Сибирская сага. Афанасий Бейтон

Жидкое варево из муки и лука уже много дней было основной пищей солдат, стрельцов и казаков. И это еще была еда. Жители молили о куске хлеба. Хлеб же выдавали только тем, кто рыл валы и укреплял стены на случай нового штурма. Из хлеба варили жидкую похлебку, чтобы обмануть голод. Но и это было не у всех. Умерших от голода свозили на окраину и хоронили в общей могиле. Только крест над холмом оставался в память о сотнях и сотнях несчастных людей.

Чтобы как-то отвлечься от постоянных мыслей о еде, в свободное время Бейтон все чаще закрывал глаза и представлял себе «русскую волю». Огромное ночное небо в звездах, теплый ветер, конь под тобой. А там, где небо сливается со степью, теплится малый огонек родного дома. Того самого, желанного дома, которого у поручика и не было никогда.

Порой он представлял себе свой полк. Не тот, в котором он служил сейчас, а будущий – его, Бейтона – полк. Идеально подобранные молодцы в синих мундирах с красными обшлагами. Вот они стоят длинным строем. А Бейтон на рослом коне объезжает своих орлов. Когда-нибудь это обязательно будет. В этом молодой офицер был уверен. Это отвлекало, возрождало силы и желание жить. Ну, по крайней мере, притупляло чувство голода, делало его не столь мучительным и постоянным, заставляло не думать об отеках на руках и ногах.

А в середине апреля ситуация резко изменилась. Вскрылся Днепр, и по нему к городу подошли казацкие струги с полками Золоторенко, запасом продовольствия. Помешать их высадке войска гетмана не смогли.

В начале мая, потеряв почти треть армии под Могилевом, Радзивилл и Госневский оставили город, отступив за Березину. Путь на Литву был открыт. Соединившись под Могилевом, русские отряды стремительным броском овладели Слуцком. После недолгой осады взяли Минск и, разбив в сражении Великого гетмана Литовского, вошли в Вильно.

***

Уже на подступах к Риге Бейтон получил предписание от генерала Лесли срочно прибыть в ставку под Вязьму. Причины столь срочного и, что греха таить, не особенно приятного распоряжения не объяснялись. Говорилось лишь, что это «воля Государева». Прочитав, поручик усмехнулся. Еще одна «воля». Сколько же их в России?

Впрочем, ему было не до смеха. Только-только забрезжил какой-то шанс на движение вверх. Полковник явно выделял его: часто советовался с ним, ставил в пример. Благоволило к поручику и более высокое начальство, боготворили солдаты. Казалось, что совсем немного – и это воплотится в новые звания, отличия, деньги. И выстроенное ценою стольких усилий положение теперь приходится бросать и ехать куда-то…

Тем не менее, с фатализмом, свойственным наемникам, он показал предписание полковнику и, передав роту (с солдатами прощался долго, как с родней), отбыл в направлении Вязьмы. Ехал он не один. То же предписание получил и поручик фон Менкен. Более приятного спутника было трудно пожелать.

Но из Вязьмы, где государь оставался по причине морового поветрия, случившегося в ту пору в столице, царский двор уже отбыл в Москву. Пришлось офицерам ехать вслед. Уже по зимнему тракту подъезжали они к столице Руси. Заканчивался 7164 год по русскому летоисчислению (от Сотворения Мира), или 1656-й от Рождества Христова.

Бейтон остановился в знакомой уже гостинице в Немецкой слободе. Фон Менкен предпочел квартировать у друзей. Теперь Альфред иначе глядел на маленькую Германию в Москве. Правда, и Москва на него смотрела иначе: когда он с товарищем приближался по улицам города к Яузе, на уверенного, богато одетого всадника глядели с уважением и опаской (не то что было еще совсем недавно, когда пеший и растерянный молодой человек с невидящим взглядом блуждал по улицам негостеприимной столицы). Это вдохновляло, и когда они въезжали на центральную улицу, именуемую по посаду Немецкой, копыта коня весело выбивали дробь. За это время число домов здесь увеличилось, несмотря на мор. Был выкопан пруд, возле которого на берегу стояло несколько лодок, по зимнему времени вытянутых на берег; высаженные за это время деревья были укутаны тряпьем.

Приведя себя в порядок, надев новый кафтан, указывающий на принадлежность к полку, Бейтон вместе с Отто отправился в Кремль – средоточие российской власти. Зимняя Москва понравилась ему больше летней. Хоть мороз и щипал за нос, но присыпанные снегом улицы выглядели даже нарядно. А на всадника в офицерском кафтане и богатой шубе горожане смотрели снизу вверх, уступали дорогу. В этот раз и Кремль оказался не столь недоступным: предписание с гербом и печатью открыло перед ним ворота цитадели, сделав кремлевских стражников и чиновников намного более гостеприимными. В самом деле, почему он расстроился? Ведь такой вызов может означать и стремительный взлет вверх. Может, его решил приблизить кто-то из русских военачальников или сам монарх – кто его знает? Хотя надежды на это совсем мало. Чудес не бывает.

Дежурный мушкетер проводил их в покои, занимаемые генералом Лесли. Когда поручики, представившись согласно правилам, вошли туда, то обнаружили там еще несколько таких же, как они, иностранных офицеров, столь же настороженно и тревожно смотревших на генерала. Под Смоленском он их не видел. Видимо, были или из дальних гарнизонов, или только что прибыли на Русь.

– Здравствуйте, господа! – начал свою речь военный советник. – Вас собрали здесь, чтобы поручить новое и очень важное дело.

Собравшиеся офицеры затаили дыхание, а генерал продолжал неспешно и значительно:

– Российское государство огромно. Нужно больше года, чтобы проехать его из конца в конец. Так вот, пока государь защищает наши земли на Западе, возникли определенные сложности на Востоке. Местные народы, дикие кочевники, нападают на подданных Великого Государя Алексея Михайловича, не дают собирать дань и вести торговлю, нанося этим огромный вред. Сил же для отпора там совсем немного. И силы эти крайне плохо обучены. Потому Великий Государь повелел направить лучших офицеров (Лесли многозначительно глянул на собравшихся) для обучения служилых людей в крепость Томск и другие крепостицы и остроги Томского разряда. Вместе с новым воеводой, царским стольником Иваном Бутурлиным, вы направляетесь в эту землю, как только просохнут дороги. Под его началом вы должны организовать обучение войск и защиту самой крепости, окружающих ее деревень и селений. Вам понятна задача?.. Отлично. Все бумаги, подъемные деньги и все полагающееся вы получите в Сибирском приказе. Многие из вас получат следующий чин, увеличенное жалование. Если вопросов нет, то вы свободны. Через две недели выступаете.

Сказать, что Бейтон был ошарашен, – ничего не сказать. Он едва сдерживал себя: неторопливой и взвешенной речью генерала все или большая часть его надежд были развеяны в прах! Даже очередной чин не особенно радовал. Остальные офицеры были потрясены не меньше. Не найдя, что ответить или о чем спросить, они молча вышли из кабинета. Да, Томск – это даже не Московия. Это дальняя и страшная Татария. Страна, которую Бейтон до того видел лишь изредка на краешке карты. Судьба опять преподнесла ему неожиданный сюрприз. Хотя, кто кроме Высшего Владыки, знает, что к добру, а что к худу?..

– Ну что, господа, отправляемся в Сибирский приказ? – спросил он товарищей по несчастью. Те грустно согласились. Впереди лежал огромный и неизвестный путь, холодная и загадочная страна. Было страшновато и обидно. Альфред чувствовал себя обманутым. Рывок вверх не состоялся.

Но вместо погружения в глубины обиды молодой офицер неожиданно ощутил какую-то сладкую дрожь внутри себя. Она звала его туда, манила, сулила невероятные приключения. Именно это чувство он испытал, покидая навсегда родной дом много лет назад. Оно же толкало его в путешествие в Московию. Страшно, но… не понятно, что «но». Но поедет он туда обязательно – вдруг именно это его судьба, его жизнь?

Да и что греха таить, Бейтон надеялся вновь, что там, в далекой Сибири, он все же сможет начать свое восхождение к заветным вершинам. И на безлюдье его действия – а может, и подвиги – будут заметнее. А то, что он сам будет командиром над всеми воинскими силами (по крайней мере, он так понял), внушало оптимизм и дарило надежды. Словом, пока Бейтон с другом получали необходимые предписания и неторопливо ехали обратно в Немецкую слободу, от его сумрачного настроя не осталось и следа. Тем более что и его спутник, фон Менкен, был настроен совсем благодушно. Он уже видел сибирские богатства в своих руках.

Глава четвертая. В Сибирь

За время, отведенное на сборы, поручик немного узнал будущих сослуживцев. Большая часть офицеров направлялась в более обжитой и значимый Тобольск. В Томский разряд с ним, кроме Отто, направлялись поручики Христиан Рихтер из Вестфалии, Якоб Шнеер из Гольштейна и Ян ван дер Гейден из города Лейдена. Все – офицеры с боевым опытом, возрастом несколько постарше Бейтона, которому еще не исполнилось и тридцати. Немцы служили в рейтарском полку, потому должны будут готовить всадников. Голландец должен возглавить и учить пушкарей. Как ни странно, Бейтон оказался командиром над ними. Трудно сказать, что здесь сыграло роль – может, и вправду Яков Черкасский рассказал о нем монарху… Альфред получил звание капитана и жалование в тридцать рублей в год, новую форму и деньги на покупку коня. Сибирская авантюра пока играла и переливалась всеми цветами радуги.

Представился он и своему будущему начальнику – царскому стольнику Ивану Васильевичу Бутурлину, дородному мужчине немногим старше самого Бейтона. Один глаз будущего воеводы прикрывала полоска темной ткани, отчего в Москве и звали его Кривым. Вида стольник был грозного: высок ростом, широк в плечах; да и повязка вызывала в памяти образ лихих флибустьеров.

Бейтон ожидал, что воевода окажется человеком грубым и высокомерным. Ему уже доводилось сталкиваться с высшей аристократией в России, и это были не самые приятные встречи. Первым делом каждый аристократ показывал иноземцу «его место», отнюдь не почетное. В конце концов, Бейтон взял за правило просто избегать встреч с сильными мира сего. На Руси это было не вполне обычно. Порой даже дворяне, не имевшие связей и протекции, добровольно шли в зависимость к сильным семьям, становясь своего рода «младшими родственниками». Но этот путь был для капитана не привлекателен. Однако здесь дело необходимое: с воеводой Бейтону служить не один год.

Но оказалось, что Бутурлин – человек вполне разумный и, в отличие от большей части московских аристократов, не особенно заносчивый. Пришедшего к нему на двор с докладом капитана встретил ласково, пригласил за стол, что уже было не совсем обычно. Хоромы у будущего воеводы был хоть и деревянные, а богатые и просторные, в два этажа, с надстройками и башенками, называемыми «терема». В окна второго этажа и окна теремов были вставлены стекла; просторный двор с высоким крыльцом к главному зданию. Во дворе – конюшня, баня, амбары. Небольшая домовая церковь, которую русские называли Божница.

В гостиной («светлице», как говорил хозяин) был накрыт стол. Кроме хозяина здесь сидели два юноши, похожие на Бутурлина (явно его сыновья), и мужчина в темном одеянии – видимо, доверенный человек. Хозяин пригласил Бейтона к столу «отведать, чем Бог послал», усадив рядом с собой.

Русскую кухню Альфред не любил. Но у Бутурлина кормили вкусно. Прихлебывая горячие, пряные щи, закусывая пирожками с разнообразной начинкой, расправляясь с жареным мясом, хозяин подробно расспрашивал Бейтона о службе, о жизни. Спрашивал, женат ли тот и почему не женился? Бейтон старался отвечать внятно, благо по-русски говорил уже почти свободно, четко. Лишь небольшой акцент еще выдавал в нем чужеземца. Оказалось, что видел его боярин в смоленском лагере. Слышал о нем хорошие слова от князя Барятинского. А в Могилев прибыл почти сразу после того, как полк Бейтона отправился на Слуцк. Разговор пошел об известных событиях и общих знакомых. Такие тоже оказались. Кажется, воевода доволен своим капитаном.

– А что, капитан, как закончится наем, уедешь в свою Неметчину? – вдруг спросил Бутурлин, лукаво усмехнувшись.

– Пока планов таких не имею, – честно ответил Бейтон. – И ждать меня там некому.

– И то верно. Пошел бы ты через забор лаптем щи хлебать, – непонятно сказал воевода, – если бы ждал там родной человек! Ладно, капитан, не тушуйся. Господь милостив. Найдешь и ты свой дом. А пока угощайся. Девки! – крикнул он в приоткрытую дверь. – А ну тащите-ка нам сладкие заедки да вина.

В комнату вбежала худенькая, стройная девушка лет семнадцати. Девушка как девушка. Синие глазки искрятся, ямочки на щеках. Платок сбился набок, и из-под него наружу выбивался золотистый локон, будто солнечный лучик на стене. Забавная.

– Что хотели, батюшка? – робко спросила она.

– Вот глухая тетеря! – засмеялся Бутурлин. – Заедки давай и вина скажи ключнице, чтобы принесла. – Он обернулся к Бейтону: – Воспитанница моя, Арина. Ох, путанница! – И опять девушке: – Ну, беги. Нечего тебе здесь торчать.

Но на прощание ласково улыбнулся. Бейтон тоже улыбнулся девушке. Воспитанница вспыхнула, поклонилась и выскользнула за дверь.

***

Покрытое морщинами лицо Бейтона осветила улыбка. Он помнил эту встречу. Или ему казалось, что помнил. Сколько лет минуло. Целая жизнь пронеслась. А то чувство осталось, теплое и тревожное чувство. Словами не передашь. Только в груди и сейчас сладко и мучительно сдавливает старое сердце. Эх, Арина, Аринушка… Что он увидел тогда в смешной девчушке? Ведь и не скажешь сразу. Черты лица немного мелковаты. Носик кнопкой торчит. Скулы чуть-чуть раздались вширь. Зато глазищи… Огромные, синие, как озера. Утонуть можно. И смотрит так настороженно. Вроде и доверчиво, а с опаской. Волосы белые, как спелая пшеница. Из-под платка коса выбивается. Фигурку под русским сарафаном и не углядишь. Да и не о том оно. Как-то сразу было видно, что девица эта смешная много горя хлебнула. Почему-то хотелось ее защитить от новых бед. Хотя, казалось бы, что ему за дело?

Старик приподнялся на локте и уставился на гладь озера, расстилающегося перед ним. Темный купол неба, усыпанный изумрудами звезд, отражался в воде, удваивался, дрожал и рассыпался на ряби, поднимаемой ночным ветерком. Но Бейтон не видел всего этого. Он снова и снова вглядывался в ту далекую девицу, словно пытаясь понять, высмотреть что-то невероятно важное, что-то, что упустил тогда. Потом, в волнении, сел на телеге, обхватил руками колени и снова пропал в воспоминаниях.

***

Через минуту на столе уже стояли сладкие пироги и местное вино, более напоминающее сидр. Впрочем, обстановка за столом была располагающая. А сам хозяин рассказывал вещи крайне важные для капитана.

Томская крепость заложена уже почти полстолетия назад. Местные татары попросились под русское подданство – уж больно их с юга киргизы донимали. Вот город и поставили для защиты. Место богатое, торговое. С севера везут меха, с юга гонят скот, недалеко есть серебряные рудники. Хлеба растут не особо, но растут. Рыба ловится. Дань с тех мест идет в государеву казну. Важное место. Но и не простое оно, и совсем не спокойное. Война там задолго до появления русских началась. С одной стороны воюют киргизы – кочевники, живущие на Верхнем Енисее; над ними стоит Джунгарское ханство. С другой стороны – кочевники мунгалы и их король Алтан-хан. А еще дальше от них – сильная страна Цинь, которая их под себя забрать пытается.

В ходе войны киргизы и джунгарцы собирают дань с ясачных племен, отошедших под русскую длань, совершают набеги на русские городки. Вроде как и слово дали не ходить, а все одно – грабят. И не сказать, что сил там много. Пять-шесть тысяч воинов на конях с луками – уже армия. Хотя пушки у них тоже имеются. Да только русских-то и того меньше.

В том же Томске стоит приказ трехсотенного состава из городовых казаков. Это, как понял Бейтон, казаки, которые не землю пашут, а получают жалование и не платят подати. Что-то вроде стрельцов, только на дальних окраинах. До ближайшего большого города, столицы Сибири Тобольска, тысячи верст. Есть еще несколько крепостей и острогов. Но и там сил не больше. А солдаты, которых называют «служилые люди», – это, насколько понял Альфред, беда и недоразумение, и числом всего-то ничего. Выучкой от тех же кочевников не очень отличаются. Их-то и предполагалось учить Бейтону. Раньше государь хотел тех киргизов под свою руку принять, а теперь думает, как то, что есть, оборонить. Потому и посылает ближнего своего человека и иноземных офицеров.

– Что думаешь, капитан? Справимся? – спросил погрустневший Бутурлин.

– Мы должны справиться! – уверенно ответил Бейтон.

– Ну, дай нам Господь! – хозяин перекрестился на образа. – А ты учи людишек, капитан! Хорошо учи! Офицеры с тобой хороши?

– Да. Это – люди с боевым опытом, – отвечал капитан.

– Ну, добро, – промолвил воевода. – Господь нам в помощь.

Бейтон понял, что пора откланиваться. Сославшись на позднее время и занятость, он попрощался с будущим начальником.

От Остоженки, где проживал стольник, до Немецкой слободы Бейтон ехал неспешно. Было о чем подумать. Трудная задача у него. Приказ, то есть гарнизон, – это три роты солдат. Да и не солдат еще. Как выйдет? Ладно. До этой крепостицы еще доехать нужно. Вот скоро и тронемся.

Мысль неожиданно вильнула в другую сторону. Забавная эта воспитанница у воеводы. Чем-то приятная. В Московии Бейтона очень раздражало обыкновение состоятельных горожанок и дворянок использовать румяна и белила сверх всякой меры. Было в этом что-то уродливое. А эта девчушка была проста и естественна, и тем привлекала. Кстати, нужно будет потом как-нибудь спросить, что такое воспитанница? Потом… когда-нибудь. Пока не до того. Приходилось метаться по московским присутственным местам, выпрашивая, доказывая, убеждая.

Времени до отъезда остается все меньше. Завтра еще множество дел. С одеждой, кажется, решил. Вот с оружием хуже. В Пушкарском приказе им такую дрянь суют, как будто они не на войну едут, а в лавку старьевщика. Ему удалось выторговать полсотни ружей, несколько новых кавалерийских пистолетов, заряды к ним, две сотни новых сабель, три пушки. Но какие? Ствол весь забит, раковины такие, что каждый выстрел может стать последним и для пушки, и для пушкарей. Впрочем, старье он решил тоже брать. Может, получится на месте починку организовать. А металл некогда был хороший. Еще лошади, телеги, охрана. Право, в полку было проще.

Отто помогал другу, как мог. Но волокита выводила его из себя. В отличие от России, русскую бюрократию он ненавидел люто, и в ее немногочисленности видел еще одно достоинство Сибири. Он кричал, ругался с подьячими. Бейтон, кажется, научился лучше него разговаривать с русскими тыловыми службами. Тоже небыстро, но дело шло. Остальные офицеры, получив жалование, как-то незаметно переложили заботы о добывании полагающегося им снаряжения на их новоявленного командира.

Теперь с кочевниками. С ними Бейтону схватываться не доводилось. Вот вести правильную осаду или залповый огонь – это понятно. А как гоняться по степи за конными дикарями с луками и, как оказалось, с пушками? Фон Менкен считал, что нужно обучить сибирских солдат залповому огню, и дикари не устоят. У Бейтона на этот счет были серьезные сомнения. Залповый огонь по подвижным кочевникам может оказаться не особенно эффективным. Ладно. Путь неблизкий. Подумаем.

Как бы то ни было, а через две недели немалый поезд двинулся из Москвы в сторону Уральского камня и далее в сибирские земли. Ехали не только поручики с капитаном да воевода с челядью: шли служилые и торговые люди, направляющиеся по разной надобности за Уральский камень. Шла полусотня солдат для оберега на случай разбойников. Три офицера ехали с ними до Тобольской крепости. Она была поближе, но отправились вместе. Всадники, возки, подводы и просто телеги тянулись едва не на треть версты. Ехать с воеводой и с охраной безопаснее, потому и сбивались торговые и государевы люди, переселенцы и просто бродяги в такие поезда.

Сыновья воеводы и дочь с женой оставались в Москве. Сыновья – при царской службе, а женщины – чтоб дом и хозяйство приглядывать. Зато воспитанницу Бутурлин захватил. Как он сам объяснил, «чтобы беды с девкой не случилось». Правда, видеть ее у капитана не выходило. Ехала она в закрытом возке с тиуном (так называли управляющего) и ключницей. Это было разумно.

Холода стояли страшные. Ночами трещали от мороза деревья, а воздух от холода становился плотным и вязким.

Капитан старался придать каравану четкую военную форму и последовательность: кто за кем следует, кто за что отвечает. Что-то получалось. По крайней мере, ночами охранники не спали, а горячая еда быстро готовилась на каждом привале. Но днем начиналась неразбериха. Если офицеры и заставляли солдат поддерживать порядок, выставлять дозоры и охранение, то с остальными выходило плохо. Купцы старались пробраться поближе к воеводе или к солдатам, челядинцы, следующие за воеводой, шныряли вокруг возка или самого Бутурлина, мешая правильному движению саней и людей. Капитан из себя выходил, загоняя шныряющих назад, в защищенное пространство.

Бейтон долго объяснял воеводе, мол, сейчас это, конечно, не столь важно (до Коломны, куда направлялся караван, места обжитые), но когда они пойдут по пустынным землям, где живут немирные племена, каждый, выбившийся из каравана, может оказаться покойником. Потому и нужно уже сейчас привыкать действовать по правилам. Воевода после недолгого спора о том, что «так не заведено» и «не мы первые в Сибирь едем», все же согласился. Стало легче. Альфред получил возможность пугать ослушников воеводским именем.

Впрочем, если бы не холод, дорогу до Коломны можно было бы назвать отдыхом. Ехали без торопливости, поскольку в Коломне все одно предстояло ждать, когда вскроется река. Первоначальный план воеводы поехать по льду на санях был им же и отброшен: холодно, опасно. Да и все равно – зимовать в Коломне или в Нижнем Новгороде. Через Каменный пояс зимой идти трудно и опасно.

Бейтон часто говорил с воеводой об их будущем месте службы, о том, как лучше справиться с задачей, которую загадал государь. Были вещи, которые его откровенно удивляли. Он не мог понять сложной субординации провинциальной России. С одной стороны, был воевода-наместник, управлявший территорией. С другой стороны, во многих острогах, крепостях тоже были воеводы, назначавшиеся из Москвы. Подчинялись ли они Бутурлину, в чем они были самовластны – этого капитан понять не мог.

Не вполне понимал он и собственное положение. Он – советник воеводы; кажется, так. По идее, он должен возглавлять создаваемые им роты нового строя. Но в Томске был городской голова, который отвечал за набор солдат, казаков и тому подобных оружных людей. Ему они и подчинялись. А еще были казаки. Они подчинялись казачьему голове, который подчинялся городскому. При этом они подчинялись одновременно Сибирскому и Разрядному приказам. И как-то все это должно взаимодействовать. Он решил поговорить с Отто. Но тот ответил не очень понятно: здесь, сказал, формальная организация ничего не значит. Если умеешь договариваться с людьми, то все будет нормально.

Оставалось надеяться, что на месте он сам разберется.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.