Шум, жена и скатерть. Повесть

Мы все видели её последними. К тому моменту компания была уже в сборе. Разве опрошенные не сказали ему об этом?

– Сколько раз вы отлучались из гостиной и когда?

Да ёлы-палы! Уж это-то ему наверняка должны были сообщить.

– Я вообще не отлучался. Я вышел из гостиной только утром, вместе со всеми. Мы пошли будить жену…

Кажется, мой голос дрогнул.

– И не отлучались всю ночь? – Он смотрит с насмешливым недоверием.

– Нет.

– Даже в туалет не ходили?

– Не ходил.

– Как же вы терпели?

Кто ж его знает, как я терпел.

– После джина с тоником?

Он и это занёс в протокол. Интересно…

– А я не пил.

Он красноречиво тянет носом.

– Я выпил только утром. Стало зябко.

– Хорошо. А кто выходил, в какой последовательности?

– Я за ними не следил. Первым вышел, кажется, Яша…

– Яков Щербицкий?

– Да. Потом… Уже не припомню, Виталий или Рома. Всё-таки, наверно, Виталий. Точно, Виталий.

– Кожаев?

– Ну да. А потом, значит, Ромка… Роман Камбулин.

– И всё? По второму разу никто не отлучался?

– Товарищ следователь. Я вообще-то следил за игрой. Мог и не заметить, где находится прикупной и что он делает.

– Ладно. А в какое время они выходили?

– Ну-у, этого вам, наверно, никто не скажет. Кто же следит за часами, играя в преферанс!

– Не знаю, – он брезгливо морщится. – Но хотя бы примерно…

– Все хождения начались, когда было уже темно.

– Темно… Кстати, что у вас с дворовым освещением?

– Вам и это известно? Полетела лампочка.

– Когда это случилось?

– Перед самым приездом ребят.

– А как вы могли это узнать, если они приехали засветло?

– У меня сумеречный выключатель. Он включает освещение немного раньше, чем наступает настоящая темнота.

– А когда был фейерверк?

– Примерно около полуночи.

– И кто его запускал?

– Откуда я могу знать! Посёлок большой. То и дело кто-нибудь что-нибудь празднует.

Он задумчиво стучит своими музыкальными пальцами по столешнице.

– У вас один туалет?

– Нет, три. Один в доме, другой в бане и ещё третий. В гараже. На случай, если припечёт в машине, по дороге домой.

Изображаю улыбку. Она получается жалкой.

– Значит, не выходя из дома, можно попасть только в один?

– Значит, так.

– И в него только одна дорога. Мимо спальни вашей жены.

– Из гостиной да.

– А откуда ещё?

– Из кухни мимо моей спальни. Из прихожей мимо кабинета.

– Ваши друзья ходили именно в этот туалет?

– Скорее всего да. Что за радость выбегать на холод, когда можно без этого обойтись! К тому же часов, может, с двух-трёх постоянно шёл дождь. Да и света во дворе, как вы уже знаете, нет. Тьма кромешная.

– Хорошо. У вашей жены был сейф?

«Был»? Сейф и сейчас есть. Это у сейфа была моя жена… Тьфу, чушь какая-то в голову лезет.

– Да.

– А у вас?

– В доме нет. Все нужные бумаги я держу в офисе.

– Она вела какие-то свои дела?

– Вряд ли. Она хранила там некоторые вещи. И бумаги своего покойного отца. Её отец Агишев. Константин Агишев.

Он аккуратно записывает фамилию в свой блокнот. Вот тебе и на. Не более пяти лет, как покинул этот мир крупный юрист Константин Петрович Агишев… Вот так живи, тянись. А пройдёт несколько лет – и даже коллеги тебя уже не помнят.

– Вы знаете, где она держала ключ?

– За зеркалом. Там есть маленький такой тайничок.

– Вы нам его покажете?

– Конечно. Это очень просто.

– У неё были от вас секреты?

– Н-нет… Думаю, что нет.

– Тогда почему она держала сейф в своей спальне, а не в кабинете?

Так получилось. Несколько лет назад мы делали в кабинете ремонт и временно перенесли сейф в иркину спальню. А потом увидели, что он неплохо вписался в нишу, за портьерами, и решили там его и оставить.

– Повторяю, мне он был не нужен. Только место в кабинете занимать!

– Хорошо.

Паршуков роется в своём чемоданчике, извлекает из него небольшой пластиковый пакет и кладёт передо мной.

– Вы можете пояснить, что это такое?

На мне его напряжённый взгляд. Он давит повыше лба. На уровне залысин.

– Полагаю, что шприц, – поднимаю я голову.

– Что вы можете добавить?

– А что, по-вашему, я должен к этому добавить? Ну, шприц… Вы позволите?

Беру пакетик за уголок и подношу ближе к лицу.

– Одноразовый.

– Как вы можете пояснить его наличие в вашем доме?

– Очень просто. Ирине могли делать укол, это иногда случалось. Тот же Яша… Мы пару раз обращались к нему. Он ведь врач, если вы ещё не знаете.

– Я знаю. Давно вы обращались к нему в последний раз?

– Весной или летом… Помнится, было ещё тепло.

– А этим шприцем пользовались совсем недавно. Не исключено, что сегодня ночью.

– Да-а? И где же вы его нашли?

– Вот именно. Где мы его нашли?

– Вы меня спрашиваете?

Выдержав паузу, он внушительно объявляет:

– Мы нашли его в кармане вашего пальто.

На приставном столике в моём кабинете стоит графин богемского стекла, который я каждый день собственноручно наполняю свежей водой. Обычно перед тем, как наполнить, мне приходится выливать вчерашнюю воду, потому что пользуюсь графином крайне редко.

Сейчас я не заметил, как осушил два стакана подряд.

– Как… Он туда попал?

– Я полагаю, что вы лучше других должны знать, как вещи попадают в карманы в а ш е г о пальто.

– Я тоже так полагаю… Но в данном случае не имею ни малейшего понятия. Может, кто-нибудь… ошибся карманом? Ведь прихожая освещена не так уж ярко. А, кстати, это вообще важно? Этот… Шприц. Имеет какое-то отношение?..

Он смотрит на меня, как ему кажется, пронизывающим следовательским взглядом.

– Есть. Основания. Считать. Что имеет.

Распоряжаться похоронами взялся Виталий. Пожалуй, никто не может справляться с этим лучше, чем военный… Нет-нет, я совсем далёк от иронии. Разве можно испытывать к человеку, берущему на себя такую миссию, что-либо кроме чувства глубокой благодарности.

Несмотря на то, что сразу после замужества Ирка уволилась из своей газетёнки, проводить её пришли несколько человек во главе с зам. главного редактора. И группа студентов-однокашников, неизвестно откуда узнавшая о скорбном событии, явилась почти в полном составе. В ночь перед похоронами лил дождь вперемежку со снегом, а с утра основательно подморозило. Подошвы присутствующих скользят, отчего прощаться на краю могилы небезопасно. Мужчины поддерживают под руки женщин, а их самих подстраховывают знакомые и незнакомые, образовывая цепочки. Размятые комья земли пачкают ладони, и назначенные Виталием молодые люди с белыми повязками поливают желающим из пластиковых бутылок и предлагают вафельные полотенца.

Иркиной могилой начинается новый квартал, и за ней тянется грязная всхолмленная долина, отороченная чахлой лесопосадкой. Если посмотреть в другую сторону, то взгляд натыкается на хаос крестов и обелисков, над которым возвышаются редкие могучие деревья. На отдалении маячит тёмный силуэт. Скульптура? Приглядываюсь повнимательней, и начинает казаться, что она движется. Да. Она словно покачивается из стороны в сторону. На таком расстоянии это выглядит как в замедленном кино. Теперь чётко видно, как у неё поднимается рука, в которой продолговатый предмет, похожий на бутылку. Рука с предметом приближается к лицу, будто человек пьёт. Долго. Очень долго… В крохотную щель между туч на секунду прорывается луч солнца, и предмет в руке незнакомца вспыхивает и гаснет.

Это не бутылка. Кто-то наблюдает за нами через подзорную трубу.

Мы снова вчетвером за одним столиком. Стелле срочно понадобилось навестить больного отчима, а ромкину Татьяну не отпустили с работы, мотивируя тем, что покойная не является её родственницей. Что касается супруги Виталия, то я даже не поручусь, узнал бы её, столкнись где-нибудь на улице. Когда мы собираемся у него, она к нам не выходит.

В тёмно-серых физиономиях приятелей читается не то скорбь, не то страх.

– Что-нибудь стало известно о причине смерти? – нарушает молчание Виталий.

– Отравление, – отвечаю я.

Ложка вываливается из рук Романа. Но все сидят не шелохнувшись, словно не слыша звона. Какие мысли ворочаются в черепе каждого из них? А какие в моём?

Протокол вскрытия, с которым вчера меня ознакомили, несколько удивил. Отравление? И чем же? Бородатый парень прочёл название яда, которое тут же выпало у меня из головы. Затем пошли понятные только ему термины с отдельными человеческими словами, из которых в моей башке так и не сложилось никакой картины. А дальше? – поинтересовался я, когда он сделал паузу. – Что «дальше»? – Ну, там… – Где? – Он, кажется, издевался надо мной. – Там! – указал я, раздражаясь. – А там всё. – Он уложил бумагу в папку. – Конец. – Как конец? – Так. Конец, – усмехнулся он.

Значит, яд введён посредством инъекции в шею. Предполагают, что с помощью того самого шприца. Но ведь шприц найден в моём кармане. Почему же меня не арестовали? На последнем допросе следователь вообще о нём не упоминал. Спрашивал о каких-то совсем посторонних вещах. Об отношениях между нами – партнёрами по преферансу. Между нашими жёнами. Об этом иркином сейфе. Не теряли ли мы когда-нибудь от него ключей. Не пытались ли открыть самодельными. Даже поинтересовался, когда у меня был последний половой акт с Ириной, – видимо, уже из чисто мужского любопытства… Этот допрос вообще оставил странное впечатление. Словно тебя водят за нос. Мне казалось, что всё время он ходит вокруг чего-то, во что не собирается меня посвящать. Вместо этого – в который уже раз – он спросил, не подозреваю ли я кого-нибудь из моих гостей, и подробно записал мои многократно повторенные ответы. Подозреваю ли я? В чём? В скрытом психическом заболевании? Как будто нет. Хотя я, конечно, не доктор. Но представить себе, что кто-то из них в здравом уме проникает в спальню и травит мою жену… Извините.

Но ведь Ирина убита… Убита? Тут нет никакой ошибки?

Разумеется, пытаться выудить у сыщика то, что он не хочет говорить, – дело в высшей степени безнадёжное. Для него соврать – что высморкаться. Но похоже, что здесь он действительно уверен на все сто пятьдесят. «Но почему обязательно мои гости?» – «А кто? Может, признаетесь, что это вы?» – «Но ведь за домом вы нашли какие-то следы!» – «Да-а, следы-ы!» Он хмыкает и издевательски дёргает головой. Чёрт побери, он ведёт себя как человек, которому известно всё. Разумеется, это у них профессиональное. Но я никогда не подозревал, что это может так раздражать.

Яшка с Романом снова за рулём, так что водку пьём только я и Виталий, и это не способствует поддержанию разговора. После поминок Виталий принимает предложение Романа подвезти, а я отказываюсь и остаюсь в одиночестве. Зам. главного редактора, среднего роста субъект с седоватой бородкой, в гардеробе дарит мне визитную карточку и заверения в том, что будет рад исполнить любую (подразумевается, что разумную) просьбу «близких Ирины Константиновны». От однокашников пухленькая, но подвижная коротышка, назвавшаяся Полиной, поднесла грустную ободряющую улыбку и узкий конверт без марок.

На белом тротуаре тёплые подошвы печатают чёрные следы. На свадьбе она была в ослепительно белых туфлях. Я хотел, чтобы её в них и положили, но мне ответили, что «не налазят», и туфли достались кому-то из них. На второй день она захотела быть в красных туфлях и чёрном платье с мантильей. Я сказал: «Тогда мне следует быть в белом костюме?» Красная роза с этого платья долго висела над зеркалом в гардеробной. А какой цветок был в петлице у меня?.. В первый день – белый, но я был в чёрном костюме. А во второй… По логике, должен был быть чёрный. Неужели чёрный?

Красный свет автоматически останавливает меня. Мимо проезжает блестящая чёрная машина. Её стёкла затонированы, но не настолько, чтобы не видеть, как человек на заднем сиденье, обернувшись, указывает пальцем в тёмной перчатке… Боже, да ведь он указывает на меня! Вглядываюсь в медленно удаляющееся заднее стекло. Палец метит прямо в мой лоб. Кажется, я даже вижу, как шевелятся губы этого человека. Он что-то говорит тому, кто сидит за рулём. Что же такое он может говорить?.. Она много-много говорила мне в первую ночь. Это было как пение соловья: не важно, что он поёт, лишь бы не заканчивал как можно дольше. Она говорила и стонала, и снова говорила. Пила шампанское мелкими глотками и продолжала говорить. Уходила в туалет, и её голос сливался со звоном её струи, шипеньем биде, свистом стеклянных пробок от парфюмерии. Он звенел колокольчиками в хрустальных люстрах, поскрипывал в пружинах кровати, шуршал веткой по оконной раме… Никогда потом она не говорила так, как в ту ночь. Так много и сладко.

Мальчишка в форме «Макдональдс» пробежал к автофургону, чуть не отдавив мне ноги. Останавливаюсь… Почему о н не был на похоронах? Пищу кнопками мобильника. Прохожие обтекают меня справа и слева. Неправильно. Сбрасываю и набираю снова.

– Паршуков слушает.

– Здравствуйте.

Молчание.

– Сегодня были похороны Ирины.

Молчание.

– Похороны моей жены.

Он приносит соболезнования.

– Это правда, что убийца всегда присутствует на похоронах?

Молчание.

– Почему же вы не явились на похороны? Ведь был верный шанс увидеть убийцу.

Он откашливается.

– Я заслуженный работник юстиции. Поверьте, что я знаю, как мне следует действовать.

– Ну, допустим. А вы знаете, что за нами наблюдали через подзорную трубу?

Молчание.

– И ещё: вот только сейчас мужчина указывал на меня пальцем из проходящей машины и что-то говорил напарнику.

Молчание.

– Машина чёрная. Стёкла тонированные, но не очень сильно. – Я останавливаюсь, поражённый. – Эх!.. Я не догадался посмотреть номер.

– Я ещё раз приношу вам свои соболезнования. Вы сегодня схоронили жену. Поезжайте домой. Выпейте стакан водки и выспитесь хорошенько. У вас в доме тепло?

– Почему вы всё время задаёте какие-то… – смягчаю определение, как только могу. – Какие-то… Непонятные вопросы. Тепло ли, холодно…

– Послушайте меня. Сделайте так, как я говорю. И, пожалуйста, не нервничайте.

– Вам легко говорить: «Не нервничайте»! Прошло уже несколько суток, а вы всё не можете найти… Не можете выбрать из нас четырёх! – кричу я уже почти во весь голос.

– Не всё так просто, как вам кажется. Извините, у меня масса дел.

Он вешает трубку. Наискосок через дорогу краснеет вывеска «Трактир у Саныча». Водитель белой «Ауди» вякает своей сиреной, но мне на него наплевать. Вискарь у Саныча отвратительный, и я требую рюмку текиллы. Половой не успевает отвлечься, как мне уже нужна вторая. Третья задерживается лишь потому, что мне ни с того ни с сего приходит в голову сыграть в бильярд. Маркёр – девушка в белых лосинах – смотрит на меня с сомнением, и я делаю двойную ставку. Партия моя, но это совсем не радует, и я беру бутылку текиллы. Маленькую, для начала. От выпивки девушка отказывается, и я даю ей на чай, притворившись, что забыл о том, что уже делал это. Она берёт как ни в чём не бывало. Видимо, тоже забыла… В Венеции, насосавшись кьянти, я выиграл подряд около дюжины партий у разных людей. После каждого удара она смеялась и хлопала в ладоши. Она делала это так громко, так задорно, что один из подвыпивших посетителей подошёл и поинтересовался, сколько ей платят за это. К счастью, итальянского она не знала, и этот вопрос её не смутил. Думаю, что если бы знала, было б то же самое. Так же смеялась и хлопала в ладоши она, когда мы в отеле разбросали выигранные деньги по кровати, прежде чем завалиться в неё. У этих итальянцев такие крупные купюры… В евро я уже столько не выигрывал. И она уже так не смеялась.

– Может быть, вам вызвать такси? – человек трясёт меня за плечо.

– У вас есть номера?

Он делает смущённую гримасу.

– Как таковых нет. Но есть несколько комнат наверху на случай приезда друзей или родственников.

– Во. Сейчас именно такой случай. Отведи меня туда.

– Я должен спросить у хозяина.

Пока он делает это, я успеваю выпить ещё и снова заснуть.

– Какая тяжёлая личность!

– В-в-весомая! – поправляю я, приоткрыв глаза.

Он не справляется, и подоспевшая маркёрша помогает, подскочив с другого бока. У неё сильные руки и твёрдая, мускулистая спина.

– К-как… Тебя зовут?

– На мне написано.

Она наклоняется, и бейджик оказывается у меня перед глазами. От него пахнет грудью.

– Кира… Принеси ещё текиллы.

Она пружинисто вскакивает и бесшумно движется к двери.

– И лимон.

Комната наполнена светом ночника, от которого всё окрашено розовым – стены, мебель, лосины, свисающие с подлокотника, и Кира, сидящая рядом с ними в позе, недвусмысленно заявляющей о том, что всё уже было. Концентрирую внимание на себе, но моё тело ни о чём таком не вспоминает. Ладно. Денег должно хватать.

Она берёт второй стакан и садится на край кровати.

– Ты остаёшься до утра?

– А денег у меня хватит?

Она заливается смехом, так что текилла из её стакана плещет на одеяло. Не в силах остановить приступ хохота, ставит стакан на пол и обхватывает меня за шею.

– Хва… та-а-а-а… ет! – её волосы щекочут меня. – Ты молодец, – говорит она, наконец отдышавшись.

До меня доходит, и я тоже улыбаюсь. Что ж. Проверить платёжеспособность клиента – это, пожалуй, их право. В конце концов у них была возможность поступить и гораздо хуже.

У неё маленькая грудь – как раз такого размера, что удобно играть в бильярд. Когда она прижимается ко мне, я вспоминаю холодное колено Ирины и скисаю.

– Что случилось?

– Полежи рядом.

Она укладывается «по стойке смирно». Эти женщины хороши тем, что в точности выполняют, что от них просят. «Нет, я буду та-ак!» … «Нет, я хочу вот та-ак!» … «Ах, тебе ещё и не нравится?» … «Не твоё дело, сколько я буду тут сидеть.» … «Хоть до утра.» … «Пока не попросишь прощения!» … «Нет, не убирай деньги из кровати. Мне нравится слышать, как они при этом хрустят.» … «Нет, это тебе должно нравиться.» … «Нет.» … «Нет!» … «Нет!!!» … Мне показалось, что, отодвинь я сейчас занавеску, – и увижу канал, окна палаццо напротив и проплывающую гондолу.

Впрочем, сами мы во всём и виноваты. Кто просит нас без памяти любить вот это самое маленькое «нет»! Без памяти и без ума.

– Передай мне мобильник.

Зеркала, завешенные покрывалами, мятые листья от цветов, табуретки посреди гостиной… Зачем я сюда приехал?

В баре ещё стоит яшкин «Мартель». Наливаю стакан джина и сижу так в кресле, в пальто, со стаканом между колен. В передней улюлюкает телефон. Кто-нибудь ошибся. Джин обжигает, но не пьянит. Хочется наоборот. Наливаю «Мартель». В больших дозах он, кажется, не отличается от кизлярского. Снова телефон. Ну, и что вам надо? Молчание. Три часа ночи. Бросаю трубку. Этот аппарат подарил тесть на новоселье. Он фарфоровый. Значит, если бросить трубку посильнее… Опять. Так что вам в три часа понадобилось? Молчок… Хотя, есть какой-то шум. Ни фига не разобрать. Радио, наверное. Кладу осторожно трубку. Залпом допиваю коньяк. Что это там белеет, на полу? Ого… Оказывается, спиртное всё-таки действует. Усаживаюсь посреди прихожей и приподнимаю пуфик. Сигарета. Интересно: откуда здесь сигарета? «Кент». В этом доме уже лет десять, как никто не курит. Последнюю выкурила, кажется, Ирка. Но она никогда не курила «Кент». Она курила такие… Тоненькие. «Вог». Вот, вспомнил название. А это?.. Меня не столько занимает этот вопрос, сколько лень подниматься с пола. Тут хорошо… Пристраиваюсь в угол, где стены удерживают меня в сидячем положении. Телефон… Хрен с вами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.