Девушка в чужом платье

– Нет, не оставляйте меня здесь! – умоляла я дежурного, который закрывал за мной могучую решетчатую дверь.

– Не капризничайте, юная леди, – равнодушно кинул мужчина в погонах.

Ну да… Он, наверное, принял меня за одну из путан, которые обычно выстраиваются в ряды на подъездных путях к городу. А может, во мне он рассмотрел девушку, которая только что расчленила своего возлюбленного? Я, по крайней мере, себя ощущала именно так.

Одиночная камера, где нет ни одной живой души и куда изредка заглядывают люди по ошибке. Не то чтобы я была смазливой привередой, но хорошего в этом мне виделось мало. Захотелось раскапризничаться, расплакаться, как маленькой девочке, но я взяла себя в руки, стиснула зубы и приготовилась ждать утро.

***

Ужасно затекли руки и ноги, ныла спина. Из маленького зеркальца на меня смотрело худощавое лицо. Выглядела я замарашкой. Я протерла синие туманные глаза, под которыми были темные круги, как результат бессонной ночи. Каштановые, чуть волнистые волосы я заплела в косу длиною до поясницы. Губы были немного бледнее, чем обычно. На белом, почти бесцветном лице выделялись черные густые ресницы и брови. Всю ночь я провела в помещении, где общая температура воздуха не поднималась выше пятнадцати градусов. Прохлада иссушила мою кожу, а в голове бушевала убийственная мигрень.

«Какое чудовищное утро, – подумала я, – несправедливое и принудительно холодное». Мой желудок сводило от голода. Кажется, я здесь умру от истощения прежде чем меня выпустят. Организм мечтал о кружке горячего чая или, на худой конец, о стакане теплой воды без сахара.

Утро властное и сердитое. Попробуй найди с ним общий язык…

В камеру ко мне вошел начальник отделения полиции.

– Постановлением судьи к вам применяется следующая мера административного наказания: исправительные работы сроком четыре часа, – с военной интонацией произнес полицейский.

Я подписала все необходимые документы, даже не читая их. Смысл происходящего был утерян. Какая разница, на какой галере грести веслами?

– А где я буду проходить исправительные работы? – поинтересовалась я обессилившим голосом.

– Где, где? Известно где! – ухмыльнулся начальник полиции. – Ты че, мне, что ль, нос разбила?

– Нет, – замотала я головой.

– Правильно, у по-тер-пев-ше-го, – кивнул мужчина в погонах, продолжая складывать документы. За его спиной появился тот самый обиженный мной высоченный мужчина, макушкой способный достать до неба.

– Можете забирать, – обратился полицейский к владельцу черного «мерседеса».

– Что? Я что, человека убила? Может, еще на меня наручники наденете?

– Если будете снова драться, я буду вынужден заковать вас в наручники, – произнес потерпевший.

***

Я сидела на заднем сидении «мерседеса». Яркое послеобеденное солнце слепило мои усталые глаза. Прикосновения солнечных лучей обычно действуют пробуждающе, особенно, что касаемо природы, мне же захотелось закрыть глаза и погрузиться в глубокий сон. В салоне автомобиля царила глухая тишина, и мне слышался урчащий звук моего голодного желудка. Больше суток я ничего не ела.

– Простите, пожалуйста, а куда мы едем? – спросила я владельца разбитой мной иномарки.

– В дом моих родителей, – сухо ответил он.

– А что я там должна буду делать? – с напускным равнодушием попыталась выудить хотя бы малейшую информацию о том, что меня ожидало.

– В огражденном участке есть место, где просто необходимо покрасить забор.

– А это вообще законно? – еле слышно пробормотала я.

ГЛАВА 4

Думаю, каждый в детстве собирал из конструктора дом или рисовал его на бумаге. Это было легко и интересно. Можно было запросто вообразить и нарисовать настоящий дом своей мечты, самый красивый и уютный, в котором жила бы дружная семья.

Дом, в дверях которого я оказалась, был красивый и светлый. Стены украшали старые семейные фотографии. Это единственное, что мне удалось рассмотреть, так как внутри я была не больше минуты, дальше меня ждала приусадебная территория, которая утопала в зелени и цветах.

– Вот, держи! – потерпевший кинул мне в руки банку с краской. – У моей мамы в следующем месяце именины, а забор обвалился, рабочие залатали отверстие, и теперь его следует выкрасить в яркий зеленый цвет, в тон природной зелени.

Он что, издевается? Я открыла банку.

– Уф, – повела я носом, едкий запах краски врезался в глаза и нос. Во рту ощущался привкус ацетона. – Яркий? Я бы сказала – ядовитый!

Я опускала кисть в тягучую массу, затем убирала излишки краски и прокрашивала каждый сантиметр кирпичного забора.

Сам дом и прилегающая к нему территория, конечно, были красивыми и благоустроенными. Но мне бы здесь жилось некомфортно. Дома хочется чувствовать себя уютно и спокойно. Здесь же повсюду мельтешили какие-то люди – рабочие, судя по всему – и что-то без конца колотили, прибивали и пилили. Не люблю я суматоху, а она царила на просторах нарядного жилища везде.

Мне вспомнилась бабушкина деревенская изба с резными ставнями. Она маленькая, немного покосившаяся от времени, но зато крышу мы выкрасили в рябиновый красный цвет.

Помню, как каждые каникулы бабушка забирала меня к себе. Весной, в канун Святого воскресенья, мы белили стены и красили окна, и дом становился свежим на вид, ожившим. Он пробуждался от зимней спячки. Летом в нестерпимую жару открывались все окна и двери, и тогда на секунду к нам в гости захаживала приятная струя освежающего воздуха. Зимой окна покрывались инеем, да так, что не было видно улицы. Приходилось дышать на стекло, чтоб разведать окружающую обстановку.

Помню, нагуляешься так, что штаны и варежки промокнут до нитки, идешь домой, не чуя ни рук, ни ног. А в избе топилась печь, трещали дрова. Мягкое тепло окутывало щеки, как только я ступала на порог. Спустя пару минут приятно покалывала кожа, раскрасневшаяся от мороза. Все комнаты насквозь пропитались запахом только что испеченных пирожков или блинчиков. А бабушка приветливо зазывала на чашку чая… Как же душевно и здорово было посидеть в комнате, где приветливо струился мягкий свет, и помечтать обо всем на свете.

Все еще я помнила и родительский дом, в котором выросла. Он был совсем небольшим, если сравнивать его с тем, в котором я сейчас оказалась. Прошло уже больше десяти лет, и от нашего дома остался только фундамент, разрисованный мной когда-то в далеком детстве. Я приходила на это место, где еще можно было разглядеть очертания комнат. Когда-то этот дом просто рухнул, вместе с ним рухнули и мои детские мечты, которые тоже стали частью моих воспоминаний.

***

– Кого это ты привел? – легкое дуновение ветра донесло до меня приятный женский голос. – Я пойду поздороваюсь.

Передо мной возникла привлекательная женщина, которая с легкостью могла оказаться хозяйкой этого самого дома, художественного творения искусных мастеров.

– Добрый день, деточка, – обратилась она ко мне, – надеюсь, вы не сильно переутомились.

– Ну что вы, нет! Я уже закончила. Вот, принимайте работу. – В действительности же я валилась с ног от усталости, жары и обезвоживания.

– А здорово получилось, – женщина оглядела мое творение. – Константин, подойди к нам, посмотри, – окликнула она молодого человека. – У меня именины на носу, приглашено более сотни гостей. Такие хлопоты! Все подделать, убрать, выстроить заново веранду, которая сгнила этой зимой, рухнула и придавила ногу моему благоверному мужу. А я ему, между прочим, говорила – обрабатывай деревянные столбы перед тем, как вкопать их в землю, неровен час, рухнет твоя постройка. Но нет, он меня не послушал. Когда ведь мужчины слушают кого-то, это малые дети. Теперь вон сидит беспомощный, сиську просит.

Я молча надеялась, что это весь рассказ, которым она хотела со мною поделиться.

– Мам, ты меня звала? – к нам подошел Константин.

Я беззвучно хихикнула. И кто из нас теперь мажор?

– Посмотри, какая чудесная работа, – с милой, приветливой улыбкой указала она на забор, как на восьмое чудо света.

– Впору наниматься в подряд, – прошептала я, продолжая топтаться на месте.

– Я слышал, что там отлично платят, – подмигнув, сказал сын хозяйки.

Так-так-так!

– Вы наверняка проголодались, милое дитя. – Меня сейчас стошнит от любезностей этой женщины.

– Нет, мам, она уже уходит, – быстро сказал владелец «мерседеса» и, схватив меня за локоть, потащил к выходу.

– Э-э… – Я попыталась перехватить внимание на себя. – Вообще-то я бы перекусила. Со вчерашнего утра у меня во рту не было ни крошки! – кинула я злобный взгляд в сторону Константина.

Женщина любезно предложила пройти в столовую и отобедать с ней. Она потихоньку двинулась в сторону дома. Константин и я оставались неподвижно стоять возле забора. В руках я по-прежнему держала банку с остатками краски.

– Идем же, деточка, – обернувшись, позвала меня мама Константина.

– Костя, значит, – окинула я взглядом моего потерпевшего. В ту же секунду банка с ядовито-зеленой краской оказалась у него на голове, зеленая тягучая масса медленно стекала по лицу и белой рубашке. Я торжествовала и с победным кличем: «Йес» вскинула руки вверх.

В ту же секунду он подхватил меня на руки, сжал цепной хваткой так, что не вырваться, и кинул в бассейн с еще холодной водой, которая не успела прогреться до комфортной температуры. Хлорированная вода попала в глаза, нос и уши, я с трудом прокашлялась.

– Какая же ты несносная! – с раздражением воскликнул молодой человек. – Ни с того ни с сего вылить краску человеку на голову. Так нельзя!

Он избавился от безнадежно испорченной рубашки. Кожа загорелая, с медовым оттенком. Почему настоящий мачо почти всегда брюнет со смуглой кожей? В одежде он казался мне более стройным, но сейчас видно, как на солнце играют мышцы, создавая упругий рельеф на его теле. Смуглый, крепкий, но неперекаченный. Фигура Аполлона, манеры всезнайки и уверенность в себе, бьющая через край. От такой безупречности перехватывает дыхание. Константин проследовал в дом за своей гостеприимной матерью. Я мокрая и понурая пошла вслед за ним.

– Господь Всемогущий, что это такое? – Хозяйка дома уставилась на меня. – Константин, прохвост ты этакий, это твоих рук дело! – посмотрела она прожигающим взглядом на сына, я же от смущения опустила глаза в пол. – Что же мне с тобой делать? – Она снова кинула взгляд в мою сторону. – Думаю, переодеть, высушить и накормить. Поднимайся на второй этаж, первая дверь налево.

Я молча повиновалась. Оставив мокрые джинсы и футболку, я поднималась вверх по деревянной резной лестнице с могучими поручнями и разглядывала семейные фотографии. Оказывается, Константин не единственный ребенок в семье, у них есть еще девочка. Симпатичная. На вид она не старше меня.

По моей спине пробежал холодок, а следом затылок загорелся огнем – из соседней комнаты на меня пялился Константин. В ту же секунду я шагнула в тень античной колонны с прямоугольным основанием у потолка.

– Мам, что ты вытворяешь? – донеслось до меня. Я поняла, что стала невольным свидетелем откровенного разговора между сыном и матерью, и притаилась, как мышка. – Почему бы ей не одолжить что-нибудь из Ксюхиного гардероба? Она как раз сейчас в Париже. Ей все равно. У нее столько шмоток, что она и не заметит пару позаимствованных вещиц. Ты же почему-то отправила эту девушку ко мне в комнату. – Кажется, он сходил с ума от негодования и досады. Но я ничего не могла с этим поделать. Не отправляться же мне домой голой.

– Ты мне лучше скажи, что ты вытворяешь, Константин? Ты приволок в дом эту непонятную девицу, скинул в бассейн…

Не желая слушать дальше, я ракетой влетела в комнату Константина. Это была большая светлая спальня с огромным количеством фотографий, которые в ряд стояли на комоде. Я не удержалась, подошла. «Какая же я все-таки любопытная Варвара», – упрекнула я себя.

– А ты, оказывается, тот еще кобелина, – пробормотала я, разглядывая дюжину девиц рядом с ним на фотографиях. Перед его ногами, должно быть, падает огромное количество красавиц. Этого и стоило ожидать.

Оставив в покое фотографии, я вторглась в более личное пространство – гардеробную, надеясь на то, что смогу отыскать для себя что-нибудь более-менее подходящее по размеру. При первом же взгляде становилось ясно, что его гардероб продуман до мелочей.

Мой новый знакомый оказался стопроцентным мужчиной не только снаружи, но и внутри. Рубашка, рубашка, еще одна рубашка. Да, рубашек много не бывает… А галстуки и пиджаки ни к чему? Конечно, достаточно расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки и засучить рукава! Джинсы. Мужчина в джинсах выглядит привлекательно. О, важный аксессуар – кожаный ремень. Из обуви – ботинки, туфли и сапоги на небольшом каблуке. Я примерила черные очки-капельки, их тут несчетное количество. А за стеклянными футлярами поблескивали яркими циферблатами дорогущие часы. На одних еще болтался ценник.

– Ну ничего себе! – воскликнула я. – Они стоят больше, чем моя жизнь. Мне они точно не по карману!

Отдельно от всех висела и поблескивала золотыми пуговицами, лычками и шевронами форма пилота национальной авиакомпании. Я и руки то побоялась к ней протянуть, не то чтобы померить! «Доучиться до небес», – пронеслось в моей голове. Фуражку мне все-таки хватило смелости надеть на голову и немного покривляться перед зеркалом.

От сильных мужчин всегда веет чем-то весьма привлекательным для женщин. Манящим настолько, что буквально вынуждает идти на этот запах. Сквозь стенки прозрачного сосуда-цилиндра просматривалась золотисто-янтарная жидкость. Ambre Topkapi. Этот парфюм наполнен французской эстетикой и древними традициями. Весьма оригинальный колпачок в виде скульптурного бюста. Немного аромата я оставила у себя на коже. Корица, дыня, ананас и цитрусовые нотки. Ваниль и малина. Больше напоминает пряности. Сложный, удивительный запах, который отозвался во мне приятным волнением.

Но тут я вспомнила, зачем я здесь оказалась, и вернулась к осмотру одежды. Для себя я выбрала повседневную рубашку, которая с легкостью сошла бы мне за платье длиною до колен.

***

Пока я обедала на кухне, мать с сыном все продолжали выяснять отношения. По всей вероятности, они были убеждены в том, что я немного глуховата. Но я их слышала прекрасно даже через закрытые двери кухни и соседней комнаты.

– Ты что, встречаешься с этой девицей? – спросила она.

– Ради всего святого, мам, конечно же, нет! Я бы никогда не стал встречаться с подобной девушкой, а тем более приглашать ее в дом. Это ты любезно согласилась ее переодеть и накормить!

Комок подкатил к горлу. Еда больше не лезла в меня. Я открыла дверь, молча вышла и откашлялась, обозначив тем самым свое присутствие.

– Извините, что отвлекаю вас, но мне пора. Спасибо большое за гостеприимство и… рубашку. Постираю и верну, – пообещала я, взглянув на Константина. – Обед был чудесный! Ваш повар прекрасно готовит, – ехидно похвалила я.

– Повар? – удивилась хозяйка дома. – Вздор! Я сама готовлю. Константин, проводи девушку, – попросила она.

– Это лишнее, – заверила я, а в голове себя ругала мерзким и благим матом. Когда-то давно (мне было не больше десяти-одиннадцати лет) я пообещала себе, что никогда никому ни при каких обстоятельствах не позволю себя обижать. И уж точно не спущу с рук уничижения (настолько больно мне тогда было). Эта неземная боль давно утихла, стала совсем не такой уж и неземной. Теперь я даже могу признать, что это была нелепая ерунда. А сейчас передо мной вновь структурно выстроились обида и злость. Я стиснула зубы. Я здесь, в холле, а они напротив меня. Я в холле, а мои обидчики, повторяю, напротив меня. Но если вы думаете, что в эту минуту произошло что-то невообразимое, смею вас разочаровать. Никаких происшествий. Как же жаль, что рядом со мной не оказалось той одиннадцатилетней «шпанки», которая клялась не давать себя в обиду и грозила всем физической расправой. – Только, знаете, что? В моих краях, если человека пригласили к столу, его не унижают! – бросила я им в лицо и выбежала из этого комфортабельного, но чужого и злого дома.

ГЛАВА 5

Я шагала по асфальтированной дороге элитного коттеджного поселка. Резкость моим движениям придавали злость и обида, они засели у меня где-то между сердцем и головой и не давали покоя. Когда-то давным-давно я отгородилась от подобных переживаний Великой Китайской стеной, а на сердце повесила амбарный замок, чтобы туда никто не смог проникнуть. Редко кому удается ранить меня, но вот Константину и его драгоценной матушке все-таки удалось это сделать. Так неприятно и неловко, душу воротит от досады, аж комок в горле застыл.

Тучи повисли над богато выстроенными, роскошными домами. Начинал накрапывать дождь, мелкий и противный. А горизонт светился ясным небом, которое уже местами успело обрушиться проливным дождем на проселочные мощеные дорожки. Несмотря на непогоду, я плелась, как подобает самой порядочной улитке, медленно озираясь по сторонам. Сказывалась моя усталость.

Звук мотора приближающегося автомобиля оживил меня, и я заторопилась выйти к автобусной остановке. С визгом тормозов и запахом резины путь мне перегородил все тот же черный «мерседес».

О, нет, нет, нет! Я молча остановилась с вопросительным выражением на лице – мол, что еще вам нужно от меня?

– Все еще не наигрались в богатого рабовладельца? – сердито спросила я, решив продолжить свой путь дальше.

– Постой! – окликнул меня темноволосый и высокий, как атлант, водитель «мерседеса». – Давай я тебя до города подвезу!

– Не стоит утруждать себя, – проворчала я, не останавливаясь.

– Ну, извини меня, я не хотел тебя обидеть, – сказал Константин.

– Вот как, значит? Просите прощения, а сами даже не удосужились выйти из машины и сказать все это, глядя мне в глаза.

Я ускорила свой шаг, демонстрируя тем самым, что продолжать разговор не имеет смысла. Иду, не оглядываясь по сторонам.

– Стой же ты, наконец! – Константин удерживает меня за руку, глубоко дыша. – Ну, прости, ладно! Я сильно разозлился на тебя там, на автостоянке. За целый год я налетал больше тысячи часов, чтобы купить эту долбаную машину, престижную и очень-очень дорогую, я о ней мечтал еще с академии. Я был чертовски голоден и валился с ног от усталости, мечтал побыстрее оказаться дома, ведь только что закончился очередной рейс. Мое оправдание – двенадцать часов туда и обратно! И еще мой нос… – закатил он свои дьявольские глаза.

– Ты… – выдохнула я. – Я бы не врезала тебе, не будь ты несносным засранцем! – сказала я и села в салон автомобиля.

Приятная прохлада кондиционированного воздуха пришлась мне по душе, и я вздохнула с облегчением. Как же хорошо было спастись от удушающего летнего воздуха. Он въедался мне в легкие. Вдалеке слышались устрашающие раскаты грома. Вот-вот опустятся на землю первые капли проливного дождя.

Я опустила солнцезащитный козырек, рассматривая в зеркале свое уставшее лицо. Щеки раскраснелись от того, что часов пять я провела на открытом солнце. Грустные синие глаза были лишены жизни. Хотелось спать, спать и спать. Обессиленная, я сказала свой адрес и погрузилась в полусонное состояние. Мои глаза невольно закрывались. Поначалу я еще улавливала монотонные мелодии, доносившиеся из аудиопроигрывателя, но затем все звуки приглушились, а потом и вовсе воцарилась тишина. Дремота полностью овладела мной, и я погрузилась в сон. Мне показалось, что со мной вместе уснул и весь город.

***

С трудом я приподняла отяжелевшие ото сна веки. Пара-тройка секунд мне понадобилась на то, чтобы сфокусировать взгляд.

За окном стояла сумрачная темнота, а на небе висела серебристая луна, собрав рядом с собой тысячи ярких звезд. Они хорошо были видны на безупречно черном небосводе.

Я поспешно поднялась, протерла глаза, огляделась вокруг.

– Который час? – спросила я у Константина, который сидел рядом почти неподвижно.

– Половина второго, – указал он на часы.

– Черт, я проспала шесть часов! Как такое могло произойти?

– Мне было жалко тебя будить. Вот, возьми, поешь, – он протянул мне стакан с чаем и шоколадный пончик.

С огромным удовольствием я принялась пить чай и уплетать аппетитный пончик. Потрясающие запахи выпечки и бодрящего напитка воодушевили меня.

– Божественно! – мурчала я от удовольствия. – А ты, значит, все это время пялился на меня спящую?

Константин на мои слова только отмахнулся.

– Пялился, пялился! – поддразнила я его.

– Пока ты спала, я читал, потом находил десятки кругов возле машины, так как боялся разбудить, затем сходил в кофейню за углом, подумал, что ты непременно проголодаешься.

– Очень любезно с твоей стороны. А ты не такой уж кретин, как мне показалось.

На нашей улице всегда как-то людно, особенно в темное время суток. Тупиковый переулок. Есть у нас здесь одна постройка, недалеко от которой постоянно ставят машины. Вот и сейчас там стояла «десятка» черного цвета, задние стекла у нее тонированные, и как-то трясется она ритмично. Понятно стало сразу, что за действо там происходит, да и машину так поставили боком, что на просвет видны были силуэты. Константин игриво улыбнулся и осветил фарами дальнего света тот самый припаркованный напротив автомобиль. Девушка подняла голову. В этот момент мне стало как-то неудобно. От смущения я отвела взгляд в сторону. Мне захотелось прикрыться маминой юбкой, как это делают малыши при излишнем ощущении неловкости. Но спустя мгновение мы не смогли сдержаться и повалились от хохота, держась за животы. Смеялись с упоением. Смех отлично снял нервное напряжение между нами.

Я посмотрела в его одические глаза. Резонансная зона. Взглядом он способен прорвать мою полевую оболочку, даже если я буду находиться на противоположной стороне улицы. Нам пришлось бы разойтись еще метров на четыреста, чтобы прервать это глубокое энергетическое взаимодействие.

– Тебе, наверное, пора, – сказала я. – Я и так тебя задержала, извини.

– Да, у меня рейс через… – он посмотрел на часы, – через три часа.

Поднявшись в квартиру, я украдкой наблюдала за тем, как Константин достал выглаженную форму и принялся облачаться в нее прямо на улице перед окном моей комнаты. Как-то легко, непринужденно и без лишней суеты. Надел белую рубашку и застегнул блестящие запонки. За рубашкой последовал темный пиджак с золотистыми пуговицами. Контрастное сочетание белого и темного с еще большей силой оттенило его загорелую кожу и каштановые волосы.

***

Я лежала в своей мягкой постели, радуясь тому, что эти ужасные два дня на исходе. В душе была легкая эйфория, и я не могла уснуть. Отсутствие сна, скорее всего, было вызвано стрессом. Я попыталась себя успокоить, но мысли не переставали возвращаться к Алинкиной «ауди». Я прокручивала все возможные варианты, как можно починить машину, и волнение постепенно утихло.

Затем меня стала доводить до белого колена идиотская подушка, я все никак не могла улечься. Мысли беспорядочной толпой топтались в голове, и я была не в состояние их унять.

Да что ж такое! Я как будто под воздействием алкоголя. Легкое возгорание лобных долей мозга сопровождалось пожаром внутри живота. «Должно быть, от снотворных», – успокаивала я себя.

В сон я погрузилась только под утро, когда следовало бы уже вставать.

***

Кто любит раннее утро? Когда бежишь на работу, ты редко кому улыбаешься по дороге, да и сам не увидишь улыбок на лицах прохожих. Они погружены в свои мысли, собственно, как и ты.

На работе кто-то зевает, а кто-то еще спит. У меня же сотни тысяч дел – мне нужно каждый раз выворачиваться наизнанку, чтобы заработать авторитет и хотя бы небольшую прибавку к жалованию медсестры.

Я до сих пор храню у себя в памяти свое ленивое утро, когда мои родители все еще были со мной. Папа утром просто не мог обойтись без густо заваренного кофе. Я помню этот запах. Помню, как мама сонная готовила завтрак. Она просыпалась раньше всех и будила папу, а следом шла и целовала меня в мое заспанное личико. Папа сидел за столом и смотрел по телевизору новости и говорил: «Вот приду сегодня с работы и обязательно пораньше лягу спать, отосплюсь», а вечером снова засиживался допоздна.

Но все же самое счастливое и беззаботное утро для меня было, когда я просыпалась у бабушки. Пахло свежеиспеченными булочками с ванильной пудрой. Укутавшись в теплое одеяло, я выходила на веранду и устраивалась поудобнее на порожках, где попивала утренний чай. Наблюдала за тем, как оживает деревенская улица, состоящая из пяти домов. Вдыхала воздух, пропитанный утренней росой. Деревня – это коктейль из запахов: цветов, травинок, дождя, лета, ветра и свежести.

Для меня сегодня день обычный. Несмотря на раннее и торопливое утро, всегда стараюсь приходить на работу с отличным настроением. Поправила шапочку медсестры – и вперед! На посту привычно заглянула в журнал.