Полная версия
Приговоренные
Сейчас, когда в печать просочилась информация по поводу возникших здесь проблем, скептики вновь подняли головы. Они говорят, что предупреждали Резиденцию о неминуемых и непоправимых осложнениях, о бесперспективности и ненужности в системе мироздания еще одного Луча кругооборота жизни…
2. Перл борзописца
От страстной речи Озаренного Пытливого отвлек характерный звук, напоминавший шелест бумаги. Он шел снизу от примостившегося у самых его ног слушателя Ретивого. Не столько из любопытства, сколько для того, чтобы приподняться и переменить позу, Пытливый ненароком заглянул через плечо своего однокашника. И в таком неудобном положении замер. Ретивый держал в руках сегодняшний номер газеты «Канун». Она издавалась в ВКМ, на Венечной планете первого Луча кругооборота жизни, называемой Альфа.
С луча Альфы начиналась система ВКМ. Это потом уже создавались остальные четыре Луча. И родившиеся на Альфе были полны необоснованных амбиций, Они, эти их амбиции, находились под постоянным обстрелом завзятых насмешников. По мирам ходило уйма анекдотов по этому поводу. Поговаривали, что многие из них сочиняли сами альфийцы.
Но, что бы там о них ни судачили, их «Канун» в мирах планет Зрелости человечества пользовался большим авторитетом. На то или иное событие он реагировал не совсем обычно. Все пропускал через пресс критического анализа. Как-то их Главный редактор заявил: «Мои ребята не верят никому и ничему. Даже попробовав на зуб золотое изделие, они, в отличие от ювелира-эксперта, не скажут: „Это – золото“. Они скажут: „Это желтый металл со многими признаками золота“. Их высокий профессионализм во всех областях жизни дает им такое право».
Что правда то правда, публикации «Кануна» носили полемический характер. Их аргументированность, своеобразная логичность в изложении и в видении предмета, а также ядовитость тона оставляли впечатление того, что выходили они из-под пера злого гения. Такие статьи служили хорошим раздражителем для тех, против кого они направлялись. У оппонента возникало яростное желание в пух и в прах разгромить гения от газеты. Припереть к стенке. Но припереть делом да фактом, а не изощренными методами литературных пассажей. Кое-кому такое удавалось. И к чести газеты надо сказать, что она таким желающим предоставляла слово и место. Более того, из полученной статьи не вымарывала ни одной строчки, как бы больно они для журналистов ни звучали. Правда, у авторов опровержений хватало такта не переходить рубежей.
По всей видимости Озаренный читал последний «Канун». И прочитанное задело его за живое. Потому что свое выступление он закончил с явным намеком на это.
– … Наша задача, коллеги, – Озаренный возвысил голос, – развенчать умников, не верящих в наше дело. Думаю, что совместными усилиями нам удастся найти причину того, что перевозбудило в Человечестве механизм, работающий на самоуничтожение. Такова наша задача. Решим ее – значит, снова посрамим псевдомудрецов. Полагаю… Нет, уверен, мы одолеем эту заковыристую шараду… Чтобы вам не пришлось проводить напрасную работу, триумвират решил предоставить в ваше распоряжение видеозаписи всего, что мы делали после того момента, когда Человечество вышло из-под тепличного колпака в лоно естественной среды Земли. Это вам поможет…
Дальше Пытливый не слушал. Его как магнитом затянуло в себя газетное чтиво. В анонсе – «Читайте в номере» – стреляли в глаза набранные жирным курсивом две строки: «Вектор – на фиаско! На Шестой серьезные проблемы…» А на самой середине листа размашисто, шрифтом «лягушка», набран заголовок: «На задворках, как… на задворках».
«Предлагаем вашему вниманию, – читал Пытливый, – репортаж сотрудника газеты, вернувшегося вчера из командировки на Голубую планету, широко известную под названием Земля. Она является колыбелью разумной особи созданного на ВКМ шестого Луча кругооборота жизни. Командировка в столь неблизкие места была вызвана тревожной информацией, приватно поступившей из Резиденции Всевышнего.
Суть ее заключалась в следующем. Несмотря на то, что на всем протяжении шестого Луча уже созданы планеты Промежуточные, в просторечии – Молодости и Венечности, известные нам как планеты Зрелости Человечества, они заселяются в основном одухотворенными душами других пяти Лучей.
Процент поступления душ землян весьма и весьма низок. Этот факт, как сообщил редакции компетентный источник, пожелавший остаться неизвестным, свидетельствует о неблагополучии в Колыбели и вызывает серьезное беспокойство в Резиденции. И днями ожидается решение об отправке на Землю чрезвычайной экспедиции, которая будет укомплектована пятьюдесятью выпускниками Высшей Школы Удостоенных.»
Это был редакционный врез к репортажу. Пытливый ничего нового в нем не почерпнул. Но он представил себе массу обывателей, для которых такое сообщение звучало, как гром в ясный день. Ведь их предки, ушедшие в Кругооборот, могут зачаться в колыбели шестого Луча. А там будет им плохо. Да и сами они не сегодня так завтра отправятся в тот же путь. И никто не застрахован от шестого Луча. Никто не даст гарантии, что они не окажутся на Земле. Уходить из рая Венечной – туда?.. Боже упаси! И первое, что приходит им на ум, так это отправить в канцелярию Всевышнего запрос. Пытливый представил себе лавину писем, что обрушатся на Резиденцию. Он покачал головой и принялся за репортаж.
«…И вот я на задворках миров, – писал журналист. – На начальной ступени шестого Луча. В колыбели человека планеты Земля. Наружность Хомо Сапиенса благообразна. Справедливости ради скажу: земляне симпатичны. Соблюдены пропорции и симметрия. Функционально они в достаточной мере целесообразны, а в глазах можно обнаружить следы разума. Их, впрочем, не без труда обнаружишь и в глазах собак. Я безусловно далек от мысли отождествлять разум этих милых созданий.
Однако подобная параллель возникла у меня невольно. Из анализа поведения тех и других…
…В отношении землян в глаза прежде всего бросается зависть, подлость и лютая друг к другу злоба. Разумность этих милых тварей или, если хотите, степень их интеллекта, как правило, проявляется в изощренности и изобретательности того, как прикончить себе подобного, обмануть его, затоптать. Во всем виден страшный оскал насилия. Морда войны. И в племенах близких друг к другу людей, и между племенами. За четверо суток по ВКМ /384 земных дня/ я был свидетелем 274 кровавых схваток. То есть, на одни земные сутки, равные нашим пятнадцати минутам, приходилось свыше семидесяти побоищ, которые унесли жизни десятков тысяч человек. Излишне, наверное, говорить читателю, что это были преждевременные и мучительные смерти.
Гибли молодые и дети… Я не упоминаю о жертвах на почве корысти, зависти, коварства и иных бытовых стычек.
Расскажу о двух, наиболее потрясших меня баталиях…»
Пытливый судорожно сглотнул. Нет, журналист не привирал. Его статистика не плод досужей фантазии. Картина на самом деле именно такова.
Пытливый не стал вдаваться в живописания кровавых баталий. Он вдоволь насмотрелся на них. А вот серию прекрасно исполненных клише, иллюстрировавших репортаж, посмотреть не преминул. Разглядывал внимательно. Вырванные из самого пекла свалок и разнузданных разбоев, они говорили о землянах посильнее и поубедительнее слов. Репортер снимал так, словно смотрел на все глазами Пытливого.
Это были нелюди. Вот один из них слизывает с руки кровь убитого им младенца…
Пытливый отводит глаза и, пропустив большой кусок текста с описанием убийств, продолжает читать дальше.
«…Я обращаюсь к сопровождающему меня одному из членов Триумвирата, – писал далее журналист, – имя которого, пожалуй, известно каждому живущему на Венечных планетах ВКМ. Это Мастер Верный. Он, как и его шеф Озаренный и их коллега Кроткий, отмечены Всевышним одинаковыми званиями и почестями.
– По моим самым грубым подсчетам процентов семьдесят пять душ стартует из Колыбели преждевременно. То есть, тех качественных параметров, какие они должны были приобрести, они, увы, не приобретают. Поэтому, Мастер Верный, хотелось бы от вас получить ответы на несколько вопросов, которые интересуют нашего читателя…
Не вызовет ли такой мощный поток поступления нерафинированных душ на Промежуточные планеты шестого Луча эпидемий аморального характера, которых там и так хватает?
– Ваши опасения понятны. И подсчеты точны. Именно исходя из этого, мы предприняли ряд мер. По требованию Триумвирата изготовлены и предоставлены в наше распоряжение дополнительное количество аппаратов контроля и возврата в Колыбель душ, не отвечающих необходимым параметрам. Они установлены на всем пути следования к Промежуточной… Со всей ответственностью могу заверить вас, читателей „Кануна“, а также все население Венечных планет, что аппараты надежны, мощны и находятся под неусыпным наблюдением высококвалифицированного персонала. Так что боятся эпидемий на Промежуточной не следует.
– Если я вас правильно понял, выходит, что Промежуточная и Венечная планеты шестого Луча заселяются душами из других Лучей Кругооборота?
– Так оно и есть. Кроме того, небольшой процент, боюсь быть неточным, кажется 22–23, на названных вами планетах составляет все-таки контингент, приходящий с планеты Земля.
– Не приведет ли это к перенаселению, что, как вам известно, чревато сокращением срока пребывания Хомо Сапиенса у родного очага?
– На то наша группа и создавала шестой Луч Кругооборота жизни, чтобы сократить срок. Но не тот, что вы имеете в виду. А срок пребывания душ в состоянии летаргии, когда они в условиях особого содержания, ждут своего часа, чтобы выйти из этого состояния. Чтобы явиться в тот или иной мир того или иного Луча и… жить. И ждут они своей очереди подолгу. И ждут по одной причине. По причине безопасности – как бы не перенаселить ту или иную планету.
– Мастер Верный, обвальное самоистребление, происходящее у нас на глазах, красноречивее слов свидетельствует об обреченности привнесенного сюда человечества. Непредвиденной обреченности… Не склонны ли вы в связи с этим полагать, что наблюдаемый нами безрадостный процесс – результат изначальной ошибки – в неправильном выборе места устройства Земли?
– Позвольте напомнить вам истины, которые, очевидно, вы не принимаете в расчет. В развитии человечества, равно как и звездных систем, заложен процесс и самоуничтожения. Науке известны случаи, когда в так называемых Колыбельных и Промежуточных планетах срабатывал механизм самоуничтожения. Но это был результат естественного развития. Иссякали ресурсы ископаемых и атмосферы, одряхлевали защитные функции природы, скудела почва, учащались периоды войн… Резиденция готова была к этому. Если вы помните из истории, то и альфийцев, и жителей других Начальных и Промежуточных планет остальных трех Лучей Кругооборота жизни мы переправляли в заранее подготовленные для них места. Сейчас, например, Резиденция ведет интенсивную работу по эвакуации населения, проживающего на Колыбельной планете пятого Луча…
А здесь, на Земле, мы оказались в условиях, так сказать, нештатной ситуации. Почему она возникла, надо разобраться. Мы ищем причину. Вместе с тем я твердо могу сказать, она никакого отношения к якобы неправильному выбору места для устройства Земли – не имеет. Поверьте мне на слово. Земля понадежней всех Начальных, находящихся на остальных пяти давно действующих Лучах. Мы что-то не учли или не приняли во внимание. Оно-то и давит на психику землян и вызывает в них нежелательные реакции.
Так что будем искать. И будьте уверены – найдем. И поправим.
– Мастер Верный, если не возражаете, последний вопрос. Он может показаться некорректным. Наш читатель, как вы знаете, взыскательный… У него тоже может возникнуть такая мысль…
Вскоре после открытия охранного колпака, под которым в телах Хомо Сапиенса Земли адаптировались привнесенные души, Всевышний отстранил от работ вашего бывшего шефа Строптивого. Возможно, что возникшая ныне ситуация была той самой причиной, по которой убрали Строптивого?
Кроме того, предчувствуя отставку, Строптивый, досконально разбиравшийся в механизме программы землян, с целью будущего своего возвращения под крылышко Всевышнего, мог изменить в нем кое-что. И сейчас вот только аукается.
– Не скрою, вопрос ваш и прямо-таки дикое предположение для меня крайне неприятны… Однако без ответа я вас не оставлю.
Идею, подчеркиваю, идею о переделке пятиконечной системы ВКМ в шестиконечную впервые высказал наш коллега Кроткий. Авторами же создания всего того, что вы видите, – прекрасной планеты, изумительной природы с богатейшей фауной и флорой, и симпатичных двуногих разумных особей – были мы четверо. Душой же всего дела был наш шеф Строптивый. Львинная часть всего делалась именно им. Разумеется, под ненавязчивым, но постоянным патронажем Всевышнего.
Пока мы здесь занимались делом, „Канун“, если вы помните, как провинившийся мальчик, склонил голову перед всем тем, что вы видите и что считал неосуществимым. Насколько я помню, Строптивый, после окончания работ, поместил на страницах вашей газеты статью, в которой весьма тактично отхлестал ваш вечно сомневающийся журналистский корпус. Не так ли?..
Что касается подозреваемого вредительства со стороны Строптивого… Это, скажу я вам, равносильно тому, что вы каждому из нас троих – Озаренному, Кроткому и мне – дали пощечину. Запомните, Строптивый был гордой и сильной личностью. И Всевышним он почитался как старший сын…
…С этого момента Мастер Верный отказался сопровождать меня. Но от этого на задворках шестой лучше не стало. Покидая Колыбель землян, я продолжал видеть все ту же неприглядную картину – люди захлебывались в насилии, крови и ненависти – какая, впрочем, и подобает задворкам.»
3. Инженер Строптивый
Пытливый перевел незаметно для него участившееся дыхание. Словно его прилюдно истязали, а он задыхался от вопиющей несправедливости и обиды. Каждая строчка этого начиненного ядом репортажа била хлестко, больно. Хотя к нему лично этот материал никакого отношения не имел. Пытливый представил себе, как эта публикация могла ранить Мастеров. Он поцыкал и снова уселся на пенек рядом с Камеей. А пенек был пуст. Пытливый не заметил, когда она успела покинуть его.
– Ты что не слышал? – толкнул в плечо Дрема.
– Что не слышал?
– Мы, я, ты и еще тринадцать практикантов, будем работать под патронажем Озаренного. Пошли на инструктаж. Позвали.
Камея стояла в группе ребят, обступивших Верного. «Значит, нас разлучили», – вяло подумал он и поплелся вслед за Дремой.
Озаренный что-то говорил, но до него ничего не доходило. Пытливый все еще находился под впечатлением репортажа. Борзописец, конечно, написал зло. И, как ни крути, во многом был прав. Но передергивал. Без этого они не могут. И очень уж напирал на Строптивого. Хотя, насколько Пытливый помнил, в «Истории создания Шестой», роль Строптивого нисколечко не умалялась. В ней, в частности, писалось буквально следующее:
«Существующая пятиконечная система Кругооборота жизни требовала коренной перестройки. Она работала с перегрузкой. Увеличение численности душ сокращало пребывание их на Венечных планетах ВКМ и негативно сказывалось на тех, кому подолгу приходилось задерживаться в переходных шлюзах, ведущих из одного мира в другой. Заложенные в них программы устаревали…
…Проект шестиконечной системы предложила группа молодых ученых – специалистов. Среди них: инженер по созданию материи и планет Строптивый, специалист по генетике микромиров Озаренный, специалист по Пространству-Времени Верный и биоинженер по всем видам биоформ Кроткий…
…Проект вынесли на обсуждение к Всевышнему, в Совет Избранных. Защищал его Строптивый…
Вызывал сомнение выбор района прохождения Луча от Начальной до Венечной. Место, по мнению большинства Избранных, было выбрано неудачно. В службе ВКМ этот район значился как один из коридоров, куда сбрасывался строительный мусор. Кроме того, по имеющимся сведениям, там отсутствовали элементарные условия для создания атмосферы, которая бы обеспечивала жизнедеятельность планеты, функционирование ее живой природы.
… С неожиданной легкостью Строптивый опроверг возражения о невозможности создания необходимой атмосферы. Он представил чертежи и схему, повергшую Избранных в изумление своей простотой и оригинальностью. Решение было на редкость остроумным и вполне реальным для осуществления…
…После устройства Солнечной системы Всевышний вместе с авторами дерзкого проекта, в течение шести дней по ВКМ создали на Шестой все то, что мы называем планета Земля…
…Спустя несколько лет после заселения Земли Строптивый по решению Совета Избранных за поведение, не отвечающее нормам морали ВКМ, был отстранен от работы на Шестой…»
Никаких объяснений не давалось. И что он там такое натворил, не говорилось. В научных кругах ходил слух, что Строптивого отправили на Альфу, где он возглавил Службы Всевышнего, а вскоре будто бы ушел в Кругооборот. Насколько этот слух соответствовал действительности, Пытливый не знал. Но знал твердо – такой человек напортить делу не мог. Репортер домысливал…
– Вы где, Пытливый?! – вернул его в реальность строгий голос Озаренного.
– Здесь, – промямлил слушатель.
– Наденьте нимб! – приказал Мастер. – Я говорю на волне, не подвластной слуху землян.
Действительно, свой одноярусный нимб, как ни странно, он держал в руках. Когда он его снял, Пытливый не помнил. Нахлобучив его, он тут же услышал голос Патрона:
– … без моего разрешения никаких экспериментов. Каждую возникшую версию, если она требует проверки, по возможности согласуйте со мной. В мое отсутствие подходите к любому из членов Триумвирата… У меня все. Желаю удачи.
Пытливый посмотрел на часы. Совещание длилось недолго – шесть дивных летних земных ночей и столько же рассветов. А дома, по ВКМ, прошло всего-навсего полтора часа. Пытливого всегда удивляла разница во времени, а тут она была прямо-таки фантастической.
«Потрясающе», – сказал он себе и направился к Камее, чтобы вместе, где-нибудь в укромном уголке посмотреть видеозаписи триумвирата. Но не успел он сделать и трех шагов, как его остановил окрик Озаренного.
– Коллега Пытливый, не могли бы вы уделить нам пару минут?
«С чего бы?» – подумал практикант и решил, что из-за художеств с Ареско.
– Сейчас, – отозвался он и, повернувшись к Камее, попросил ее подождать.
– Я буду на берегу, – сказала девушка.
– Понял, – сказал он и обреченно, как на заклание, пошел к Мастерам.
Пытливый чувствовал на себе их пристальные взгляды. Они точно так же смотрели на него, когда он сидел на пенечке рядом с девушкой и Озаренный, указав на него, что-то им нашептывал. А может, подумал он, их вызов связан не с его «боевой» операцией, а с Камеей?
Догадки возникали одна за другой. Он терялся в них. Знай, что они хотят, было бы легче. Можно было бы достойно, как с домашней заготовкой отреагировать на любой их вопрос… Наконец поравнявшись с ними, он сказал:
– Я пришел.
Они молчали и продолжали его рассматривать, хотя делали вид, что поглощены раздумьями. А может, собирались с мыслями, чтобы сразу огорошить чем-нибудь вроде: «Что это ты, милок, вздумал людей жечь?»
4. Мама
– Я пришел, – повторил Пытливый.
– Ну и хорошо, – сказал Озаренный и, сделав паузу, словно собравшись с духом, спросил:
– Ты извини, пожалуйста, но нас интересует, кто твой отец?
Вопрос сшибал с ног. По привычке все взвешивать, он перебирал в уме варианты ответов. Хотелось просто отрезать: «Мой отец Всевышний». Но он его выбраковал. Такой ответ не подойдет. На ВКМ считают, что они – Озаренный, Верный и Кроткий – действительно Его сыны. И «сын Всевышнего» воспринимается гражданами Венечных не как кровное родство, а как неофициальное и очень чтимое обращение к человеку, облеченному Его доверием. Пойди потом докажи, что он не надерзил, а в свои слова вкладывал совсем иной смысл. Мол, для него, безотцовщины, отцом может быть только Всевышний.
Вобщем, пока Пытливый раздумывал, губы его сами выцедили:
– То есть?..
– Как зовут? Чем занимается? Где живет? – уточнил Озаренный.
– У меня нет отца.
– То есть?! – непонятно от чего взволновавшись, выдохнул Кроткий.
– Я его никогда не видел. Впрочем, как и он меня. Мама не раз говорила, что папа пропал без вести. Он не знал даже, что она беременна мной.
– Вот как!? А чем он занимался мать говорила? – буравя глазами Пытливого, с пристрастием следователя, спрашивал Верный.
– А что это вас так интересует? – растерянно глядя на странно застывших в оцепенении Мастеров, сказал он.
– Потом объясним. Отвечай! – потребовал Озаренный.
– Мама у меня такая выдумщица. Она несколько раз говорила…
Пытливый смущенно потупившись, умолк.
– Ну что? Что говорила? – с явным нетерпением торопил Озаренный.
– Это ее выдумка, Мастер. Она его, видимо, очень любила и придумывала о нем бог весть что.
– Что придумывала?! Ты можешь говорить вразумительно?! – повысил голос Верный.
«Да что это они, – подумал Пытливый, – с ума сошли что ли? На что им сдался мой отец и что им за дело, о чем рассказывала мне мать? Неудобно даже повторять ее сказку…»
– Видите ли, это была сказочка для ребенка, спрашивающего: «Кто его папа?»
– Пытливый, ты из нас душу вытягиваешь! Выкладывай сказку! – приказал Озаренный.
– Суть ее в том, что отец был Его любимчиком, – Пытливый робко указал пальцем вверх.
Мастера молниеносно обменялись между собой взглядами.
– Это уже что-то, – серьезно говорит Озаренный и вкрадчиво, словно чего-то боясь вспугнуть, спрашивает:
– Маму зовут не Чаруша?
– Чаруша, – кивает Пытливый, и спохватившись, хочет спросить, откуда он знает.
Озаренный, однако, не дает раскрыть ему рта.
– Имя отца она называла?
– Называла. Странное имя… Ведун.
– Где она живет? Чем занимается?
– Зачем это вам?
– Отвечай, прошу тебя. Потом объясним.
– Мама – модельер. Никакого отношения ни к науке, ни к нашему делу не имеет. А жили мы всегда на Венечной третьего Луча.
– Сейчас она там?
Пытливый кивнул. Наступило долгое молчание, которое нарушил Верный.
– Соедини нас с ней. Немедленно! – резко приказал он.
– Да! Да! – воскликнул Кроткий и многозначительно добавил:
– Только так!
Пытливый не знал, что думать и что они хотят от него и его матери.
– Давай, давай, парень, – поторапливал Озаренный.
– А как? Я не могу.
– Успокойся, Озаренный. Он действительно не может. У него же одноярусный нимб, – говорит Верный.
– Я совсем потерял голову, – соглашается он. – Возьми мой и вызывай город. Настойчиво. Моим именем. Без стеснения, – явно возбужденный распоряжался Озаренный.
– Который час там? – интересуется Пытливый.
– По ВКМ десять тридцать. Там самый разгар рабочего дня, – сказал кто-то из Мастеров.
Пытливый представил, какой в городе поднимется переполох. По видеоканалу Избранных сам Озаренный, почитаемый за сына Всевышнего, требует Чарушу…
Какие-то незнакомые люди с выражением недоумения и растерянности смотрят на Пытливого, Верного и Кроткого. «Ее ищут», – говорят они и просят извинения за задержку.
Сначала он слышит мамин голос:
– Тут какая-то ошибка, – кричит она, а потом, вдруг сникнув, шепчет:
– Может, что случилось с Пытлей?
И вот она.
– Она!.. Это – она! – в самое ухо Пытливому выдыхает Озаренный и, дергая его за рукав, по-мальчишески шипит:
– Отдай мой нимб.
– Потерпи, – просит Кроткий, – пусть мальчик пообщается.
– Вот и я, мама! – выкрикивает он, не слыша своего голоса.
– Здравствуй, сынок! С тобой ничего не случилось? Где ты?
– В командировке. Все у меня хорошо. Просто представился случай связаться с тобой, и я его не упустил…
– Ты же весь город всполошил, мальчик мой. По такому каналу с нами соединяются самые-самые. Избранные. И по чрезвычайным поводам.
– Повод чрезвычайный, – пробухтел, стоявший рядом Верный.
– А это кто… – последней фразы – «с тобой» – она уже не выговорила. Взмахнув в испуге руками, она бледнеет и скорее стонет, чем произносит:
– Сердитый Воин…
– Он, он, – говорит Кроткий.
Чаруша переводит взгляд на подтвердившего ее слова и, как от полученной внезапной раны, доставившей ей больше удовольствия, чем боли, протяжно выпевает:
– О-о-о!.. Ты ли, Томный!?
В это время Озаренный срывает с Пытливого нимб и, надев его, как сумасшедший вопит:
– Чаруша! Чаруша! И я, Багровый Бык, тоже здесь.
Смеясь и плача Чаруша бросается к ним.
– Мальчики!.. Мальчики мои родные…
Она гладит экран с улыбающимися ей лицами мужчин. Целует их.
Они жадно оглядывают друг друга. Хохочат. А сквозь смех тусклыми змеиными чешуйками мерцает глубокая печаль.
Мужчины не плачут. За них плачет Чаруша. А сквозь слезы бриллиантовыми камушками сверкает восторг. Радость узнавания. Счастье встречи.