Живые души. Роман-фантасмагория

Ресторан «Шиншилла» знал каждый верхнедончанин, но далеко не каждый обедал здесь хотя бы раз в жизни. Ежедневно мимо его затенённых витрин проходили сотни прохожих, и лишь двое из этой сотни сворачивали к богато убранной двери, которую швейцар в горжетке предупредительно распахивал перед гостями. Да и то те двое вполне могли оказаться столичными гостями, инспекторами Роспотребнадзора или случайными туристами, спустя минуту смущённо выскальзывающими обратно. Но швейцар свой ритуал соблюдал исправно, каждый раз произнося затверженную фразу: «Будем рады видеть вас снова!».

На кухне «Шиншиллы» царила организованная суматоха. Дюжина поваров и поварят слаженно чистили, рубили, шинковали, варили, обжаривали, бланшировали, запекали и заливали. «Филе на третий стол», «рукколу в холодный», «паштет на лед» – командовал с капитанского мостика шеф-повар в накрахмаленном колпаке. В духовке томилась дичь. В морозилке дрожало желе. Отобранная сомелье винная батарея сверкала позументами на отдельном стеллаже. Кондитер выписывал шоколадом каллиграфические заголовки на сливочных страницах бисквитного журнала.

Что творилось в зале – не передать и словами. Накануне вызвали обе смены техперсонала и вылизали каждый сантиметр кафеля и стекла, изнутри и снаружи. Дважды перекрывали столы, трижды меняли приборы, докупали вазы, перевязывали салфетки. Собрались, было стелить ковровые дорожки, но Боброва категорически воспротивилась, зато пожелала сменить бутафорскую горжетку швейцара на настоящую шиншилловую. Пришлось обратиться к владелице мехового бутика Кривоносовой. Та помогла, но вытребовала себе платиновую карту. Просьбу удовлетворили с условием получать предуведомления о сезонных распродажах. Метрдотель весь день ходила в белых перчатках и терла пальцем попадавшиеся ей на глаза предметы и поверхности. В поте лица трудились флористы, окропляя букеты и бутоньерки солёной росой. Вскоре к ним присоединились музыканты симфонического оркестра – в душных фраках принялись двигать стулья, вспотели, попросили воды. Взглянув на часы, бросили перестановку и стали настраивать инструменты. Явился взвинченный ведущий, поссорился с дирижёром, накричал на метрдотеля, заставил в третий раз передвигать столы. Чтобы утихомирить ведущего, пригласили бармена. Метрдотеля успокаивал кондитер, дирижёра – метрдотель. В общем, банкет был готов ровно за четверть часа до появления первых гостей.

Как только грянули тревожные аккорды «Летней грозы» Вивальди, Нина сменила рыжий начес на белокурые локоны и окончательно успокоилась. В ресторан стекалась избранная публика: солидные мужи в наглухо застёгнутых пиджаках, надменные дамы в шелках и каратах, степенные директора в окружении свиты златокудрых помощниц, молодые предприниматели с чёртом в шальных глазах, пленники богемы, светила науки… Швейцар в шиншилловой горжетке не успевал соблюдать предписанный ритуал, да так и стоял, остолбеневши, распахнув дверь и рот. Вскоре зал был уж полон. Дирижёр взмахнул палочкой – оркестр умолк. Один за другим на сцену стали подниматься гости, чтобы поздравить юбиляршу и вручить подарок, стоимость которого отражала не только степень личной симпатии дарителя, но и вес в обществе. Кривоносова расщедрилась и подарила Бобровой пончо из скандинавской норки. Банкир Свистоплясов вручил именную карту с вкладом «Вместе навсегда». Страховая компания «А вдруг?» застраховала шикарные Нинины волосы на внушительную сумму с шестью нулями. К страховому случаю отнесли и потерю хозяйкой волос контроля над сменой причёски. Подарки были маленькие, как, например, колечко от «Роберто», и большие: «Небесные странники» привезли в подарок настоящий парашют. Дары были материальными и виртуальными, полезными и не очень. Были среди приглашенных и представители различных союзов, комитетов и ассоциаций – каждый из них счел своим долгом вручить Бобровой оправленную в золочёную раму грамоту, свидетельствующую о её выдающихся заслугах перед городом, отраслью или отдельно взятой организацией. Чинно и мерно текли хвалебные речи, торжественные гимны воспевали недосягаемые для конкурентов и бесценные для партнёров качества «Штучки», а также добродетели самой хозяйки журнала.

Вот на сцену вышла высокая статная дама с пышной причёской – хозяйка языковой школы «Полиглот» госпожа Лаптева. Поправив микрофон под свой величественный рост, произнесла:

– Юбилейный номер «Штучки» лежит теперь у меня на тумбочке вместе с томиком моего любимого Шекспира. И я с удовольствием читаю его перед сном. Узнаю о достижениях выдающихся людей, о рецептах успеха, о секретах красоты и стиля. Мне приятно, что на страницах журнала я вижу знакомые лица людей своего круга. А здесь, – ораторша с трудом приподняла тяжёлый фолиант, – здесь собраны самые яркие персоны Верхнедонска, его элита. Всем же остальным я скажу так: читайте и жалейте, что не попали в эту энциклопедию успеха! Ниночка, – обратилась она к юбилярше, – от имени языковой школы «Полиглот» и от себя лично приглашаю тебя в гости к Шекспиру. Welcome to the Great Britain!

Не успела Лаптева спуститься по ступеням со сцены, как её место занял господин в бабочке с клиновидной бородкой и зачёсанной набок редеющей шевелюрой – известный в городе художник Пестряков. В одной руке он держал букет белых пахучих лилий, в другой – упакованную в папиросную бумагу картину.

– Вчера я лёг спать в третьем часу, – поделился с собравшимися Пестряков, – и не потому, что работал в мастерской, а потому что читал «Штучку». Последний раз такое со мною случалось в школе: это был «Таинственный остров» Жюль Верна. Юбилейная «Штучка» читается как приключенческий роман, на одном дыхании. А еще, как художник, не могу не заметить: Нина Боброва обладает удивительной способностью собирать вокруг себя весь цвет общества. Да-да! Оглянитесь вокруг: какие прекрасные, одухотворённые лица! – одухотворённые лица посмотрели друг на друга и подлили в бокалы шампанское. – А самый красивый и совершенный цветок сегодняшнего вечера – наша прекрасная Нина!

Пестряков склонился в полупоклоне и вручил Бобровой лилейный букет. Потом с виртуозностью фокусника разорвал ленты на шуршащей упаковке и повернул картину лицом к публике. Гости ахнули. Юбилярша всплеснула руками. На портрете Нина была изображена у раскрытого окна полуобнажённой. Между утопающей в белых цветах вазой и ниткой ядрёного жемчуга лежал небрежно раскрытый журнал «Штучка».

Следом выступил председатель областного отделения Союза писателей Полуконь и прямо заявил, что, с его точки зрения, юбилейный журнал «Штучки» не что иное, как настоящая, серьёзная литература, и он удостоен чести объявить о приёме Нины Бобровой в ряды писательского союза. В подтверждение сказанного Полуконь вручил редакторше новенькую, негнущуюся от свежего клея корочку, приложив к ней стальное гусиное перо, веретеном торчащее из гранитного куба чернильницы. После чего удалился к своему столику, снял ненавистный пиджак и налил из запотевшего штофа в узкую рюмку.

А вот Карен Давыдович Акопян, владелец клуба «Пегас», был оригинален. Он не стал много говорить в микрофон, только отметил, что не может отказать себе в удовольствии удивить юбиляршу. Акопян протянул пустой договор, подписанный и заверенный печатью, в который Нина была вольна вписать любые объёмы, суммы и условия. Брови именинницы поползли вверх, щёки зажглись румянцем. Довольный произведённым эффектом, Акопян добавил, что вторая часть сюрприза ждёт юбиляршу чуть позже.

Ровно в восемь, когда вереница поздравляющих успела слегка утомить Боброву, Нина увидела входящего в зал Рубина. В ту же минуту грянул оркестр. Вспыхнул фейерверк и на сцену взбежал солист группы «Абсент» Пётр Беляк. «Привет, Верхнедонск!» – крикнул он в микрофон и, вскинув руки, принял ответные приветствия публики. По-хозяйски взял Боброву за талию и небрежно поцеловал в запястье – женская часть зала затрепетала от восторга. Раздались возгласы и свист, звон стекла и грохот упавшего на пол стула. Ведущий попытался перекричать воцарившийся вокруг хаос, но его уже никто не слушал. Гости повскакали из-за столов и бросились в танец как в омут. Танцевали все!

Первым пустился в пляс литератор Полуконь, успевший хватить ещё пару стопок без закуски. Он прижал тонкую, как тростинка, дизайнера «Штучки» Лику Ландышеву к тугому животу и уже не отпускал от себя ни на секунду. Танцевал чиновник Туманов с молодой актрисой Олесей Дрозд, танцевал художник Пестряков, пригласив в партнёрши Кривоносову, танцевал коротышка из Гильдии инвесторов с великаншей из Антимонопольного комитета. Срываясь на лезгинку, танцевал Акопян, опаляя горящим взором журналистку в коротком бирюзовом платье. Лаптева, забыв про пышную причёску, кружилась ведомая опытной рукой банкира Свистоплясова. Танцевали виднейшие представители верхнедонской элиты, среди которых – президент Ассоциации риэлторов Эдуард Тузов, светский лев Мухин, директор страховой компании «А вдруг?» Борис Копец, депутаты Котовский и Подставкин, известный адвокат Урывайко. Глава информагентства «Край» Анатолий Орешкин увлёк в танце необхватную Антонину Грасс, представляющую в регионе интересы международного автомобильного концерна. Никита Мано извивался возле незнакомца в антрацитовом костюме. Танцевали в полном составе сотрудники редакции «Штучка». Освободившись от галстуков, отплясывали молодые директора, а с ними златокудрые помощницы, рослые парни из «Небесных странников» и надменные жены чиновников, снимавшие вечеринку папарацци и пресс-секретари, включая захмелевшую от счастья Алину Дёгтеву. Танцевали знаменитые и неопознанные гости, веселились даже тени. Швейцар «Шиншиллы» в горжетке – и тот лихо притопывал возле дверей, замирая и вытягиваясь в струну всякий раз, когда мимо него проходили гости. Воспользовавшись моментом, официанты ловко лавировали между столов и колышущихся тел, вынося горячее. Но даже они, гружёные подносами с хрупкими пирамидами бокалов и тарелок, пританцовывали, повинуясь первобытным ритмам «Абсента» в обрамлении благородной мощи симфонического оркестра. Оркестранты вставали в полный рост, отбивая такт лаковыми ботинками. Беляк страстным фальцетом призывал всех забыть о невзгодах и танцевать под тёплым лунным дождем. И все как один внимали его заклинаниям, невзирая на отсутствие в помещении дождя и луны.

Нина продралась сквозь аморфную массу танцующих и подошла к Рубину, протянув в приветствии руку. Их сразу же окружили плотным кольцом фотографы. Замигали вспышки. Антон и Нина обменялись формальными фразами: «очень рада видеть…», «рад познакомиться…», «для меня большая честь…», «праздник замечательный» и тому подобное, что принято говорить при первом знакомстве двум молодым, красивым и успешным людям под прицелом камер и любопытствующих взглядов. Рубин вытащил из кармана пиджака небольшую коробочку, вытащил из неё сверкнувшую в темноте вещицу и надел на руку именинницы изящный белый браслет с вплетёнными буквами «Штучка».

– Эта штучка сделана из никеля, почти чистого. По стоимости конечно не золото… но гарантирую вам, Нина, что вы будете единственной обладательницей подобной вещицы. Она уникальна. Так же как и вы.

Нина услышала стук собственного сердца.

– Но советую надевать её только для фотосессии, – сказал Антон, стаскивая с руки Нины браслет и укладывая его обратно в коробочку. – Никель – довольно вредный металл, хотя, безусловно, очень красивый. Он может быть аллергичен для нежной кожи, – Антон задержал руку на Нинином запястье. Он вручил юбилярше заключённый в коробочку браслет и взял с подноса подоспевшего официанта пару бокалов шампанского, один из которых протянул Бобровой.

– За вас и ваш успех!

К тосту присоединились другие гости, шумно чокнулись бокалами и праздник загремел с новой силой. Очнувшись, Нина потащила Рубина за руку в самую гущу танцующих. Пётр Беляк замолк, но лишь на мгновение – вскоре зал окатило рвущими аккордами блюза. Гости разбились по парам и замерли друг подле друга. Те, кому пары не досталось, ничуть не расстроились, а вернулись за столы, куда уж принесли новую смену блюд и напитков. А потом был стриптиз, устроенный Акопяном в качестве второй части сюрприза для Нины. И новые тосты, и комплименты – один изящнее другого. Вывезли именинный торт и сообща разъели по страницам сладкую ванильную «Штучку». А Кривоносова, вырвавшись на сцену, как на баррикады, уже подпевала Беляку. И теперь уже она по-хозяйски держала его за талию, приникая лоснящейся щекой к молодому подбородку. И был праздник! И была полночь. И всем было весело.

И стояла, возвышаясь над всеобщим весельем, тень старухи с развивающимися седыми космами. И была эта тень великой настолько, что не замечалась вблизи. И стояла возле великой тени задумчивая зеленоглазая Лариса. А по другую сторону тени беспокойно хлопал крылами огромный чёрный ворон с человечьими глазами. И взирали с балкона на веселье двое: один – закутанный в тёмный плащ смуглый красавец со смоляными кудрями, другой – бесплотный отрок в светлых одеждах, печально закрывающий прозрачными веками голубые всевидящие свои глаза.

И таял лед в ведёрках с шампанским, и бились на счастье бокалы. И жарились стейки, и плавились взгляды, и бряцали доспехи. И вершились великие дела. И плакала Алина Дёгтева, запершись в женском туалете. И уезжало такси, и увозило Антона с Ниной под заоблачные своды пентхауса. И возносила их ночь над залитым огнём Верхнедонском. И так далёк был тот первый рассветный луч, что умоет утром город, и утешит скорбящих, и осушит слёзы плачущих, и защитит обиженных…

Глава 11. Синдром Орешкина

В субботу арестовали атамана Черпака. Перцев узнал об этом, как и все верхнедончане, из новостной ленты информагентства «Край». Весть мгновенно разнеслась по городу. Черпаку было предъявлено обвинение в вымогательстве денег у компании «Траст-Никель» в обмен на свёртывание протестных действий.

– Что?! Почему я не в курсе? – негодовал Перцев, ворвавшись в кабинет директора.

– Эй, полегче, – осадил его Орешкин, – сядь, остынь!

Перцев тяжело бухнулся на стул.

– Ты всё ещё наивно полагаешь, что борцы против никеля все как один неподкупны? Что казаки твои шашкой машут из любви к боевому искусству? – сузив глаза, прошелестел директор над ухом. – Так вот, у главного правдоборца Черпака в доме была обнаружена сумка с деньгами – ровно та сумма, которую он требовал через подельника по телефону. Понял?

Андрей сидел, тяжело дыша.

– А не в курсе ты потому, что хреновый адвокат! – хладнокровно продолжал Орешкин. – Хороший – всегда в курсе того, что происходит с его подзащитным.

– Завтра же я поеду в Чернавск, – Перцев решительно поднялся со стула.

– Вот-вот, поезжай. Узнаешь подробности, оценишь настроение людей. Заодно с геологами встретишься – вот тебе пропуск, – директор бросил на стол оправленный в ламинат кусок картона. – Кстати, и с Сидоренко неплохо бы потолковать. Сдаётся мне, старик не откажется помочь следствию. За соответствующее вознаграждение, разумеется.

Андрей молча взял пропуск и вышел из кабинета. Проводив презрительным взглядом подчинённого, Орешкин открыл мобильный органайзер и сделал пометку. Взглянул на часы и засобирался в Красный дом: на три было назначено внеочередное заседание Общественного совета. Опаздывать Орешкин не любил.

Внеплановое заседание было продиктовано сразу несколькими обстоятельствами. Вместо Трепакова, госпитализированного после скандального происшествия на ступенях обладминистрации, департамент экологии и природопользования временно возглавил его заместитель Головко, его нужно было официально ввести в Совет. Председательствующий академик Эпштейн имел важное заявление об обнаружении в составе чернавских руд платиноидов и золота. В связи с этим значимость месторождения многократно возрастала, суля инвесторам дополнительные прибыли, не идущие ни в какое сравнение с выгодой от добычи никеля. Извлечение драгметаллов, конечно, потребует дополнительных расходов со стороны разработчика, но академик был убеждён, что игра стоит свеч, и готов был выступить гарантом целевого использования инвестиций.

В этом заседании впервые собирался принять участие представитель компании «Траст-Никель» Семёнов с предложением подписать Меморандум о взаимопонимании, целью которого был перевод взаимодействия с общественностью в конструктивную, правовую плоскость. Компания намеревалась также привести цифры ущерба, причиненного ей противоправными действиями противников добычи никеля.

Кроме того на внеплановом заседании планировалось удовлетворить просьбы нескольких учёных по выходу из состава Совета, а также рассмотреть предложения о вводе в него новых членов. Среди новичков – заведующий кафедрой социологии и политологии Верхнедонского университета Корякин, известный в городе юрист Урывайко и лидер наскоро сколоченной общественной организации «Чернавцы за прогресс» – все они были протеже Орешкина, прошедшие предварительное собеседование с нужными людьми. В кулуарах до начала заседания Орешкин собирался также переговорить с главой района Тупикиным и директором Чернавского заповедника Климовым. Одного следовало проинструктировать, другого заверить в солидарности.

Повестку дня и предложения сторон Орешкин знал подробно задолго до начала заседания, ведь его профессией была добыча и продажа ценной информации, стоящей порой не меньше драгметаллов. Недавнее вхождение в Общественный совет давало ему дополнительные ресурсы в сборе такой информации, а главное – возможность самому влиять на процессы, происходящие вокруг никелевых разработок. Орешкин настойчиво и планомерно выполнял дорогостоящий заказ Рубина, сглаживая промахи и ошибки своего непутёвого подчинённого Перцева. Парень тот был небесталанный, кропотливый и легковнушаемый, так что крест на нём ставить пока рано. С такими мыслями Анатолий Орешкин вошёл в зал заседаний.

Первым, кого увидел директор информагентства, был глава Чернавского района Тупикин. На Иване Дмитриевиче не было лица. Казалось, всю ночь он таскал тяжёлые мешки с песком. Лоб блестел от пота, несмотря на кондиционированную прохладу зала. Под глазами набрякли желтоватые мешочки. Мятая рубашка топорщилась над ремнём, опоясывающим бренное тело с согбенными плечами. Одна из пуговиц на груди была расстёгнута, в прореху неряшливо заправлен хвост жеваного галстука. Словом, не глава района, а хозяин частной лавочки, уличенный в сокрытии неучтённого дохода.

– Что с вами, Иван Дмитриевич? – с тревогой спросил Орешкин.

Тот только рукой махнул.

– Еле выехал. Окружили машину, чуть ли не в воздух подняли, как звезду эстрады, – на лице Ивана Дмитриевича расползлась болезненная улыбка. – Пикетируют третий день.

– Что требуют?

– Да что они могут требовать? То же самое: «Нет – никелю!». Теперь ещё: «Свободу атаману Черпаку!» требуют.

– Да, это нелегко принять, – сочувственно покачал головой Орешкин, – уважаемый человек – и тут такое!

– Не верят люди! – отчаянно произнёс Тупикин, кажется, и сам не веря в виновность атамана. – Требуют независимого расследования. А ещё хотят ввести в Общественный совет Задорожных.

– Кто это?

– Андрей Задорожных, есаул чернавского войска – правая рука Черпака.

– Ясно, – Орешкин на миг задумался, – думаю, сегодня не стоит это обсуждать на Совете. Повестка дня и так переполнена. Да и слишком свежа ещё информация об аресте Черпака.

Тупикин растерянно смотрел на Орешкина, выискивая в его глазах если не совет, то хотя бы толику ободрения.

– А вы, Иван Дмитриевич, не переживайте так, – заботливо склонился над ним Орешкин, – всё утрясётся. Главное – действуйте, как мы договаривались.

Секретарь объявила в микрофон о начале заседания, и присутствующие расселись за овальным столом. Во главе его царственно восседал академик Эпштейн, поблёскивая золочёной оправой. Орешкин поспешил занять место между социологом Корякиным и юристом Урывайко. Директора заповедника Климова он отложил на потом.

Зачитали повестку дня – одобрили единогласно. Приняли новых членов Общественного совета, тоже единогласно. Освободили от участия в Совете по собственному желанию четырёх верхнедонских учёных: двух докторов наук, одного кандидата и одного аспиранта-гидрогеолога. Все они мотивировали уход приоритетной необходимостью заниматься научной работой. Аспирант Кузовкин добавил, что не видит для себя возможности реально влиять на решения Совета и не видит реальных возможностей Совета влиять на ситуацию в целом. Углубляться в подробности не стали. Сразу же после утвердительного голосования все четверо покинули зал.

Покончив с кадровыми вопросами, заслушали доклад академика Эпштейна. Узнали много интересного о перспективах использования платиноидов в разработке углеводородного топлива. Оказывается, углеродосодержащие сланцы содержат немалое количество золота и других драгметаллов. Оставалось неясным, почему такая важная информация не была указана изначально в конкурсной документации на месторождение.

Далее выступил финансовый аналитик Скалкин: обрисовал в общих чертах ситуацию на рынке цветных металлов, отметил тенденцию снижения мировых цен на никель и выразил острожное сомнение в экономической состоятельности проекта. Ему возразил другой финансовый аналитик, утверждающий, что за периодом спада неминуемо следует период роста, и он уже не за горами. Свидетельство тому – оживление активности китайских металлургических компаний. Заспорили о фондовых рынках и влиянии мирового кризиса на биржевые цены. Эпштейн вынужден был прервать дискуссию финансистов, вышедшую далеко за рамки обсуждаемой темы.

Заговорив о деньгах, вспомнили о бюджетах. Отдуваясь и отирая лоб платком, Тупикин зачитал по бумажке цифры, свидетельствующие о весьма скромных успехах района. Что говорить, похвастать Ивану Дмитриевичу было нечем, по показателям развития его район плёлся в хвосте области. Собравшиеся укрепились в мысли о «счастливом билете», выпавшем на долю Чернавска в лице компании «Траст-Никель», способном радикально изменить ситуацию. Взоры обратились к Семёнову. Никто не заметил адресованный ему еле уловимый кивок, которым директор информагентства предварил речь руководителя геологоразведки.

– Прежде всего мне хотелось бы прокомментировать ситуацию с арестом атамана Черпака, – начал своё выступление Семёнов.

В зале загалдели.

– Пока ведётся следствие, мы не вправе делать выводов, но своё суждение я позволю себе высказать. Ни для кого из присутствующих не секрет, что в конкурсе на разработку чернавского месторождения кроме компании «Траст-Никель» принимали участие ещё два претендента. А до этого на лицензию претендовали ещё и иностранные инвесторы. Но Бог с ними, с иностранцами. О добыче никеля заговорили за год до того, как стало известно имя победителя конкурса. А народные протесты начались сразу же после. Стоит ли удивляться такому совпадению? На мой взгляд, нет. Всё окончательно стало на свои места, когда в адрес компании «Траст-Никель» посыпались сначала ультиматумы и угрозы, а затем последовало анонимное предложение по телефону откупиться от народного протеста. Была названа сумма в сорок тысяч евро. Как вы знаете, сумка именно с такой суммой денег была обнаружена в доме Черпака. Компания «Траст-Никель» вынуждена была согласиться на сделку с тем, чтобы прекратить бессовестный шантаж в свой адрес со стороны так называемых защитников экологии.

– Зачем же всё мешать в одну кучу? – возмутился с места директор заповедника Климов. – Во-первых, я считаю некорректно говорить о недоказанной пока вине подозреваемого. Презумпцию невиновности никто не отменял. Во-вторых, даже в случае если вина будет доказана, в чём лично я глубоко сомневаюсь, не стоит переносить обвинение в адрес одного человека на всё население района. Этак и меня можно обвинить в косвенном вымогательстве средств на защиту Чернавского заповедника!

Раздались возгласы. Секретарь строго призвала к порядку и предложила дослушать выступление Семёнова до конца.

– Я не случайно употребил выражение «так называемых защитников экологии», – продолжил тот, – это ещё мягко сказано. А как ещё по-другому можно назвать людей, которые врываются в лагерь геологов, крушат бытовки, машины, оборудование, избивают сотрудников компании и грозятся поджечь всю территорию геологоразведки? Последний погром нанес компании ущерб порядка пятнадцати миллионов рублей. Кто его будет возмещать? Район? – Семёнов повернулся к взмокшему Тупикину. – Страховые компании? Или, может быть, заказчики, финансирующие протестные настроения чернавцев? – он налил в стакан воды и залпом выпил. – А теперь вернёмся к бюджетам. От имени компании я уполномочен донести, что «Траст-Никель» берёт на себя обязательства не только минимизировать возможный ущерб для экологии, но и вложить значительные средства в развитие района: в дороги, в школы и детсады, в культуру, и в заповедник, кстати, тоже, – повернулся к Климову выступающий. – И всем нам будет обидно, если деньги вместо того, чтобы пойти на защиту экологии и развитие социальной сферы, пойдут в карманы шантажистов и на покрытие убытков от действий чернавцев, подстрекаемых так называемыми экозащитниками.