Полная версия
Лика. Трагедия в Скалистом
Лика
Трагедия в Скалистом
Юлия Куклина
© Юлия Куклина, 2023
ISBN 978-5-4483-8512-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Город Скалистый лежит в живописнейшем месте на берегу горной реки Сани. Левый берег – это огромные вековые скалы, нависающие над водной гладью реки. Правый берег – холмистый, солнечный, вдоль которого течет протока, отделяемая от холодной и глубокой Сани живописным островом без названия. Местные так и зовут его «остров». В протоке теплая, чистейшая вода, дно и берег покрыты золотистым песком. Берега летом зарастают Иван-чаем и «куриной слепотой». Контраст розовых и желтых цветов, растущих группами на песчаном берегу, радует глаз, оживляя прибрежный ландшафт.
На холмах располагается сам город Скалистый, построенный в шестидесятых годах двадцатого столетия, рядом с приборостроительным заводом. В большинстве своем, в городе деревянные дома, и несколько современных зданий санаториев. Предприятия из ближайшего областного центра облюбовали эту красивейшую местность, построив оздоровительные комплексы для своих сотрудников. Еще жив Союз Советских Социалистических Республик. Руководители еще заботятся о здоровье своих подчиненных, поэтому в санаториях Скалистого круглый год отдыхают приезжие с области. В городе так заведено, что мужчины в основном работают на приборостроительном заводе, а женщины в школах, больницах и санаториях.
Красоту в СССР любят и ценят. Лучше всего в ней разбираются люди стоящие у власти. Поэтому кое-кто из них уже начал строить, пока еще не особняки, а небольшие двухэтажные дачи, в самом красивом месте, возле протоки. Но высоченные, трехметровые заборы уже спустились с берега в воду. Незаметно для местных жителей, берег протоки, на которой они привыкли отдыхать летом и зимой, оказался недоступным. «Область захватила, как воронье налетели, пушкой не выгонишь» – шептались между собой местные, но кому они могли пожаловаться? Только самим захватчикам.
Теплый летний вечер спустился на Скалистый. Во дворах играют дети, сушится белье, шумят старые мопеды, с которыми возятся подростки. Из окон доносится хриплый голос Высоцкого, мужчины слушают только его песни, а женщины предпочитают Валентину Толкунову.
Две женщины лет тридцати сидят на деревянной скамейке у ворот и лузгают семечки. Это Тоня и Таня, неразлучные подруги, с детства. Их родители приехали в Скалистый по комсомольским путевкам, когда города еще не было. Строились, поднимали завод, здесь и состарились. Девочки познакомились в трехлетнем возрасте, когда родителям дали квартиры в одном доме. Вместе пошли в первый класс, окончили школу, поступили в областном центре в педагогический колледж. Закончив его, обе выскочили замуж, и привезли мужей в Скалистый. Мужчинам, работающим на приборостроительном заводе, хорошо давали квартиры, на что обе молодые семьи и надеялись, проживая с родителями.
Тоня стала преподавать в младших классах, а Таня устроилась администратором в санаторий. Жили хорошо. Молодые работали, старики занимались огородом и растили внуков. У Тани и Тони родились дочери, одногодки. Тоня назвала свою дочь Викторией, а Таня, начитавшись французских романов, Анжеликой. Родные звали их Викой и Ликой.
Сейчас обе женщины вышли поговорить и подышать вечерним воздухом. Белье перестирано, ужин приготовлен, наступил час законного отдыха.
– Сегодня ходили, присматривали Вике, школьную форму: уродливые платья какие-то. Вика даже мерить его не захотела. – Пожаловалась Тоня на десятилетнюю дочь.
– Рано еще присматривать, июль на дворе, почти два месяца до школы, еще подрастут. Мы в августе в конце пойдем и сразу купим. – Ответила более практичная Таня.
– Мы с вами пойдем, чтобы не выделывались. Это одену, то не одену, что одной купим, то и другой.
– Вот это правильно. Твой, ничего не говорил? Вроде квартиры будут распределять в новом доме? Его уже построили, мы с Гришей, вчера ходили, смотрели. Четыре подъезда, по двадцать квартир в каждом. У нас тридцать седьмая очередь, у вас тридцать третья. В один день в очередь записывались, друг за другом, как так получилось? – Задумчиво сказала Таня.
– Мой, ничего не говорил. А дом мы тоже ходили смотреть. Несколько раз там все облазили. Нет, с родителями можно жить, мы с мамой не ругаемся, кухню не делим, с папой тем более делить нечего. Но тесно: мы в одной комнате с Ваней, в другой родители с Викой. У вас посвободнее. – Поддержала разговор Тоня.
– Да, как папа умер, царствие ему небесное, все же не так тесно стало. Ой, ну о чем мы говорим? Нет, чтобы папу, добрым словом помянуть. Руки у него были золотые, всю мебель сам сделал, двери, оконные рамы, все добротное. А вот умер и, … правда, не так тесно стало. – Таня замолчала, думая о чем-то своем.
– Надо Ване напомнить, чтобы зашел в местком, узнал, когда готовиться к новоселью. Одиннадцать лет ждем. Раньше быстрее квартиры давали.
– Раньше все лучше было.
– Верно. – Сказала Тоня, и обе замолчали. Мысли обеих неслись к вожделенному новому дому, квартиру в котором ждали так долго, что в исполнение заветной мечты уже не верилось никому.
– Мама, мама! – Послышались разноголосые крики и к женщинам подбежали две девочки, десяти лет одетые в одинаковые белые в крупный горох, платья. – Мы еще погуляем! – Прокричали они хором, вытащив откуда-то бельевую резинку, зацепили ее одной стороной за железные прутья, торчащие из земли неизвестно за какой надобностью, второй конец резинки одела на ноги одна из девочек – Вика, а вторая стала прыгать через нее с такой скоростью, что казалось, сейчас она взлетит.
Дочери подруг, были похожи друг на друга, как родные сестры. Одинаковые платья, одинаковые прически и бантики в косах. Однако если присмотреться, Вика выделялась, изяществом фигуры и правильностью черт лица. Лика была шире в кости, повыше ростом, глаза у нее были небольшие, зато губы пухлые, виде бантика, как у куклы.
Матери все время ловили себя на том, что только и делают, что сравнивают дочерей, когда те рядом. Каждая ревниво следила, за дочерью подруги: не стала ли та красивее ее любимицы? Тоня, которая работала учительницей, очень много внимания уделяла развитию и обучению. А Таню, больше волновало, как дочь выглядит, как умеет себя подать, понравиться.
Девочки поменялись местами, теперь вместо шустрой Лики, прыгала Вика. Она была медлительней, вдумчивей, зато исполняла свою программу более технично и красиво.
Стемнело, матери пошли домой, девочки побежали за ними. Семья Тони жила на втором этаже, а семья Тани на первом. Таня иногда, признавалась сама себе, что завидует Тоне, ее квартира была светлее и теплее. Но зависть приходила и уходила, а дружба их только крепла с годами.
Дома Тоня согрела воду, и они с дочерью помылись в тазике. Горячую воду на летние месяцы отключали, как и отопление. Еще одно ведро поставили греть Ване, тот задерживался на работе. Родители тихо лежали в своей комнате и смотрели телевизор. Тоня удивлялась общности их интересов. Деды всегда смотрели вместе фильм или концерт, никогда не спорили и не отстаивали свои права на просмотр какой-нибудь другой передачи, как это делали они с Ваней.
Вика села за кухонный стол читать книгу: «Дети капитана Гранта», а Тоня пошла в их с мужем спальню, гладить белье и смотреть концерт Валентины Толкуновой. Тихо и уютно в доме, тикают часы. Сколько себя помнит Тоня, столько помнит эти старинные часы в деревянном корпусе.
Послышался скрежет ключа в двери, потом шаги, Ваня пришел с работы. Часы показывали десять вечера. Тоня вышла встречать мужа:
– Почему так поздно? – Шепотом спросила она.
– Собрание было профсоюзное, квартиры делили. – Также шепотом ответил он, пройдя на кухню и наливая подогретую воду в тазик. – Мыло где?
– Вот. – Протянула кусок жена. Она закрыла рот рукой, вся ее фигура застыла в немом вопросе.
Ваня тщательно вымыл руки, лицо, потом ноги, вытерся и сел за стол. Тоня, молча, налила ему суп и села напротив. На ее лице было написано: «Ну, говори же не мучай»
– На наш завод дают тридцать три квартиры. Остальные сорок семь уходят, как сказали в область, они будут их распределять между своими.
– Тридцать три! Значит, мы попадаем! А Луганские? – Продолжала шептать Тоня. Луганские – это фамилия Тани и ее мужа Григория.
– А они не попадают!
– Но как же так? В очередь мы встали в один день. В местком зашли друг за другом, почему так получилось?
– Вот и надо было тогда, одиннадцать лет назад, разбираться, почему так получилось? Теперь никому ничего не докажешь. Между нами тридцать четвертый, пятый и шестой оказались льготники: инвалиды и многодетные. – Ваня доел суп, и Тоня поставила перед ним тарелку с котлетой и жареной картошкой. Муж принялся за еду. Жена молчала. Она не могла себе даже представить, как это они получат новую квартиру, а Таня с Гришей нет.
Время было позднее, а в их семье было принято ложиться спать пораньше. Вика сидела в углу большого кухонного стола и упоенно читала книгу, казалось, она не слышит, о чем говорят родители. Тоня помыла посуду, и семья пошла, готовиться ко сну. Дочь на свою кровать к дедам в комнату, а родители в спальню. Тоня с Ваней легли каждый на свою половину огромной кровати, которую им сделал одиннадцать лет назад Танин отец: столяр краснодеревщик. Семья Луганских подарила ее на свадьбу семье Косаревых. Тоня до сих пор гордилась этой раритетной вещью. Супруги отвернулись и закрыли глаза, сон не шел. Впервые в их спокойную и счастливую жизнь вмешалась не зависящая от них сила, которая рвала сердце на части, заставляла кривить душой и радоваться там, где у ближайших друзей горе.
В семь часов утра Тоня и Ваня Косаревы, уже были на ногах. Опять грелась вода, Иван побрился, умылся, потом плотно позавтракал яичницей с колбасой, выпил сладкого чаю и стал одеваться на работу. Тоня вертелась, «как белка в колесе» подавая ему еду, нарезая с собой бутерброды и заливая чай в термос. Наконец муж был собран. Тоня всегда провожала его на работу, но сегодня их обоих не покидало чувство, что что-то должно случиться.
– Ни пуха, ни пера, – произнесла Тоня, не сводя глаз с мужа.
– К черту, – ответил тот и сплюнул три раза через левое плечо.
– Некстати, мы черта поминаем, – неуверенно произнесла Тоня, – лучше бы о Боге вспомнить.
– Мы же атеисты, я коммунист, какой может быть бог?
– Зато черт всегда рядом.
– Ну, да так и получается. О боге вспоминать нельзя, а черт с языка не сходит. – Задумчиво сказал Ваня, и вышел из дому.
Тоня мыла посуду, в душе росла тревога. В двери постучали, потом вошли. Свои знали, что днем Косаревы двери на замок не закрывают. Не от кого закрывать. В кухню вошла Таня, выглядела она ужасно: глаза заплаканы, волосы растрепаны, красивые черты лица, искажены злобой. Она села на табурет и уставилась на Тоню красными, воспаленными глазами. Потом сиплым от слез голосом спросила:
– Ты знаешь?
Тоня кивнула.
– Что ты знаешь?
– Что вы не попадаете в списки.
– И все?
– А что еще?
– А то, что благодаря вам дорогие друзья и еще другим сослуживцам Гриши, мы не попадаем в списки!
– А мы тут причем?
– Так значит тебе твой Ваня, не все рассказал? Я так и знала, что не все. Поэтому слушай. Вчера было собрание и из области приехали профсоюзный начальник и какой-то коммунист, заместитель, первого секретаря области. Они собрали тридцать три человека из очереди и сказали, что после работы будет профсоюзное собрание, на котором будут утверждены списки очередников на квартиры в новом доме. Так вот эти тридцать три, точно получат квартиры, в том случае, если единогласно проголосуют за список. Остальных сорок семь подвигают. Среди них большинство это специалисты и руководители, которые приехали на завод недавно, несколько лет назад и им сразу дали квартиры. Они будут молчать и голосовать, как прикажут, потому, что здесь все равно оставаться не собираются. Им пообещали должности в области, они потихоньку уедут, оставив свои квартиры детям. А мы здесь останемся в своих лачугах! И все, все проголосовали так, как было приказано. Где друзья, где коллектив? Почему никто не возмутился? Почему не отказались заниматься этой профанацией? Своя рубаха ближе к телу. Вот почему! А как вы дальше жить здесь собираетесь? Кстати среди тех кого «кинули», есть многодетные семьи: Поповы, например. Живут три поколения, одиннадцать человек в «двушке». Семья ветеранов войны, с детьми, наконец-то хотели разъехаться. А Люда с четырьмя детьми, вдова, погибшего на производстве, в неблагоустроенной квартире, сколько лет мается? А мы с Гришей, что не заслужили нормальных условий жизни? Мужик одиннадцать лет на предприятии оттрубил! Авралы, ночные смены, никогда не отказывался! За все годы в отпуск летом один раз сходил! Всегда зимой отправляют! А он молчит, сидит в декабре с удочкой на проруби и молчит! Потому что квартиру ждем! Дождались! – Таня уронила голову на стол и завыла, страшно по-собачьи.
Тоня попыталась ее обнять, но та, отмахнулась, продолжая выть и стенать. Из спальни вышли старики, они с ужасом смотрели на подруг, опасаясь узнать страшную новость, которую сердце уже может не выдержать. Тоня налила, не считая капель валерьянки, подала Тане, та залпом выпила. Потом Тоня налила в чашку теплой воды и стала умывать подругу, та успокоилась и притихла. Потом расчесала ей волосы и заколола узел на затылке. Таня вдруг спросила:
– Послушай Тоня, а ты бы смогла отказаться от квартиры и потребовать, чтобы эти представители вместе с директором завода, выполнили свои обещания, данные нам одиннадцать лет назад.
– Нет, я бы не смогла, – честно ответила Тоня, не глядя на подругу.
– А если бы ты оказалась на моем месте? Что бы ты делала?
– То же, что и ты сейчас делаешь.
– Вот, вот этот стереотип поведения обычного человека, очень хорошо известен нашим «властьимущим». Это прекрасно было известно еще фашистам, которые даруя жизнь одним, заставляли их убивать своих соотечественников. Так что, милая, знай как низко ты пала. – Таня поднялась и вышла.
Тоня, уронив голову на руки, заплакала, сидя за столом. Ничего непонимающие родители тихо смылись в свою комнату, дочь оттуда даже не вышла, она сидела в кресле с книгой и ничего вокруг не замечала.
Глава 2
Таня пришла домой и начала собираться на работу. Утром она отправила в санаторий дочь с запиской, в которой попросила, чтобы сменщица задержалась на работе. Та ответила тоже запиской, что конечно задержится, раз коллега просит. Таня и не подозревала, что весть о том, что их «кинули» с квартирой, облетела уже весь небольшой город. В санатории, где она работала, тоже об этом знали, жалели семью Луганских, и конечно были готовы хоть чем-то им помочь.
Сборы были недолгими, Тане было муторно оставаться дома, хотелось быстрее встретиться с сослуживцами, поделиться бедой. Она подкрасилась, надела обычное рабочее платье, темно-зеленое, облегающее, из тонкой шерсти. В нем она выглядела старше своих лет, но зато строго и элегантно, как положено администратору. В ее обязанности входило следить за младшим обслуживающим персоналом и чистотой в корпусах. Ночью она оставалась за девушек, работающих на «ресепшн», так как некоторые отдыхающие приезжали и уезжали ночью. Были и другие обязанности, с которыми она всегда справлялась. Главный врач санатория Александр Сергеевич, ее очень ценил, при возможности поощрял премиями, и они были почти друзьями. Почти, потому, что были вещи, которые не обсуждались. Когда главный, строго смотрел на нее, и говорил: «надо». Таня отвечала: «будет сделано», нравилось ей это или нет.
Она вышла из дому и быстрым шагом направилась в санаторий, который находился в пятистах метрах от дома. Дочь с бабушкой отправились в магазин за продуктами. Таня была рада, что они ушли, ей не хотелось обсуждать с близкими ее трагедию. Другое дело на работе, может быть кто-нибудь, поддержит их семью? Найдутся еще обиженные, вместе они сила! Таня неслась на работу как на пожар.
Сменщица Катя, встретила напарницу жалостливым взглядом.
– Ну как ты? – Участливо спросила она.
– Все уже знают? – Неприветливо ответила Таня.
– Весь город уже знает.
– Весь город знает, что «кинули» очередников, но никто не знает, как им помочь?
– Да чем же поможешь? Это же власть. Как они скажут, так и будет. Кстати эти двое из области у нас остановились в ВИП апартаментах. Вчера с главным до полуночи сидели в банкетном зале и директор завода с ними, а сегодня с утра опухшие, поехали на рыбалку в Угодное. Вечером в баню пойдут, главный сказал, чтобы ты все подготовила и стол опять в банкетном зале накрыла.
– Я? Да я еще им стол должна накрывать? Они меня обобрали, обманули, а я им столы накрывай и в пояс кланяйся!
– Тише, тише, ты что забыла? Все личное оставляй дома, а здесь работа, ее надо выполнять, беспрекословно.
– Я, я не знаю, как я буду работать, пока эти здесь живут.
– «Я» – последняя буква алфавита и не якай тут. Держи все в себе. Лучше познакомься с этими кобелями поближе, поговори, может они тебе, чем и помогут. – Катя подмигнула Тане и пошла, собираться домой.
Таня села на стул. В голове была, как говорится «полная каша». Вертелись какие-то неприличные слова, с ними туманные образы незнакомых мужчин. Она тряхнула головой и пошла, проверять, горничных.
День промчался незаметно, как всегда на работе. В восьмом часу вечера, раздался звонок по местному телефону. Таня сидела в своем кабинете и пересматривала накладные. Звонил главный врач:
– Танюша, тебе Катя передала твои обязанности на сегодняшний день?
– Передала Александр Сергеевич. Я все сделала, как вы распорядились.
– Банька готова?
– Готова, Александр Сергеевич.
– А стол в банкетном зале накрыт?
– Накрыт Александр Сергеевич.
– Умница. У нас в гостях очень важные люди: Сергей Сергеевич Травкин – заместитель Первого секретаря облисполкома и Мужичкин Валерий Павлович – Председатель Областного Совета Профсоюзов. Надо принять гостей, ну я не знаю, ну чтобы им запомнилась. Ты меня понимаешь?
– Не очень Александр Сергеевич.
– Таня. Это люди, у которых таких как мы, тысячи. Надо чтобы им запомнился отдых именно у нас.
– Что мы должны для этого сделать?
– Не знаю. Прояви фантазию, свою женскую. Я их уже свозил на рыбалку. Наловили… пескарей. Но результат не важен. Главное процесс! Им понравилось. Готовь баню, мы идем.
– Есть! – Ответила Таня.
Сама она встречать наглое начальство не собиралась. Отправила старшую горничную Любу, зная, что та точно справится. Сама Таня продолжала работать с документами. Вернулась Люба, стройная рыжеволосая женщина с интересным лицом и очень выразительным взглядом. Таня знала ее жесткий и неуживчивый характер. Но при этом, она умудрялась быть прекрасным исполнителем. Люба была приезжей, жила в общежитии, Таня чувствовала: у этой тридцатипятилетней женщины была очень непростая судьба.
– Парятся в бане, на рыбалке были. Опять пьяные. Требуют баб. – Коротко отчиталась Люба.
– Пусть требуют, у нас не публичный дом.
– Александр Сергеевич с ними.
– Я рада за Александра Сергеевича, – скромно ответила Таня. Люба пожала плечами и вышла.
Прошло часа два, за окнами стояла густая темнота. Таня сидела в кабинете, документы были в порядке. Она их отложила в сторону. Послышались шаги, в двери ввалился Александр Сергеевич. Он обвел безумным взглядом Танин кабинет и сказал:
– Ты где?
– Я здесь. – Таня стояла перед ним. Но он ее не видел.
– Я как начальник тебе приказываю, иди и продолжай этот банкет, я больше не могу, я устал. – Закончил он фразу плаксивым голосом.
Таня помогла ему лечь на диван и укрыла пледом. Александр Сергеевич еще не старый, пятидесятилетний мужчина, за эти сутки сдал. Лицо стало землистого цвета, под глазами мешки, глаза красные, усталые. Он лежал на диване, кутаясь в плед, повторял:
– Как я устал. Я больше не могу продолжать этот банкет. Ты дежурный администратор, ты обязана… Черт да чем ты им обязана? Но мы не можем оставить их одних. Иди к ним а? Оставь меня здесь, помирать. А сама иди к ним. Слышишь?
– Слышу. Иду.
– Иди, иди, милая. Выручай.
Александр Сергеевич уснул. Таня сняла свое строгое рабочее платье, надела легкое летнее и отправилась в банкетный зал.
Там, за огромным столом, накрытым на хорошую компанию, сидели двое. Люба стояла возле буфета и с ненавистью смотрела на мужчин. Они были очень пьяны, но, тем не менее, вели между собой бурный разговор. Он касался их работы, и невозможно было проследить ход мысли каждого. Таня скромно встала возле Любы. Наконец мужчины обратили на них внимание.
– Я хочу спать. – Сказал тот, который был потолще и помоложе.
– Это кто? – Спросила Таня у Любы.
– Это заместитель. – Коротко ответила она. – Второй: профсоюзный босс.
– Пойдемте, я вас провожу в вашу комнату. – Обратилась Таня к тому, который хотел спать.
– Как тебя зовут? – Заместитель щурил то один, то другой глаз, пытаясь сфокусировать взгляд и рассмотреть женщину.
– Таня меня зовут.
– А меня Сережа.
– Пойдем Сережа, я отведу тебя в кроватку.
– Пойдем, а ты со мной останешься?
– Нет, я не могу, я на работе.
– А на работе нельзя?
– Нельзя. Пойдем.
Таня взяла под руку Сережу, весом в центнер и повела его. Люба все также стояла возле буфета. Босс сидел за столом, оперев голову на локти, и делал вид, что все это его не касается.
Таня привела Сережу в его персональный номер. Он там сразу заскучал, попросил водки, коньяку и шампанского. Таня позвонила Любе, перечислив, что нужно было принести. Алкогольные напитки, в их санатории продавались только в баре, который работал до десяти часов вечера. В таких случаях как этот, доставить алкоголь мог только бармен, а он уже был дома. Люба снарядила за ним шофера, и бармен, отпустив напитки, опять был отправлен домой.
Сереже доставили заказанный алкоголь и закуску, которой бы хватило на троих. Таня сидела с ним, в надежде благополучно отправить его спать. Профсоюзного босса она поручила Любе.
Заместитель, выпив водки, ожил, и спать уже не собирался.
– У вас девки есть? – Доверительно спросил он у Тани. Ее от всего этого уже тошнило. Но собрав волю в кулак, в ее голове уже созрел план. Она ответила:
– Есть.
– Веди.
Таня вышла из комнаты и пошла в свой кабинет. Она даже не стала проверять, как обстоят дела у Любы и босса. Она была уверена, что тот спит в своей кроватке в полном одиночестве. Ей казалось, она хорошо знала Любу. Поэтому боялась, что она то, не спит и может помешать ее плану.
В кабинете было жарко, пахло перегаром. Александр Сергеевич храпел так, что жидкая мебель тряслась. Таня сняла платье, осталась в одном белье, накинула шелковый халат, на лицо одела черную, новогоднюю маску с блестками и выскользнула из комнаты. Она, шла по коридорам, трясясь от страха, что ее кто-нибудь увидит. В их санатории везде были глаза и уши. Ничего здесь скрыть не удавалось. Таня подозревала, что это дело рук Любы.
Она открыла незапертую дверь, оглядываясь, зашла внутрь. Закрыла дверь на замок и зашла в комнату. Сережа сидел в кресле, на столе перед ним стояли уже наполовину выпитые бутылки с водкой и коньяком. Он поднял тяжелые веки и спросил:
– Ты кто?
– Я незнакомка. – Ответила грудным голосом Таня.
– А это мы проходили: «Шляпа с траурными перьями и в кольцах узкая рука». Где шляпа? Где кольца?
– Зачем нам траур? Зачем кольца? Мы же не собираемся умирать или жениться. Мы хотим быть вместе.
– Иди ко мне моя тигрица, я твой лев, царь зверей! – Сережа укусил Таню за грудь, она вскрикнула.
– Не делай мне больно! – Закричала она.
– Все, все не буду! – Он опять приник к ней и погладил живот. – Ты моя тигрица! Я твой царь зверей! Готовься, я тебя сейчас буду топтать! – Он встал и куда-то пошел.
– Сережа, ты куда? – удивилась Таня.
– Я в ванную. Помою свой топотун.
Через минут десять он вернулся, Таня лежала в постели, проклиная свою работу и неудавшуюся жизнь. Сережа вышел из ванной и голым направился к Тане. Топотун, висел между ног, никому из них ничего не обещая. Таня была только рада.
– Ты моя царица, я твой хозяин! Я царь зверей! – Заводил себя Сережа, лапая Таню. Крики и лапанье длились довольно долго. Таня стойко терпела. Потом «царь зверей», встал и пошел в ванную. Там он опять долго мылся. Так все повторялось несколько раз, Таня поняла, что это определенный ритуал и с ним нужно считаться. В три часа ночи «царь зверей» угомонился и уснул. Таня лежала рядом.
Часы показали шесть часов утра. За окном серый рассвет вступал в свои права. Таня встала и накинула халат. Через час проснутся горничные, начнется утренняя суета. В ее распоряжении оставался час, лежа в кровати, рядом с Сережей она тщательно продумала все, что должна ему сказать. Он крепко спал. Таня начала его будить. Она трясла его, щипала, хлопала по щекам, но все усилия были напрасны. Сережа спал, что называется «мертвым сном». Время неумолимо шло. Таня налила в графин холодной воды и вылила на Сережу. Тот подскочил, махая руками и крича: «Тону, тону, бабы спасайте!».