Сон в летнюю ночь для идеальной пары. Роман

– Я знаю секрет вечной юности, – рассмеялась она.

– Скорее уж, вечного детства! – проворчал Виктор и, примеряясь, обошел вокруг дерева. – Слезай!

Она нахмурила брови и сказала строгим тоном Власты Эрастовны:

– А ты обещаешь вести себя прилично?

– Всё! Мое терпение лопнуло!

Он ухватился за нижнюю ветку и, подтянувшись, полез наверх. Лиза сразу же перестала веселиться и перебралась повыше.

– Все равно же достану! – пообещал он, почти коснувшись ее ноги.

Она попятилась. Раздался хруст сухой ветки, треск рвущейся ткани… и Лиза, вскрикнув, полетела на землю. Его сердце упало вниз вместе с ней.

Спрыгнув с дерева, Виктор приземлился рядом и начал тормошить, стараясь поймать ее взгляд.

– С тобой все в порядке? Чем ты ушиблась? Голова не болит?

Лиза провела рукой по лбу и тряхнула кудрями.

– Ничего себе! – пробормотала она, поднимая глаза туда, где на трехметровой высоте повис зеленый лоскуток, который пару минут назад был частью подола ее сарафана.

Виктор с облегчением вздохнул:

– Фу ты! У меня чуть сердце не разорвалось! Идти можешь, космонавтка?

Он подал ей руку. Лиза поморщилась и попыталась подняться, но тут же, охнув, осела обратно на траву.

– Ногу больно, – пожаловалась она.

Ее левую коленку украшал огромный кровоподтек, а голеностопный сустав выглядел немного неестественно. Гордеев присел и осторожно дотронулся до ее щиколотки. Лиза побледнела.

– Слушай, а дело-то серьезное! – не на шутку перепугался он, озабоченно осматривая ее раны. – И, кажется, есть только один способ доставить тебя к врачу.

Виктор подхватил ее на руки и даже удивился тому, как легко это сделал. Лиза доверчиво прижалась к его плечу, и он сразу же почувствовал всю ее хрупкость и беззащитность.

Когда Гордеев внес Лизу в спортивный зал школы, все разговоры разом стихли. Снежана, которая делала к вечерней дискотеке новую прическу, застыла с поднятой вверх прядью и, окинув пристальным взором Лучинскую, злорадно констатировала:

– Допрыгалась!

Не обращая внимания на пронесшийся шепот, Виктор уложил Лизу на одеяло и коротко распорядился:

– Нам нужен врач!

– Я за мотоциклом! – моментально среагировал Лихаманов и испарился.

Клементьев и Задорин, которые до этого вторжения мирно играли в шахматы, почти сразу оказались рядом с Лизой. Первое, что бросилось в глаза Сашке – это разорванный подол сарафана и кровь на ее ноге. Ненависть закипела мгновенно.

– Что ты с ней сделал, подонок?!

Сашка схватил Гордеева «за грудки», и Олег едва успел перехватить его занесенный кулак.

– Подожди ты, Шурик! Сначала же нужно разобраться!

– Да что вы, с ума все посходили? – закричала на них Лиза. – Мне и так больно, еще не хватало вас разнимать!

Олег втиснулся между Сашкой и Гордеевым. Тимур подошел и встал рядом с Виктором. Вокруг собралась толпа, и больше дюжины глаз уставилось на Лучинскую. Стараясь смотреть только на своих друзей, она слабо улыбнулась:

– Ребята, вы не поверите, но я упала с дерева!

– С какого еще дерева? Зачем ты его выгораживаешь? – действительно не поверил ей Сашка, выплеснув поток ненависти в сторону соперника.

Олег заинтересованно пригляделся к Лизиной окровавленной коленке: рана была рваной, и вряд ли Гордеев тащил ее через чащу леса…

– Шурик, послушай ее, – тихо посоветовал он другу. – Она говорит правду.

– Конечно! – Лиза добавила в голос бодрости и затараторила. – Я хотела нарвать орехов, но на дереве оказалась сухая ветка, я на нее наступила…

– …а Гордеев, разумеется, случайно гулял под этим деревом и поймал тебя! – ехидно передразнила ее Белянская.

– Если бы я ее поймал – она не сломала бы ногу! – испытывая чувство вины, проговорил Виктор. Наверное, он и вправду был виноват: увлекся.

– Вряд ли это перелом, скорее похоже на вывих, – засомневался Олег и, присев рядом с «пациенткой», приказал со знанием дела. – Ну-ка, пошевели пальцами!

Лиза прикусила губу и выполнила требуемое действие.

– Я же говорю: вывих! – торжествующе подтвердил свой диагноз Клементьев. – А коленка – ерунда! Думаю, даже зашивать не придется. Сейчас перевяжем – и всего-то делов!

Лиза нерешительно предположила:

– А сустав тоже сможешь вправить?

– Не знаю, – смутился Олег. – Я же не волшебник, я только учусь…

– Где тут пострадавшая? – прогремел у входа голос Эдуарда Андреевича.

По-видимому, новость распространилась и до беседки школьного сада, где проводили время учителя.

– Что случилось? – засуетилась Евгения Юрьевна и, увидев плачевное состояние Лизы, побледнела больше своей ученицы. – О, Господи!

– Тише, Женя! Сейчас разберемся! – энергично скомандовал Журавский, но одного взгляда на Лизину ногу оказалось достаточно, чтобы он посерьезнел. Олег изложил свою версию.

– Лиза, у тебя действительно вывих, – согласился преподаватель, обследовав сустав.

– Гришка поехал за врачом, – сообщила Лучинская. Она стала уже белее снега. Нога жутко болела и начала отекать.

Эдуард Андреевич посмотрел на часы.

– Шесть вечера, воскресенье. Вряд ли в местной поликлинике кто-то есть, а до районной больницы – три часа езды. – Он задумчиво что-то прикинул. – Когда мы с друзьями сплавлялись по реке, я такого насмотрелся… И конечности ломали, и суставы приходилось вправлять… Так что, если ты разрешишь – я, как опытный костоправ, сумею починить твою ногу. Ты мне доверяешь? – бодро улыбнулся он.

Лиза мужественно кивнула.

– Будет немного больно. Потерпи, – предупредил Журавский, опускаясь на колени на ее одеяло, и выжидающе спросил. – Готова?

Лучинская судорожно уцепилась за ладонь Виктора и закрыла глаза. Крепко захватив одной рукой ее голень, другой – основание стопы, Эдуард Андреевич резко дернул, вправляя сустав. И Лиза первый раз в жизни потеряла сознание.

– И что же было дальше? – нетерпеливо поинтересовалась тетя Люся, перебирая морские камушки.

Волны облизывали песок пляжа, море сияло яркими бликами. У линии прибоя трехгодовалые двойняшки, сыновья тети Люси, с хохотом стреляли из водяных пистолетов в двоюродных сестер, Катю и Аню.

Отпуск на берегу моря был непременным атрибутом лета, и семья Лучинских каждый год проводила несколько недель в Славянке, в гостях у сестры Ольги Михайловны. Людмила была на одиннадцать лет моложе Ольги и ровно на одиннадцать – старше Лизы, поэтому приходилась подругой им обеим.

Лиза перевернулась на спину.

– После того, как я упала с орехового дерева? – продолжила она свой рассказ, прикрывая глаза шляпкой. – Наш преподаватель, который оказался по совместительству доктором Айболитом, пришил мне новую лапку – и теперь я, как новенькая!

Лиза помахала в воздухе ногой, на которой еще красовался заживающий кровоподтек, и призвала присутствующих убедиться в ее полной исправности.

– Не слушай ты ее, Люся! – вмешалась в разговор Ольга Михайловна. – Ты не представляешь, что я пережила! Звонит мне на работу некто, представляется Лихамановым Федором Борисовичем и говорит: «Вы только не волнуйтесь, с Вашей дочкой все в порядке, но ее надо отвезти домой, а то она ходить не может»!

– Ой, мама! Просто все мужчины – паникеры! – беззаботно отмахнулась Лиза. – Это Гришка дядю своего напугал – вот он и стал тебе звонить. А я вполне могла и на поезде со всеми доехать, не обязательно было папу на машине присылать. Наши ведь только сегодня домой возвращаются!

– Лежи уж! Отдыхай, источник паники! – усмехнулась мама. – Кто до сих пор хромает? Я, что ли?

– Никак не возьму в толк: что ты делала на этом дереве? – пожала плечами тетя Люся.

Племянница тяжело вздохнула:

– Сколько же можно повторять? Орехи рвала! Яблоки там, вроде, не растут!

– Какие могут быть орехи в июне? – недоумевая, проговорила Ольга Михайловна.

Ее дочь постаралась оправдать свои действия:

– Я всего лишь хотела проверить: доспели они или нет?

– Вряд ли орехи созреют в это время года, – хитро улыбнулась тетя Люся. – А вот ты, юная натуралистка, уже в полном порядке! У тебя полный дом женихов, а ты все по деревьям лазаешь!

– Вот и я говорю, что давно уже пора вести себя соответственно! – подхватила Ольга Михайловна и вдруг осеклась. – Каких еще женихов? Люся, ты преувеличиваешь! До окончания института – никаких женихов! Лизе учиться надо, а замуж она всегда успеет!

Мама натянула дочке шляпу на самый нос, Лиза поправила ее и, переглянувшись с тетей, хихикнула.

– Можно подумать, она нас спрашивать будет! – резонно заметила Людмила Михайловна. – Придет ведь однажды домой, как я, и скажет: «Предки! Я замуж выхожу!»

Журавский едва отыскал на железнодорожном вокзале работающий телефонный аппарат. Откомандировав Женю «пасти» подопечных на автобусной остановке, и, «стрельнув» у нее двухкопеечную монету, он отправился звонить Марии Васильевне.

– Тетя Маша? Привет! Да я, я! – снисходительно рассмеялся он в ответ на восторженные восклицания тетушки. – Мы уже приехали, но у меня к тебе просьба: ты двери мне не открывай, ладно?.. Нет, я не шучу! Так надо. Сделай вид, что тебя нет дома или… еще лучше, и вправду, сходи в гости к своей Анне Ивановне – тогда и в шпионов играть не придется… Нет, мне не нужна квартира. Я вообще вернусь завтра утром, ты меня не теряй… Это секрет… Ну, ладно, ладно, уговорила, скажу. Хочу сделать ей предложение! Тихо, только без эмоций, рано еще. Ну, все, пока. Завтра увидишь меня счастливым человеком.

Женя, насупившись, сидела на дорожной сумке.

– Ну, где ты ходишь? Мы уже два автобуса пропустили! – недовольно проворчала она. Каждая минута, отделяющая ее от родного душа, казалась ей пыткой.

Журавский протянул ей «двушку», отвоеванную у телефона молниеносной реакцией.

– Держи. Я не дозвонился.

Леднева махнула рукой, сейчас ей было все равно.

Возле школы компания, которая провела вместе две недели, рассталась. Ребята отправились по домам, учителя – тоже. На знакомой лестничной клетке ничего не изменилось, но близость милого гнездышка со всеми удобствами чуть не заставила Женю прослезиться.

– Все! Больше я из города – ни ногой! – пообещала она, отпирая заскучавший без хозяйки замок.

Журавский позвонил в дверь тети Маши и с облегчением признал, что она умеет держать обещания: никто не ответил.

– Женя, у меня нет ключей.

Сыграть растерянность для Эдуарда ничего не стоило. Евгения сначала даже не поняла. Она стояла на пороге своей квартиры и уже мысленно включала кран горячей воды.

– Что?

– Я не взял ключи. Тети Маши нет дома. Ты приютишь усталого путника? – Он затаил дыхание, но соседка поступила так, как и было предписано его сценарием.

– Боже мой, ну конечно! – гостеприимно распахнула она дверь пошире. – Эдик, ты извини, я что-то туго соображаю. Эта полуночь-полудорога, плацкартный вагон, Тимур, который до утра издевался над твоей гитарой… Как я все это вытерпела?

Он посмеялся и хотел сказать, что споет ей сам, и гораздо лучше Тимура, но Женя даже не взглянула, как он закрыл входную дверь. Сбрасывая на ходу тенниски и ветровку, она устремилась в сторону ванны.

– Я в душ! Первая! – объявила она, и Журавский догадался, что сейчас ее сможет остановить разве что землетрясение.

Двадцать минут спустя родившаяся заново Евгения осторожно тронула его за плечо. Эдуард, умевший отключаться в любых спартанских условиях, дремал в кресле, подложив под голову штормовку.

– Эдик, ты сейчас ляжешь спать или пойдешь в ванную? – тихо спросила она. – Я постелю тебе здесь, на диване.

Он моментально открыл глаза. Она была одета в футболку и шорты, а совсем не в кружевной халатик, как рисовали ему краткие, но содержательные сновидения.

– Да, я лягу. Но сначала – тоже в душ.

Журавский стал расстегивать рубашку, и Женя вышла в соседнюю комнату.

– Держи! – бросила она ему полотенце, появляясь из спальни со стопкой постельного белья.

Он поймал полотенце на лету и перекинул его через плечо, загорелое и мускулистое. Женя отвела глаза в сторону.

На водные процедуры хватило пяти с половиной минут, и он появился из душа с мокрой головой и в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер. Женя стояла к нему спиной и еще встряхивала одеяло, расправляя складки на пододеяльнике. Диван разложен не был, впрочем Эдуард на это и не рассчитывал.

– Приготовить что-нибудь поесть? – не оборачиваясь, поинтересовалась она.

Журавский поморщился.

– Нет, попозже. Я сам.

Он подошел к ней сзади и обнял, стараясь быть предельно нежным. На ее плечо упала капля с его волос.

– В ванне есть фен, – пробормотала Женя, не зная, как вести себя дальше.

Он поцеловал ее в шею.

– Жарко, и так высохнет.

Она хотела возразить, что сегодня утром было всего семнадцать градусов, но тут ей тоже стало жарко. Женя вдруг поняла, что из всей одежды на нем – только полотенце, да и то совсем не скрывает явных признаков его мужского к ней расположения. Его рук хватило, чтобы обвить ее в полтора раза. Ладони Эдуарда скользнули от ее талии вверх, большие пальцы обвели окружность Жениной груди, а потом он потянул из шортиков ее футболку.

– Эдик, подожди, – прошептала она.

Он развернул ее к себе лицом.

– Ты не можешь упрекнуть меня в том, что я мало ждал. Год назад ты вышвырнула отсюда идиота, который пытался облапать соседскую девчонку. Идиот поумнел, и девчонка ведь больше не будет драться? – Эдуард улыбнулся, стараясь зажечь в ее глазах ответную улыбку. – Сегодняшние я и ты – это ведь совсем другое дело…

Женя кивнула.

– Я люблю тебя, – поцеловал ее он.

И она ответила:

– Я тоже…

Теплые ладони под одеждой на ее спине. Завитки темных волос под ее пальцами на его обнаженной груди. Он снял ее футболку через голову, и Женя тряхнула головой, поправляя челку. Ее грудь подпрыгнула, и его желание уперлось ей в живот. Какой недоумок сказал, что женская грудь меньше третьего размера – это не грудь? Кажется, он сам… раньше… Мало ли чего было в этом «раньше»?

Он почти уронил Женю на узкий диван и стянул с нее шорты вместе с трусиками. Его полотенце полетело в сторону кресла и упало на пол вместе с оставленной на подлокотнике рубашкой. Из ее клетчатого кармана с громким звяканьем вывалились ключи от квартиры тети Маши.

Женя, которая не могла этого не заметить, удивленно взглянула на него. Опасаясь упреков, он поспешил накрыть ее своим телом.

– Прости, любимая, я просто не мог дольше ждать.

Она неожиданно широко улыбнулась и спрятала смеющееся лицо у него на плече.

– Конспиратор! Режиссер! Эдик, ты заставляешь всех плясать под свою дудку?

– Нет, не всех, – у него отлегло от сердца: упреков не будет! – Только тех, кого люблю!

– И те, кого ты любишь… А-а-ах! – недоговорила она.

Ее вскрик совсем не был болью, скорее – неожиданностью. Она совсем уже забыла как это бывает. Да и вряд ли это когда-нибудь раньше могло быть так. Так сладко… так безоглядно… так неповторимо счастливо… Он понял и вдохнул ее новое «а-а-ах», соединившись с ней еще и губами. Медленный глубокий поцелуй… Медленное глубокое проникновение…

Уплывая по волнам его ласк, она вдруг вспомнила то, от чего романтический туман в ее голове моментально рассеялся. Первый ее роман оборвался на предположении о ее беременности, и, кто знает, вдруг и Эдик не захочет… Женя вынырнула из поцелуя.

– Эдик, подожди! – озабоченно попросила она, вновь испытывая на прочность его терпение. – Остановись, слышишь?

– Не могу, – прикрыл глаза он. – Теперь уже – точно не могу!

– Я должна сказать тебе… Это важно!

Ее тон был слишком серьезен для ситуации, и Журавский очнулся. Что существенного Женя может сказать ему в этот момент? Быть может, она запоздало решила признаться в том, что в ее жизни однажды уже был мужчина?

– У тебя куча скелетов в шкафу? – попытался он шуткой пресечь поток неуместной сейчас откровенности. – Женя, мне плевать на них!

– Эдик! – в ее голосе послышалось отчаяние, и он, все еще крепко обнимая, замер в ней, глядя в зеленые глаза сверху вниз. – Я хотела сказать… я… не принимаю противозачаточные таблетки. И, боюсь, что у меня дома нет… ну, ты понимаешь?

Ах, вот оно что!

– Презервативов? – услужливо подсказал Эдуард, и усмешка скривила его губы.

Да если бы они были нужны, разве бы он об этом забыл? Журавский приподнялся над нею на локтях и решил, что пора просветить любимую женщину по некоторым вопросам.

– Женя, контрацептивы нужны людям, которые не хотят заводить детей. А я рассчитываю, что моя жена родит мне сына… или дочку. Как думаешь, кто у нас получится?

– Ты делаешь мне предложение? – ахнула она.

Он кивнул:

– Самое официальное. Только можно на колени я упаду несколько позже?

В черных бархатных глазах ее мужчины отразилось озорное счастье, и Женя позволила ему подарить ей всего себя… до последней капли.

Глава 5

1989—1990 годы

На исходе лета Виктор Гордеев получил, наконец, возможность насладиться домашним уютом и маминой заботой, что было особенно приятно после жесткой дисциплины спортивного лагеря, где он провел июль и август. Отпив из высокого стакана апельсиновый сок, Гордеев обвел взглядом безупречный порядок своей комнаты, поддерживаемый матерью в его отсутствие, и вдруг обнаружил пропажу.

Фотография Лизы, сделанная им еще весной, украшала его письменный стол уже несколько месяцев. Уезжая в лагерь, Виктор не решился взять ее с собой, опасаясь настырных вопросов со стороны других ребят. Теперь фотография исчезла! Гордеев порылся в столе, перебрал несколько книг на полке и в одной из них нашел потерянное.

Лиза, в окружении ореола непослушных локонов, улыбалась ему со снимка. Не улыбнуться ей в ответ было просто невозможно! В последний раз они виделись еще в Ольховке, в тот день, когда Лизу забрал домой отец. Уехать с нею он не мог: впереди была еще почти неделя работы. Потом ее увезли куда-то на юг побережья, отдыхать, а он отправился в спортивный лагерь. Признаться честно, он жуть как соскучился!

После раннего отбоя делать в лагере было особо нечего. Предполагалось, что утомленные тренировками ребята будут просто отключаться, но молодые организмы сопротивлялись такому насилию. Далеко за полночь продолжались разговоры: парни болтали о своих подружках и хвастались любовными похождениями, большая часть которых была, конечно же, плодом их фантазии. Виктор посмеивался и думал о Лизе… и о себе.

Глупо было бы отрицать, что девушка действовала на него, как игристое вино: сначала становилось весело, потом сладко и, в конце концов, он терял от нее голову, как от изрядной порции алкоголя. Ее присутствие заставляло его совершать нелогичные поступки! А спонтанности Гордеев не любил, в его давно распланированной жизни просто не было для этого места!

Золотая медаль за окончание школы была только первым шагом, дальше его ждала Морская Академия и карьера капитана дальнего плавания. Он с детства бредил морями, и тот факт, что отец стал капитаном достаточно рано, только подстегивал его самолюбие. Виктор стремился во что бы то ни стало «переплюнуть» его достижения!

Еще год назад он твердо знал, чего хочет от жизни, но теперь в ней появилась Лиза. Забавная, своенравная, непредсказуемая… В воображении вдруг возникли ромашки и залитый солнцем луг… И тонкий запах ландыша от ее волос, и вкус ее поцелуев, и зеленая ткань сарафана, туго обтягивающая ее грудь… «Стоит мне только подумать о ней, как я начинаю сходить с ума!» – глубоко вздохнул Виктор, отгоняя видение.

А ведь он вел себя в тот день крайне необдуманно! Если бы Лиза не сбежала от него тогда… Если бы не дурацкое ореховое дерево и ее поврежденная нога – то он, вероятно, получил бы то, чего желал так страстно! Потому что Виктор Гордеев привык всегда добиваться своего! И сейчас… кто знает, какие проблемы предстояло бы ему решать сейчас? Не было никакой гарантии, что он смог бы «вовремя остановиться», да и вообще… этот способ предохранения от беременности действительно неэффективен! И Лиза вполне могла… В который раз при мысли об этом Гордеева прошиб холодный пот.

Ох, и наломал бы он дров! Ведь ему только шестнадцать, и он совсем не готов, как Тимур, забросить учебу и повесить на себя заботу о семье. Ранний брак и появление ребенка точно не входили в его планы! Но его отношения с Лизой развивались слишком стремительно.

– Кажется, нам с тобой пора притормозить! – подмигнул Виктор ее фотографии и поставил ее на старое место. Впереди ведь и вправду уйма времени, зачем торопиться?

В комнату вошла мама.

– С кем это ты разговариваешь? – настороженно спросила она и поставила на стол поднос с ужином.

– Да так…

Сын неопределенно махнул рукой, но его счастливая улыбка была адресована фотографии, которую Валентина Гордеева старательно припрятала, как только в июле за сыном закрылась дверь. Возвращение портрета этой легкомысленной девчонки совсем не порадовало хозяйку. Она напрасно надеялась, что снимок останется пылиться среди книг, и ее Виктор забудет о существовании какой-то там Лизы!

Сын был единственным смыслом существования Валентины Гордеевой, потому что кроме него у нее никого и не было. Бывший муж наслаждался обществом молодой жены, которая, по его словам, собиралась подарить ему нового ребенка. А Валентина все чаще чувствовала себя совсем одинокой. Вот и Витю, глядишь, окрутит какая-нибудь девица – только она сына и видела! Из-за затаенной на всех мужчин обиды от Валентины иногда доставалось и Виктору, но чаще она окутывала его своей ревнивой заботой, поощряя стремление сделать карьеру и не одобряя увлечений типа Лизы Лучинской.

– Витя! Тебе учиться надо, а не любовь крутить! – упрекнула она сына, многозначительно указав взглядом на портрет кудрявой девушки. – Ты должен помнить, что у тебя впереди выпускной класс, а потом вступительные экзамены…

– Знаю, знаю, – отмахнулся Виктор от старой песенки. – Разве ты дашь мне забыть об этом?

Глаза мамы в момент наполнились обиженными слезами.

– Не смей так со мной разговаривать! – всхлипнула она. – Я все-таки твоя мать и, между прочим, не бросила тебя, как папочка! Ему-то до нас и дела нет, а я всегда… все для тебя…

Виктор знал, что мама разбередила свою любимую рану, и теперь остановить ее будет совсем непросто. И он сделал то, что в таких случаях срабатывало всегда: обнял ее и погладил по волосам.

– Ну, не надо, мам! Ты у меня самая замечательная.

Из-за плеча сына Валентина скосила глаза на фотографию улыбающейся Лизы и торжествующе подняла брови. Вот! Пока что сын принадлежит ей! Ей одной!

– Кстати! – как бы невзначай сообщила мама. – Власта Эрастовна мне рассказывала, что постоянно видит эту твою… Лизу в компании двух молодых людей. Я не помню… Она называла фамилии… Кажется, один из них играл в вашем скандальном спектакле Фисбу!

– Задорин и Клементьев, – сразу понял Виктор, отпуская маму, и попытался чем-то оправдать Лизу. – Они ее друзья.

Попытка получилась неубедительная, потому что Гордеев и сам верил в это с большим трудом. Раздражение и досада, прозвучавшие в голосе сына, не укрылись от маминого внимания.

– Милый мой! – покачала головой Валентина. – Между мужчиной и женщиной не может быть дружбы! Только любовь… да и то – далеко не всегда!

В школьном дворе толпились выпускники, первоклашки и их родители. Для 10 «В» линейка на 1 сентября была в этом году последней, и это придавало мероприятию торжественности. Прочесывая отдельно стоявшие группы людей в поисках своего класса, Виктор столкнулся с Властой Эрастовной, которая так, между прочим, упомянула, что надеется на его более серьезное отношение к учебе и «даже не допускает мысли, что он ее разочарует». Пф! Замучила она его своими наставлениями!

Данное самому себе обещание не терять голову от Лизы Лучинской рассыпалось в пух и прах в ту секунду, как он ее увидел. Чуть вздернутый носик, блестящие кудри, короткая юбка… Что может быть привлекательнее?

Лиза, как ни странно, стояла среди других девчонок в стайке, которая окружала Евгению Юрьевну. Учительница математики, смеясь, отбивалась от вопросов о своей свадьбе. Галя Архипова держала ее правую руку и рассматривала обнимавшее безымянный палец Евгении Журавской золотое обручальное колечко – подарок Эдуарда Андреевича.

Лиза обернулась и, увидев Виктора, заискрилась улыбкой.

– Представляешь, они все-таки поженились! – подойдя к нему ближе, сообщила она новость. – Правда здорово?

Гордееву стало неловко. Она на что-то намекает? Думать про свадьбу для них – это пока рановато!

– Привет! – просто сказал он.

– Привет, – откликнулась она, погладив его лицо взглядом. На его левой щеке едва виднелся плохо вытертый след от губной помады.