Драйв! Dolcezza. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 5

Мы втроем обратили наши взгляды на говорившего. По направлению к Валере танцующей походкой приближался какой-то верзила в спортивных брюках и джинсовой утепленной куртке фирмы «Вранглер», на ногах кроссовки.

– Тамбовский волк тебе брат, – недружелюбно ответил незнакомцу Валера.

Тут верзила, внимательно оглядев нас с головы до ног, и вовсе удивил: он сунул в рот два пальца и резко свистнул.

– Это они, – послышался откуда-то чей-то звонкий голос и из-за вагона в нашу сторону бросились еще двое парней. В этот момент верзила странно изогнулся, издал пронзительный крик «ки-йа», взмахнул ногой и Валера, краса и гордость проводников Молдавии, да, пожалуй, и всего Советского Союза, сраженный мастерским ударом карате, плашмя рухнул на спину. У меня от удивления глаза чуть не вылезли из орбит. Володя, увидев это, оскалился, птицей взлетел на лестницу и нырнул обратно в вагон. Таким образом, я остался один против трех приближающихся ко мне противников. Вторым из напавших на нас был чернявый приземистый крепыш с квадратными плечами. Он стал в боксерскую стойку, шагнул ко мне, и едва я успел защититься, выставив перед собой руки, как на меня обрушился град ударов. В течение нескольких секунд у меня были разбиты обе губы, сбито дыхание, левый глаз почти сразу стал затекать. Правым глазом я все же успел заметить, как Валерий встал, выпрямился, – на голове его в этот момент каким-то чудом вместо кепки оказался тапок. В другой ситуации я бы конечно рассмеялся, но в этот момент, как вы сами понимаете, мне было совсем не до смеха. Валера принял боевую стойку, а верзила-каратист вновь шагнул к нему и… я не поверил своим глазам: Валерий, сраженный еще одним ударом, повалился на землю.

Увидев, что мой противник-боксер решил дать себе передышку, оставаясь в то же время в пределах досягаемости, я, собрав остатки сил, рванулся к нему навстречу, поймал левой рукой рукав несильно пущенной им мне в голову правой руки и, что было сил, подхватил его правую ногу левой. Крепыш грохнулся на землю, а я, не давая ему встать, стал наносить по его голове и телу футбольные удары ногами. Минутой позже, отступив назад, я увидел, что Валера после двух падений сумел таки вновь подняться на ноги. Лицо его приобрело зверское выражение. Он ухватил увесистое березовое полено, валявшееся на земле, и обрушил его на голову своего обидчика-верзилы. Тот рухнул на землю. Третий из нападавших, сухощавый рыжеволосый парень, довольно умело размахивая нунчаками, подступал, прижимая к вагону Володю, в руке которого молнией мелькал нож. Рискуя получить удар нунчаками, я безрассудно бросился на рыжего. Мой рот из-за разбитых губ был полон крови, да так, что постоянно глотая ее, я едва успевал дышать, к тому же мой левый глаз уже ничего не видел, однако я уже хорошо понимал, что это схватка не на жизнь, а на смерть. Рыжий, оставив в покое Володю, обернулся ко мне, и в эту секунду я, сделав правой ногой шаг вперед и одновременно пол-оборота туловищем назад и влево, по ходу движения наклонился и что было сил лягнул левой ногой в его сторону. Попал! Вы не поверите мне, но, думаю, Чак Норрис, увидев этот удар, пожал бы мне руку. Рыжий как подкошенный рухнул на камни, успев, однако, в последнюю секунду оттянуть меня по спине нунчаками, отчего я тоже не удержался на ногах и свалился. Уже лежа на земле, я увидел, как рыжий, покачиваясь, стал подниматься, но Володя, изловчившись в неестественном по гибкости движении, ткнул его ножичком в живот и тот вновь упал. Мне показалось очень комфортным лежать на земле ничком, но вдруг чья-то чудовищной силы рука подхватила меня, словно щенка и поставила на ноги.

– Савва, быстро хватай и грузи этих пидоров в вагон, – услышал я голос Валеры и, ничего не соображая, стал делать то, что он велел. Через минуту мы погрузили в вагон всех трех наших противников: Валера поднимал и кидал их наверх, в проем двери, словно кули с мукой, мы вязали им руки веревками и собственной одеждой, в рот вставляли кляп и затаскивали в отсек. Закончив это дело, мы заперлись в купе и, даже не разговаривая друг с другом, стали, приводя себя в порядок, дожидаться отправления. Я выпил не менее чем литр воды из-под крана, не замечая что она имела затхлый и ржавый вкус, Валера с Володей тоже по пару раз прикладывались к кружкам. Прошло около часа, показавшегося нам вечностью, пока в шлангах зашипел воздух, затем прогудел гудок и состав наконец отправился; лишь тогда мы успокоенно вздохнули. На глухие стоны, доносившиеся из отсека, мы внимания не обращали. Из нас троих я пострадал более остальных: обе губы чудовищно распухли, левым глазом я то и дело прижимался ко всем металлическим деталям вагона, но душа моя ликовала: я был жив и почти невредим.

– Ну что сказать тебе, Савва, симпатичный ты конечно парень, но жрать ты теперь неделю не сможешь, только сосать, – сказал Валера грубовато и, видя, что я готов броситься на него с кулаками, дружески хлопнул меня по плечу: – Да ты не обижайся, по собственному опыту тебе говорю. Зато суп, манную кашу и пюре жрать можно.

Я, поглядев на него, усмехнулся: у него самого расплывались под глазами два крупных синяка.

На покрывале кучей валялись вещи, вытащенные из карманов наших арестантов. Два паспорта, один студенческий билет, две связки ключей, деньги – чуть больше тысячи рублей разномастными купюрами, и блокнот со всевозможными записями и телефонами, а также оружие – кастет, складной нож и нунчаки.

– И какого черта им было надо? Грабить что ли, они нас собрались? – с сомнением в голосе спросил ни к кому не обращаясь Валера.

Володя, сделав мне знак молчать, взял деньги и пододвинул Валере:

– Забери бабки себе, – сказал он. – Ты у нас будешь за пахана. – И обращаясь ко мне, спросил: – Ты как, не против, Савва?

Я кивнул. Я был не против.

– С завтрашнего дня, Савва, ты начнешь меня учить, как пользоваться этими палочками, – сказал Володя, взвешивая в руке нунчаки, принадлежавшие одному из нападавших. – А то нож, как я вижу, против них – ничто.

Я взял из его руки нунчаки. Они были из какого-то плотного дерева, при этом не слишком тяжелые, шестигранные, желтый жгут соединял два стержня; на каждой грани ближе к связке были изображены умильные китайские рожицы, причем гримасы на них были разные. Володя долго всматривался в эти изображения, затем спросил:

– Они что ли как будто смеются здесь, китаезы долбаные?

– Нет, это изображены фазы страха, – объяснил я. – Каждый удар ведь ранит по-разному, и фазы страха, естественно, в каждом случае разные, по нарастающей: вот тут, – я показал, – просто ушиб, затем – немного больно, потом больнее, – у такого человека резко повышается способность к сопротивлению – значит, тот, кто наносит удар, должен быть осторожен, ну, а это последняя фаза – соперник почти при смерти, он теряет возможность к сопротивлению.

– А-а! Да-а?! Ну ты ваще даешь! – раскрыв рты, удивленным дуэтом пропели мои коллеги.

Я глубокомысленно закивал.

– Кажется, пора проведать наших друзей, – жестко сказал Валера минутой позже. – А ну-ка, Савва, волоки сюда одного из них, только осторожно, чтобы не развязался.

Подсвечивая себе фонариком, я стал вытаскивать из отсека ближайшего ко мне арестанта, им оказался верзила, который в процессе драки два раза сбил Валеру с ног.

– Каратист долбанный, – незлобиво сказал Валера, встряхивая его словно куль с картошкой и бросая грудью на топчан. Рот верзилы был занят кляпом, голова дергалась, карие глаза бешено вращались. Володя ловким и быстрым движением приставил к его глазу нож, отчего верзила тут же успокоился, а из глаза, неотрывно следившего за лезвием, выкатилась слеза. Валера тем временем проверил, хорошо ли связаны руки и ноги, подтянул узлы и стал стаскивать с верзилы спортивные штаны вместе с трусами.

– В карате у тебя классно получается, посмотрим сейчас, как ты в очко играешь, – сказал он, приспуская свои брюки. Я отвернулся.

– Извини, чувак, вазелина мы не припасли, – послышался голос Валеры. – Не знали, что такой гость у нас будет. Да ты не расстраивайся так, один раз – не педераст; а мы ребята скромные, никому не расскажем. – И сразу, вслед за этим: – Савва, ты будешь?

– Спасибо, не надо, – кисло отозвался я.

Через некоторое время настала очередь возвращать первого и вытаскивать второго пленника. Это был крепыш-боксер. Также тщательно проверив все узлы, стягивающие его конечности, затем поставив его на колени, Володя освободил тому рот от кляпа и спросил:

– Ну-ка расскажи нам, пес, вас кто-нибудь послал вслед за нами, или сами такие грамотные оказались?

– Ты, муфлон, скорее развяжи и отпусти меня, – хриплым голосом потребовал крепыш. – Ты не знаешь, лох, с кем связался, наши пацаны вот-вот вас найдут и всех убьют.

Валера коротко, без замаха ударил его кулаком в ухо, отчего тот скорчился от боли.

– Чересчур наглый козел, – хладнокровно констатировал Володя и, схватив ложку, стал совать ее между зубов крепыша. – Счас ты у меня вафлей наглотаешься, спортсмен херов.

– Валера, что дальше делать с ними будем? – вздрагивая от неприятного предчувствия, спросил я равнодушно взиравшего на происходящее пахана.

– Как что. Грохнем и выбросим на пути, – спокойно ответил он.

Я похолодел.

– Зачем же убивать? – спросил я осторожно. – Давай просто выкинем их из вагона, да и хрен с ними. Тогда это убийством считаться не будет.

– Ага, а они потом нас найдут и точняк убьют. Тут одно из двух: либо они нас, либо мы их.

Я опустил голову. Он был прав, и против фактов не попрешь.

– Этот, – небрежно кивнул Валера в сторону крепыша, – вообще непонятно откуда: то ли мент, то ли из Конторы.

– А чего ты так решил, в ксивы его смотрел, что ли? – поневоле перешел и я на блатную феню.

– Да вот что я у него нашел, – усмехнулся он, доставая из-под лавки и протягивая мне пистолет в изящной кобуре. Я вытаращил глаза: «Макаров». Новенький. Я взял его и взвесил в ладони. Еще с запахом масла. Видать, совсем недавно смазывали. Затем взвел затвор, и патрон оказался в стволе.

– Эй-эй, осторожно, ты в нас сдуру не стрельни, – забеспокоился Валера.

– Я с этими штучками умею обращаться, – сказал я, затем выщелкнув обойму, наклонил пистолет в сторону, откатил затвор и патрон, тускло блеснув, лег мне на ладонь.

– Ну, если умеешь, то он тебе, наверное, и достанется. Не сейчас, через месячишко, когда весь этот шум угомонится. Нам, ворам, он ни к чему, штучка эта слишком шумная, да и статья за него… Мы по привычке свои дела решаем с помощью ножа.

– Слушай, а чего он в нас не стрелял? – спросил я, спустив курок, а затем тщательно протирая пистолет о тряпку.

– Думал, что без него справится, – ответил Валера, забирая из моих рук пистолет.

– Отпечатки… – напомнил я ему. – Отпечатки не оставляй, протри и в тряпку какую-нибудь заверни.

Володя тем временем загнал пинками крепыша в отсек и вернулся в купе.

– А этот, рыжий, что с ним? – спросил его Валера.

– Подыхает, сука, у него ж дырка в брюхе, – ответил Володя, и от его слов у меня потемнело в глазах.

– Через часок-другой, когда отъедем отсюда подальше, надо будет освободиться от них, опасно ездить с этим дерьмом, – сказал Валера.

– Давайте сделаем так, – неожиданно для самого себя предложил я. – Сунем им в карманы понемножку денег, документы, нунчаки, ножик вон и сбросим под откос. (Я и сам еще совсем недавно прыгал на ходу из вагона и знал, что при этом можно остаться живым). В таком случае, если кто и сдохнет, что весьма вероятно, потом следствию трудно будет на нас выйти, тут за час проходит с десяток поездов.

– Да я их сам порежу, всех троих, мать их… – обозлился Володя. – Тебе что, непонятно, они же нас не ругать и не бить, они ведь валить собирались.

– Насчет порезать – это подождет, Захар, – сказал Валера скривившись. – Сделаем, как Савва говорит. Этих двоих выбросим ночью под откос, вряд ли кто-то из них до утра доживет: холод доделает за нас остальное. А рыжего надо будет на каком-нибудь полустанке на рельсы уложить. – Заметив наши удивленные взгляды, пояснил: – У него же ножевая рана, что вам непонятно? А так попадет он под колеса вагона, там уже не разобрать будет, что да как.

Мы с Вовкой молча закивали: нам было все понятно.

Часом позже мы принялись за дело. Приготовили первого, верзилу, который, впрочем, в эту минуту уже не казался таким крупным и выглядел совсем не грозным. Открыли дверь пошире, и в купе, выметая последнее тепло, ворвались струи ледяного воздуха.

– Свечку задуй, – сказал я, обращаясь к Володе. – И посмотри прежде наружу, чтобы откос был подходящий – подлиннее и покруче.

Валера поднял на ноги верзилу, встряхнул, и сказал:

– Стоять, козлик.

Тот безжизненно облокотился на стену. Я потихоньку достал из кармана перочинный ножик и втихаря надрезал веревку и тряпку, связывавшую руки верзилы. Это действие, к слову сказать, мне далось весьма непросто: ребята могли заметить и тогда… тогда могло случиться что угодно – скорее всего, я бы полетел под откос вслед за верзилой. Затем, поставив его напротив открытой двери, я шепнул верзиле «прыгай» и толкнул его от себя. Мелькнули в проеме двери ноги верзилы и исчезли в ночи.

Затем настала очередь боксера. Этому перерезать веревки на руках мне не удалось. А может, и не очень хотелось. Однако, выглянув наружу, я вдруг заметил далеко впереди по ходу движения огоньки и какие-то массивные конструкции. Я сунулся обратно и закрыл за собой дверь.

– Впереди то ли мост, то ли туннель, не разберу. Переждать надо, пацаны, там могут быть солдатики, ВОХРовцы с овчарками, вмиг нашего клиента обнаружат.

Ребята согласились. Боксера положили лицом вниз, прямо на пол, сами сели на топчан. Говорить было не о чем; да и не хотелось. Минут через двадцать, когда мост остался далеко позади, Валера с Володей поднапряглись и сбросили боксера с поезда. Последним усилием он мертвой хваткой вцепился в рукав Володиной рубашки, и Вовку рвануло вслед за ним… Слава богу, я успел среагировать, одной рукой обхватить Вовку за шею, а другой упереться в проем двери, рукав лопнул и исчез вслед за боксером, а мы оба растянулись на полу.

– Что с вами, пацаны? – спросил Валера, когда мы поднялись, и я резким движением захлопнул дверь, – обосрались с перепуга?

– С рыжим сам будешь разбираться, это твой клиент, – зло сказал я Вовке.

– Не бузи, Савва, – сказал Валера. – Если боксер действительно мусор, то всем нам светит вышка, расстрел.

– Ага, нам с тобой конечно расстрел, а Савва отмажется, – вдруг заявил Володя. – Все на нас спишет и получит он пятнашку, да и то в худшем случае, а в лучшем всего семь-восемь лет.

– Хавало закрой, – стараясь оставаться спокойным, сказал я. – Так мы скоро договоримся до того, что убивать друг друга начнем. Для меня и семь лет, чтобы ты знал, слишком большой срок, который я отсиживать не собираюсь, поэтому даже не будем говорить об этом. Тем более что мы еще не все дела закончили. Так, пахан?

Валера согласно кивнул и тема была исчерпана.

Когда наш состав остановился на следующем полустанке, была глубокая ночь. Мои подельники, теперь я, нравилось это мне или нет, уже мог именно так их называть, справились с рыжим вдвоем, без меня. Однако мне все же пришлось стоять на стреме, – в том, чтобы наших манипуляций с рыжим никто не заметил, был и мой интерес. Полночи после этого я пытался себя убедить, что эти трое нападавших пришли от Якова Захаровича с конкретной целью убить нас, но легче от этого мне не становилось, и до самого утра я так и не смог уснуть.

За оставшиеся дни, пока добирались до Молдавии, мы понемногу пришли в себя и успокоились, за нами больше никто не гнался, никто нас не разыскивал. В отсеке и в самом купе мы все тщательно убрали и помыли, чтобы от чужаков даже волосков или пылинок не осталось. Мы как могли, залечили дорогой наши травмы, у Валеры и у меня прошли синяки, я похудел килограммов на пять, так как есть мог только суп и чай. Володя часто засиживался в вагоне у Валеры, они там играли в карты, пили чифирь и базарили за жизнь. Я иногда присоединялся к ним, но полноправным членом их компании так и не стал, да, если честно, не очень-то и хотелось.

По приезду в Молдавию Валера отдал мне нунчаки, оказавшиеся, как я выяснил позднее, настоящими, японскими, а через месяц, как и обещал, «Макаров», но при этом остался верен себе и взял с меня за пистолет триста рублей. Затем я частным образом съездил в Москву и продал доллары по шесть рублей за штуку, эти деньги – три тысячи – вместе с наличными из портмоне перешли к Володе. Ну а с чеками Внешпосылторга, доставшимися мне, я знал, как распорядиться.

А вот что стало с теми тремя парнями, я так до сих пор и не знаю. Даже теперь, по прошествии многих лет, когда я вдруг посреди ночи просыпаюсь в ледяном поту от ужаса, а это происходит с периодичностью раз или два в месяц, я лежу, не закрывая глаз до самого утра, и внушаю себе, что они обычные бандиты и приходили за нашими жизнями, но карты легли так, что из-за этого им, возможно, пришлось расстаться со своими… Возможно, но не обязательно. К утру ночной кошмар постепенно проходит, и ужас отпускает… до следующего раза.

Новелла вторая. Крик совы

Коктейль «Медовая ночь»

Кофе «эспрессо».

1 чайная ложка мёда.

15 мл ликера «калуа».

Взбитые сливки.

Тростниковый сахар, воздушный рис.

В бокал всё вливать по очереди, затем посыпать сахаром и рисом для украшения.

Мужик тугим узлом совьется

но если пламя в нем клокочет —

всегда от женщины добьется

того, что женщина захочет

Игорь Губерман

Эта девушка-подросток, о которой я хочу здесь рассказать, оставила в моей памяти, с одной стороны – приятные, незабываемые мгновения, а с другой – легкий ужас при воспоминании о той единственной ночи, проведенной нами вместе; и по жизни – немало вопросов, многие из которых я обращаю к себе самому.

18-летняя чудо-девочка, студентка Кишиневского университета, стройная, я бы даже сказал, изящная телом и весьма хорошенькая лицом, для проведения своих странных – по меньшей мере – экспериментов почему-то избрала меня, а подопытными кроликами, или жертвами, если хотите, в результате оказались мы оба.

Одним поздним вечером – это случилось как раз к закрытию – она заявилась к моему товарищу в бар вместе со своей подругой и проявила такую настойчивость в желании остаться в баре и после закрытия, что нам с Кондратом, который, собственно, и позвал меня накануне в бар в надежде на то, что мы проведем этот вечер вместе, подключив к нашей компании парочку сговорчивых девиц, не оставалось ничего другого, как выпроводить на улицу другую пару девушек, тоже студенток Кишиневского университета, на протяжении целого вечера дожидавшихся нас.

Буквально на первых же минутах знакомства, когда мы остались в баре вчетвером, Инна – так звали эту девушку – не обращая внимания на Кондрата, парня, надо сказать, весьма заметного не только своим высоким ростом, но и мужественной красотой, завладев моей рукой, увлекла меня в дальнюю, угловую кабинку, и без предисловий спросила:

– Скажи мне, Савва, ты настоящий мужик?

– А что такое, требуется выпить литр водки? – шутливо спросил я.

– Ну, – взмолилась девушка, надув губки, – я тебя серьезно спрашиваю.

– Ну, если серьезно, думаю да, – ответил я, с удовольствием опускаясь в мягкое удобное кресло после целого дня, проведенного на ногах. – Я не просто мужик, моя девочка, я, можно сказать, рыцарь… – и, после внушительной паузы добавил с циничной усмешкой: – …да, рыцарь лифчиков, трусиков и колготок.

Совершенно не зная, что именно требуется от меня этой пигалице, которая и на женщину-то не была похожа, я хотел с самого начала расставить все точки над «i», чтобы потом лишних вопросов не возникало.

Инна приблизила свое лицо, ее маленькие горячие ладошки легли на мою руку, сжали ее и она сказала:

– Послушай, я хочу, чтобы ты меня развратил. По-настоящему, понял? – Ее красивые кошачьи глаза глядели на меня с откровенным вызовом, и было видно, что девушка не шутит.

– Зачем тебе это надо, милая? – попытался отшутиться я, откидываясь в кресле назад, пытаясь таким образом увеличить дистанцию между нами. А сам с тоской подумал, что из-за этой девчушки-пичужки, вбившую себе в голову какую-то блажь, мы отправили домой нормальных телок, с которыми можно было без проблем провести веселую ночку, и теперь мне придется возиться с малолеткой, которая сама не знает, чего хочет. Но Инна не приняла моего осторожного, игривого тона.

– Скажи, что ты сделаешь это, не разочаровывай меня, мне бы не хотелось обращаться с этой просьбой к твоему товарищу. Хотя у него взгляд настоящего развратника, такой тип мужчин мне не нравится, да и молодой он слишком, – скороговоркой выпалила она.

Что мне оставалось делать: сказать ей, чтобы она пошла и умылась холодной водой и немного остыла, или же отшлепать по попке и отправить домой? Но ведь, действительно, то, чем мы с Кондратом день ото дня занимались, иначе как развратом и не назовешь, быть может, когда-нибудь, в другое, более продвинутое время, этому будет дано какое-нибудь более приятное и благородное определение.

Впрочем, в какой-то степени это предложение мне показалось даже интересным, такое в моей жизни случилось впервые: девушка сама пожелала стать объектом насилия.

– Не знаю, что ты понимаешь под этим словом – разврат, но это, поверь мне, не так романтично, как можно себе представить из рассказов подруг, – голосом нудного ментора, глядя девушке прямо в глаза, начал я. – Иногда при этом бывает больно, девочка моя, и с непривычки даже противно, – это игра для взрослых. – Я с сомнением оглядел ее воздушную фигурку.

– Во-первых, я не маленькая девочка, мне уже 18, а во-вторых… я готова на все, вернее, я попросту должна пройти все это. – Глаза девушки сверкали, лицо пылало, и весь запас моего красноречия иссяк, испарился.

Итак: девочка поставила перед собой именно такую цель, а передо мной – конкретную задачу, и ничто не могло сбить ее с намеченной цели. «Подожди же, моя милая девочка, – накручивал я сам себя, когда получасом позже мы вчетвером поднимались ко мне в квартиру. – Ты еще будешь молить меня о пощаде, но я буду тверд и неуступчив».

Итак, повторяю, цели были определены, расклад ясен, и уже через несколько минут после прихода мы попарно разбрелись по комнатам.

Из спальни, где расположился Кондрат со своей партнершей, уже были слышны ахи-охи-вздохи, а мы с Инной делали только первые шаги в освоении любовной игры. Начали мы с эротического массажа, попеременно меняясь ролями, и почти невинных ласк, постепенно, шаг за шагом осваивая любовную науку.

– Для того, чтобы все прошло хорошо и гладко, ты должна мне полностью доверять, а еще лучше – срочно полюбить меня, – пошутил я, нежно разминая шею и плечи моей пассии.

– Я стараюсь, – ответила Инна серьезным голосом, – я тоже подумала об этом.

Постепенно опускаясь все ниже – к ее животу и бедрам, я следил за реакциями партнерши, пытаясь уловить тот момент, когда ее потянет на «запретный плод», давая девушке возможность самой решить: «Когда?» Мне хотелось, чтобы она попросила, а еще лучше, сама сделала первый шаг. Добиваясь этого, я старался быть хладнокровным, однако за час-полтора измотал себя (боюсь, что и партнершу тоже) до одури. Я гладил и разминал ее прекрасное юное тело, целовал и слегка покусывал. Инна понемногу привыкала ко мне, к моим прикосновениям, и мне вскоре стало казаться, что ей наша игра начинает нравиться; неудовольствия, во всяком случае, она не выказывала.

Что ж, девушка, надо признать, была действительно хорошенькой. Тело ее, еще только начинавшее приобретать женские очертания – небольшие чашевидные грудки, которые она могла полностью прикрыть своими ладошками, плоский животик, узкая талия, переходящая в изящные, стройные бедра – все эти прелести кого угодно могли свести с ума, и мое вожделение вследствие массажа и ласк возросло многократно. В какой-то момент я не сдержался, перевернул ее на спину, издав при этом то ли стон, то ли рык и…

Инна уперлась мне в грудь обеими руками, глаза ее округлились от ужаса, но ее слабое сопротивление только раззадорило и придало мне сил, и я, обеими руками держась за маленькие пружинистые ягодицы, вошел в нее плавно и бережно, но сразу почти до конца, чтобы не измучить девушку многими попытками и, соответственно, долгими болевыми ощущениями. Инна ойкнула, задрожала подо мной, но каким-то чудом стерпела, издав лишь слабый стон, затем обмякла. После этого я вновь целовал ее, шептал какие-то ласковые слова, потом, обняв девушку, укрыл нас обоих одеялом и стал понемногу придремывать; Инна повернулась на бок и свернулась в клубок, приняв позу зародыша, и вскоре мне показалось, что она тоже засыпает.