О характере преподавания в Московском университете свидетельствует руководство по естественному праву профессора Л. А. Цветаева: «Законы должны быть для всех граждан одинаковы», «Когда власть монарха не подвергается никаким ограничениям, сие называется деспотизмом», «Первобытные права суть неотчуждаемы, например, никто не может лишить другого первобытных прав, даже с согласия его»27. В 1809 г. студент Якушкин записал на лекции Л. А. Цветаева по римскому праву о постоянной борьбе римского народа с патрициями и о злоупотреблениях последних: «В таблице не было порядка судопроизводства, а законов чернь не знала; первосвященники и патриции, пользуясь невежеством народа, на каждый процесс делали новое решение. Такое правление продолжалось в Риме до 500 года, но в это время первосвященник Тиберий Корлитаниус начал просвещать народ и учить его юриспруденции. Вместе с просвещением народным власть патрициев начала упадать»28.

Настроения и взгляды части дворянской молодёжи накануне Отечественной войны 1812 г. наглядно видны в обществе Чока, созданном Н. Н. Муравьёвым (Карским). Идея общества и его цели были подсказаны Н. Муравьёву чтением «Общественного договора» Руссо. Задачей общества являлось поселение его участников на Сахалине (тогда его называли Чока) с целью просвещения местных жителей и создания там республики. Важно отметить не только знакомство с произведениями Руссо, но и признание членами общества Чока республики как наилучшей формы правления и идеи равенства всех людей, а также попытку перехода к практической деятельности для осуществления этих идей в жизни29. По свидетельству Н. Муравьёва их общество было не единственным и имелись планы его слияния с одним из подобных обществ.

Всё это говорит о том, что первые декабристские общества имели свои истоки не только в офицерских кружках послевоенного времени, но и в обществах, подобных обществу Чока. Это не значит, что все или большинство членов этих обществ стали декабристами. Дело в ином. Важно то, что ещё до войны 1812 г. в среде дворянской молодежи распространяются идеи просвещения, равенства, республики, появляются сторонники идей Руссо и других просветителей, готовые не только соглашаться с этими идеями, но и действовать в их духе. Среди этой молодёжи было много офицеров, многие пошли добровольно в армию накануне войны или сразу после ее начала. Именно на эту офицерскую молодёжь Отечественная война 1812 г. произвела огромное впечатление размахом народного движения, народным патриотизмом, война показала, что незачем ехать на далёкий остров, чтобы просвещать аборигенов. Молодые офицеры обнаружили, что совсем рядом живут люди, которые нуждаются в их помощи, которые страдают от крепостного ига и которые тем не менее готовы жертвовать жизнью ради своей отчизны. Пожалуй, именно чувство патриотизма особенно сближало будущих декабристов с народом и через это чувство они пришли к признанию за народом права на личное достоинство, на личную свободу. И не только к признанию прав народа, но и к убеждению в необходимости осуществления на практике этих прав. О настроениях будущих дворянских революционеров накануне войны говорят отрывочные заметки Якушкина, сделанные им во время похода Семёновского полка весной 1812 г. к западной границе. Он писал, в частности, что когда однажды в деревню, где они остановились, пришел комиссионер, который бил крестьян, чтобы получить от них лошадей, то «Муравьев так хорошо его отделал, что он, наверное, закается обижать бедных крестьян»30.

Из шести основателей первого декабристского общества – Союза спасения – пятеро принимали участие в Отечественной войне 1812 г., Никита Муравьёв поступил на военную службу летом 1813 г. и участвовал в заграничных походах, а в 1812 г. неудачно пытался убежать в армию. Участниками войны или ополчения были 8 членов общества, принятых первыми к концу 1816 г. Все они были молоды или очень молоды. Большинство из них прошли с армией путь от западной границы до Бородино, сражались на Бородинском поле и потом проделали обратный путь до западной границы и участвовали в заграничных походах. Таким образом, 1812—1814 гг. они провели в действующей армии в низших чинах и поэтому находились в гуще солдатской массы. Уже после амнистии М. Муравьёв-Апостол, вспоминая далёкие годы, писал, что «службу же во весь поход 1812 г. мы несли наравне с солдатами»31, что «5 месяцев я не входил в комнату в 1812 г. Голод, дожди и, наконец, зима с своими морозами, снегами и вьюгами не имели ни малейшего дурного влияния на мое здоровье, и это до невероятности. От Тарутино до конца кампании 1812 года, изодранные ситцевые сорочки, порванный солдатский мундир, шинель солдатская, прогоревшая в разных местах от бивуачных огней»32.

Молодые офицеры в годы войны действительно не только воевали, но и много размышляли, спорили, одним словом «философствовали», о чём свидетельствует дневник А. В. Чичерина. Чичерин был тяжело ранен в Кульмском сражении, умер от ран и поэтому не стал декабристом, но он входил в тот круг офицерской молодёжи, из которой они вышли. На страницах его дневника часто фигурирует Якушкин в качестве оппонента в спорах. Молодые люди в условиях войны, на бивуаках спорили о смысле жизни, о предназначении человека, об отношении к высшему свету и т. д. Якушкин утверждал, что можно найти счастье только в деревне, делая людей счастливыми, на что его оппоненты отвечали: «А разве другие поприща, которые перед нами открываются, ничего вам не обещают?.. Ведь каждая ступень, на которую поднимаешься, позволяет дать счастье еще одному разряду людей, каждый шаг вперед делает нас более полезными всей земле и помогает заслужить всеобщее благословение». Долгом своим спорщики полагают, получив образование, «возместить полученное». В противном случае человек окажется себялюбивым и неблагодарным, что не может обеспечить его счастье. О власти, о государе они рассуждают с точки зрения общественного договора и разума: «Конечно, всякое величие – вещь пустая. Разумный человек, о котором вы все время твердите, не может считать разумной власть, подчиняющую его государю, такому же человеку, как он сам, или генералу – тысяче разных начальников, которые выше его чином, но равны ему по человеческому праву. Но разве не для того небо дало нам способности, чтобы мы могли, получая образование, развить их и расширить?»33.

В Смоленской губернии Чичерин размышлял над поведением местных крестьян, которые добровольно предоставили французам фураж и продовольствие и сохранили в основном свои хозяйства. В ответ на упрёки в адрес этих крестьян, Чичерин заметил, что винить надо скорее дворян, которые остались в имениях и вольно или нет содействовали неприятелю. Молодой офицер задумывается о том, что будет после победной войны, о возмещении всех потерь: «Благородные крестьяне из-под Юхнова, покинувшие свои очаги и нивы, принесшие в жертву и семьи, и спокойное существование ради чести служить отечеству, – не посмотрят ли они, когда война кончится, а они будут совершенно обездолены, с завистью на смоленских крестьян, живущих в избытке, сохранивших все, что им дорого, и благоденствующих, не зная добродетели патриотизма. Идеи свободы, распространившиеся по всей стране, всеобщая нищета, полное разорение одних, честолюбие других, позорное положение, до которого дошли помещики, унизительное зрелище, которое они представляют своим крестьянам, – разве не может все это привести к тревогам и беспорядкам?.. Мои размышления, пожалуй, завели меня слишком далеко. Однако небо справедливо: оно ниспосылает заслуженные кары, и, может быть, революции столь же необходимы в жизни империй, как нравственные потрясения в жизни человека…»34.

Здесь обращает на себя внимание всё – и понимание счастье как делание счастливыми других, и обязанность возместить обществу полученные от него блага (например, в виде образования), и представление о государе как о вполне земном человеке и применение к крестьянам термина «благородные», обладающие добродетелью патриотизма, и допущение полезности революций, и надежды на благодетельную заботу со стороны императора, В этом представлен срез мировоззрения будущих декабристов во время Отечественной войны, исходя из этих идей и представлений они будут устраивать свою жизнь после окончания войны и заграничных походов.

Именно Отечественная война 1812 г., патриотизм и героизм солдат, страдавших до войны от муштры и телесных наказаний, крепостных крестьян, «говорящих орудий», мучившихся под гнётом помещиков, наблюдения над неприглядной российской действительностью и страданиями народа до, во время и после войны оказали решающе воздействие на формирование мировоззрения дворянских революционеров35.

И. Д. Якушкин на следствии показывал, что «по возвращении из-за границы Крепостное состояние людей представилось мне как единственная преграда сближению всех сословий и вместе с сим общественному образованию в России»36. Отвечая во время следствия на вопрос об источниках свободных мыслей, Басаргин писал: «В 1819 году, будучи на съемке в Московской губернии, мне случилось стоять в деревне у одного помещика, коего обращение с крестьянами дало мне первую мысль сделать их свободными»37. И подобных свидетельств из показаний на следствии и воспоминаний декабристов очень много.

Особую роль в становлении декабристского мировоззрения и появлении в России тайных обществ сыграло пребывание декабристов в Европе во время заграничного похода 1813—1814 гг. Но нельзя согласиться с мнением Е. Г. Плимака и В. Г. Хороса о преимущественном значении для формирования декабристского мировоззрения именно заграничных походов38. Высказываний декабристов о заграничных походах как источниках вольнодумства действительно имеется много, особенно в показаниях Следственной комиссии39.

Тем не менее решающим побудительным толчком, определившим в том числе и особое восприятие европейской жизни, была сама Отечественная война 1812 г. и поведение в ней крестьян и солдат. На это указывали сами декабристы, особенно это в своих воспоминаниях. На следствии же декабристы, старались не акцентировать внимание на российских язвах и методах их лечения. Так, почти никто из них не говорил об отмене крепостного права как одной из главных целей тайного общества. Причина этого понятна: декабристы не хотели отягощать свою участь подчёркиванием неспособности самодержавия сделать своих подданных счастливыми, легче было свалить вину за своё вольнодумство на иноземную действительность и заимствованные за границей мысли. Следствие такая версия причин появления в России революционной заразы также устраивала. В воспоминаниях спустя много лет декабристы были более откровенны и точны в объяснении причин зарождения в России вольнодумства и желания у них произвести в стране перемены. Заграничные походы, и вообще знакомство с западной передовой общественной мыслью, лишь резче оттеняли российские непорядки, будили творческую мысль, подсказывали идеи, направления поисков и т. д. Об этом писали сами декабристы. Так Басаргин в своих «Записках» считал необходимым особо подчеркнуть, что именно внутренние проблемы России являлись побудительным мотивом к применению на практике зарубежных теорий и планов преобразований40.

О значении заграничных походов как времени, когда декабристы имели возможность близко познакомиться с реальной политической жизнью: борьбой политических партий, работой представительных учреждений, с журнальной и газетной полемикой, писал Н. М. Дружинин на примере Никиты Муравьёва: «Но для того, чтобы выработать определенные и конкретные взгляды, необходимо было непосредственное воздействие российской действительности. Только возвратившись на родину и познакомившись с ее общественной жизнью, Н. Муравьев получил реальную точку опоры, на которой утвердилось его самостоятельное общественное мышление»41.

Крайне важно подчеркнуть психологическую сторону проблемы становления личности первых русских революционеров. Воспитанные на примерах римской гражданской доблести, выросшие в атмосфере патриотизма и любви к отечеству, культивировавшихся их родителями, проведшие несколько лет в военных походах, чувствовавшие себя участниками великих событий, спасителями родины, молодые офицеры тяжело переносили возвращение к обычной гарнизонной жизни. В показаниях многих декабристов нередко встречаются такие признания: «После событий 1812, 1813 и 1814 года, когда мы возвратились в Петербург, гарнизонная жизнь не могла удовлетворить нашим желаниям и заменить прежним ощущениям. Ето самое заставило иных вдатся мистическим идеям а других Политическим наукам» (М. Муравьёв-Апостол)42.

Эти впечатления были столь сильны, что оставили отпечаток в душах декабристов на всю жизнь. М. Муравьёв-Апостол уже в 1867 г. писал своему племяннику М. Бибикову: «Когда мы возвратились в 1814 г. после занятия Парижа нашими войсками, ты не можешь себе представить, как мы были горестно поражены крепостным бытом и всеми нашими тогдашними неурядицами…»43. Якушкин в «Записках» вторит своему другу: «В 14-м году существование молодежи в Петербурге было томительно. В продолжение двух лет мы имели перед глазами великие события, решившие судьбу народов, и некоторым образом участвовали в них; теперь было невыносимо смотреть на пустую петербургскую жизнь и слушать болтовню стариков, выхваляющих все старое и порицающих всякое движение вперед. Мы ушли от них на 100 лет вперед»44.

Многие ситуации, события, иногда вроде бы незначительные, рассматриваются теперь под определённым углом зрения – несоответствия заслуг народа перед страной и его рабского положения, признания за всеми людьми, в том числе солдатами и крестьянами, права на личное достоинство. Поэтому молодыми офицерами замечается и надолго запоминается дикая выходка Александра I, о которой рассказывает Якушкин (при входе гвардии в Петербург в 1814 г., на глазах огромной толпы, император гонялся на коне со шпагой в руке за мужиком, перебежавшим перед ним дорогу). Это вызвало первое разочарование в императоре у будущего декабриста45.

Привыкшие переносить тяготы и невзгоды походной жизни молодые офицеры и после войны довольно просто устраивают свой быт. В послевоенное время среди офицерской молодёжи заметно стремление к созданию артелей, кружков, что служит проявлением тяги к общению. Складываются группы людей, близких по жизненному пути, по взглядам, ищущих своё место в жизни, думающих о судьбах России и народа, единых в неприятии крепостного права. В этих кружках создаётся особый психологический климат. Одной из самых известных офицерских артелей этого времени была артель в Семёновском полку46.

О значительных переменах в жизни гвардейских офицеров писал Лорер, которого эти перемены поразили при возвращении в Московский полк в 1821 г., после 6 лет службы в Варшаве. Он увидел новое поколение молодых офицеров, которые стали задумываться о своём назначении, которых не удовлетворяла обычная служба с муштровкой солдат, они стали много читать (сочинения Франклина, политическую экономию Сея и другие книги), заводить библиотеки, посещать публичные курсы47. Розен замечает, что в его Финляндском полку образованных офицеров было меньше, чем в названных Лорером, но и в нём происходили приметные перемены в поведении и быту офицеров. Появились такие, кто больше читал, обсуждал проблемы истории, народного образования и политической экономии Сея48.

Таким образом, можно сделать вывод, что среди офицерской молодёжи, прошедшей Отечественную войну и заграничные походы, произошли значительные изменения в бытовом поведении, во взглядах на жизнь, на своё предназначение, в отношении к российской действительности. В это время участники офицерских артелей, кружков отличались не столько радикальными социально-политическими взглядами, сколько поисками высокой цели в жизни, требовательностью к себе и к другим. В этих группах сложились благоприятные возможности для перерастания чувств, вызванных 1812 годом, осознанием несправедливости (ещё только несправедливости) крепостного гнёта и юношеских мечтаний о равенстве и справедливости, в твёрдые убеждения о необходимости изменения существующего порядка вещей и поиска путей грядущих преобразований. «Любовь к Отечеству, которое мы спасли от ига Наполеона одушевляла – чтение иностранных журналов, а наиболее le Constitional их укореняли – говоря беспрестанно об одном и том же предмете мало по малу я был приведен под влиянием других к преступным мыслям»49, – так коротко, но достаточно точно изложил следствию ход становления декабристского мировоззрения М. Муравьёв-Апостол.

1.3. Мораль и личность дворянских революционеров. Личность – коллектив – государство

Роль декабристов не ограничивается только тем, что они стояли у истоков освободительного движения в России. Декабристы оказали большое влияние на структуру нравственного сознания, т.е. выработку новых моральных норм, общезначимых ценностей и стереотипов поведения. Нравственные проблемы были особенно важны для декабристов. В России, с её юридическим и политическим бесправием большинства населения, моральные отражения окружающей действительности имели особое значение50.

По мнению И. Я. Матковской, особая роль морали у декабристов определяется принадлежностью их движения к революционным движениям периода смены феодального строя буржуазным, для которых характерна сопряжённость социально-политических и этических идей как одного из способов осуществления буржуазной идеологией функции представительства «всеобщего интереса»51. Это замечание вполне справедливо для любых революционных движений, в которых в любом случае меньшинство населения стремится навязать большинству свои представления о лучшем общественном устройстве, а свои интересы выдать за всеобщие. Что касается декабристов, то особая значимость этических идей и качеств личности для них вытекает из их принадлежности к господствующему сословию, из отдалённости от народа, из трудности начала организованного революционного движения52.

Для того чтобы выявить те элементы нравственного сознания декабристов, которые отличали его от феодальной структуры нравственного сознания и сближали с буржуазной, необходимо вначале обрисовать основные элементы феодальной и буржуазной структур нравственного сознания.

Структура нравственного сознания, по А. И. Титаренко, состоит из моральных требований, запретов, оценок. Они являются элементами общественного сознания, складывающимися в структурно-типологический «рисунок», особую конфигурацию взаимодействия и взаимоподчинения. В решающих связях этот «рисунок» представляет цельную систему ценностных значений своего времени53.

Для иерархичного сословного феодального общества характерна иерархичность, корпоративность нравственного сознания. Человек ценится не сам по себе, не столько по своим личным достоинствам, сколько по своей сословной принадлежности. Принадлежность к сословию определяет образ жизни человека, его мораль, его мировоззрение и его положение в обществе, ориентация ценностных установок в морали направлена на поддержание и укрепление своего сословного статуса. Ведущим моральным принципом дворянства был принцип феодальной «чести», который требовал безусловного выполнения сословных норм, требований, отношений сословной иерархии. Психологическим механизмом регуляции поведения являлся принцип феодальной «верности» («преданности»). Контрольно-психологические механизмы феодальной структуры нравственного сознания носят преимущественно экстравертный характер, т.е. направлены на внешние шаблоны, стереотипы поведения. Иными словами, человек в любой ситуации делал выбор, опираясь не столько на внутренние убеждения, сколько на моральные нормы своего сословия, всё преломлялось через призму отношения к поступку со стороны социальной группы, к которой принадлежал человек, её одобрения или осуждения.

Иной характер имеет структура нравственного сознания рыночного буржуазного общества. Буржуазная эпоха расширила возможности для личной инициативы, предприимчивости, появился идеал человека, знающего себе цену, конкурирующего, борющегося, свободного от сословно-кастовых предрассудков. Право личности распоряжаться собой, ставшее реальностью при капитализме и имеющее громадное значение для развития морального самосознания, заключает в себе, как отмечает автор «Капитала», «целую мировую историю»54. Уже не принадлежность к сословию, а размер богатства определяет положение человека в обществе. Ценность человека определяется теперь по его личным качествам – инициативности, самостоятельности, предприимчивости. Человек всё чаще вынужден действовать вне контроля со стороны своей социальной группы, ему приходится всё чаще принимать решения на основе своих личных убеждений, своих ценностных установок и моральных принципов. Появляется новое свойство нравственного сознания – «интровертность» (т.е. ориентированность изнутри, моральная рефлексия, направленная вглубь внутриличностного душевного мира) в противоположность «экстравертности»55. Если в феодальной структуре нравственного сознания основными принципами были принципы сословной «чести» и «верности», то в буржуазной структуре нравственного сознания их место занимают принципы «честности» и «долга». Честность является необходимой для нормального функционирования развитых товарно-денежных отношений. Принцип же долга является механизмом морального самоконтроля. Он существенно отличается от феодальной «верности».

«Интровертность, мотивационность, рефлексивность, рационализм – вот что в самых общих чертах весьма существенно отличает контрольно-психологический механизм и функции „долга“ от функций и механизма феодальной „верности“ („преданности“) в структуре нравственного сознания»56.

Хотя и медленно, но в России начала XIX в. шёл процесс разложения феодального строя, распространялись идеи Просвещения, стала сказываться сдерживающая роль самодержавной монархии и неизбежно должно было возникнуть революционное движение. В силу экономической и политической слабости третьего сословия роль революционного класса взяла на себя передовая часть дворянства. Но ведущая роль дворянства на первом этапе российского революционного движения предопределила многие его национальные особенности. Так, программы декабристов, открывая объективно более широкий путь буржуазному развитию России, вовсе не провозглашают ведущее положение буржуазии. Субъективно декабристы хотели ликвидации крепостничества, свержения самодержавия и улучшения положения народа исходя из высших, с их точки зрения, интересов Отечества, необходимости его спасения, а также из абстрактных гуманистических идеалов свободы, равенства, признания за каждым человеком права на собственное достоинство57.

Указанные обстоятельства наложили отпечаток на нравственное сознание декабристов. Мораль декабристов не только не признавала за богатством какой-либо ценности, но вообще не придавала ему значения. Пестель в «Русской правде» осуждал власть денег и выступал за особые меры против установления господства «аристокрации богатств»: «…все сословия, составляющиеся чрез распределение частных лиц по отраслям промышленности, самые суть безрассудные и зловредные, потому что, имея основанием своего бытия богатство, они все желания и помышления обращают единственно на деньги; другого отличия между людьми не знают, как одни деньги; богатство ставят первейшим достоинством, превышающим все прочие, и, соделывая народ ужасно падким к корыстолюбию, производят неминуемую порчу в нравах… основывают свое влияние на народ не на общем мнении, но на золоте и серебре, посредством коих подавляют общее мнение, как хотят, и приводят народ в совершенную от себя зависимость. Отличительная черта нынешнего столетия ознаменовывается явною борьбою между народами и феодальною аристокрацией, во время коей начинает возникать аристокрация богатств, гораздо вреднейшая аристокрации феодальной, ибо сия последняя общим мнением всегда потрясена быть может и, следовательно, некоторым образом от общего мнения зависит, между тем как аристокрация богатств, владея богатствами, находит в них орудия для своих видов, противу коих общее мнение совершенно бессильно и посредством коих она приводит весь народ, как уже сказано, в совершенную от себя зависимость»58

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Миронов Б. Н. Влияние революции цен в России XVIII века на ее экономическое и социально-политическое развитие // История СССР. 1991. №1. С. 86, 88—90.

Там же С. 94—96

Там же. С. 91; см. также Анисимов Е. В. Россия в середине XVIII века: Борьба за наследие Петра. М, 1986. С. 43—44, 57—63.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3