Провинциалка

Мысли… думы… мечты! Глаза у Лизы источали уверенность, спать расхотелось. Даже их жилище не казалось сейчас маленькой конурой. Нормальное! Жить трудно, но можно. Живут же как-то! Колясочная была расположена в непосредственной близости от лифта и подъездной входной двери. Чтобы отгородиться на ночь от шума, мама с сыном взяли за правило, закладывать дверной проем наполовину тряпками и одеждой и занавешивать старым одеялом, железное полотно совершенно не сдерживало звуки. Так было всегда, но сегодня они забыли это сделать.

Тем не менее ночь окутала ее мягким одеялом. Что-то переключилось у нее в сознании. Ей спалось так сладко и безмятежно, как в детстве. Лиза чувствовала во сне: большая, большая черная тень убегала от нее. Девушка стояла над обрывом, на Красном Яру, залитая лучами утреннего солнца. Свежий ветер развевал ее платье, а за спиной шумели величественные сосны. Далеко, далеко у уреза воды бился кипенно-белый прибой, и коршуны, поворачивая головами, кружили внизу. Даже буксиры, натужно толкавшие, из последних сил, баржи отсюда казались игрушечными. Она была на недосягаемой высоте. Выше было только голубое бездонное небо. Если раскинуть руки, то можно было представить, что она парит над миром. Наверно она, и правда, летала, а ангелы нежно пели и играли на дудочках скрываясь в невидимых облаках.

Серое утро робко просветлило оконные рамы. Самая отвратительная и ненавистная вещь в доме – будильник. Но куда без него. Но не в этот раз. Она не проснулась. Откуда-то издалека, из потустороннего мира, вдруг послышался взволнованный шепот сына:

– Мам! Просыпайся! Быстрей! Ты же никогда не опаздываешь, уже без пятнадцати.

– Господи – опешила Лиза – Неужели не услышала будильник?! Ну точно! Солоха!

– Да! А я вижу ты не встаешь! – назидательно заявил сын собирая морщинки на лбу. – На работу пора.

Лиза все равно сладко и неторопливо потянулась. Она была еще там, в сказочном мире грез. На работу совсем не хотелось.

– А как же кофе? Подсуетись, пожалуйста, Ваня! Где мой любимый Жардин?

– Да он же кончился еще вчера, остатки собирали! – хмуро напомнил сын.

– Точно! Забыла. Теперь уж долго не попьем, – расстроилась Лиза. – Тогда чай.

– Только Ашановский, – констатировал Ваня. – «Каждый день»? Что вениками пахнет?!

– Блин! Я же его не пью! Ну, все равно. Давай. А ты булку вчера доел? – оживилась она.

Мальчик вздохнул и потупил глаза.

– Не знаю, как вышло. Я книжку читал, смотрю, а уже ничего не осталось.

– Ну и ладно, – миролюбиво и ласково вздохнула мать, – там гренки в столе доставай, размочим и с малиновым вареньем. Сегодня, решила, опоздаю.

– Не будут ругать? – обеспокоенно обронил он, отыскивая пакет с гренками в глубине стола.

– Если меня ругать Вань – то кого хвалить. У меня веская причина.

– Какая? – удивился он, непонимающе оглянувшись на нее.

– Я летала во сне!

– Ха! Летала. Тоже причину нашла! – искренне удивился он. – Скажи это нашей классной! Точно вылетишь обратно в дверь.

– Ваня! Ваня. Я знаю что говорю. Я уже лет десять, точно, от земли не отрывалась!

Сын, улыбаясь, разливал чай и с любовью, и недоумением поглядывал на такую непонятную сегодня маму. Ему нравилось ее приподнятое, веселое настроение. Конечно, через неделю в Москву. Тут у любого в голове тараканы запрыгают, а ему полмесяца перебиваться на макаронах. Но он выдержит. Лишь бы у нее получилось!

Ваня только начинал жить, и отсутствие опыта позволяло ему надеяться на чудо. Если бы он немного лучше знал этот мир, людей, он конечно бы не был так оптимистичен. Иногда отсутствие отрицательного опыта – плюс! Маленький плюс, который переходит в драйв. Но это редко и обычно быстро кончается.

Последние дни у Лизы были суматошные. Хотелось уйти в отпуск без «хвостов». По участку, этажам приходилось наматывать за день километров по десять. Утром в диспетчерскую, потом проверка, как дворники убирают. Заявки от квартиросъемщиков, ходьба по адресам. В обед осмотр крыш с рабочими: в двух домах протечки и жалобы от жильцов, что потолок отсырел. Заглянуть в подвал, вызов бригады с эпидемслужбы – набежавших крыс надо уничтожить пока они не расплодились. Ликвидация засора и организация откачки воды. «Вот кажется и все! Ее 38 подъездов в удовлетворительном состоянии». Без рук, без ног она вернулась в комнату и тут опять звонок:

– Лиза, ты еще ключи от подвалов не сдала?!

– Совесть имейте. Я в отпуске уже три часа как и уже одной ногой в Москве!

– Солнышко! Выручай! Тут две девочки звонят, Курчатова 156. Котенок у них в подвал забрался, выходить не хочет и мяукает. Сходишь?

– Хорошо, сейчас Ваню пошлю, – тяжело вздохнула она, в изнеможении, опускаясь на стул.

– Ваня!

Это была ее палочка-выручалочка. Сынок это ее все! Главное приобретение в жизни, ради чего стоило жить.

***

Фирменный «Сибиряк» отошел точно по расписанию. Раннее утро, свежими потоками воздуха, колыхало шторки на окнах. Побежали станции Чулым, Барабинск, Татарск. Встречные составы натужно отзывались гудками. Плацкарт, боковушка у туалета! Но кто будет всерьез обращать внимание на такие мелочи, когда впереди Москва.

В изголовье рюкзак, в котором самое главное: конспекты, тетрадки, затертые чуть не до дыр методички, несколько пакетов китайской лапши, кипятильник, зарядка для телефона и духи Nina Ricci. А в кошельке чуть больше 30 тыс. рублей, и это с отпускными. Маловато платили в управляющей компании. Жизнь у нее в столице предполагалась скромная…, чтобы еще на обратную дорогу хватило и подарки, сына. «В принципе, если ничего не покупать, то цены приемлемые!» вспомнила она их любимую шутку в ЖЭКе. Лиза впервые была спокойна, ну если только слегка подкрадывалось волнение, но девушка гнала эти мысли прочь.

Она взяла с собой тетради, но не доставала их из рюкзачка. Она знала, почти наизусть, что там написано. «Голове надо отдыхать. Перед ответственными экзаменами нельзя напрягаться. Пусть там все раскладывается по полочкам, чтобы в нужный момент она могла это извлечь без задержки. Память-то у нее отменная. Дай бог каждому. Сынок на прощание, в качестве напутствия, крупно написал на тетрадных обложках фразы перевертыши, которые можно было прочесть и наоборот: «Нажал кабан на баклажан». «Аргентина манит негра». «Леша на полке клопа нашел». «Ешь немытого, ты меньше». Лиза расправила смятые уголки и с большой благодарностью, поцеловала послания сына. «Какой он все же умненький и разумненький, и как я его люблю!».

В вагоне были свободные места. Среднего возраста мужчины играли в дурака и беседовали, изредка бросая взгляды в ее сторону. Один был из тех что, за словом в карман не полезет:

– Если вы не закладываете за воротник и не ругаетесь как грузчик, значит, вы не следите за обстановкой в стране.

– Д-да-а, – неопределенно мычал собеседник, видимо, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

– На работе я душа компании, – несся его баритон. – Говорят, что красота спасет мир. Вот еду в поезде, смотрю на лица… Похоже, скоро будет война.

«Это он обо мне? Веселый дядечка! Но все-таки реагирует!» Лиза не стала обращать, внимание и отвернулась. Не до них. Надо было настраиваться на предстоящие экзамены.

Двое суток в пути тянулись медленно, а как миновали Владимир, народ засуетился. Тесно стало в проходах. Любят наши люди за час, два загромоздить все поклажей, чемоданами. Как же! Не успеют, в поезде останутся! Столица как большой магнит притягивала людей.

Поезд прибыл на знакомый Ярославский вокзал. Было раннее утро. Она шла с рюкзачком за спиной, легко и свободно. Ноги сами несли ее. Ощущение столицы! Ветер надежды, ветер перемен дул ей в лицо. Солнце казалось, подмигивало ей и говорило: «Не робей Лиза! Ты упорная, у тебя все получится!» «А я знаю!» – хотелось ответить ему. Муравейник. Все куда-то спешили. Метро обдавало запахами креозота и гулом вагонов. «Вот и Кисловский переулок, целый год пролетел. А это я, снова я! Привет!» Улыбка коснулась ее губ. «Не забыли тут меня?!»

Да! Государственный институт театрального искусства, ГИТИС, стал почти как дом родной. Лиза привычно вошла в знакомые двери. Массивные стены были возведены еще перед Первой мировой. Кто только не квартировал в этом здании: и театр-кабаре «Летучая мышь», и кабаре «Кривой Джими», и Московский театр сатиры, и даже одно время прописался цыганский театр «Ромэн» под руководством Мойше Гольдблата. Но это в прошлом. Даже седовласые преподаватели с трудом помнили прежних хозяев, что уж говорить про молодежь. У них дела были поважнее.

Сдав документы, Лиза, без задержки, отправилась, на Тверскую, в МХАТ. Нужно было успеть записаться на двухнедельные подготовительные курсы. По сравнению с ГИТИСом, там готовили абитуриентов более основательно. Преподавали замечательные педагоги МХАТа – Сажин и Земцов, у которых можно было многому научиться. Только к полудню удалось закончить дела, и она, не мешкая, поехала к бабе Вере. Она жила на Никольской недалеко от «Славянского базара».

Это была обычная «трешка» в сталинской семиэтажке. На стенах в коридоре дешевые обои под досточку, открытая вешалка была закрыта ситцевой занавеской. В торце коридора в рост человека зеркало в простой тонированной рамке из дерева, внизу полочка. Над ним небольшое бра с пальчиковыми лампочками.

Баба Вера, полуслепая старушка, была очень дальней родственницей по линии матери. Не первый год, она привечала нерадивую абитуриентку, и Лиза платила ей любовью, посильным трудом, отмывая, накопившуюся за год сажу на окнах, драила, ванную, туалет, красила и белила высокие, но нескладные комнаты старушки.

– Приберет меня Бог! Куда пойдешь милая! – вздыхала престарелая хозяйка, – а пока милости просим. Я тебе на кухне постелю.

– Да конечно баба Вера. Я сама постелю. Белье в шкафу?

– А х-где ж ему быть, – скрипела старушка. – Там и покоится. Подштопать надо.

– Только не сегодня! С ног валюсь!

– Да окстись касатка! Это я так сболтнула, не подумавши.

Простыни, как и все в квартире, пахло нафталином, тленом, и чем то еще, что указывало на давно отжившее, уходящее в небытие. Только у одиноких отживших стариков и бабулек, так непреодолимо пахнет разложением и навевает о близком неизбежном конце.

– Я вам гостинцы привезла, – оживилась Лиза, ныряя в рюкзак.

– Х-господи! Да зачем, – неуверенно открещивалась старушка. – Мне государство пенсию платит, и Москва доплачивает. Мы не бедствуем.

– Это от чистого сердца! – с нотками лести, заявила Лиза, разворачивая бумагу.

– Хм! Тогда конечно! – хитро, щуря один глаз и рассматривая подарки, соглашалась старушка. – Как Мария?

– Вы про маму спрашиваете, Татьяну?! – недоуменно подняла брови Лиза.

– Батюшки! Ты же Татьянина, Чумакова дочь, а я все путаю. Вот старость, что делает! – закачала головой старушка, шамкая наполовину беззубым ртом.

– Здорова. Привет, передает, – со вздохом облегчения, сказала Лиза.

– И ей передай, как приедешь. Ты же на дохтора выучиться хотела?

– Нет! В артистки хочу, – смущенно улыбнулась Лиза, – Вы уже забыли?

– Господи, опять! Поживи с мое – свое имя забудешь! Артистка! И куда тебя леший понес?! – как первый раз услыхала, воскликнула старушка с удивлением в голосе. – Этого бесовского племени сейчас пруд пруди – и ты туда же!

– Что там бесовского! – слабо попыталась возразить Лиза. – Будто вы в театрах не бывали и кино не любили, особенно в молодости.

– Все одно! Выбрось эту дурь из головы!! Это же вертихвостки там сплошь, а в тебе еще деревню видать, – решительно заключила она.

– Н-да? – недоуменно переспросила Лиза, откровенно смутившись.

– Да конечно, – прямолинейно продолжила хозяйка. – Вот дохтор из тебя бы отменный получился. Слушай, что я тебе говорю! Я жизнь прожила. Люди почитать, уважать будут!

Лиза не стала возражать, вспомнила где-то слышанное: «Врачей можно разделить на три категории: врач от Бога, врач – ну, с Богом, и врач – не дай Бог!»

Если не к душе, то уж лучше не дай Бог!

Однако слова бабы Веры, насчет внешнего вида ее насторожили! Если ей видать, то что уж говорить про прожжённых экзаменаторов! С этим что-то надо делать!» – подумала Лиза, тревожно засыпая на жестком топчанчике, под громкое тарахтенье холодильника. – «Может не зря говорят: «Девушка может уехать из деревни, а деревня от девушки никогда?!» Но посмотрим! Мало ли что могла наболтать старуха сослепу, да ее еще наполовину в беспамятстве. Этим меня не вышибешь из седла!»

На подготовительных курсах Лиза, несмотря на разницу в возрасте, подружилась Урсулой Лушниковой, которая тоже готовилась к поступлению в ГИТИС и еще с одним парнем. Он вычурно представлялся Никасом – хотя на самом деле был Николаем. Узнав, что они подали документы в ГИТИС, а не в МХАТ, он по большому секрету поделился своей теорией для поступления и уверял, что она практически не должна давать сбоев.

– Девяносто девять и девять, девчонки! Все что мы учим, – полушепотом, говорил парень, – это по большому счету пальба по противнику, которого не видишь. Вроде и пуль много тратишь и огонь плотный, а толку мало! – горячился он. – Не можешь ты поразить цель наверняка. Противника, то бишь того, к кому поступаешь – надо знать точно: привычки, предпочтения, вопросы, которые он любит задавать. Пардон! Геморрой которым он болеет. Вес щуки, которую он выловил в прошлом году. Ты его должен изучить как родного человека – как мать и отца вместе взятых. Это он тебя видит впервые! А ты нет! И ага! Невидимые сети, ловушки сработают! Непременно. Наши в дамках! Как по нотам пройдете. А чтобы все узнать – разведку нужно провести, на все спектакли, выступления, интервью, творческие вечера ходить, с бывшими учениками, родственниками говорить. Ну и конечно всю доступную информации из прессы скачать. Вот тогда ты во всеоружии.

– Ну и как?! – интересовались девчонки. – Ты то вооружился?!

– Да. Я уже высоко забрался, – важничал Никас. – Мне бы только вначале не срезаться, в потоке, а там где всем страшно, – мне наоборот легко будет. Иначе я вообще бы не стал бы поступать.

Лиза задумалась. В этой теории, несомненно, существовало рациональное зерно, но она в большей степени подходила для москвичей. Впрочем, кое-какими материалами по ГИТИСу Никас благосклонно поделился с ними. Он собирал их давно. В основном это были вырезки из газет, театральных журналов и распечатки из Интернета.

Лиза с Урсулой прониклись доверием к подарку и потратили несколько вечеров не только на то, что преподавали на курсах, но и на изучение и разбор материалов Никаса. Это их еще больше сдружило. Занимались у Урсулы, в их загородном доме, который был расположен недалеко от знаменитой Рублевки. Дом еще не был достроен, но поражал своими размерами и мало уступал особнякам российских знаменитостей.

– Мы тут уже многих на улице знаем, – поджав губы и вздохнув, заявила Урсула. – Конечно публика еще та! Отдельные полагают, что они поднялись. Однако создается впечатление, что на самом деле они всплыли. Наверно после этого нужно было засмеяться, но Лизе отчего-то было не смешно. Она вспомнила их кособокие домики в Звягинке и ей стало грустно.

В перерывах юная хозяйка дома вертелась перед громадным зеркалом и рассказывала про молодежную студию Спесицева и непомерно дорогую театральную школу Крачковской, в которых ей удалось позаниматься. Выглядела Урсула стильно: длинная бежевая юбка, коричневая блузка на запах, с ниткой жемчуга на шее, на руках браслеты, и беленькая сумочка, которая как молния металась за ее телом в такт движениям. Лиза невольно вздыхала и немного завидовала подруге. Но Урсула никогда не кичилась нарядами и не подчеркивала свою исключительность. Минутная женская слабость была мимолетной и вполне естественной. В культ ее никто не возводил.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.