Ева отодвинула повседневные заботы и обязательства, для того чтобы осуществить свою давнюю мечту. Она уехала вслед за сыном к морю на пару месяцев. Семья поселились в доме на берегу моря в отдаленном районе острова Ко Чанг в Таиланде. Рано просыпались, варили кофе и смаковали его вкус под пение птиц, а не под тревожный выпуск телевизионных новостей. В это время Россия покрывалась снегом и трескучие морозы диктовали свои правила жизни. Вместо утренней зарядки Ева и сын Иван делали восьмикилометровый переход на дальний пляж, где белый песок и синева моря стирали все оттенки грустного. Ее сводили с ума запахи местных цветов, расслабленные лица людей, мелодичная речь иностранцев, кожа, впитывающая солнце, и время, которое тянулось медленно. Просиживая часами за обедом в кафе у моря, она пыталась понять, что делает человека свободным и почему большинство людей долго вынашивают мечту и кормятся лишь нектаром ожиданий. Со временем, размышляла она, их мечта пересыхает, и тогда они выискивают новые идеи, дающие вдохновение. Еве всегда казалось, что мечта – это глубинный зов; он, словно компас, направляет к гавани, где душа обретает временный покой. И, возможно, решимость на пути к мечте и делает человека свободным.

Глава 1

Как-то, вернувшись с пляжа и развешивая купальные принадлежности на ветках дерева, она увидела соседа. Он был похож на индейца – черные длинные волосы, тело сильное и жилистое, спина и грудная клетка покрыты татуировками. «Йог-дикарь», – подумала Ева.

В семь утра «дикарь» уезжал на стареньком мотоцикле, около четырех возвращался и делал нехитрую работу по дому, а к вечеру скрывался на чердаке дома. Ева поджидала соседа и наблюдала с террасы, как он сметает опавшие листья на поляне перед домом. Мышцы на руках «дикаря» вздрагивали, мокрые длинные волосы струились по спине. Его соски были проколоты, и на них висели стальные колечки, а в карих раскосых глазах было странное, вневременное выражение. Она смотрела на него сверху вниз через резное отверстие в деревянных перилах, испытывая неловкость за свое любопытство. Что-то выдавало в нем человека много пережившего и бесстрашного; казалось, что именно приобретенная в жизненных потрясениях отвага сделала его свободным. Это ощущение неудержимо притягивало Еву.

Несколькими днями позже, дождавшись отъезда странного соседа, Ева с сыном забрались на чердак дома и увидели идеальную площадку для занятий йогой. Это была бесцеремонная выходка, но надежда остаться незаметными и успеть до его возвращения вернуться к себе придавала им смелости. Они расстелили свои коврики для занятий йогой на каменном полу. Чердак был поделен на зоны. В одной была сооружена душевая кабинка, стояли пластиковые тазы на полу, тут же рядом приткнулись стол и стулья из бамбука, электрическая плитка на тумбочке. Чуть дальше начиналось пространство, огороженное ширмой, а за ней самодельная кровать, вещи вдоль стены, аккуратно висевшие на плечиках, телевизор, полки с книгами и фотографии в старых рамках. Ближе к выходу с деревянного свода свисала боксерская груша, стоял покрасневший от ржавчины тренажер с брусьями и турник. Остальная часть чердака была свободной, висели лишь два гамака, прикрепленные к деревянным столбам, поддерживающим крышу дома. Вид на море – с одной стороны, гора – с другой.

Ева расположилась на коврике и повторяла движения за сыном, тянулась всем телом, чередуя напряжение с приятным расслаблением. Во время скрутки неожиданно рано появился хозяин чердака. Он бесшумно поднялся по лестнице и, сверкнув глазами на непрошеных гостей, произнес:

– Прошу немедленно уйти.

Из необычного, но приветливого азиата он превратился в воина, охраняющего свою территорию, его глаза зло смотрели из темных впадин. Ева в смятении свернула коврик и, поторапливая сына, устремилась к выходу. Проходя мимо дикаря, она заметила на поясе деревянные фаллосы, словно бусы, окружившие его бедра. Деревянные члены самых разных размеров висели поверх джинсов, рождая ужас и недоумение в душе Евы. Извинившись и ощущая всю нелепость ситуации, они поспешно покинули чердак.

А следующим вечером, измученная любопытством, она пригласила в гости менеджера «виллы» Джо, и за бутылкой местного рома он поведал удивительную историю.

Глава 2

Странного человека звали Чонг, родился он в Бирме. Маленькая страна, которую с разных сторон подпирают Индия, Таиланд, Лаос, Китай и Бангладеш. Он рос в бедной семье. Его отец был местным доктором, и люди часто приносили в качестве благодарности за лечение еду. Однажды маленький Чонг отправился с отцом в лес за кореньями и травами, заигрался с разноцветным жуком и потерялся. Его искали всей деревней, он и сам пытался выбраться на равнину, но в итоге окончательно заблудился.

Первые дни малышу было невыносимо страшно. Он много плакал и звал маму с папой, надеясь, что они услышат и появятся из-за деревьев. В поисках людей и еды он набрел на дупло большого хлопкового дерева, которое стало для него убежищем. Корни дерева причудливо торчали и стелились по земле. Из подобранной с земли ветки Чонг сделал палку, которую держал при себе для отпугивания непрошенных гостей. Вначале только пугливые и любопытные ящерицы заглядывали к нему. Но вскоре Чонга окружили муравьи; большие черные, они нападали на мальчика, кусая и источая яд. Полчища насекомых жалили маленькое тело мальчика, он плакал от боли, призывая на помощь маму.

Под корой дерева была влага, Чонг слизывал живительную водицу, бродил неподалеку от дупла, но быстро уставал, забирался в свою норку и проваливался в сон.

Во время одной из вылазок Чонг наткнулся на семейку обезьян. Они резвились на поляне, скаля зубы. Детеныш со смешной рожицей попытался поиграть с Чонгом, но вожак стаи пресек игру. Досталось обоим: он укусил и детеныша, и Чонга.

Испуганный мальчик забрался в дупло и проплакал несколько часов. Рана от укуса на руке кровоточила, и, дождавшись, когда обезьяны уйдут, он стал искать знакомые травки, какими отец лечил людей и домашних животных. Рана от укуса обезьяны на следующий день стала затягиваться, покрываясь защитной коркой. Но Чонга все больше и больше пугали лес и его обитатели. Ночью, когда стихал ветер, были слышны одиночные зловещие крики ночных птиц и зверей, они леденили сердце малыша. Мальчик прижимал к груди палку и всматривался в ночные тени. Он постоянно думал о деревне, о родителях, стараясь отвлечься от самого большого страха – навсегда потеряться в лесу, умереть от голода или быть съеденным диким животным. В свои семь лет он уже видел, как умирают люди. Родители ему внушали, что умирает только тело, а душа живет вечно. Но правда была в том, что людей, лечившихся у отца, эта перспектива не утешала, они боролись за жизнь, пока силы не покидали их, они цеплялись за каждое утро следующего дня.

Малыш надеялся, что его найдет преданный пес, которого он два года назад лечил после драки с коршуном. Хищник пытался похитить недавно вылупившегося цыпленка, и пес бросился защищать собственность хозяина. В результате коршун унес цыпленка, а у пса были разодрано ухо и поврежден глаз. Чонг прикладывал травки и угощал собаку молоком, которое перед сном приносила ему мама. Пес привязался к малышу и, если убегал из дома, то ненадолго, стараясь при каждом удобном случае лизнуть своего лекаря. Чонг постоянно вспоминал своего друга и прислушивался к звукам леса, надеясь услышать его заливистый лай. Но ничего похожего на спасение не происходило.

Чтобы ослабить страх, он стал разговаривать со всем, что встречалось ему на пути: с деревьями, травой, птицами, жуками и даже с муравьями. Казалось, мальчик слышал их нехитрые ответы, и тогда в его голове мелькала мысль, что все не так плохо, только мама не зовет на ужин и папа не ругает за грязные руки и ноги. Самым сложным было добыть еду и успеть улечься спать, прежде чем стемнеет; ночь наступала быстро, накрывая джунгли своим черным одеялом. Она была гораздо длиннее и тревожнее дня. Все лесные звуки становились страшными, холод стелился по земле и мешал малышу спать.

Шли дни. В радиусе трехсот шагов он подъел все природные запасы, сидеть дальше на одном месте было невозможно, пора было искать съедобные грибы и зрелые бананы. Однажды вместе с утренними лучами солнца ему пришла мысль искать реку, звуки которой он порой слышал в своих ночных видениях. Сложив ладошки на груди, Чонг, поклонившись, попрощался с деревом, взял палку и отправился на юг, ориентируясь по стволам деревьев, как учил его отец.

Мальчик, как во сне, брел по лесу, величавые деревья создавали прохладу. Но временами деревья расступались, и мелкий кустарник сплетался в непроходимые заросли; казалось, побеги наступают друг на друга и душат друг друга корнями, и только маленькое гибкое тело ребенка проворно пробиралось сквозь кусты, двигаясь быстро и почти бесшумно.

Как-то ночью Чонг проснулся от укусов летающих мошек и увидел фантастическое по красоте зрелище. Поляна светилась сотнями неоновых огоньков. «Грибочки», – догадался мальчик. Чонг перебрался с поляны на дерево и сверху неоновым светом, ему привиделись духи, которые, как сгустки огня, кружили над поляной, подлетали к Чонгу, дули щекотно ему в лицо и исчезли только с первыми лучами солнца.

Малыш потерял счет дням. Прошло полнолуние, а потом еще раз луна совершила весь цикл и зажглась на небе огромным серебряным диском. Ночи стали холоднее, начались дожди. Появилось много питьевой воды, ранки от укусов муравьев, москитов и других насекомых перестали заживать. Чонг начал слабеть, хуже видеть и слышать. Ослабленный, он добрался до горной реки и ночевал под каменным валуном, который надежно укрывал его исхудавшее тело. Все чаще у него были видения духов, везде, словно огоньки родной деревни, мерещился неоновый свет; однажды вечером он услышал, как мама поет песню. Маленький Чонг, обрадованный и очарованный, побрел на ее голос. Нежное пение то замолкало, то звучало снова. Он шел, с трудом переставляя ноги. Постепенно голос стих, и он услышал шум воды. Солнце почти село, когда мальчик вышел к маленькому озеру и увидел водопад. Массы воды падали сверху и издавали грохот. Утром струи сверкали, как мамины перламутровые бусы, а ночью водопад пугал, издавая зловещее рычание. Он был похож на храм, такой же величественный и прекрасный! Мальчик решил, что здесь он будет ждать взрослых людей или сам превратится во взрослого, а там уже решит, что делать дальше.

Со слов Джо, Чонг провел в лесу семь лун, и на протяжении четырех лун шли муссонные дожди. Его домом стала пещера у водопада. В ней было постоянно сыро, но зато он мог пить чистейшую воду и соблюдать гигиену. Часто он видел, как к водопаду приходили слоны, пугливые и осмотрительные олени, стайки обезьян. Больше всего ему хотелось встретить Золотую обезьяну, о которой ему рассказывал отец. Обезьяна с ярко-золотой шерстью и синей мордой сулила большую удачу. И однажды утром, в день полной луны, он увидел обезьяну с ярко-желтой головой. Она пришла вперевалочку к озеру. Остановилась у кромки воды и несколько секунд смотрела в воду, словно рассматривая свое отражение, потом зачерпнула мохнатой лапой живительную влагу и выпила с видимым удовольствием. Чонг, не веря своим глазам, смотрел на это цветное чудо, боясь дышать и шевелиться. А вечером в тот же день на водопад пришел старик. Это был старый шаман. Так Чонг обрел новую семью…

Глава 3

Наверное, только старый шаман мог вернуть мальчика к жизни. В первые дни он постоянно окуривал Чонга черным дымом и поил травяным настоем. Шаман был чужаком в этой стране, по неведомым причинам он перебрался сюда из Таиланда. Жил отшельником. Говорили, что в друзьях у него были звери и птицы. Он читал заклинания, занимался муай тай1, носил на поясе в мешочках мощи почитаемых им шаманов. Жил один в хижине на горе, откуда открывался красивый вид на долину и реку молочного цвета. Каждый вечер, перед сном, Чонг рассматривал рисунки на теле старого шамана. Ничего подобного не было на теле его отца. Рисунки притягивали и рождали легкий туман в голове Чонга. Шаман засыпал, а мальчик мысленно просил его повернуться на другой бок. Если «поворот» случался, Чонг радовался и изучал знаки, интуитивно чувствуя силу, исходящую от них.

Как-то утром старый шаман достал сверток, обернутый полуистлевшей тканью. Развернул его, и Чонг увидел две стальные спицы, пузырьки с засохшими чернилами и ядом змеи. Шаман долго рассматривал концы палочек через увеличительное стекло, потом заточил кончик одной из спиц. Зажег перевязанные нитями пучки травы и стал махать ими то в сторону Чонга, то в сторону неба, то в сторону земли.

Хижина наполнилась дымом, а когда синева развеялась, шаман встал во весь рост и стал вращать кулаками, словно наматывал на них веревку. Он двигался бесшумно по комнате, потом присел на корточки, через несколько секунд вскочил и снова начал плавно двигаться по комнате. При этом губы его постоянно бормотали что-то грозно-монотонное; так продолжалось бесконечно долго.

– О чем-то просите духов? – спросил мальчик.

Шаман ответил, но не сразу:

– Прошу наделить тебя способностями. Они помогут тебе и принесут пользу другим.

Затем он усадил Чонга, и началось магическое действие: нанесение священного знака на тело. Чонг вздрогнул от первого прикосновения острого конца спицы, он не ожидал столь болезненного укола в спину. Рука мастера двигалась быстро. Мальчик закрыл глаза. Он вспомнил свирепые укусы муравьев в лесу и слезы ужаса в первую ночь в джунглях, когда поиски деревни окончились ничем, солнце стремительно садилось, а ночь укутывала все своим мраком. Боль от уколов спицы усилилась, словно тысячи стрел друг за другом впивались в его тело на небольшом участке спины. Перед глазами пронеслись долгие месяцы жизни в джунглях, гниющие раны, ночные кошмары, поиски еды и смертельная слабость, которая позволяла забыться и лежать многие часы без движения. Он вспомнил, как наткнулся на кристаллы соли в пещере, долгие недели слизывал и сковыривал небольшие кусочки, которые растворялись у него во рту. Древний океан оставил их в виде черных камней, пахнувших сероводородом. От соли распухал рот, но силы ненадолго возвращались к мальчику, и тогда он мог выползать из пещеры в поисках сороконожек и личинок насекомых в расщелинах камней.

Рука мастера продолжала двигаться и создавала причудливый узор на спине Чонга. Постепенно он перестал ощущать боль, тело немного расслабилось, и в голове возникли мистические образы. Он увидел старого воина с двухсторонним ножом, боевого слона, горные вершины со снежными шапками, трех летающих тигров, великана, перешагивающего реку. А еще он почувствовал духов, словно легкие тени они окружили Чонга и, казалось, пронзали все его существо своими взорами. Вся эта мистерия рождала ощущение радости.

Чонг очнулся и спросил шамана:

– Чей это праздник?

– Твой, – ответил шаман. – Это твои покровители, мой маленький друг, это твоя новая семья. Я нанес тебе тату Ханумана, что означает «бог обезьян». С древних времен это символ ловкости и выносливости. Хануман способен к быстрым перемещениям по любым землям, он обладает невероятной силой.

– Для чего? – спросил Чонг.

– Рисунки на моем и на твоем теле соединяют в себе буддистские псалмы, молитвы, шаманские заклинания и индуистские традиции. Тела тайских воинов расписаны такими символами, во все времена их называли «солдаты-призраки». Они неуязвимы и бесстрашны. Я делал Сак Янт2 всю свою жизнь, мой отец тоже был шаманом, он и передал мне рецепт чернил и все тонкости этого ритуала. Обезьяна Хануман – мой покровитель, наделивший меня способностями видеть в темноте и не знать усталости. Теперь я передаю тебе часть моих сил и тайных знаний через этот Сак Янт. С опасностью ты и сам справишься. Сложнее справиться с алчностью, гордыней, когда ты живешь среди людей и особенно, когда тебя искушают женские чары.

– А что это такое? – уточнил Чонг.

– Вот смотри, бегают у нашего дома собаки, одна пристает к другой. И желание пристроится сзади у пса такое сильное, что вытесняет все другие желания. Так и у людей возникает привязанность от одного желания, и больше свежий ветер не дует им в лицо, и воля человека подчиняется этому стремлению, делая его слепым. Он, как муха в окне, неистово и однообразно старается выйти через стекло к маячку под названием «иллюзия счастья».

Чонг не очень понял аналогию с собаками. Однажды ночью он видел, как его отец лежал на матери. Она попискивала, как птица; казалось, что им обоим нравится лежать друг на друге, а утром они были прежние, и ветер как обычно стучался в окна и раздувал одежды.

Шаман закончил. Рисунок на спине Чонга обжигал. Ощущения были противоречивые: и приятно, и больно одновременно.

Этот ритуал и Хануман на спине, а может и что-то другое, подействовали, но раны Чонга затянулись быстро, и жизнь потекла ровно. В свободное время он плавал и занимался с шаманом тайским боксом, постигал грамоту, научился начитывать воду, брать силу у животных, чувствовать опасность и общаться с лесными духами. Сон стал спокойным, и больше мальчик не прислушивался к каждому звуку в ночи. Старый шаман был очень добр к Чонгу, делился всем, что знал сам. Как-то он вспоминал о своей стране, о волнующемся море, прекрасном, как перышки птички, живущей в бамбуковой роще, и, закончив, завел разговор:

– Ты хороший мальчик, и ты сильный духом, хотя и мал совсем. Многим и за всю жизнь не испытать то, что ты уже пережил. Я счастлив считать тебя своим сыном и буду благодарен, если ты выполнишь мою просьбу.

– Ты и есть мой отец. Сделаю все, что ты скажешь.

– Когда я уйду в нижний мир, отвези мой прах в Таиланд.

Чонгу стало очень грустно при мысли, что он снова останется один. Но он дал крепкое слово своему учителю, что сдержит обещание. В ту пору ему исполнилось тринадцать лет.

Прошел еще год. Солнце и луна по очереди занимали место на небосклоне, один сезон сменялся другим. Живя в лесу, он научился управлять своими мыслями и останавливать страх, который вползал в него ближе к вечеру и постепенно убивал душу. Он перестал чувствовать одиночество, одушевляя каждый камушек и травинку, разговаривая с водой и лесными духами. Чонг узнал, что духи как ветер, они вокруг, и, если не злиться и не бояться их, они не навредят, а если уважать их территорию, то будут помогать. Чонг научился быть незаметным для зверей, не чувствовать физическую боль и голод. Лес обострил его инстинкты, а шаман придал смысл жизни и упорядочил его мысли. Но шаман был совсем стар, и однажды, глядя на полную луну, он сказал:

– Я видел сегодня мертвую Золотую обезьяну. Это животное – отражение меня, скоро и я уйду. Я заставил смерть долго ждать. Мой мальчик, я всегда буду с тобой в виде Ханумана на твоей спине. Твоим отражением будет тигр. Ты наделен даром влиять на людей и предвидеть будущее. Если захочешь, сможешь лечить, прикасаясь к телу человека. Для твоей души важна тишина. Твои глаза будут подмечать все вокруг. Твое тело сильное от природы – научись направлять свою энергию, пронеси через всю жизнь занятия муай тай. У тебя не будет врагов, потому что ты прирожденный боец и равных тебе нет от Бутана до Малайзии. Ты вырастешь очень независимым, и твоя сила будет привлекать всех, но для тебя нет темы власти, ты есть ее вершина.

Вскоре шаман ушел, и мальчик резко повзрослел, не испытав страха перед смертью и жалости к себе. Он трое суток окуривал тело своего учителя дымом травы с горы Кусинары3и корой священного дерева Сала4, звонил в колокольчики и читал мантры. К концу третьих суток убил оленя и отвез на место сожжения шамана в небольшую пещеру у водопада…

Во время сожжения пришел тигр, остановился в нескольких метрах от пещеры.

Собрав прах шамана, часть его Чонг развеял над рекой у дома, где жил старик, а часть сложил в мешочек, прибрал поближе к сердцу и пошел искать своих родителей.

Глава 4

Родители Чонга не узнали в худом чумазом четырнадцатилетнем подростке своего сына. Лишь старая хромая собака, собрав остатки сил, вылизывала его ноги и радостно виляла хвостом. Мужчина и женщина пожалели парня и предложили помогать им по хозяйству, по уходу за больными людьми и домашними животным, выдали ему одежду и определили угол на кухне. Мальчик сам смастерил небольшую деревянную лавку, под нее сложил все богатство, которое ему досталось от шамана, и зажил новой жизнью. Он быстро приспособился к нехитрой жизни родителей, чувствовал их печаль по пропавшему сыну и сострадание ко всему живому. Его мать пела песни, когда варила еду; обычно это были рис или лапша. По воскресным дням и праздникам она готовила сладости из кокосовой стружки и раздавала деревенским детям. Отец регулярно выбирался в лес, приносил травы, перевязывал их аккуратно и развешивал в тени под крышей, потом перетирал их в ступке и заваривал настои. В доме всегда были запахи леса. Он помнил с детства этот смешанный аромат горечи трав и кокосового масла. Он частенько по-мальчишески хотел прижаться к матери, ощутить ее теплое, немного полноватое тело. Но вместо этого наблюдал за ней из своего угла и старательно выполнял все ее поручения.

Однажды приехали люди из столицы – малярией заболел важный чиновник. Приступы сильного озноба, высокой температуры и обильного пота продолжались уже два месяца. Врачи расписались в своем бессилии. Один из них – почтенный доктор, чье мнение в правительстве всегда было влиятельным, был учеником отца Чонга; именно по его рекомендации решено было привлечь старого лекаря. Чонг и его отец отправились в долгое путешествие. Как-то вечером, перед сном, он спросил отца о шаманах.

– Шаманы – это особый народ, они все сердцем чуют. У них вообще другое представление о смерти. В мир мертвых ходят еще при жизни за советами. А ты почему спрашиваешь? Я видел Ханумана на твоей спине. Тебе шаман сделал этот Сак Янт?

– Да, – неохотно ответил Чонг.

Больше они не возвращались к этой теме. Но Чонг постоянно думал о том, насколько разные живут люди под одним небом. Он видел, как его отец боится своего бессилия перед лицом смерти. Как верит травам, но не чувствует их души. Как закрывается в своих воспоминаниях о сыне и не узнает его, живущего рядом.

К вечеру следующего дня они добрались до места. Застали больного в двух шагах от кончины. Здесь все их ждали и с большим уважением встретили лекаря. Отец воодушевился, распрямил спину и, осмотрев больного, велел пригласить монахов из Золотого храма. Двадцать дней монахи, не останавливаясь ни днем, ни ночью, пели мантры, а лекарь поил больного корой хинного дерева и делал кровопускание, его сын окуривал чиновника травами и тряс колокольчиками, мысленно обращаясь за помощью к старому шаману. На двадцать первый день болезнь отступила, еще через неделю чиновник сам вышел в сад и погрелся на солнышке.

На лекаря обрушились тысячи благодарностей, он и его сын возвращались домой с запасом еды на год и солидной суммой кьятов. В ночь возвращения домой Чонг признался родителям в том, что он и есть пропавший сын, рассказал о встрече с шаманом и его просьбе. Родители долго плакали, выслушав историю сына, потом бранились, что он сразу не признался им, тискали его, как малого ребенка, молились и благодарили Будду. И еще год Чонг жил со своими родителями и был для них солнцем на небосклоне. Пациентов после того случая с выздоровлением чиновника стало больше. Отец и сын с раннего утра и до поздней ночи делали заготовки и лечили людей. Раз в две недели они уходили на два- три дня в соседние деревни и проводили осмотры, лечили молодых и старых, детей и стариков.

Чонг все время ощущал связь со старым шаманом. Он приходил к нему, когда юноша нуждался в его помощи, и уходил, когда становилось все спокойно. Иногда Чонг устраивал проверки, чтобы убедиться, что присутствие старика не просто выдумка. Он обращался к шаману, словно тот стоял у него перед глазами:

– Уважаемый учитель, если ты здесь, пусть эта дверь откроется.

И дверь, скрипя, открывалась.

Он постоянно помнил о своем обещании учителю, но не находил в себе силы признаться родителям, что собирается покинуть дом.

Но однажды утром внутренний диалог прекратился, и чувство вины осталось во вчерашнем дне. За завтраком он рассказал о своих планах отцу и матери. Дом погрузился в тишину, словно появился покойник. Родители плакали, их лица резко постарели, покрывшись красной тонкой сеточкой склеротических сосудов.

Они отложили все дела и провели день в медитации. А закончив к вечеру, позвали сына.

– Мы оба видели одинаковые видения, – сказал отец. – Ты сидел в окружении сотни людей, и все они смотрели на тебя с надеждой. Ты давно уже не принадлежишь нам, поступай, как знаешь, как велит твое сердце.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3