Полная версия
Где-то на Северо-Востоке
Наконец Раю отцепили и они с Федей пошли в баню, где было открыто. Тут пришла Фёдоровна и, увидев Раечку, удивлённо спросила: «Ты как вышла? Я же закрыла вас». «Да меня за Плиской послали через окно, вот греюсь. Замерзла пока вылазила», – ответила она. Так отметили день рождения одной работницы прачечной. За Плиской, конечно сходили, но уже через дверь.
Медведь
Вертолет, сделав круг, сел на речной косе. В открывшуюся дверь выглянул пилот и опустил лесенку, по которой спустились на галечник ягодники. Приисковое начальство разрешало возить рабочих прииска за смородиной, росшей по берегам и островам Большого Анюя. Женская часть и несколько мужчин сразу разбрелись по острову, поросшему лиственницами, где росло множество кустов смородины. Ягод уродилось много, они гроздьями свисали с веток, и брать их было легко, просто сдаивая с ветки. Был среди прилетевших Володя с сынишкой, они не пошли в лес, Володя осмотрелся и в конце косы увидел завал леса – это весной половодьем натащило подмытых деревьев. Они подошли к завалу и увидели, что протока была тупиковой, это значит что у неё не было выхода в речку. «Вот то, что нам надо, тут и порыбачим мы с тобой, сынок», – сказал Володя сыну. Они забрались на завал и увидели в прозрачной воде, множество молодого хариуса, который не мог попасть в речку.
По весне рыба идёт на нерест в небольшие ручьи и в протоки, вода в них прогревалась лучше и, отметав икру, выйти из протоки уже не могла, так как вода спала и протоки оказались отрезанными от реки. Осенью, когда пойдут дожди, вода снова прибавится и тогда вся рыба скатится в речные ямы на зимовку. Срезав по пруту и привязав к ним леску с небольшой блесенкой, на крючок прицепили по коричневой шерстяной нитке, имитация наживки, забросили их в воду. Не успела блесна упасть в воду, хариус с жадностью схватил наживку. «Ну, сынок, будем с хариусом, мы тут быстро надергаем и успеем еще ягод набрать», – сказал Володя сыну, который с радостным лицом, таскал хариуса одного за другим. Через час-полтора, рыбаки наловили полную сумку хариуса. «Ладно, сынок, хватит нам рыбы, пойдем ягод наберем, вот мать обрадуется, когда домой прилетим вечером», – удовлетворенно сказал отец сыну. Они слезли с завала и Володя, повесив сумку с рыбой на сук лиственницы, сказал: «Ягод наберем, все равно придем к вертолету и рыбу заберем, пусть повисит тут, не таскать же ее с собой».
Рыбаки, прихватив ведро под ягоды, удалились вглубь леса. Ягодники, перекликаясь, собирали ягоды. «Вот тут и будем брать смородину, вон сколько ее тут», – показал рукой отец сынишке и они стали собирать. Первые ягоды звонко упали на дно ведра, но их было так много, что ведро быстро стало наполняться. «Папа, папа, смотри, кто это там, такой лохматый», – тихо прошептал сынишка. Володя посмотрел куда показывал сын и увидел медведя. Медведь не чуял их, он мирно ел ягоды. Володя взял палку и громко застучал по ведру, при этом что—то закричал. Медведь от неожиданности присел и, затем развернувшись, дал такого дёру, что только кусты затрещали. «Перепугался мишка, наверное молодой еще, они сейчас жир наедают на зиму и едят все подряд, траву, ягоды и вообще всё, что попадет съестное, могут и оленя задрать», – сказал Володя испуганному сыну.
Володя был не только заядлым рыбаком, но и охотником. Набрав полное ведро, они двинулись к месту сбора, куда уже подходили остальные ягодники. Скоро должен был прилететь за ними вертолет. «Ты посиди тут с ягодами, а я схожу к завалу за рыбой», – сказал Володя сынишке и пошел в сторону завала. Он подошел к дереву, куда повесил брезентовую сумку с рыбой, но ее не было. «Что за фокус, куда делась сумка с рыбой, может уже взял кто из ягодников?» – подумал он, но тут увидел следы. Это были следы медведя, чётко отпечатанные на песке. Володя огляделся вокруг и увидел свою сумку в нескольких метрах от дерева, но уже пустую. «Да это же медведь украл нашу сумку с рыбой», – с досадой проговорил он про себя. Володя подошел к месту сбора. «А где рыба, не нашел сумку?» – спросил сынишка. «Медведь забрал, наверное в отместку, что мы его напугали, – весело сказал отец и рассмеялся, – надо же, какой обидчивый попался». Вскоре показался вертолет, все ягодники были в сборе, с полными ведрами ягод чёрной и крупной смородины, смородины с Большого Анюя, что на Чукотке.
Чукотское лето заканчивалось, все стремились набрать как можно больше грибов и ягод, чтобы скрасить такую прекрасную, но все же очень затяжную зиму. Женщины в поселке были настоящие мастерицы, они выпекали из этих ягод такие вкусные пироги, которые таяли во рту. В один из теплых и солнечных дней нам было предложено слетать за смородиной. Собрались быстро, компания состояла из трех женщин и шестерых детей. Летели шумно, ребятишки чувствовали новые приключения и веселились во всю. И вот уже вертолет приземляется на большой поляне, все радостно выходят на воздух, поднимается суматоха, начинаем разбирать вещи. Хочется побыстрее заняться сбором ягоды, но не тут-то было! Ребятишки просят покормить их, ибо дома завтракать не хотелось. Надо сказать, что мы были сориентированы на 3—4 часа, поэтому много еды не брали..Но все же скатерть-самобранка появилась на земле, мы дружненько позавтракали, пригласили и вертолетчиков, Было на душе очень благостно и спокойно. Может потому, что воздух на острове был просто чудесный: вокруг были огромные кусты дикой смородины, которая была чрезвычайно душистая. Причем пахли и листья, и ягоды. Крепкий смородиновый дух стоял наполнил воздух этого островка.
Мужчины вдруг засуетились, поблагодарили за обед и вертолет улетел. Кроме нашей компании остались два вертолетчика, якобы им тоже хотелось набрать смородины. Мы разбрелись по местности, дети затеяли игру, а взрослые приступили к сбору ягоды. Об этом событии можно говорить бесконечно, это было так здорово, что не знаю, сумею ли я Вам передать всю красоту, которая нас окружала.. Кусты были большие, на них мощные листья и сочные ягоды Все увлеклись работой и перекликались с детьми, чтобы никто не потерялся И вдруг мы услышали звонкий крик, дети кричали и показывали рукой в сторону ручья. Они кричали, что видят двух человек по ту сторону ручья. Мы заинтересовались пришельцами, было как-то тревожно и странно. поселок очень далеко, летом по тундре особенного движения и не было, Охотники на вездеходах, но мы не слышали никакого гула мотора, который бы показал наличие техники.
Первыми пришли в себя вертолетчики. Поступила команда всем собраться вместе, нам было сказано, что никакие это не люди, это были самые настоящие медведи. Хочу сказать, что от нас это было довольно на большом расстоянии, да еще и через ручей, поэтому дети сперва и приняли мишек за людей. Может эти сластены пришли ягодой полакомиться, кто знает, но мы испугались сильно. Мы – это мамочки, а дети от радости прыгали, что-то орали, одним словом приключение им понравилось. А вот дальше было следующее. Вертолет улетел на участок, я уже не помню, на какой, может на «Дальний» Не помню. И вот там, на участке он сломался, за нами в назначенное время так и не прилетел. Это сейчас мобильные телефоны, а тогда связь только по рации. А рация где? Правильно! В сломанном вертолете. Наши детки наигрались мы смородины набрали полные ведра, вертолета нет, а дети просятся опять за стол… А на «скатерти-самобранке» пусто, съели все по приезду.
Тут мужчины посоветовались и затеяли разжечь костер. У нас был и чайник, видавший виды…, и топор! Это было счастье! Топор в последнюю минуту, уже перед вылетом, нам выбросил товарищ вертолетчиков.
Мы засыпали и листики и ягодки смородины в чайник, еще какую – травку находили, все это закипело, забулькало, разнесся аромат на всю округу. Чай был прекрасный, все пили с наслаждением, с удовольствием, а дети развивали теорию о том, какой вкусный хлебушек в нашей поселковой пекарне. С каким удовольствием они съели бы по ломтю, нет, по два больших ломтя хлеба. И тут вертолетчики объявили, что световой день закончился и за нами прилетят только утром. Они ушли в заросли за хворостом для костра. Я не сказала, что заросли напоминали лес, они были густые, темные и уже не казались такими праздничными и светлыми, как по приезду Наносили целую кучу веток для костра. Дети притихли, очень хотелось есть, но они понимали, что ситуация серьезная.
И тут все услышали какой-то гул Сначала это было далеко и непонятно, потом очень стремительно вылетел вертолет, он закружил над поляной. Никогда в жизни наши дети не видели, чтобы мы так прыгали и кричали «УРА!!!». Все закончилось благополучно. Потом мы узнали, что из Билибино срочно привезли детали, чтобы отремонтировать тот вертолет, который сломался.. Он улетел в Билибино, а за нами пришла та машина, которая привезла спасительные детали. Когда мы прилетели на Весенний и прощались друг с другом, вертолетчики нам поведали, что на том острове они видели следы и других зверей! Прошло много лет, девочки мои совсем взрослые, но эту историю они помнят очень хорошо.
Спасибо тебе, мой родной Север и за эту историю, и за то, что ты был в нашей жизни. Ты научил нас ценить и понимать людей, ты научил нас видеть красоту родной природы, любить и ценить эту природу! Таких звезд, такого неба, такого солнца, такой зимы нет нигде!
Вкусный ветер
Паша, как всегда, проснулась рано, как говорят, с первыми петухами. Она работала в поселковой пекарне, выпекала хлеб. Была она женщиной не старой, дородной. Может у неё была когда-то своя семья, но об этом никто не знал. На прииск она приехала одной из первых, может, с другого прииска, может с материка, кто-то дал вызов, для приезда на Весенний. В то далекое время на Чукотку можно было приехать только по вызову предприятия, в связи с пограничным контролем – американская Аляска была рядом
Паша пришла в пекарню, где уже были её помощницы, и занялась своим привычным делом, то есть тестом, которое уже подошло и было готово для выпечки. Тесто она замешивала сама, не доверяя помощницам, хотя те тоже умели это делать, но хлеб получался какой-то не такой, как у Паши. Сделав все дела, они раскатали тесто и, разложив по формам, засунули их в разогретую электропечь. Через определенное время они вытащили испекшийся хлеб. Паша отломила от горячей буханки небольшой кусочек и сунула себе в рот, прожевав и проглотив, она удовлетворенно сказала: «Пропекся». Пекарня была в небольшом домике, разделенным пополам, в другой половине был хлебный магазин, что было удобно для всех. Остывший хлеб тут же через дверь попадал на прилавок магазина. Нужно сказать, что хлеб на Весеннем пекли только белый и буханки были вдвое больше, чем обычные.
Семёныч шёл со своими напарниками домой на обед, их бульдозер стоял на профилактическом ремонте в боксе. На дворе стоял апрель, на небе не было ни облачка. Ярко светило солнце, словно стараясь наверстать упущенное время, когда оно несколько зимних месяцев не появлялось на небе. Дул легкий, приятный ветерок. «Хлебом пахнет, свежим», – сказал Семёныч друзьям. «Да, вкусный ветерок дует, это Паша-пекариха хлеб из печи вытащила, запах ни с чем не сравнимый», – ответил один из друзей. Семёныч с напарниками зашли в хебный магазин и купили ещё тёплого хлеба. «Паша, как ты делаешь хлеб таким вкусным и запашистым? Запах идёт по всей улице. Ноги сами несут в магазин за хлебом», – шутливо спросил Семёныч у Паши, принесшей очередной лоток с хлебом. «Да всё просто – душу вкладываю в каждый замес теста, нет никакого секрета», – так же шутливо ответила пекариха. «Нееет, есть у тебя какой-то секрет, не зря за твоим хлебом из района заказы делают, вон вертолётчики каждый раз по мешку берут», – сказал Семёныч, беря хлеб в руки. Выйдя из магазина, вся компания дружно стали откусывать угол у тёплой буханки и нахваливать Пашу. «Ну Паша, ну молодец, какой же вкусный хлеб печёт, удержаться невозможно, чтобы уголок не от грызть, как дети, ей богу». Так все, жуя хлеб, разошлись по домам. «Опять углы у буханки обгрыз – стала выговаривать жена Семёнычу, когда он положил буханку на стол, у которой не было двух углов, – ты как сын, так он мал еще», – со смехом добавила она.
Паша отработала в поселковой пекарне несколько лет и, уволившись, уехала. Куда, никто не знал, может на вновь открывшийся прииск, может на материк искать свое бабье счастье. Хлеб продолжали печь её бывшие помощницы, тоже белый, тоже вкусный, так же разносит ветер вкусный запах свежеиспеченного хлеба, но не такой как у Паши-пекарихи: не было в нём её души.
Обжора
Серёга жил на чукотской фактории1 и занимался охотой. Жил здесь давно и был у него свой небольшой домик. Домик ему выделил оленеводческий совхоз, где он числился. Летом охотничий сезон был закрыт, и Серёга занимался рыбалкой. Рыба шла ему на питание свежей, ещё он её вялил и коптил впрок, на зиму. Зимой занимался добычей пушного зверя. Добывал белку и соболя, также иногда бил зверя покрупней: сохатого, или отбившегося от стада оленя. Мясо сохатого разделывал и сдавал в совхоз, оленя оставлял для себя.
На фактории не было электричества, значит, не было и холодильников. Серёга сделал свой, чукотский: он выкопал летом глубокую яму, стенки и потолок забрал тонкими стволами лиственницы, сверху навалил толстый слой земли и мхов, которые хорошо держали летом холод. Над погребом построил небольшой сарай, где хранил всякую охотничью всячину. Зимой погреб был открыт. Серега натаскивал туда большие куски льда, наколотые на небольшой речке, протекавшей рядом с факторией. Ближе к весне он складывал в погреб нарубленные и заглазированные льдом куски оленины. Если зимой оленины было много, то летом пастухи-оленеводы откочёвывали на побережье вместе со стадами оленей. Там меньше было кровососущего гнуса, потому как на открытой тундре всегда дул ветерок.
Сейчас была зима, градусник опускался по ночам ниже пятидесятиградусной отметки. Серёга проснулся рано, встал, сунул в печку дров и поставил чайник. Сегодня он собирался сходить в дальний распадок2, проверить капканы, поставленные на соболя. Соболя в этом году было много, и Серёга никогда не возвращался с охоты пустой. Плотно позавтракав вареным мясом и выпив кружку чая, он оделся и, закинув за плечи рюкзак, в котором была банка тушенки и пачка чая, надел на шею ремень с ружьем и вышел на улицу. На небе горели яркие звезды, до рассвета было ещё далеко, в этих краях ночи были длинными, а дни настолько короткими, что солнце только могло показать краешек и опять уйти за сопку
Серёга одел широкие охотничьи лыжи, подбитые снизу камусом, чтобы лучше скользили, не проскальзывали назад при подъёме, и ходко побежал по своей же лыжне, проложенной в прошлый раз, когда ходил ставить капканы. Через час-полтора он добежал до своего распадка и перешёл на шаг. Брови с ресницами и борода с усами были от мороза в инее. Тут он увидел след, идущий прямо в распадок, где стояли капканы. Серега остановился и присел, он внимательно осмотрел следы, потрогал пальцами и произнес вслух: «Росомаха совсем недавно прошла, как бы моих соболей не сожрала, обжора окаянная». Охотник снял ружьё с шеи, зарядил патрон с картечью и осторожно пошел по следу. Вскоре он увидел ещё один след, след оленя, который шёл от соседней сопки к кустам тальника, росшим по берегам небольшого ручья. «Олень, то ли подранок, то ли копытка… – было видно по следу, что животное волочит ногу, – так вот почему тут росомаха появилась, поживу почуяла», – подумал Серёга. Следы шли в одном направлении, и охотник, внимательно всматриваясь в кусты, услышал рычание. Осторожно раздвинув ветки – на небольшой поляне он увидел оленя, который наклонив рога, пытался напугать рычавшую росомаху. Росомаха хоть и была свирепой, но напасть боялась – она питалась, в основном, падалью. Занятые своим делом звери не почувствовали человека. Серёга прицелился и выстрелил. Росомаха, подпрыгнув высоко в воздух, упала в снег. Олень испуганно рванулся в сторону и тут же упал на передние колени: он не мог бежать. Охотник вторым стволом прицелился в оленя и выстрелил, олень завалился на бок. «Все равно бы погиб, и звери сожрали», – сказал охотник вслух. Серега быстро разделал оленя на части, разгреб снег, сложил мясо туда. «Замёрзнет, на обратном пути прихвачу», – подумал он. С росомахой он расправился еще быстрей, сняв с нее шкуру с густым мехом. «Вот, на опушку капюшона пойдет. Мех не обмерзает изморозью, всегда сухой», – удовлетворенно сказал вслух Серёга. Он всегда выражал свои мысли вслух, так как по большей части, всегда был один и приходилось разговаривать с самим собой. Серёга одел лыжи и побежал дальше в распадок проверять капканы, в которые попали два соболя.
На обратном пути он положил мясо оленя на свои широкие лыжи на замерзшую шкуру росомахи. Затем, привязав к носкам лыж бечёвку, пешком пошёл по своей лыжне домой, таща за собой лыжи с поклажей. Мороз схватил снег на широкой лыжне как бетон, идти было легко, лыжи, подбитые камусом, катились хорошо.
Дома Серёга растопил погасшую печку, поставил на неё чайник и кастрюлю с водой, в которой он сварит свежее мясо оленя и вкусный бульон. Он вышел на улицу, чтобы взять мясо. На чёрном небе горели яркие звезды, начиналось северное сияние.
Михалыч
Павел Михайлович приехал на прииск давно из Грозного. В то время их приехало около десятка мужиков – кто-то прижился, кто-то уехал на другие прииски. Прииск был ещё молодым и не обжитым, были трудности с жильем. Михалыч, так звали Павла на прииске за спокойный характер и добродушие, был бульдозеристом, как говорят, от бога. Отработав какое-то время, он вызвал к себе семью: жену и двух пацанов. Тогда на приисках ещё не было тяжелых импортных бульдозеров и работали все на сотках, то есть стосильных бульдозерах челябинского тракторного завода. Работа была на золотоносных полигонах круглые сутки.
Быстро изнашивалась ходовая, которую приходилось менять два раза в год. Михалыч пригнал свой бульдозер на плановый ремонт в мастерские, где поджидали два сменщика. Экипаж состоял из трех человек, работали посменно, меняя друг друга. «Михалыч, что делать будем?» – спросил один из сменщиков. «Менять ходовую, гусеницы и катки опорные, вон, всё изношено. Вы сегодня разбирайте, а завтра получим всё на складе и поставим новые», – дал задание Михалыч, как старший в экипаже. Он был с ночной смены и пойдёт отдыхать, а завтра с утра тоже выйдет на ремонт. Нужно было всё сделать за три дня – столько давалось времени для такого ремонта. Утром, придя в мастерскую, Михалыч оценил работу напарников и сказал: «Молодцы, все сделали как надо». Как надо – это с трактора были сняты бульдозер, то есть огромная лопата, которой гребут грунт. Сам трактор был выставлен на подставки и с него сняты гусеницы и опорные катки. «Так, ребятки, берите трактор—хозяйку и дуйте на склад за новыми гуськами и катками, на всё про всё у нас два дня. Надо успеть всё сделать».
Притащив со склада всё, что нужно, принялись за работу. К вечеру уже стояли новые катки и поменяно масло в двигателе. «Завтра протянем болты на башмаках гусениц, обуем трактор, и в ночь на полигон», – сказал Михалыч. Протянуть болты на башмаках, это значит нужно все болты – по четыре штуки на каждом и тридцать шесть башмаков на одной гусенице затянуть ключом. Работа самая тяжёлая, так как нужно затягивать ключом с длинной метровой ручкой до упора. С утра все трое взялись за протяжку болтов, работа шла споро. «С обеда один не выходит. В ночь – на смену. А кто – решайте сами», – распорядился Михалыч. К вечеру третьего дня ремонта трактор был опущен с подставок, обут в новые гусеницы и одета лопата. «Ну что, успели всё сделать?» – спросил подошедший механик. «Да, в ночь на полигон. Давать стране золото», – ответил Михалыч.
Шло время, на прииск пришла новая тяжелая техника, вначале бульдозера Дэт—250, того же завода, что и сотки, затем стали приходит импортные американские бульдозера фирмы «Катерпиллер» и японские «Камацу». Бульдозера намного мощнее и крепче, чем отечественные. Бульдозеристов стали посылать на курсы квалификации в Магадан, где учили на ДЭТ-25, и в Сусуман, что на Колыме, на импортную технику. Михалыч как работал на сотке, так и продолжал работать. Как-то встретил его главный инженер прииска и сказал: «Михалыч, ты когда пересядешь на импортный, тяжелый бульдозер? Всех уже переучили, а ты всё на своей старенькой сотке». «А меня она устраивает, свой кусок хлеба я и на ней зарабатываю, пусть молодые работают на новых. Я уж по старинке, привык я к ней, как к родной», – всё отшучивался он.
Время неумолимо бежит вперёд, вот уж сыновья отслужили в армии и тоже стали бульдозеристами. Так наступил конец СССР. Всё в одночасье рухнуло: и все прииски закрылись. Люди уехали на материк, бросив все нажитое за долгое время, прожитое на приисках. Уехал с женой и Михалыч, уехал на Украину, где была построена кооперативная квартира.
Прожил Павел Михайлович Чиж долгую жизнь, большую часть которой на Чукотском прииске. Ушел из жизни по-тихому в возрасте восьмидесяти восьми лет в здравом уме и светлой памяти, не обременяя никого. Умер здоровым.
Глаза в глаза
Нина Викторовна приехала на Весенний вслед за мужем с двумя дочками близняшками. По профессии она была учительницей, и её с радостью взяли в школу, которую не так давно построили в поселке. Школа была двухэтажной. По меркам посёлка – большой, в ней были светлые, большие классы и хороший спортивный зал. Вот в такой замечательной школе стала работать Нина Викторовна. Женщина она была весёлая и ласковая, всех учеников называла ласкательными именами: Вовочка, если мальчик, или Светочка. Ученики любили её и за спиной называли – Ниночка.
В один из сентябрьских выходных коллектив учителей упросил начальство прииска свозить их на вертолёте на Большой Анюй за смородиной, там её было много и она уже созрела. На прииске часто возили на вертолете работников за смородиной и брусникой, мужчин – на рыбалку. Так полетели и учителя. Ниночка уже летала раз за смородиной и брала с собой своих дочек, сейчас же людей собралось полный вертолёт и детей не взяли. Летели не долго, через двадцать минут вертолетчики, выбрав подходящую галечную косу, посадили вертолет. С ягодницами был один мужчина, чтобы им было не так страшно в лесу: прошлый раз видели пару медведей, лакомившихся смородиной. Все вышли из вертолёта и командир машины сказал, что залетит за ними часа через три-четыре и чтобы все были в сборе на этом месте. Закрыв дверь, поднял вертолет в воздух.
Проводив вертолет, ягодницы взобрались на крутой берег косы и углубились в лес. Кусты смородины росли повсюду среди лиственниц, ягода была крупная. Чтобы не мешать друг другу, все постепенно стали разбредаться, переходя от куста к кусту, всё отдаляясь друг от друга. Ниночка собирала ягоду быстро, не забывая класть себе в рот те, которые считала лучше и крупнее. Подойдя к одному кусту, который был больше и гуще других, она присела. Поставила ведро, наполненное на две трети, стала обирать куст. Вдруг она каким-то чутьём поняла, что она тут не одна и стала озираться по сторонам. Подруг не было видно, только где-то далеко слышно было ауканье. Ниночка почувствовала какую-то непонятную тревогу, она вспомнила тех медведей, которых видели в прошлый раз и ей стало страшно.
Неожиданно кусты зашевелились, она испуганно подняла глаза – на неё сверху нависли огромные рога – это был сохатый. Он стоял и смотрел на Ниночку, которая с перепугу села, сжав ведро между ног. Она не могла оторвать своих глаз от глаз зверя… Они смотрели друг на друга глаза в глаза. Наконец сохатый поднял голову с огромными рогами и, как показалось Ниночке, ухмыльнувшись и подмигнув, удалился на своих длинных ногах в лес. Наконец немного отойдя от испуга (у неё прорезался голос), она хотела громко позвать хоть кого-нибудь, но тонкий голос тут же затерялся в лесу. Посидев немного в обнимку с ведром, она поняла, что угроза миновала и можно добирать ягоды.
Тут она услышала голоса подруг, набравших свои ведра и потихоньку идущих к месту сбора. Нина добрав своё ведро, тоже пошла на голоса и вышла как раз на косу, где уже собралась добрая половина ягодниц. Ниночка рассказала подругам о встрече с сохатым и то как они смотрели друг другу глаза в глаза и он ей ухмыльнувшись, подмигнул.
Вертолет прилетел вовремя, забрал ягодниц с полными ведрами смородины и впечатлениями на всю жизнь. Впечатлениями о красивой, по осеннему яркой природе и крае непуганых зверей в долине реки Большого Анюя.
Попутный рейс
Галина Константиновна пришла на работу в поселковый медпункт, как обычно, утром. На её рабочем столе стоял букет цветов, хотя в начале сентября на Чукотке взять его где-то казалось невозможно. У неё сегодня был день рождения. Она посмотрела на своих помощниц медсестёр и с благодарностью подумала: «Вот где они берут цветы в это время, скоро снег выпадет, а они находят и дарят каждый год». Галина Константиновна приехала в поселок Весенний несколько лет назад вслед за мужем и, так как она была по образованию врач, её назначили заведующей здравпунктом. Здравпункт в то время был совсем маленьким, и помещался в одной комнате с закутком для процедур, отделённым тонкой перегородкой. До районной больницы в Билибино было триста километров сопок и тундры, куда можно было добраться летом на маленьком самолете АН-2, зимой – по зимнику. Так что лечить приисковых больных приходилось Галине Константиновне всех, не только тех, кто жил в самом посёлке, но и на участках, которые находились в нескольких десятках километрах от поселка.
