Матушка

Матушка

Анатолий Гармаев

© Анатолий Гармаев, 2017

ISBN 978-5-4485-1151-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Священник Анатолий Гармаев

МАТУШКА

Волгоград, 2003

ПО БЛАГОСЛОВЕНИЮ

митрополита Волгоградского и Камышинского

ГЕРМАНА

Матушка… Кто она? Как ей устроить свою жизнь в священнической семье, как ей быть на приходе, чтобы не терять отношения с Богом?

Как любой женщине остаться женою, подругою, спутницею жизни для мужа? Эти, и множество еще других вопросов, недоумений и душевных страданий переживает матушка, и любая верующая женщина, чувствуя себя порой невольной пленницей обстоятельств и поворотов судьбы. Впору опустить руки, отчаяться, ли обидеться, озлобиться. Но выход ли это?

Книга раскрывает четыре характера матушек: имеющих духовную ревность, душевных, деятельных и отступивших от Бога. Живо рассказывает, как при каждом из них сохранить ревность угождения Богу, предупреждает возможность охлаждения веры.

Глава первая. Матушка

Жену священника в народе называют матушкой. Кто она? Какого образа ей самой нужно держаться?

Как устроить ей свою жизнь, и как самой быть устроенной в священнической семье и в приходе, чтобы не терять отношений с Богом? Очень трудный вопрос, еще более трудный в его практическом разрешении, когда требуется не только услышать совет, наставление, но, самое сложное – исполнить его.

Характер ревностный о духовном

Счастлива та матушка, в которой с самого начала ее воцерковления теплая ревность к Богу неизбывно остается в сердце.

Будут периоды, когда собственное неумение управляться с мутными движениями души (настроением, чувственностью, минутной горечью) будет приводить к потере теплого чувства Бога и обращения к Нему. Но привычка держаться за свою ревность к Богу, и больше того, чувство жизни, ясно переживаемое именно в пребывании с Богом, будут давать склонение в сердце, в душе к той части себя, где это живое отношение с Богом всегда есть. Тогда, в итоге, каждый период помутнения души или каждый минутный наплыв худого настроения, охлаждающего, отлагающего веру, будет восприниматься как еще одна возможность упражнения в склонении к тем расположениям сердца и тем уголкам души, в которых всегда есть теплота веры.

Навык этот – наиважнейший в жизни верующего человека. Из него, как из семени, произрастают затем все побеги деятельной веры, совершающей в человеке его живую молитву, его искреннее и всегда с ним пребывающее покаяние, жизнеудостоверяющее его упование на Бога и, наконец, его любовь к Богу.

В других случаях временное помрачение веры, угасание ее будет восприниматься как попущение Божие и испытание ради умения стоять в уповании на Него или, как минимум, в терпении упования. И то, и другое требует и самих испытаний, подаваемых от Бога, и личного разумения, чтобы смирением распознать, что подается. Это от самое смирение распознания, которое святые отцы называют смиренномудрием. Оно дается кроткому сердцу в разумение духа и позволяет возставать над помрачениями веры. Оно поддерживается извне чтением молитв, чтением житий святых или трудов святых отцов и сердечным размышлением над ними, т.е. тем размышлением, которое происходит живым откликом сердца, совершается в разуме, в сердечной потребности жить, согласно прочитанному. Действия эти, казалось бы, обычные и всем знакомые, но поддерживаются они изнутри сердца и происходят как самая жизнь в делах по дому, по приходу, больше, чем общение с людьми или поддержание себя пищей и сном.

Это – дар драгоценный, данный от Бога: может, частью, по молитвам и праведной жизни предыдущих поколений – дедов, бабушек, прабабушек; может, частью, по молитвам самого батюшки, мужа матушки, если есть в нем особая любовь к ней, в сердечной благодарности Богу молитвенно собираемая; может быть, где-то по молитвенному участию духовника, если есть такой, умеющий скорбеть и молиться за чад своих; возможно, это просто дар от Бога ради Его несказуемой и неизъяснимой любви к нам и премудрого Промысла, которым Он хранит, поддерживает и пестует Свою Церковь.

В любом случае дар этот нужно беречь в себе больше, чем что-либо на свете, больше батюшки, больше детей, потому что из этого дара теплой ревности к Богу дается немало утешений и богатств участия и батюшке, и детям, и всем окружающим матушку людям. Его нужно поддерживать постоянством обращения к нему и действием из него, черпая теплоту участия в ближних из этого дара – пребывания с Богом, жизни по Богу, из упования на Него.

Дар этот – смиренномудрие, нужно развивать тремя действиями воцерковления: первое – уразумением учений Церкви, второе – разумением себя, жизни и своего служения, третье – сообразованием души, духа и своей жизни с Церковью, т.е. с Господом и Его волею, со святыми, с церковными людьми, с обычаями Церкви, их смыслами и содержанием.

Все это свойственно было благочестивым людям прошлых веков с самого детства, напечатлено ими как уклад церковной жизни своих родителей и окружавших их добронравных людей Церкви. В наше же время, когда семья была неверующей или скрыто верующей, когда с детства нельзя было взять в умение все действия воцерковления, приходится осваивать их извне, сознательно прибегая к ним и научая себя пользоваться ими, жить ими, порой усилием воли и разумением вводя их в свой собственный уклад и уклад своей семьи. Помогать в этом будет сама ревность к Богу, она будет искать этих действий, по началу как своей пищи, а со временем все больше, как своей жизни. Так сознанием нужно будет трудиться над этими действиями как над необходимостью, а ревностью прибегать к ним, сначала как к пище, а затем и самою потребностью жить ими и в них.

Значительною помощью в таком характере жизни будет батюшка, искренне ревнующий о богоугодном жительстве. Искренне – значит в любом месте и в любое время, не только во время богослужения, или на людях, но, что особенно характерно, в своей семье он будет любить церковный уклад и церковные обычаи, будет жить ими как собою и весь пребывая в них.

Если же батюшка не так живет, а, приходя домой, разслабляется, т.е. церковная жизнь дается ему с некоторым напряжением, делается больше потому, что сан обязывает, да и на людях не будешь распускать себя, т.е. в своих не вполне церковных хотениях, и поэтому, приходя домой, батюшка может включить телевизор и отдаться тому, что там происходит, может заняться хобби: собаками, марками, музыкой, в том числе и современной, видеофильмами, газетами, компьютером и забавами в нем, может принять вина и водки для «легкости настроения», может ходить в чем попало, в какой угодно домашней одежде и т. д. – даже если все это присуще батюшке, тем не менее, сам характер его служения, сама необходимость регулярного обращения к Богу и весь порядок внешне церковной жизни уже сами по себе большая подмога матушке в ее ревности к Богу и устроении ее жизни по Богу.

Совсем плохо, если батюшка оступился и весь предался богатству и наживе, еще хуже, если запил, или, того хуже, отдался распутству, загулял на сторону. Равно бывает, когда батюшка охладел к служению, стал избегать церковных служб, треб, общений с людьми. Или наоборот, загордился, стал возноситься, впадать в надмение, высокомерие, стал резок, груб, начал ценить свои заслуги, звания, чины, держаться за них и, соответственно тому, стал устраивать свою жизнь в высокопоставленных встречах, застольях, окружать себя подобного рода людьми, сам входить в их круг. Либо, напротив, напала на него хандра, уныние, печаль, туга душевная, безпомощность, безсилие, апатия, а то и депрессия, – мало ли что может произойти с человеком.

Тем более, если за плечами нет сколь-нибудь длительного воцерковления: только начал церковную жизнь, и через два-четыре года уже рукоположили; нет опыта ревности к Богу – одно только воодушевление; не сформированы нравственные и духовные ценности; нет опыта нравственной и тем более духовной борьбы; может быть, что и вообще нет об этом никакого понятия и представления. По причине молодости – человеку еще до тридцати лет – не отжили юношеские страстные увлечения; если ему до сорока-сорока пяти лет, бывает, что не пришла еще жизненная зрелость, не выстоялся характер, или, наоборот, застоялся в нецерковных привычках и ценностях. Много подобного и другого может быть.

При этом батюшка может не отдавать себе отчета, что с ним происходит, не знать, что вообще может происходить с верующим человеком по мере продолжения им церковной жизни, не ведать о жизни духовной, не чувствовать аскетику, напротив, безотчетно противиться ей, разбавлять ее, ту, что помимо его воли задается уставом Церкви, послаблять ее для себя и окружающих, не зная при этом ее настоящих смыслов, действий и плодов. Со временем ко всему этому может прибавиться обвыкание, т.е. восприятие служения и церковной жизни как чего-то привычного, внешне исполняемого, с постепенной потерей благоговения, ревности духовной, жажды Бога. Затем пойдет процесс обмирщения, т.е. превращения церковных действий в ритуал, привычный, доведенный до возможной простоты и регулярной последовательности; либо обмирщение пойдет в другую сторону – умножения внешнего лоска и богатства храма, облачений, богослужения при потере или незнании внутренней нравственно-духовной жизни; еще хуже, если обмирщение поведет вообще в сторону от храмового служения – в разные житейские дела, увлечения или, казалось бы, жизненные необходимости: огород, сад, хозяйство, машина, дом, дети, друзья, знакомые и др.

Подобное развитие атмосферы в доме может сильно осложнить жизнь для матушки. Тем более духовная ревность приобретает в этом случае особые условия для постоянного горения Богу как за себя, так и за батюшку, так и за детей. Нужно будет прилагать немало усилий, чтобы сохранить в доме лад. Нужно будет обретать нравственную и духовную мудрость, чтобы, как минимум, поддерживать в батюшке самые наипростейшие смыслы церковной жизни, о которых он сам немало знает и говорит с амвона, но которые так и не вошли в кровь и плоть его личной жизни. Не задевая его самолюбия, как каплями живительной влаги, напоять его разум, его сердце, веру и совесть, чувство долга тем добрым откровением, которое вдруг останавливает человека в его худом стремлении, приоткрывает ему живую правду и божественную реальность жизни и дает неожиданное переживание и размышление, преображающие душу, переплавляющие ее в новую жизнь. Это будет происходить медленно, порой очень медленно. Но оно должно происходить. Иначе враг рода человеческого будет праздновать свою победу.

Каждое утро в своих утренних молитвах мы молимся: «Да не убо похитит мя сатана и похвалится, Слове, еже отторгнути мя от Твоея руки и ограды; но или хощу, спаси мя, или не хощу, Христе Спасе мой». И перед сном в вечерних молитвах мы просим: «Вем убо, Господи, яко недостоин есмь человеколюбия Твоего, но достоин есмь всякого осуждения и муки. Но, Господи, или хощу, или не хощу, спаси мя». Об этом же пусть молится матушка за своего батюшку. Просит за него и днем, и ночью, на всякий час и на всякое время.

Где взять ей силы для этого подвига, где самой найти утешение в житейских болезнованиях от скорбей ее семейной жизни? Во Христе и нужно черпать силы, во Христе и искать утешение. А иначе – зачем мы христиане, иначе чем мы отличаемся от других, неверующих или в иное верующих людей?

Духовною ревностью нужно идти за Господом. Сослагаться не только с Ним, но и с Его подвигом любви к людям, с Его страданиями, смертью и воскресением. Нужно услышать сердцем и верою, что любить Господа, значит быть с Ним не только теперь, когда Он сидит одесную Бога-Отца и обещает помогать нам во всяком нашем добром прошении, но быть с Ним и тогда, когда Он страдал за наши грехи, а теперь ныне и присно, по любви Своей ради нашего единения с Ним дает нам разделить с Ним малую часть его страданий.

Любовь наша к Нему ищет этого разделения и не может не разделять. Когда же разделяет, то есть все скорби семейной жизни принимает от Него, как необходимые страдания из любви к Нему, Господь входит в сердце наше Своею благодатью и совоскрешает нас из смерти, из плена этих страданий, растворяя воскресением Своим их тугу и напояя терпением, великодушием и благопопечением о домашних каждую минуту и каждый час жизни. Скорбь и легкость ее несения сочетаются одновременно. И открываются сердцу необходимые слова утешения батюшки, или ободрения его в нравственных и духовных радениях, или буквального подталкивания в его обязанностях перед Богом, перед паствой и перед своей семьей. Все это знает духовная ревность и всему этому учится, и подвизается, и сама возрастает. Поэтому счастлива та матушка, у которой есть этот дивный дар от Бога.

Иное, если к матушки вера коротка и дар ревности к Богу слабый. Только в первые годы ее воцерковления и то и другое будет гореть в ней. Это действует призывающая благодать, участием которой большинство из нас, будучи неверующим, затем, как-то быстро, в год-два стали верующими. Первое время даже и с большим жаром. Только в этом жаре часть его силы составляется верою, а часть нашим самолюбием. Оно, примешиваясь к вере, дает ей ревность.

Только в такой ревности нет дыхания кроткого духа. Больше огонь притязания. Нет и разума, и мудрости. Больше себялюбивая прямолинейность, стремление исполнить задуманное во что бы то ни стало, упорная настойчивость, пронизанная чувством собственной правоты и правды. Стремление к эрудированности и пользование ею, церковной эрудицией, как в общении с ближними ради того, чтобы убедить их, так и в формировании собственных стремлений, ради того, чтобы осуществить их. Ревность не по разуму. Активность из самоутверждения, не ведающая, что есть сообразовывать свою волю с волей Божией. В этом состоянии матушка может годами не сознавать своего положения, не отдавать себе отчета, в чем пребывает и не слышать внутренних движений души и духа, которые в ней происходят. Слышать, чувствовать и видеть только проявления этих движений, но не их самих и поэтому не знать причину своих чувств, настроений, поступков. Спасает матушку в таком положении веры ее добрый нрав.

Характер душевный

Покладистая, внимательная к нуждам мужа, батюшки, трудолюбивая, ровная в обхождении с мирным характером, она все необходимое по дому будет делать: мыть, стирать, готовить, заниматься с детьми, помогать батюшке, если о чем попросит. Жизнь ее будет в том, что все это она будет делать с радостью, ревностью и любовью. Церковная жизнь будет освящать ее основные душевные занятия, придавать им дополнительный смысл и оправдание.

Жизнь ее все же будет не в отношениях с Богом, а в ведении хозяйства, занятиях с детьми и ухаживании за батюшкой. Она будет искать помощи Божией, молиться, благословляться у своего батюшки на предстоящий день и, имея за собою благословение Бога, всею душою влагаться в дела дня. Дарования души помогают в таком случае матушке исполнять нужное в благую волю Бога, то есть так, как того требует само дело и материалы, из которых дело делается. Благой волей Своей Бог сотворил все предметы природы и дал им свойства, согласно которым исполненное дело будет иметь добротный вид и строй, будет долговечно.

Если матушка наделена способностями к приготовлению пищи, рукоделию и разному домашнему ремеслу, если имеет чувство уюта, вкус к порядку и чистоте, и за время своей дозамужней жизни обрела умения вести домашнее хозяйство, а теперь возрастает в них, тогда многое в доме будет делаться хорошо.

Если у матушки есть дарования нравственные, как то попечение об устроении дома ради всех, кто живет в нем, то и коврик теплый ляжет под ноги батюшке, потому что ноги у него слабые, застужаются; и занавески на окна в детскую подберутся плотнее, чем в остальные, чтобы не перегревалась комната из-за южной стороны, и детям было прохладно летом; и все прочие предметы в доме будут подобраны по людям, кому что нужно, что удобнее.

Другой дар души – созерцательная сила, благодаря которой матушка слышит уют, красоту не внешнюю, но ту, сообразную с природой самих вещей и с назначением, для чего они делаются или сделаны, а теперь применяются в доме; чувство благолепия всего, что она устраивает; чувство ладного, когда она одевает, обувает детей, батюшку, себя, чтобы все были по-Божьи ладно одеты: просто, со вкусом, благолепно, т.е. в согласии с нравом и видом самого человека, чтобы одежда отражала его душу, сама же, в свою очередь, собирала его в лучшем.

Третий дар – чувство долга, чувство обязанности и самая глубина того и другого, из которого оба первых исходят – свойство взаимодавства, когда человек не может не ответить добром на услугу, помощь или внимание другого. Порой, бывает, один сделал другому совсем немного, да и обязан был сделать, а чувство взаимодавства отвечает на всю полноту: я теперь до самой смерти тебе обязан. Обязан – то есть схвачен, повязан обязанностью. Не насильно, но по жизненной и личной необходимости так делать. И будет теперь делать, как сказал. Это свойство души рождает верность, составляет суть преданности матушки своему батюшке, детям. Я по жизнь обязана быть тебе помощницею – так слышит себя матушка в отношениях с батюшкою, дети, я с вами всею душою до самой смерти – так слышит она себя в отношениях с детьми. И не может по-другому быть устроена душа, если ее сотворил Бог, сотворил по Своей благости и вложил в нее благие свойства. Лишь бы только человек услышал в себе эти дивные дарования Божии и жил бы весь в согласии с ними.

Четвертый дар души – деятельная сила, которая не знает праздности, но вся в трудах без усталости. Не любит играться, не любит сидеть или лежать, не любит пустых и никчемных разговоров, не знает пересудов, сплетен, не живет ими, избегает их; не знакома с ленью, бегает отлагательства, не будет раскачиваться или мотаться из угла в угол. Всегда при деле.

По темпераменту матушка может быть разной. Одна в трудах стремительная, быстрая: не успели оглянуться, а уж все переделала, все исполнила, во всем навела порядок. Другая в движениях медленная, степенная, однако, и она успевает все по дому. Никуда не торопится, но и у первой ее стремительность не есть торопливость. Вторая делает все ладно, добротно, но и у первой все ладно и добротно выходит, скорость только иная. Обе в деятельной силе, т.е. в чувстве труда и любви к труду, не обделены Богом, потому и лени не знают.

Пятый дар – творческая сила, умение души неповторимо совершать жизнь. Действительно, что бы мы ни делали от души, все выходит по-новому, все чем-то отличается от сделанного раньше. Лишь там, где душа схвачена установками или какими-то обязательствами непременно делать один в один, там она и штампует, сама при этом не живя в своей творческой силе. Либо, бывает, что человек от испуга начинает повторять одно и то же, либо от страха перед наказанием или перед «крутым» характером ближнего запирается в своих возможностях творить жизнь и начинает быть вымуштрованным, как оловянный солдатик. Ты ему одно, он тебе: «Никак нет». Ты ему другое, он тебе: «Как изволите», или «Как скажете». Да ты ответь по-человечески: «Не могу». Бывает, в разговоре человек постоянно поддакивает тебе или на каждое твое слово кивает головой. Это что-то не в порядке у него с душой. Каким-то страхом и подобострастием она перехвачена. Вот и творческая сила в тисках. Не может он творить жизнь, весь односложный, однотипный. Крайние случаи такой болезненности души описаны в литературе: человек в «футляре», человек-«шинель», -«нос» и другие.

Матушка, наделенная творческим дарованием души, как вода в ручье – сколько ни смотри, не наскучит. Ни один перелив не повторится, а, казалось бы, то же русло, те же камешки на дне, да и вода, не иное какое вещество, одни у нее свойства, прозрачная да быстротекучая. Но в движении неповторимая. Что в деле повтора не будет, что в беседе, что в обхождении. И со всяким человеком она жизнь творит, так что душа его жизненностью окрыляется, оживает, как пробуждается ото сна, и радостно становится всякое дело делать, любую обязанность нести. Разные матушки по-разному этот дар исполняют. Одни тихие и кроткие, скажут – утешат, сделают – ободрят; другие шутливые и веселые, скажут – рассмешат, сделают – как горизонты откроют; третьи серьезные и вдумчивые, скажут – встряхнут, сделают – словно заново родишься.

Все дарования души, сколько бы их не было, одной душе принадлежат, не отдельности какие-то, не разные стороны ее, но каждая свойственна всей душе. Как огонь источает свет и тепло вместе, поэтому и свет тепел, и тепло всегда со светом, так и душа со всеми ее дарованиями так живет, что одно дарование напояет богатством другие, и другие напояют богатством первую. Поэтому, когда трудится матушка, она влагается в труд всеми силами души, какие имеет. Оттого и дело получается добротное да ладное. От деятельной силы в него труд вложен, от творческой – неповторимость, от попечительной – чувство того, кому и для кого делалось это дело, от взаимодавства – верность человеку и делу для него, от созерцательной – благолепие дела. Так же и с остальными силами. Чем богаче человек, тем богаче и добротнее и дело будет исполнено.

Шестой дар души – почитание, благоговение перед большим. Что же есть благоговение? Страх, исполненный любовью. Это дивное свойство души, благодаря которому душа проникается особым отношением ко всему доброму в ближнем, благоговеет перед добром. Даже чувство уважения, признания меньше, т.к. относится к внешнему ближнего и к проявлениям его нрава. Почитание же слышит сам нрав, доброе в нем. Больше того – оно имеет в себе избыточное благоговение, которое дарится другому сверх того, что он заслуживает. Так как это проявление любви, то и отношение к ближнему оно дарит от избытка, даром, наперед. Сила этого чувства в том, что им один поддерживает в другом его доброе и возвышает другого над собой. Это возвышение придает другому силы, поэтому и дорожит он почитанием.

Почитание близко лежит к взаимодавству и одного с ним корня. Поэтому имеет отношение и к преданности, и к верности. Последние из него происходят. Господь вложил это свойство в душу человека как начальное и положил заповедь ему с самого младенчества: чти отца и матерь твою. И из этого свойства души разовьются многие добродетели.

Хорошо матушке, если в ней есть эта сила души. Ею она чтит батюшку, ею чтит своих и его родителей. Ею же она чтит все угодное Богу в детях своих: чистое и доброе в дочерях, мужественное и великодушное в сыновьях. Услышав со стороны родителей почитание тех или иных своих качеств, дети начинают дорожить ими, лелеют их в себе, берегут и растят. Имея почитание, матушка никогда не впадет в чувственность или душечковость к батюшке, никогда не услышит он от нее какой-либо дерзости, не найдет ее обиженной, не услышит капризов, истерик, не встретит кокетства, жеманства. Все это не свойственно почитанию, и оно гонит из души матушки все такие интонации и переживания.

Обращенное к детям, почитание хранит и развивает в них то, что по достижении возраста составит славу Божию в их характере и нраве. В мальчиках – все, достойное мужчины, воина, гражданина, отца семейства, мужа в супружестве, Божьего человека. В девочках – все, что достойно женщины, жены в супружестве, матери, дочери своего Отечества, человека Божьего. Отсюда в матушке мир, простота и одновременно сила в обращениях с детьми, почти не видимый, но явственно слышимый тон уважительности к ним, ласка и одновременно непозволительность с их стороны неприличного поведения. Это тот тон почитания, который обычно есть между равными и одинаково достойными, и, вместе с тем, незримо, но всегда присутствующая справедливость, по которой детям отведено все же детское место в семье. И это все просто и естественно живет в матушке, как что-то само собой разумеющееся, только потому, что в ней есть дар души – почитание. При таком свойстве матушки невозможно детям сделаться капризными, истеричными, непослушными, обидчивыми, упрямыми. Даже если и есть эти свойства в ребенке, очень скоро они исчезают в нем почти полностью, т.к. матушка ничем, никогда не поддержит их, не разовьет, больше того, даже как бы и не заметит их.

Седьмой дар души – разумная сила, та, которую многие отцы Церкви называют мыслительною силою души. Это не разсудок, которому свойственно наблюдать внешнее предметов и явлений, а о внутреннем заключать по внешнему. Это то зрение души, которым она проникает в самое существо вещей и явлений, открывает их для себя, во внутреннем взоре своем слышит, что происходит в окружающем ее мире. Этой силе души свойственно открывать существенное мира так, как оно есть, не придумывая, не представляя. Ибо в отличие от нее разсудок обо всем судит примерно, догадками, почти призрачно, почти всегда сочиняя и фантазируя, добавляя от себя, мечтая.