Полная версия
Сад услаждений. Средневековый эротический трактат
«О, моя госпожа! Я поклялся отдать это той, с кем я сделаю то, что устраивают муж с женой».
«Можешь ли ты?» – вопросила она.
«Я?! – вскричал он. – Я, кто наставляет в сём деле других слуг Аллаха?! Я пробуждаю восторги, которые дарит женщина, я показываю, как ласкать её, научая тому, что приносит блаженство! Кто знает искусство соития, если не я?!»
Дочь Мамума, Хамдонна была и женой визиря великого. Стройный стан, соразмерные формы её отличали. И ни одна современница не превзошла бы её в совершенствах. Героев при виде её брали робость и трепет, они отводили глаза, опасаясь соблазна. Такой обольстительной создал её наш Владыка! А те, кто смотрел на неё, повреждались в уме. Много героев стремились к опасностям ради её благосклонности. И Бахлул, избегая любовных мучений, страшился встреч с нею; тревожась за ясность рассудка, он никогда до тех пор не являлся пред нею.
Они препирались. Он, посмотрев, моментально вперял очи долу, страшась распалить свои страсти. Хамдонна пыталась заполучить его мантию – он не давал без награды.
«Скажи мне, какая цена подойдёт?» – вопросила она.
«Сочетание, – отвечал он, – о, яблоко глаз моих!»
«Знаешь ли ты это дело, Бахлул?» – говорила она.
«Ради Аллаха! – ответствовал он. – Жёны – моё бытие. Нет того, кто знаком с ними лучше! Слушай же, госпожа: вот, мужи выбирают занятия по наклонностям и талантам, один продаёт, а другой покупает, и прочее. Я же себя посвятил обладанию лучшими жёнами. Я исцеляю, кто страждет любовным недугом, и напояю их алчущие вагины».
Хамдонна поражена была пылом и сладостью его речи.
«Можешь ли ты привести мне стихи, подходящие случаю?» – требовала она.
«Несомненно», – он уверял.
«Так позволь же услышать, что скажешь, Бахлул».
Он сказал следующее:
Нравы с делами мужей различают.Тот вдохновенный, этот горюет.Есть и такие, чья участь плачевна,Хоть их собратья следуют к счастью,Избранны роком, вечным везеньем.Я же отличен от тех и этих.Что мне арабы, турки и персы20?Жажда соитий – вот моя вера!В ужасе я, если близ нет вульвы,Сердце моё жжёт огонь негасимый.Глянь на мой уд, вознесённый в славе!Он укрощает женские страсти,Двигаясь взад и вперёд меж бёдер.Роза! Моя несравненная пери!Если приёма не хватит на пыл твой,Я повторю, и его остудим.Если мы вместе, будь мягкой речью,Не уподобь слова свои сабле.Я приближаюсь. Что отстраняться?Ибо ты жаждешь; я ж – водонос твой.Алчущим взорам выстави персиИ уступи без опаски страсти.Воля Аллаха на то, что будет.Оный исполнил меня сим жаром,Не указавши средства иного.И подчиняюсь я повеленьям.Внимая, Хамдонна утратила разум и возжелала бахлулова уда, что воздымался под складкой одежды. Она говорила себе: «Отдамся…» Потом: «Не отдамся…» Она колебалась, меж тем как в её естестве зарождалось желанье услады, и грешный Иблис21 увлажнял её формы. Она не могла устоять, убедив себя мыслью: «Если Бахлул и расскажет кому, кто поверит?»
Она попросила Бахлула снять мантию и пройти в её комнату; он ответил:
«Я не разденусь, покуда не утолю голод, о, персик глаз моих!»
Трепеща от волнения, Хамдонна встала, и расстегнула свой пояс, и двинулась пред Бахлулом, который гадал: «Бодрствую я или сплю?» Он за нею вошёл в её комнату. Она села на шёлковое сидение, что походило на арку, и подняла одеяния с трепетом. И красота, коей Аллах одарил её, оказалась во власти Бахлула.
Он глянул на лоно её, уподобленное совершенному куполу, и на пупок, что казался жемчужиной в золотой чаше, а также на низ её лона, являвший бесценнейший угол творения, а точёность и белизна её бёдер его изумили.
И, сжав Хамдонну в объятиях, он увидел, что краска сошла с её лика и что она обезумела: взяв уд Бахлула, она волновала его и ласкала его.
И Бахлул ей сказал: «Почему ты дрожишь?»
«Прочь, сын дрянной женщины! – отвечала она. – О, Аллах! Уподобил меня кобылице и продолжает расспрашивать, и о чём! Ты зажжёшь страсть в любой женщине, будь она самая целомудренная на свете». Бахлул вопросил:
«Разве я не похож на твоего мужа?»
«Что из того, похож или нет? – говорила она. – Женщина распаляется, видя мужчину, как кобылица в виду жеребца, муж он ей или нет. Кобылица ярится периодами, между тем как меня постоянно волнуют любовные речи. Сейчас я под гнётом того и другого, ты торопись, ибо мужу срок возвращаться».
Бахлул заявил:
«О, моя госпожа, боль в моей пояснице не позволяют мне быть над тобою. Прими положение мужа. Потом ты возьмёшь мою мантию и я уйду».
Он улёгся, приняв положение женщины, и его уд вознёсся, подобно колонне.
Хамдонна, усевшись на нём и взяв уд, изумилась. Размеры, упругость и мощь поразили её, закричавшую:
«Вот разрушитель всех дев и причина всех бед! О, Бахлул! Я не видела дротика лучшего!»
И она приближала его к своей вульве, покуда последняя не взмолилась безмолвно: о, уд, войди же в меня.
И Бахлул вверг уд в вагину халифовой дочери. И она, опускаясь на это оружие, вобрала его так, что оно скрылось из виду, и она изрекла:
«До чего сладострастными создал женщин Аллах, неутомимыми в поисках наслаждений».
Действуя ягодицами, словно ситом, Хам-донна подбрасывала себя вверх и вниз, влево и вправо, вперёд и назад; и никто не плясал, как она.
Дочь халифа скакала на уде, пока не пришло наслаждение, и тогда помпа вульвы стала захватывать уд, как младенец матери грудь. Нега спустилась на них одновременно, и они насладились с избытком.
Хамдонна, взяв уд, чтоб извлечь, делала это медленно, говоря:
«То был труд настоящего мужа».
Затем она встала.
Бахлул тоже встал и хотел удалиться, однако она возмутилась:
«А мантию?!»
Он ответил:
«Как, госпожа? Ты мной пользовалась и желаешь награды?!»
«Но, – отвечала она, – ты твердил, что не можешь быть надо мною из-за больной поясницы».
«Это имеет значение, но ничтожное, – молвил Бахлул. – Первый раз – твой, следующий – будет мой, мантия будет наградой, и я уйду».
И она улеглась, но Бахлул возразил:
«Я не лягу, пока не разденешься».
И она обнажилась. Ошеломляли её совершенства и прелести! Он созерцал восхитительные её бёдра, и ямку пупка, и её лоно, округлое, точно арка, и пышные груди, подобные гиацинтам. У ней была шея газели, уста были, точно кольцо, губы алы и свежи, как окровавленный меч. Зубы её заменили бы жемчуг, щёки её заменили бы розы. Смоль глаз изумляла. Брови её цвета чёрного дерева напоминали округлостью росчерк, сделанный каллиграфом. Полной луне в небесах уподоблю чело её!
И Бахлул, обхватив её, начал сосать её губы и целовать её грудь, пить прохладную влагу из уст и покусывать бёдра. У ней затуманился взор, и она завздыхала. Он целовал её вульву, так что у ней отнялись руки и ноги. Он озирал её формы с пурпурным украшением.
И, вскричав: «Соблазн человека!» – Бахлул стал лобзать её пылко, и упоение подступило к пределам. Схватив уд, Хамдонна упрятала его в собственную вагину.
Он медленно двигался, а она страстно ответствовала; беспримерное наслаждение одарило их разом.
Бахлул, встав, решил удалиться. Хамдонна сказала:
«А мантию?! Ты обманщик, Бахлул!»
Он ответил:
«Ты получила своё, я – своё. Первый раз твой, второй – мой; третий – будет для мантии».
И, сказав, он снял мантию и положил на Хамдонну, которая вновь улеглась на кушетку сказав:
«Делай что хочешь!»
Бахлул разместился на ней и рывком вогнал уд в вагину; он действовал, будто толок, и она двигалась встречно; и одновременно оба излились. Он, встав, ушёл, не взяв мантии.
Негритянка сказала Хамдонне:
«О, госпожа, разве не вышло, как я говорила? Бахлул скверный плут, от него не дождёшься добра. Все над ним насмехаются, но – Аллах! – торжествует единственно он. Ты мне веришь?»
Хамдонна сказала:
«Не приставай с укорами. Приключилось, что должно. Ведь на дверях всякой вульвы начертано имя мужа, который войдёт в неё правдою или обманом, с ненавистью или с любовью. Если Бахлул не был бы там упомянут, он не прошёл бы дверей моей вульвы, даже если бы преподнёс мне вселенную.
Тут в их дверь постучали, и негритянка, спросив, кто там, слышала голос Бахлула. Хамдонна, не зная, что ему нужно, перепугалась. Служанка спросила, что он желает, и услыхала: «Воды». Бахлул выпил и выронил чашу, разбив её, после чего сел у порога.
Он просидел там до появления мужа Хамдонны визиря великого, кой сказал: «Что ты делаешь здесь, Бахлул?» Он ответил:
«Мой господин, проходя этой улицей, я почувствовал жажду. Мне вынесли чашу с водой. Чаша выскользнула и разбилась. Тогда госпожа вытребовала у меня мою мантию, кою халиф, наш владыка, дал мне в награду». Великий визирь тогда молвил: «Надо вернуть тебе мантию». Вышла Хамдонна, и муж уточнил, правда ли, что она взяла мантию в качестве платы за чашу. Хамдонна вскричала, рассерженно хлопнув в ладони:
«Что ты наделал, Бахлул?»
Он ответил:
«Я говорил с твоим мужем на языке моей глупости, о, госпожа, ты его убеди языком твоей мудрости».
И она, побеждённая хитростью, каковой он воспользовался, отдала ему мантию.
Глава II
Касательно женщин, заслуживающих похвалы
Знай же, визирь (милость Аллаха пребудет с тобой!), что есть женщины всевозможные: есть достойные похвалы, есть заслуживающие презрения.
Для того, чтобы муж получил удовольствие, у жены должна быть совершенная талия и она должна быть здоровой и пухлой. Волосы её черны, её лоб широк, брови её черноты эфиопской, очи большие и чёрные, с наичистейшим белком. Щёки безукоризненного овала; нос замечателен и прелестны уста; губы пунцовы; дыхание благоуханно, шея длинна и крепка, лоно просторное, груди упругие, полные в лад с животом, а пупок ясно выделен; нижняя половина пространна, с вульвой приметной и свежей от мыса до ягодиц; двери узкие и не мокрые, испускающие тепло; бёдра крепкие и широкие, талия чётких линий, руки и ноги изящные, кисти пухлые, плечи притягивают взор.
Всякий, узревший такую в лицо, очаруется; всякий умрёт от блаженства, узрев со спины. Восседающая, она – арка; лежащая – схожа с пуховой периной; стоящая – древко знамени. При движении формы её выделяются под нарядом. Она говорит и смеётся нечасто и никогда – без причины. Она не выходит из дома, даже чтоб встретить знакомых, У ней нет подруг, и она всё таит, а доверенный для неё только муж. Ни от кого ничего, кроме как от родителей и от мужа, она не возьмёт. Не вмешивается в дела родственников, и у ней нет вины, чтобы прятать, и нет дурных мыслей. Она не пытается обольщать мужчин. Но когда её муж выражает желание с ней сопрячься, она уступает и даже его подстрекает. Также не донимает она его жалобами и слезами и помогает в делах его. Если муж в скорби или в печали, она не смеётся, не веселится, но разделяет с ним беды и, успокаивая, возвращает час радости. И она не отдастся чужому, пусть воздержание и убьёт её. Она прячет свою наготу, чтоб никто не увидел. Тщательно подбирая наряды, она беспокоится, чтоб её муж не увидел того, что ему огорчительно; пользуется ароматами и сурьмой, чистит зубы суаком22.
Такая жена будет мужу по нраву.
История о Дорераме, негре
История сообщает, Аллах подтверждает ту истину, что однажды жил славный эмир, у которого было в избытке владений, и воинов, и союзников. Имя его было Али бен Дирам.
Как-то ночью, оставленный сном, он призвал к себе подданных: военачальника, телохранителя и визиря великого. Трое предстали без промедлений, и он приказал им вооружиться. Они, сделав это, спросили, в чём дело.
И он отвечал:
«Сон оставил меня; я решил этой ночью отправиться в город и взять вас с собой».
«Слышим и повинуемся», – отвечали они.
Со словами: «Во имя Аллаха! С нами молитвы Пророка, а с ним – благословенье и милость», – эмир вышел.
И в переулке они увидали кого-то, в отчаянии распростёртого на земле, колотящего по камням кулаками и причитающего: «О, здесь внизу больше нет справедливости! Кто же расскажет эмиру, что делается в государстве!» И он твердил непрестанно: «Нет справедливости! Мир погряз в бедах!»
Эмир велел спутникам: «Приведите ко мне его, и не пугайте его». И они, подойдя, приказали: «Вставай и не бойся, плохого с тобой не случится».
На что человек отвечал: «Не случится… Однако вы всё-таки не приветствуете меня! А вы знаете, что приветствие правоверного – знак миролюбия и прощения. Если же правоверный не поприветствовал правоверного, есть причина для страха». – Он встал и прошёл вместе с ними к эмиру.
Эмир же стоял, спрятав, как все его спутники, лик свой под хайком23.
Приблизившись, человек произнёс: «Здравствуй, о человек!»
И эмир отвечал: «То же тебе, человек!»
Тогда тот: «Почему ты сказал: человек?»
И эмир: «Ну, а ты почему?»
«Потому что не знаю, как звать тебя».
«И я тоже не знаю».
После Али бен Дирам вопросил:
«Что означают слова, что я слышал: „О, здесь внизу больше нет справедливости! Кто же расскажет эмиру, что делается в государстве!“ Скажи мне всю правду, что приключилось с тобой».
«Я поведаю это тому, кто решит отомстить за меня и избавит от унижений, когда то угодно Аллаху Всевышнему!»
И правитель сказал:
«Может, я послан Аллахом для мести и избавления от унижений».
«Слушай, открою тебе необычное, – начал тогда человек. – Я любил одну женщину, что любила меня, и мы были согласны в любви. Наша связь продолжалась, пока одна старая ведьма не завлекла мою пери и не отправила её в дом несчастий, стыда и разврата. И сон отлетел от постели моей; я лишился всех радостей, погрузившись в пучину невзгод».
И эмир: «Где тот дом под дурным знаком и с кем твоя женщина?»
Человек отвечал:
«Она с негром Дорерамом, что собрал в своём доме прекраснейших, как луна, женщин, подобных которым не будет в гареме эмира. Его госпожа страстно любит его, и послушна ему, и даёт ему всё, что он хочет, из серебра, вин, нарядов».
Он рассказал и умолк. И эмир подивился тому, что услышал; великий визирь же, не пропустивший ни слова из сказанного, догадался, что негр был ничьим более, как его собственным.
И эмир повелел показать ему дом.
«Если я покажу, что ты сделаешь?» – вопросил человек.
«Ты увидишь, что сделаю», – молвил эмир.
«Ты не сделаешь ничего, – отвечал человек, – ибо место внушает почтение и даже страх. Если ты возжелаешь войти туда силой, ты можешь погибнуть, так как хозяин его именит своей властью и храбростью».
«Покажи это место, – эмир настоял на своём. – И не бойся».
«Как будет угодно Аллаху!» – сказал человек.
Он пошёл впереди. Они вышли за ним на широкую улицу, к дому с величественными дверями, со стенами неприступными и высокими. И нигде нельзя было взобраться. Недосягаем был дом – точно прятался под щитом. Обернувшись, эмир вопросил человека: «Как звать тебя?»
«Звать Омар бен Исад», – был ответ.
«Ты решился, Омар?»
«Да, пусть будет угодно Аллаху на небесах! – и, обернувшись к эмиру, добавил: – Аллах да поможет нам».
И эмир вопросил своих спутников:
«Вы решились? Кто заберётся на стены?»
«Никто!» – отвечали они.
И эмир: «Да угодно Аллаху Всевышнему, я заберусь, но посредством уловки, какая имеет в виду вашу помощь. Кто самый сильный из вас?»
И они сообщили:
«Военачальник, который начальствует над твоей стражей».
Эмир продолжал:
«Кто потом?»
«Телохранитель».
«И после?»
«Великий визирь».
И Омар изумлённо внимал, и восторг его был беспределен, когда он узнал, что пред ним сам эмир.
«Ещё я, мой господин», – сказал он.
«Ты, Омар, догадался, кто мы. Не раскрывай нашей тайны, чтобы вина извинилась».
«Слышу и повинуюсь», – воскликнул Омар поклонившись.
Али бен Дирам приказал военачальнику:
«Прежде ты упрись в эту стену руками и подставь спину».
Телохранителю было веление: «Влезь побыстрей на него».
А великий визирь влез на плечи последнего. И эмир повелел:
«Ты, Омар, взойди на вершину!»
Омар, поражённый уловкой, вскричал:
«Одарит Величайший Аллах тебя помощью, наш господин, и да поможет в твоём предприятии!»
Он взобрался наверх, и черёд был эмира, который, вскричав: «Слава Аллаху и слава Пророку Его, коему благость и милость Всевышнего!» – влез на них всех и взобрался на стену.
Тогда он сказал: «Сойдите друг с друга», – и начал высматривать место спуска, но не нашёл. Размотав свой тюрбан, по нему он спустился во двор, обходя каковой, нашёл двери – все запертые на замок. В беспокойстве эмир прошептал: «Я в затруднительном положении, но так нужно Аллаху: он дал мне силу и сообразительность, чтобы завлечь сюда. Он подскажет мне способ вернуться к товарищам».
И, обследуя место, он принялся обходить помещение за помещением. Он обнаружил семнадцать их, с пологами и обставленные в разных стилях.
Узрел он и полог, к которому вели семь ступеней, из-за которого слышались голоса. Он взошёл со словами: «Неодолим, кто имеет Аллаха помощником!» – и заглянул в помещение, светлое от канделябров и свечей, что горели в роскошных подсвечниках. В середине играли фонтаны душистой воды. Скатерть, протянутую поперёк, заполняли роскошные яства. Позолоченная мебель слепила глаза.
И за скатертью были двенадцать девушек с семью женщинами, великолепные, будто луны. Они восхитили его, но встревожило, что там были семь негров. Взоры его привлекла женщина лунной красы, черноокая и с ланитами пышными, с талией гибкой; она привораживала взоры тех, кто её видел.
Ошеломлённый ее красотой, он застыл, и потом он заметил себе: «Как теперь мне уйти? О, душа моя, не ступи на дорогу любви!»
И, пока он раздумывал, как ему выбраться, некая женщина обратилась к служанке, назвав её имя:
«Встань и зажги факел, чтоб мы с тобой добрались до постели».
Эмир же, когда они вышли оправиться, что естественно в человеческом племени, спрятался в их покоях.
Женщины воротились и заперли двери. Хмельные, они обнажились и стали друг друга ласкать. Когда обе заснули, Али бен Дирам тоже разделся и лег между ними. Он помнил их имена, и поэтому он обратился к одной: «Ты, такая-то, ты куда положила ключи?»
«Спи, тварь, ибо ключи где им надо».
Опять он спросил о ключах:
«Скоро рассвет, я должна открыть двери».
«Ключи где обычно. Что пристаёшь ко мне?»
Но он начал опять:
«О, ты, такая-то…»
Та ответила: «Что тебе?»
«Я в беспокойстве. Скажи, где ключи».
«Тварь! Твоей вульве мало? Не можешь без этого ни одной ночи? Смотри! Валяй к негру, ключи у него. Не говори ему: дай ключи. Но скажи: дай твой уд. Ну, валяй же к Дорераму».
Переодевшись, прикрыв лик вуалью, он возвратился к пирующим. Все сочли его женщиною, в одеяньях которой он был, и Дорерам сказал:
«Ты, такая-то, живо давай раздевайся и забирайся на ложе».
Эмир прошептал: «Нет силы и власти, кроме как у Аллаха Всевышнего!» Он искал ключи в одеяниях негра, который разделся и вышел, но не нашёл. Вдруг он увидел высокую нишу и обнаружил ключи; в радости он подумал: «Слава Аллаху!» И, разыграв, что хочет рыгнуть, направился прочь. Негр крикнул вдогонку: «Аллах прокляни тебя! Делала б это на ложе!»
Али бен Дирам, достославный эмир, вышел на улицу и произнёс:
«Следуем в дом, призывая Аллаха Благого!» Они приготовились ко всему в доме, где находились семь негров.
В покоях у лесбиянок эмир вновь надел свой наряд. После этого он со спутниками стал за пологом в пиршественное помещение. Между теме ложа слезли Дорерам с одной из красавиц. На ложе взобрался другой негр с женщиной. Пара за парой, – так негры объездили всех красавиц, кроме прекраснейшей, как луна в полнолуние, женщины и двенадцати девушек. Каждая из красавиц взбиралась на ложе усталая, а слюбившись, едва подымалась.
Негры, не унимаясь, один за другим приставали к прекраснейшей женщине, коя отказывала говоря:
«Никогда не добьётесь согласия».
И тогда подступил к ней Дорерам, державший руками свой уд исполинских размеров. Удом он бил по ланитам её и кричал:
«Шесть раз этой ночью я домогался тебя, и шесть раз я тебе уступал; но сейчас я возьму тебя!»
Та увидела, до чего негр пьян, и решила его укротить обещаниями.
«Сядь со мною, – сказала она, – и сегодня же ты утолишь свою страсть».
Негр сел; уд его был напряжён, как колонна. Эмир наблюдал в изумлении.
Женщина, исторгая из самых глубин сердца, пела стихи:
С юношей я слюбляюсь,В нём мои упованья;Уд его непреклонный, —С куполом, как жаровня, —Пьёт моё девство храбро.Мощный, первый из первых,Готовый на труд всечасно,В слиянии он бессытен.Со вздохами входит в вульву,Слезу проливая в лоно;Не дремлет, не просит паузИ побеждает усталь.Та не рождалась в мире,Что спада его дождалась бы.Полный любовным пылом,Вторгается он в вагину,Действуя неослабноВперёд от начал и всюду.То входит махом резким,То пробует скромно двери.О, юный! Тиская перси,Сося горячо мои губы,Меня он кладёт на ложе,И в дланях его я щепка.Со страстью меня кусает,Лобзания учиняет.Узрев же, что я запылала,Меж бёдер моих ложится,Дрот свой даёт мне в руку,Дабы в себя постучалась…Вот он в пещере счастья!Меня он трясёт, вращает,Оба пылко трудимся.Он мне: «Возьми мою влагу!»Я отвечаю: «Милый!Муж, насыщающий мёдом!Жизнь моих чресл! Старайся!Рано ещё исторгаться!Минет сей день в блаженствах!»Делает он, что хочет,В объятьях моих и в стонах.Она завершила. Эмир произнёс: «О, до чего обольстительной создал Аллах эту женщину», – и, обернувшись к сопутникам: «Несомненно, у женщины этой нет мужа и непорочна она, ибо негр этот любит её, а она не даётся».
«Ты сказал истину, о, повелитель! – свидетельствовал Омар. – Муж её в дальних краях уже год. Многие добивались её, но она – непреклонна».
«Кто муж её?»
Спутники отвечали:
«Она жена сына визиря отца твоего».
И эмир продолжал:
«Несмотря ни на что, я решил обладать ею, – а после, оборотившись к Омару, добавил: – Здесь ли твоя госпожа?»
И Омар отвечал:
«Я не вижу её, повелитель».
На это эмир: «Потерпи, и увидишь, – после спросив: – Негр этот – Дорерам?»
«Да, и мой раб», – начал великий визирь,
«Помолчи, не время ещё разговаривать», – кончил эмир.
И пока они беседовали, негр Дорерам вскричал:
«Я устал от твоих лживых слов, Бедр аль-Бедур24», – ибо её звали так.
И, желая принудить её, он ударил её по лицу.
Преисполненный гнева и ревности, эмир крикнул визирю великому:
«Что выделывает твой раб! О, Аллах, он умрёт смертью вшивой собаки!»
Женщина обратилась к Дорераму:
«Ты обманываешь твоего господина с женою его, а сейчас ты обманываешь её. В самом деле, она влюблена в тебя страстно, а ты домогаешься прочих».
Эмир тогда молвил визирю великому: «Слушая, преисполнись терпения».
Бедр аль-Бедур прочитала стихи:
Слушай о женщине правду.В глазах её похоть блещет.Не верь её клятвам – пусть будетОна дочь самого эмира.Гнев женский султан из султановБессилен пресечь своей властью.Женской любви ты бойся!Не думай: она меня любит.Не думай: она мне помощь.О, были б слова мои ложью!Она тебя любит ночью,Но эта любовь минутна.Ты, груди ей мнущий, – нужен.Пока с нею слит, – желанен.После ей безразличен.Сей истины свет бесспорен.Жена на семейном ложеРаба встречает дурного,Раб утоляет похоть.Всё это скверно, грязно.Женский характер лживый.Жалей же глупого мужа:Муж умный жене не верит.Великий визирь заплакал. Эмир повелел замолчать.
Негр ответил такими стихами.
У негров довольно женщин,И нам не страшны их козни.Мужи нам вверяют, что имут25.И это не ложь, но правда.О, жёны! Вас не удержишь,Коль уда всхотите, в коемДля вас ваша жизнь и гибель,Конец и начало целей.Ваш гнев на мужей на вашихСмиряется уда вводом.А вера у вас – в вагине,Душа ж ваша – в уде, только.Вот ваш характер, жёны.Закончив, он бросился на ту женщину.
Сердце эмира взыграло; он, обнажив меч, ринулся в помещение. Негры и женщины видели только сверканье мечей.
Кто-то из негров накинулся на эмира, однако телохранитель отсёк ему голову. И эмир закричал:
«Пусть Аллах прославляет тебя! Длань твоя не ослабла, и мать твоя породила не тряпку. Ты убиваешь врагов твоих, отдохнёшь ты в раю!»
Негры немедленно устрашились и успокоились, и эмир повелел их связать, и потом вопросил Бедр аль-Бедур:
«Чья ты жена и откуда у негров?»
Она рассказала всё то, что рассказывал раньше Омар. И Али бен Дирам, произнёсши: «Аллах благословит тебя!» – задал новый вопрос: «Долго ль женщина может быть без мужчины?»
Она отвечала:
«Знатная может полгода, простолюдинка не может и месяца».