Лиза во фритюре

– А у нас по пятницам санитарный, тьфу, библиотечный день!

– Везет же людям!

– Кстати, Агапова, а ты чего не пришла тогда? Мы вроде бы тебя приглашали?

– А я не пришла?

– Ну да!

– И чего же это я не пришла? Не помню…

– А меня чего не пригласили? Я бы пришел! – обиженно прогудел Серый.

– Потому и не пригласили – про себя подумали Мелкие.

– О чем это я? Ах, да! Так вот, Крошка Ню отправилась в магазин – подкупить кое-чего для праздника, а Лизе дала ключи от квартиры, чтобы она спокойно навела красоту, пока всякие Вадюки не явились. Вот тут-то все и началось!

Лиза открыла дверь с трудом – чужие замки всегда трудно открыть с непривычки. Времени было мало, и Лиза прямиком отправилась в ванную – мыть голову. Мимоходом она удивилась чистоте и роскоши квартиры – прямо евроремонт какой-то! Но сильно над этим задумываться не стала, быстренько вымыла голову и стала ее сушить феном, кстати оказавшемся в ванной. Одновременно она красила глаза. И вот, когда один глаз уже был совершенно готов, а голова наполовину досушена, за спиной у Лизы раздался мужской голос:

– Вы что здесь делаете?!

– Вернее, так:

– ВЫ ЧТО ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТЕ?!

Судорожно оглянувшись, Лиза увидела совершенно незнакомого ей мужчину внушительных габаритов, одетого только в клетчатые семейные трусы! Лиза завизжала громче фена и, поскольку никакого оружия, кроме того же фена, у нее в руках не было, направила сильную струю горячего воздуха прямо в физиономию незнакомцу! Тот отскочил, ударился спиной о стенку и медленно сполз на пол, где и сидел, задыхаясь и тараща глаза.

– Ой, слушай, мне его потом даже жалко стало! Прикинь: прилег себе мужик вечерком отдохнуть на диванчик, задремал. Вдруг слышит жужжание какое-то назойливое – отдыхать мешает. Пошел посмотреть – а в ванной какая-то чужая полуголая девица их семейным феном волосы сушит! Пришла грабить – дай, думает, заодно и голову помою, что ли? – встряла Лизавета.

– А почему ты была полуголая?! – хором спросили Мелкие.

– Да голову же мыла – и майку сняла! И не совсем же голая, а в лифчике. Французский такой, красивый. Мне его Маркина продала – помнишь Маркину?

– С косточками? – спросила Агапова.

– Кто, Маркина?

– Да нет, лифчик!

– Девки, кончай про лифчики, а то сейчас Петрович проснется, давай дальше про мужика, – сказал Алюсик.

Оказалось, что Лиза, замороченная фритюрницами до последней степени соображения, попала не в ту квартиру! Этажом ниже! Потому и замок никак не хотел открываться. В общем, когда Лизе удалось избавиться от фена и объяснить этому прединфарктнику, в чем дело, она сама была на грани истерики. Мужик, выяснив, что это простое недоразумение, а не грабеж среди бела дня…

– Ничего себе, недоразумение! Прямо «Ирония судьбы»!

– И тебе с легким паром! – сказал Алюсик.

Несколько успокоившись, мужик не захотел продолжить такое неожиданное и пикантное знакомство и стал лихорадочно выпихивать Лизу из квартиры:

– Скорее, скорее, а то сейчас придет мамочка!

– Мамочка?

– Моя жена! Боже мой, да быстрее же!

Похватав барахло в охапку, Лиза вывалилась из чужой квартиры, взлетела на следующую площадку и, осторожно оглянувшись через перила на шум открывающихся дверей лифта, увидела выходящую из него «мамочку». Зрелище настолько ее потрясло, что она села на холодный пол и затряслась от ужаса, представив себе последствия мамочкиного гнева. Кое-как собравшись с силами, Лиза добралась до квартиры Крошки Ню, позвонила и упала на руки хозяйки, открывшей дверь.

– Представляешь, хозяйка уже дома, стол накрыт, некоторые гости подвалили, юбиляр на месте – нервничает, что водка выдыхается, а где Лиза? Где Лиза, которая должна была уже 25 раз придти, 100 раз вымыть голову и 1 000 000 (миллион) раз накраситься!

– Да, этот юбилей я никогда не забуду!

– О, Петрович проснулся!

– А я давно уже не сплю. Начиная с лифчиков.

Все, кто был в квартире, высыпали в прихожую и принялись выяснять, что случилось.

– Прикинь мизансцену: я стою, полуголая…

– В одном лифчике!

– Да нет, на мне еще джинсы были. Волосы дыбом от ужаса, вся в слезах, одна щека – в потеках туши… Все из рук валится… Вадик тут этот – смотрит на меня вытаращенными глазами! Кошмар! И тут входит Алёна и говорит…

– О-о-о! – застонали все, кроме Мелких, которым еще не доводилось сталкиваться с Алёной.

– Добрый вечер! – сказала Алёна, – дорогая, ты знаешь, ты выглядишь просто неприлично! Хотя лифчик очень красивый.

Алёна была очаровательная женщина: томная блондинка с голубыми глазам и устами, созданными для поцелуев. Стройная фигура, жемчужные зубы… В общем, весь набор штампов был при ней. Ее база данных содержала 289 серий Санта-Барбары, 512 томов любовных романов серии «Harlequin», 200 фасонов блузок, 1705 кулинарных рецептов, включая 260 из одной картошки. Изъяснялась она банальностями типа «Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок», выговаривая их необыкновенно нежным голоском. Так могла бы говорить хрустальная вазочка с вареньем, обрети она внезапно голос. В общем, совершенно очаровательная женщина! К этому имиджу Алёна стремилась с раннего детства, долго работала над собой, подбирая нюансы и всякие пикантные изюминки. Полученным результатом она была в целом довольна.

Алёна всегда заявлялась без приглашения и звонила в самое неподходящее время. Нину Юрьевну она просто обожала, и уж к ней-то в гости приходила обязательно, помня наизусть все многочисленные дни рождения, именины и годовщины.

К Лизе Алёна относилась неоднозначно. Алёна никак не могла понять, как удается Лизе, не прилагая ни малейших усилий ни к собственной внешности, ни к собственной одежде, быть все же привлекательной для мужчин! Алёна твердо знала, что джентльмены предпочитают блондинок, а главное в женском образе – это прическа и обувь. Поэтому Лиза, которая вовсе не была длинноногой блондинкой, а невысокой брюнеткой, все время коротко и как-то неопределенно стриглась, носила джинсы и кроссовки, представляла для Алёны сплошную загадку и головную боль: и что только мужчины в ней находят, не понимаю – булочка-булочкой, а туда же!

Но, как девушка практичная, Алёна всегда ценила Лизу как кладезь самых неожиданных и разнообразных познаний и во всем, что касается научной работы, с ней непременно советовалась. Алёна, как ни странно, имела некоторое отношение к науке: она училась в высшем учебном заведении, хотя по всем внешним (да и внутренним) данным ей была прямая дорога в манекенщицы. Почему ее так тянуло к знаниям, Алёна и сама не могла объяснить, но грызла гранит науки с упорством, достойным лучшего применения. Гранит поддавался медленно. Даже консультации с Лизой мало помогали.

Как-то раз она позвонила Лизе в 00.35. Лиза, которая только что заснула, и которой завтра предстояло встать в пять утра, чтобы ехать в Домодедово встречать прилетавшую из Екатеринбурга родственницу, была с ней неласкова. Но, несмотря на явное нежелание сонной Лизы вести осмысленную беседу, Алёна все-таки рассказала ей о своих сложных взаимоотношениях с дипломным руководителем и даже зачитала спорную главу из будущего диплома!

Мужчины обычно западали на Алёну с первого взгляда и отпадали со второго слова. Вадик тоже был сражен Алёною наповал. На фоне растерзанной Лизы Алёна смотрелась как роза рядом с репейником.

– Ну ладно, с репейником!

– Хорошо, не с репейником, а с… ромашкой, например!

– Репейник-то точнее будет, – подумал Серый.

Постепенно День Рождения вошел в правильную колею. Лизу успокоили, одели, накрасили, познакомили с Вадиком и посадили с ним рядом. Вадик не протестовал, он привык слушаться женщин, тем более Нину Юрьевну, которую он боялся больше, чем маму, бабушку и прабабушку вместе взятых. Утешило его только то, что Алёна сидела напротив, и он мог ею любоваться в свободное от Лизы время…

– Я вспомнила! – вдруг закричала Агапова.

– Что вспомнила?!

– Почему не пришла!

– И почему?

– Я сгущенку с потолка смывала!

– Как это?!

И Агапова рассказала.

Агапова очень любила сгущенку. Особенно вареную! Делается вареная сгущенка так: берешь кастрюлю побольше, ставишь в нее банку сгущенки, наливаешь воду и варишь. Главное в этом процессе, чтобы вода не кончалась. Сгущенка этого не любит. Ну вот. Как-то раз Агапова обнаружила случайно завалявшуюся банку сгущенки и решила ее сварить. В то время она снимала комнату у одной старушки, которая всем была бы хороша, если бы не ее патологическая любовь к чистоте, вследствие чего бедной Агаповой приходилось без конца что-нибудь мыть или протирать, и вообще тщательно заметать все следы! Агапова поставила сгущенку на огонь и пошла писать реферат. Агапова на жизнь зарабатывала писанием рефератов. Правда, это было не основное ее занятие, а побочное. На самом деле она работала…

– Не отвлекайся от сгущенки!

Пока Агапова писала реферат, вода потихонечку выкипала и к тому моменту, когда увлекшейся рефератом Агаповой пора было идти в гости к Крошке Ню, выкипела совсем. Сгущенка долго терпела, надеясь, что придет Агапова и дольет, наконец, воды в кастрюльку. Но Агапова пришла как раз в тот момент, когда терпение сгущенки окончательно лопнуло, и она взорвалась. Агапову контузило крышкой кастрюльки и залило горячей сгущенкой с ног до головы!

– Какие уж тут гости! Представляешь, каких трудов стоило смыть с себя сгущенку! А отмыть кухню! А смыть сгущенку с потолка, притом, что потолки-то 3.50! Мне пришлось поставить на кухонный стол табуретку, и то я с трудом дотягивалась шваброй!

– Да-а-а, Агапова! – сказали все хором. А Серый добавил:

– Есть меньше надо! А то только и думаешь, что о сгущенке!

И все с ним согласились.

Пока бедная Агапова боролась с последствиями сгущеночного извержения, у Крошки Ню выпили шампанского под салатик, потом и водочки под селедочку, потом и горячее съели, и сладкое подали… Кто курил на кухне, кто дышал воздухом на балконе, кто бренчал на гитаре… Крошка Ню – по настоятельным просьбам трудящихся – рассказала свою коронную историю про мануфактурку. Эту историю она рассказывала каждый раз, и некоторые гости уже знали ее наизусть.

– А мы не знаем, мы не знаем!

– Расскажи про мануфактурку! – заверещали Мелкие

А история была такая.

Когда Крошка Ню волею судьбы, а вернее, приказом директора, оказалась причастна к Выставке Революционного Плаката, она и не подозревала, как все обернется. Начиналось все как обычно: монтаж, открытие, речь Зама по науке, целиком посвященная огромному вкладу строителей, всего на две недели позже установленного срока закончивших реставрацию залов, отведенных под Выставку; прочувствованное выступление Савелия Платоновича, толпа посетителей на открытии и пустые залы после… Все как всегда.

Но совершенно неожиданно Выставка Революционного Плаката (ВРП) получила необыкновенный международный резонанс. В один прекрасный летний день, спасаясь от проливного дождя, в музей забрел житель Центральной Африки по имени Идриса. Он некогда окончил Университет имени Патриса Лумумбы, а в настоящее время был министром культуры в своей стране, название которой выговорить во всем музее мог лишь один Зам по науке. Поэтому все называли ее условно Эфиопией. Говорят, что этот псевдоним родила уборщица, вымывавшая Идрису из туалета шваброй по ногам, и обозвавшая его «проклятым ефиопом».

В Москву Идриса приехал не то навестить своих московских родственников, не то отдохнуть от эфиопских – и тех, и других у него было великое множество. А может быть, в Москву он приехал погреться: он уверял, что у них в Центральной Африке гораздо прохладней. Выставка Революционного плаката поразила его в самое сердце. Очевидно, в ярких красках и экспрессивных образах было что-то близкое эфиопской душе. Оформили контракт, и ВРП повезли в Африку. Примечательно, что название «Эфиопия» настолько внедрилось в сознание музейных работников, что и виза была оформлена в Эфиопию, и билеты куплены до Аддис-Абебы! Повезла ВРП Нина Юрьевна. Прибыв в Аддис-Абебу, она с удивлением обнаружила, что это несколько не та страна, с которой заключен контракт! Хорошо, что Крошка Ню прекрасно владела английским языком.

Короче, счет за телефонные разговоры Нины Юрьевны с Москвой, Москвы с Аддис-Абебой и Аддис-Абебы с Идрисой был колоссальным! В результате сложных многосторонних переговоров ВРП наконец прибыла к месту своего действительного назначения, и Крошка Ню, развесив плакаты в фойе местного кинотеатра – единственного приличного здания после Дома правительства, отправилась в отель отдохнуть. Несмотря на то, что в номере вместе с ней проживали две ящерицы, несколько пауков и целая балетная труппа каких-то длинноногих насекомых, Ню хорошо выспалась и отдохнула.

На следующее утро Крошка Ню пришла проведать родные плакаты и обнаружила, что один из них висит вниз головой. Решив, что плакат нечаянно оторвался, и его повесили, как сумели, не разобравшись, где – верх, а где – низ, Нина Юрьевна сняла плакат со стены. В процессе перевешивания она вдруг обнаружила, что в плакате чего-то не хватает! А именно, как она выразилась, мануфактурки! Дело в том, что все плакаты для пущей сохранности были наклеены на тонкую белую хлопчатобумажную тканечку. А на этом плакате никакой тканечки-мануфактурки не наблюдалось! В ужасе пересмотрев обороты всех плакатов, Нина Юрьевна не нашла никакой мануфактурки еще на пяти плакатах! Нина Юрьевна вызвала для объяснений Идрису. Идриса пришел и провел расследование среди единственного работника данного выставочного помещения, который одновременно был и кассиром кинотеатра, и билетером, и уборщиком, и сторожем. Веселый лысый сторож в рубашке с надписью «Netto» на груди и «Brutto» на спине что-то долго объяснял Идрисе, размахивая метлой из пальмовых листьев.

– Эээ! – обратился Идриса к Нине Юрьевне, – Видите ли, у нас в наша страна нет много мануфактура. Поэтому наша народ ходит немного голый. У ваша страна есть много мануфактура. Если ваша великий страна даст немного мануфактура наша малый страна, это будет мир-дружба, нет?

Опять пошли телефонные переговоры с Москвой. Москва категорически сказала, никакой мануфактуры этим эфиопам не давать! Поэтому к каждому плакату поставили вооруженного часового, задействовав практически все военные силы данной страны, а Нине Юрьевне пришлось дневать и ночевать на выставке, так как вооруженным силам она не доверяла еще больше, чем кассиру-билетеру-уборщику-сторожу.

В общем, когда Ню возвращалась на Родину, она везла с собой на пять плакатов меньше: плакаты, лишенные мануфактурки, эти «эфиопы» оставили себе в качестве вещественного доказательства совершенного преступления!

– И что?!

– Да ничего! Так до сих пор и расследуют.

– А плакаты?

– Музей до сих пор с ними переписывается по этому поводу!

– Да-а! – сказали все. – Вот тебе и мануфактурка!

И вот, когда вечер уже подходил к концу: рассказаны были лучшие байки и анекдоты, Томас допел свою любимую песню «По тиким степям Сабайкалья, где солото роют ф горах, продя-а-га, сутбу проклиная, ташится с сумой на плеччах!» Уже Петрович прикорнул на диванчике… Вот уже и некоторые гости расползлись по домам… Алёна, не выпуская из виду Вадика, рассказывала утомленной Крошке, как нужно правильно варить варенье из физалиса, как вдруг…

– А что такое физалис? – спросил кто-то из мелких.

– Растение такое. Не перебивай!

Как вдруг, услышав слово «конфитюр», Лиза подскочила на стуле и закричала во весь голос:

– Конфитюр! Фритюр! Фритюрница! Перевод!

– Лиза! Лиза! Что с тобой? Что случилось?

– Перевод! Я забыла перевод в той проклятой квартире! А мне его нужно завтра отдать! Кровь из носу! Если я не отдам, мне не дадут 50 баксов! И вообще просто убьют – там какие-то крутые заказчики, им эта фритюрница до зарезу нужна! И Катерина меня тоже убьет, если я завтра не верну ей 50 баксов!

– Это какая Катька? Из информатики? Эта точно убьет. И не поморщится.

– Убьет – ладно! Она мне с компьютером больше никогда помог-а-а-ть не бу-у-у-д-е-е-е-т! А-а-а!

И Лизавета зарыдала от всей души. Перевод нужно было как-то выручать. Лиза красочно описала и «мамочку» и ее «папочку», и все, что может произойти, если она открыто и честно заявится и скажет:

– А вот я тут у вас пакетик забыла!

– Нет, так не годится! – сказала Крошка Ню, и глаза у нее загорелись. – Так ты говоришь, ключ подошел? У меня есть план!

План заключался в том, чтобы пойти и осторожно – убедившись, что все в квартире уже спят, – открыть дверь, быстро схватить пакетик и еще быстрее убежать. Лизавета сосредоточилась и вспомнила, что пакет, скорее всего, должен стоять в прихожей у стеночки на полу как войдешь направо, куда она его и бросила в ажиотаже. Идти надо непременно мужчине, ибо женщина после общения с мамочкой – если это общение не дай бог состоится – определенно не выживет. Из мужчин в наличии было двое: Петрович и Вадик.

– Только без меня! – сказал Петрович! – у меня, в конце концов, юбилей.

И не пошел.

– И не пошел! – сказал Петрович

– И я бы не пошел, – подумал Серый.

Вадюка затравленно посмотрел по сторонам. С одной стороны на него угрожающе глядела Нина Юрьевна, с другой – умоляюще – Лиза, с третьей – с восхищением – Алёна.

– Давай, Вадюка! – сказал Петрович, зевая. – Отчизна тебя не забудет.

– Вадим Эрикович! – сказала сурово Крошка Ню. – На вас вся надежда!

– Ва – а – хлюп! – а – а – дик! – сказала, всхлипывая, Лиза.

– Вадим! Вы – настоящий герой! – сказала Алёна, добавив побольше варенья в свой хрусталь. Варенье было из лепестков роз. Присутствие Алёны решило все. Надо сказать, годы изучения Римской историей не прошли для Вадика даром. Он любил воображать себя то смелым воином-императором, то непобедимым гладиатором, спасающим первую христианку из лап кровожадных львов. Правда, осуществлять на практике свои подвиги Вадику ни разу не приходилось: ему не встречались ни первые, ни даже вторые христианки, а все какие-то язычницы, да и львы как-то не попадались на дороге. Но надо же когда-нибудь и начать! Вадик вздохнул, вспомнил Муция Сцеволу…

– Кто такой Муций Сцевола? – подумал Серый, но не стал спрашивать.

…и на дрожащих ногах отправился на дело. Крошка Ню страховала его на лестнице…

– Слушай, Шехерезада Степановна! Мелкие совсем заснули – давай ты завтра доскажешь.

– Мы не спим, не спим! – обиженно запищали Мелкие. – И не страшно совсем! Когда будет страшное?

– А вот сейчас и будет!

Глава 3. нехорошая квартира

Полисмен оглядел меня с ног до головы.

– Что все это значит? – спросил он.

Я улыбнулся ему своей ангельской улыбкой.

– Понимаете, мне трудно объяснить.

– Понимаю! – сказал полисмен.

– Я, э-э-э, просто зашел в гости, знаете ли.

Старый друг семьи, и все такое.

П. Г. Вудхауз «Вперед, Дживз!»

Дверь открылась неожиданно легко. Вадюка шагнул в темную прихожую, как в пропасть. Ему казалось, что стук его сердца должен быть слышен у метро. Он некоторое время постоял, стараясь не дышать и прислушиваясь. Ничего не случилось. В квартире было тихо. Глаза Вадика постепенно привыкли к темноте, и он начал смутно различать окружающую его действительность. Что-то неразборчиво белело справа, что-то слабо блестело слева. Он пошарил «у стеночки на полу как войдешь направо» – и не нашел ничего. Он пошарил слева – тоже ничего. Постепенно осмелев, Вадик уже более уверенно обыскал маленькую прихожую – никакого пакета, никакой папки! Он затоптался в сомнениях: то ли уносить ноги, пока цел, то ли предпринять дальнейшие розыски? Последующее развитие событий показало, что первое побуждение – всегда самое правильное! Внезапно распахнулась входная дверь, вспыхнул свет, и на ослепленного Вадика двинулась какая-то фигура, которая показалась ему со страху гигантской!

– Вы что здесь делаете? – сказал «папочка», чувствуя, что повторяется.

Вернее, так:

– Вы что здесь делаете?

Он был потрясен настолько, что потерял голос и мог только слабо сипеть.

– Э-э-э… – сказал Вадюка.

В это время из глубин квартиры выплыла полусонная «мамочка» в коротенькой ночнушке с Микки-Маусом на необъятной груди и осведомилась довольно дружелюбно:

– Кто это такой, папочка?

– Кто это такой?! Нет, это я тебя спрашиваю, кто это такой! – возопил папочка, внезапно обретший голос и новый взгляд на происходящие события.

После всех перенесенных страданий ему захотелось выпить перед сном пивка и он отправился в близлежащий круглосуточный магазин, отоварился там, спокойно возвратился домой, звякая бутылками и предвкушая полуночный кайф, а дома открытая дверь, посторонний молодец и жена в Микки-Маусе! Крошка Ню, услышав на лестнице, как быстро набирает силу скандал, поняла, что Вадика надо срочно спасать. Совесть у нее была не чиста: ведь это именно она прошляпила папочкин приход, уходя на минуточку за сигаретами. Ню действовала быстро и решительно. Не успели герои драмы как следует развернуться, как вдруг среди них оказалось новое действующее лицо: дама в бордовом халате до полу, с махровым полотенцем в виде тюрбана на голове и с лицом, густо намазанным чем-то белым. Она напоминала персонаж театра Кабуки – только веера не хватало. Все замолчали. Вадюка, и так в полуобморочном состоянии, при виде Крошки Ню, завернутой в полотенце, впал уже в совершенный столбняк.

– Боже мой! Вадик! Ты здесь! Какое счастье! Дорогой, с тобой все в порядке? Я так волновалась! Пойдем, милый, тетушка уложит тебя в постельку, все будет хорошо! Пойдем, радость моя!

Вадик вышел из столбняка и судорожно дернулся к двери.

– Стоять! – скомандовал вошедший в совершенный штопор папочка. – Кто вы вообще такая? Что тут происходит, в конце концов?!

– Успокойтесь, дорогой! Вам совершенно нельзя волноваться: у вас такое апоплексическое сложение! Я вам сейчас все объясню: я ваша соседка с пятнадцатого этажа…

– Что вам здесь нужно?!

– Я пришла за племянником.

– Каким племянником?

– За Вадиком. Вот он! Это Вадик.

– Кто такой Вадик?!

– Вадик мой племянник. Он приехал из Свердловска…

– Что он делает в нашей квартире?! – хором спросили хозяева.

– Вот я и объясняю: Вадик, мой племянник, из Свердловска…

– Ну?!

– Он лунатик.

– КТО?!

– Лунатик.

– Лунатик?!

– Лунатик. Ходит по ночам. Вот и к вам зашел. Посмотрите на него: видите – лунатик.

Все посмотрели на Вадика, который как никогда в жизни был похож на лунатика.

– А как он вошел в квартиру?

– Наверно, у вас дверь была открыта.

– Как это, открыта?

– Ну, мало ли, забыли закрыть! Это часто случается! Я сама сколько раз забывала дверь закрыть! Да она у вас и сейчас была открыта! Напрасно вы дверь не закрываете: сейчас такое время – мало ли кто может зайти!

с этими словами Крошка Ню отлепила Вадика от стены и увела его быстрым шагом, захлопнув за собой пресловутую дверь. В оставленной квартире продолжал бушевать скандал:

– Почему это у нас дверь открыта?! Куда это ты выходил?! Зачем?!

Папочку, потерявшего весь свой кураж, практически не было слышно…