать на улицу. Посмели ослушаться, задавали вопросы, пытались отстоять свое. Родители же Вани правдами-неправдами сумели уехать на Алтай к дальнему родственнику. Об этом по секрету Насте сказал Костя. Там их следы и затерялись. А Настя с Васей, прожив до осени на заимке, отгоревав и отплакав, вернулись в деревню. В город ехать уж побоялись, да и дома-то больше нет – ехать некуда. Настя научилась и печку топить, и еду варить, и стирать, и в огороде трудиться. Тася-помощница помогала ей по хозяйству за копеечку. Трудолюбивые люди, да со смекалкой, да с купеческой хваткой нигде не пропадут. Выращивали скот, овощи, торговали, промысел нехитрый завели. Вася подрастал, выучился, работать стал. Голос его стал грубее, да и сам он вымахал, будь здоров! Красивый, сильный. Мать смотрела на него, а сердце сжималось. В комсомольскую ячейку сын вступил. Мать, было, воспрепятствовать хотела – не могла простить, что благодаря таким вот комсомольцам родители мученическую да несправедливую смерть приняли, и даже не знала она теперь, где мать с отцом лежат. И думать себе про это запрещала. Но брат не позволил преградой стать. Вперед глядел. А Василий уж и жених завидный, и девушка у него, оказывается, есть любимая – Груняша Тюльнова, сестра Таси – помощницы, светленькая, тоненькая, с глазами, как капельки воды – голубыми и прозрачными. Видела Настя, как замирает сын при виде девушки, как голос у него становится тихим да ласковым. Понимала она, что любит Вася Груню без памяти. Девушка уехала в город, чтобы матери полегче было, на работу устроилась, подстриглась на городской манер, да и одеваться так же стала.

– Только что косынку красную не повязала, – с неприязнью и раздражением думала Анастасия.

И во сне страшном не могло ей привидеться, что породниться придется с такой семьей – бедной да никчемной по ее, Настиному разумению.

– Голытьба немощная – так она про них думала. – Пьянь беспробудная!

Отец у Груни извозом занимался, да пил по-черному. Так и замерз, как тот ямщик в степи. Только лошадь пришла с повозкой, а Федора и след простыл. А мать девушки Матрена шила, спины не разгибая. Да разве прокормишь такую ораву детей-то – три сына да четыре дочери. Старшие-то как подросли, в город на заработки подались, но это все одно.

– Не ровня они им, Поспеловым и Татуниным, не ровня! Так рассуждала Анастасия, и сердце ее никак не хотело мириться с выбором сына.

Но и тут старший брат далеко глядел. Уговаривал Настю спрятать свой норов. Так что, делать нечего – и с этим пришлось смириться – не ровен час, раскулачивать начнут – волна—то уж прокатилась. А тут родня – беднота гольная, да сын комсомолец-активист, некого раскулачивать-то.

– Прав брат, – размышляла Настя.

Делать нечего – благословила своего единственного сына, кровинушку родимую. Расписались в сельсовете Груня и Вася, а Настя, теперь уже Анастасия Прокопьевна так и осталась при них.


***

1929 год подходил к концу. А тучи продолжали сгущаться. И не только над семьей Поспеловых. Год выдался голодный. Из города приходили тревожные вести. У зажиточных семей отнимали все, как иным казалось лишнее, многих высылали на необжитые земли, в Северный Казахстан. В первую очередь это касалось тех, кто до октябрьского переворота слыл богатым или принадлежал какому-нибудь сословию. А тут еще и молодая семья вот-вот ждала пополнения.

В начале ноября, как раз в День иконы Казанской Божьей матери, хотя день этот давно уж перестал быть праздником, Груня разрешилась первенцем – дочкой. Василий, не посоветовавшись с женой, назвал малышку экзотическим именем Лаура – уж очень оно ему понравилось, это имя, когда читал книжку о Карле Марксе. Так звали дочь основоположника марксизма. Было в этом имени что-то непостижимое и таинственное. Еще задолго до рождения дочери Василий повторял нараспев – Ла-у-ра….Девочка родилась крепенькая, светленькая, с большими голубыми глазами.

– На Груню походит, – с теплотой думал молодой отец.

Только-только стала маленькая Лаура делать первые шаги, да слова первые говорить, как в семье появился мальчик. Аграфена никак не могла оправиться от родов, Анастасия Прокопьевна настояла, чтобы ребенка крестили. В чудом сохранившейся в деревне церкви батюшка записал мальчика под именем Африкант, в святцах, видать, посмотрел. Молодой отец даже возразить не успел. Ну, что ж Африкант, так Африкант, Франик значит. Дядя Пряник, как звали его потом племянники.

И эта зима была суровой, голодной. А по весне из города пришла дурная весть – арестовали Якова. Константин, что есть мочи хлестал лошадей, и, приехав к Насте, опять велел собираться в дорогу.

– Не поедем мы, Костя! Сколько можно. Дети у нас малые, куда мы с ними?

– А если заберут меня, тебя, что с ними станется, ты подумала?

– Не поедем и все тут! Так и будем ездить туда-сюда?!

– Ну, гляди, сестра. Дело твое. Только держи наготове вещи необходимые. Упрямая ты у нас – в кого такая?!

– Не сердись, Костя! Давай подождем. Обещаю, если будет больно нужно, поедем.

Всю ночь Настя не спала, все думала. Смотрела на Маленькую Лауру, на Франика. Сердце сжималось от тревоги за них.

– Нет, подождем пока, – решила она. – Не поедем.


***

Якова меж тем выпустили из околотка, говорят, до самого Наркома с прошениями дошел. Приехал к ним в деревню. Кашлял только натужно, видать отбили ему внутренности все. Повредили…



А потом уж летом, понаехали солдаты, да люди в кожаных тужурках, стали ходить по дворам, заглядывать в сараи да амбары, забирать скотину и зерно. Сосед муки себе оставил мешка два – детей кормить, так его в город увезли. А перед этим избили на глазах у орущих детей и жены. Жену, когда помешать пыталась, прикладом в грудь толкнули так, что она потом кровью харкать начала.

Ночью в окно постучали. Вася вскочил, подошел к окну и разбудил мать.

– Мама, Дмитрий, Грунин брат приходил. Завтра к нам придут излишки забирать. Что же делать-то?

– Что делать? Спать ложись, утро вечера мудренее.

– Спать?

– Да, спать, вставать завтра рано. Косить ведь собирались…

А через полчаса, когда все успокоилось, Анастасия выскользнула из постели, и долго сновала из дома в дальний сарай и обратно. Только стало светать, подняла она Груню с Васей и отправила на покос, дав им с собой еды.

А сама прошла еще раз по избе, собрав узел со скарбом, перенесла спящих детей в баню, стоявшую на отшибе почти у самой реки, вылила керосин из лампы и, перекрестившись, бросила на пол зажженный фитиль. Она стояла и смотрела, как занялся половик под столом, вспыхнула занавеска, потом спокойно вышла из дому, прикрыв за собой дверь. Измазала лицо сажей и только когда пламя стало видно в окно, пошла за детьми. Взяв Лауру за руку, она подошла к дому и заголосила, а потом тихо обратилась к внучке:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2