Лихтенвальд из Сан-Репы. Том 3

Да, ветеран был с перевязанной головой и торчащими кавалергардскими зубами. В руках у него была суковатая палка с набалдашником в форме корня мандрагоры. Своей палкой он бил в пол поношенной машины с такой силой, как будто хотел её разнести вдребезги.

– Нельзя! Не положено! – не поворачивая головы, брезгливо сказал бритый водитель, – Занято! Восемьдесят человек в сутки бесплатно ездют! Подождёте! Я вам не собес!

– Как занято? Как занято? – загорячился ветеран, – одну остановочку? Ну?

Ему трудно было поверить, что такой бравый воин, как он, не заслужил права на бесплатный проезд в раздолбанном дредноуте.

– Нельзя! – сказал водитель, – Не положено!

– Ах, так? – возопил заслуженный старик, защитник родины в метровых эполетах, оскорблённый до глубины души, – Ах, так!

И сделал вид, что будет мстить.

Этот старый пентюх совсем из ума выжил.

Но с подножки не соскочил, рукой продолжая цепляться за поручень.

Не получив разрешения на бесплатный проезд, ветеран, проехал две остановки и выскочил около цирка, не поблагодарив, прямо под колёса грузовика.

– Когда я был в Вене, – перевёл стрелки разговора Гитболан, наблюдая диспозицию, – какой-то мерзкий пуантилист увёл мою лучшую картину! Я сомневаюсь в высоких моральных свойствах большинства художников и военных. У них не может быть моральных свойств! Новые поколения смотрят на мир своими глазами! Это взгляд интереса, но не истины! Истина вообще никого не интересует! В этом и есть основа природы, что она смеётся над всем сущим и ничему не даёт вечного простора! Но тех, кто нарушает законы природы, попирает исконную правильность мира, тем грозит то же, что случилось с этим ветераном – они попадают под колёса Провидения!

– Шеф! Я лучше анекдот расскажу! Двое мирно идут по городу, а мимо пробегает человек с рулём в руках, крутит его, щёки дует и орёт: «Садитесь на мой «КАМАЗ»! Подвезу!

Они смотрят на этого психа и мирно отказываются, езжай, мол, дальше. Тогда водитель «КАМАЗа» вынимает из-за спины обрез и говорит:

«Все в „КАМАЗ“! Быстро! Пристрелю!».

Делать нечего, двое пристроились сзади сумасшедшего с рулём и бегут по улице гуськом. Все устали и хотят уже пить и есть. Вдруг видят пост милиции. Они обрадовались, что избавление близко.

Из поста милиции выбегает милиционер с дубиной и останавливает психа с рулём.

«Почему скорость нарушаешь? Где права?» – спрашивает он у водителя «КАМАЗа».

Псих вынимает права, путевой лист, и подаёт их милиционеру. Тот посмотрел и говорит: «А в кузове почему люди? Кузов не приспособлен!»

– А это, – отвечает сумасшедший, – пассажиры. Я ребят до города подбрасываю.

– Не надо! – говорит мент, – Я их сам на мотоцикле подброшу! Один – за спиной, другой – в люльке!

Смотрят, а в руках у мента руль и пистолет.

Побежали они теперь за ментом, один сзади, другой сбоку, вприсядку. Согнутый пот со лба вытирает и говорит: «Лучше бы на „КАМАЗе“ доехали!»

– Нерон, – сказал Гитболан, – ешь творожок! Прошу тебя! Кстати, ты заметил, сколь тщательно следовало бы заняться этим старичком…

– Да знаю я этих липовых генералов! Здесь уже нет столько свадеб, сколько генералов к ним! Вы их гнали в своё время, как облупленных! Да и генерал ли это? Я вовсе не уверен! Если ты надел генеральскую форму, то из этого вовсе не следует, что ты генерал!

Гостиница «Альпийский клуб» найти было легко, труднее – поселиться в ней. Уже летели по благословенной Сан Репе запоздалые предупреждения о появлении компании разбойников, неразборчивых в средствах и крайне жестоких. Уже был объявлен розыск преступников по всем весям. Уже стало известно, что ни от кого не прячась, среди белого дня бандиты погрузились на скорый поезд «Сблызнов-Патарстон». Все знали, что, как ни странно, они благополучно прибыли в конечный пункт. Тут потерялись их следы. Неусыпная стража знала по прошлому опыту, что не будет главарь банды и его подручные прятаться по подвалам, а поселиться, как обычно на самом виду. Стали проверять дорогие гостиницы в городе и быстро нашли, что искали. Оказалось, что появились два человека в «Английском клубе», но никакой ни рослый аристократ с усами и бритый толстяк, а совсем наоборот – высокий бритый здоровяк с фиксой и худенький коротышка, похожий на детдомовского мальчика, с бородой и усиками. Но и этого было достаточно: все уже знали фокусы Гитболана и его способности к мимикрии.

Те, кто выслеживали, к вечеру следующего дня были в номере. Горничная, подосланная к двери, не дождалась ответа, открыла дверь своим ключом и группа захвата ворвалась в холл с высоким потолком и окнами от пола до потолка. Применять оружие и спецсредства не пришлось.

В номере работал душ и телевизор, но никого не было. Только на шкафу сидел равнодушный семисотлетний филин, вращая гигантскими глазами.

Осмотрев помещение и, естественно, никого не найдя, полковник Дупль и его ребята опечатали вход и ушли восвояси. Ушли ребята огорчённые, так и не поняв, что им была подарена жизнь.

А в это время в большом царском дворце, в спальне последнего императора Гитболан распаковывал свой чёрный кожаный чемодан, одновременно наблюдая за движущимися картинками на поверхности хрустального шара. Нерон то и дело сжимал кулаки и умоляюще поглядывал на Гитболана:

– Ну, пустите же! Пустите меня! Они не будут мучиться! Гарантирую лёгкую смерть! Шеф! Ну?!

Но ему не разрешили.

Грусть была разлита в воздухе. Кропоткин рассматривал на стене календарь за девятьсот пятый год, и что-то высчитывал на пальцах.

– Хочешь, свои новые стихи почитаю? У меня есть удачи! – голосом гимназистки спросил Нерон.

– Хочу! – лживо ответил Кропоткин, чтобы не огорчать друга.

Встретив благодарного собеседника, Нерон возбудился, взял его в оборот и с интимными интонациями в голосе стал посыпать его дихлофосом своего вдохновения.

– Александр Иванович! – сказал Нерон, впервые называя Кропоткина по имени-отчеству, – Этот город всё-таки удивителен! Не успел я преступить его границ, как музы вошли парадным строем в моё сердце! В сердце заварилась пурга чувств! Вот слушайте! Это родилось сейчас! Я боюсь забыть! Новое! Сочинение называется «Чета»!

– Давай! Заноси! – сказал Кропоткин и подпёр щёку кулаком.

– Как умопомрачительно онаВ своём изрядно драном пеньюареВзыскует вкруг следы веретена!..А он в шлафроке спелого говнаНаяривает костью на рояле.Гармонии былой простыл и след.Ямб выродился в хор, хорей – в гекзаметр,И уж не дрочит по старинке дед,Заглядывая в форточки кунсткамер.Он мается задором молодым,Она толчёт сухую воду в ступе,Она пьяней, чем предрассветный дым,А он хорош, увы, почти, что в дупель.Что пожелать им? Сдохнуть от тоски?Забыться анашой под сенью храма?..Она его таскает за грудки,А он клянётся ей детьми и мамой.Торжественно в лесах звучит рефрен…Им – скучен ритуал, другим – наука:«Когда ты, наконец, подохнешь, хрен?»«Да провались ты в твердь земную, сука!»Венками изошёл и пал сонет.Ямб выродился в хор, хорей – в гекзаметрИ уж не дрочит по старинке дед,Заглядывая в форточки кунсткамер… Конец!..

Вкратце – о чём эта вещь? Эта вещь о строительстве этого грёбаного Патерстона, о героизме этого квёлого народа, о многом таком, что не находит отражения… Поэма называется «Призвание». Как? Свежо?

– Стихотворение? «Призвание»? «Чета»? В трёх десятикнижиях с эпилогом и хореографической группой безногих пигмеев? Свежо! Пастозно! – пародированным голосом скомандовал Кропоткин, не склонный к неуместной натурфилософии и кабинетному словоблудию во вшивых университетах, – Тема стихотворения, как я полагаю – соитие мужчины и женщины, а также дружба инородцев. Объявляла Анна Мари Чехова, шпионка всех спецслужб мира! Начинай! —

– …Народ уж полнится рыданьем,Народ кипит, а царь идётЗаняться самобичеваньемИ стрижкой попранных бород!О, как он верил в эти выи…В ланиты, перси…

– Голову даю на отсечение, рифма – голубые! – прервал его всё более разрушительное по своим последствиям выступление Кропоткин, – По части рифмоплётства, ты – дока! Герман! Спаси меня! Он взялся за хорей и амфибрахий!

– Молчи, червь! Слушай!

…Грохочут танки, пушки бьются,По берегам реки несутсяНеугомонные бойцы,Подъяв к богам свои концы…

Как? Хорошо!

– Хорошо! Концы, подъятые к богам – это круто! Особенно мне понравилось, что у тебя бойцы несутся. Ты вывел новый биологический вид бойца. Бойца нового времени! Он живёт в курятнике, кладёт яйца на алтарь родины, обращает детородные органы к своим богам и в солдатском довольствии не нуждается. Крыльев у него случайно нет?

– Прекрати свои дурацкие шутки! Слушай лучше!

– Нетушки! Я лучше сам прочитаю твои новые вирши!

Наденька! Наденька! У тебя улыбка гаденька!Наденька-Надюха! Порванное ухо!И чернее ночиВыдранные очи!Надиола! Надька! На закорки сядь-ка!Я – Папанин! Ты – Маманин!Сталин, Висмут, Чугунов,У меня дыра в карманеИ резинка от трусов!

А вот стихотворение в староанглийском стиле:

Отец МаккензиНашёл старуху в пемзе,Запутавшейся в чётках и слезах!Она болелаИ то и делоВсе таяла у фазы на глазах…Старик Макке-ензи…

– Ты, Нерон, – почесал голову Кропоткин, – когда пишешь, думай головой! Думай лучше головой! А то и до равелина дойдёшь!

– Я не пишу! Я вдохновляюсь! Нет, на сегодня хватит! Больше тебе, ретрогад, читать не буду! Ты готов помочиться от злобы на всех семи углах моей словесности! Ты готов порешить китов, на которых основана сфера моей творческой свободы! Хорошего не должно быть чересчур много! Иначе жизнь потеряет всякий смысл и цену. Должен быть контраст…

Нерон сгрёб лапой разбросанные по столу листки и гордо отбежал с ними к окну, где быстро рассовал их по карманам. А рассовав, успокоился и даже заинтересовался чем-то на улице.

В это же время на стройке за забором, дёргаясь, как паралитик, работал подъёмный кран. Всю ночь там промышленным способом воровали строительные материалы.

– Не дадуть покою! Не дадуть! – глядя на улицу, твердил Нерон, расплющив нос о стекло императорской форточки, – Мне тоскливо здесь! Душа моя холодна! Я никому не нужен!

– Как там Лихтенвальд без нас? – задумчиво процедил Гитболан, – Я боюсь, как бы он не принял постриг на горе Синайской, ибо он одинок среди людей, и его не издаёт «Галлимар».

– Какой «Галлимар»? – удивился Кропоткин.

– Галимый! Вот какой! Издательство мутное да галимое во Франции есть! «Галлимаром» называется! – пояснил Нерон, – Без денег кончается, на «Г» начинается. Издаёт всякую всячину вдругорядь и вскладчину! Мемуары дворников, надворных советчиков и див полусвета! Впрочем, в своё время они издали несколько неплохих романов.

– Чтобы у всех этих америкашек повылазило! – неожиданно сказал рассеянный к словам Кропоткин, – Надоели они со своей брехнёй! Люди из полиэтиленовых бутылок! Они и на свет появляются в полиэтиленовых бутылках!

– Чёрт с ним, с этим «Галлимаром». Что нам в нём пользы? От дохлой лошади и то больше пользы! Ту хоть ободрать можно! – присоединился к Кропоткину римский диктатор, актёр и неудавшийся тиран, – Что мне делать с плохим настроением? Не могу я здесь больше, шеф! Угнетают меня эти бесконечные жулики и проходимцы! Эти тяжкие для жизни города! Всё надоело! Смиренье покрыло Кротость, и у них родилась дочь по имени Душевная Плесень! Напьюсь! Скверное вино «Северное Сияние» отвратит меня от закисших христианских добродетелей. У меня есть книжка мемуаров генерала Маннергейма! Можно выкрасть в библиотеке мемуары Эриха фон Манштейна. Тоже стоящая вещь! Буду читать! Буду шить сарафаны, мать их, из ситца! Христиан почти не трону, так, для проформы передушу тысяч десять! Христиане могут пока спать и исповедываться спокойно!

– Штейн! Манштейн! Тянет тебя на всякое старьё, – бурчал Кропоткин, поглядывая на Нерона с тревогой, – От его линии уже ничего не осталось, кроме дюжины сгнивших надолбов и нескольких кукушкиных гнёзд на ёлках! А ты всё Маннергейм да Маннергейм! Почитай лучше Плутарха, мать его! Душа отдыхает, когда читаешь Плутарха! Ничего не понятно, но какая музыка! Узнаешь много из сельского хозяйства! Мёд души!

– Да! Плутарх! – мечтательно произнёс Нерон, – Плутарх! Бастард из бастардов! Мама любила его поучительные басни! Однажды свёкор, пыжась под сосною, набрёл на водолаза ввечору и стал его охаживать плюсною… Ладно! Загадка на засыпку! На лыжах катается, на «п» называется? Что это? – обратился к потолку Нерон.

– Педофил?

– Нет! Не угадал! Три балла!

– Президент?

– Теплее!

– Вторая загадка! Пьяный с ракеткой болтается, на «б» везде называется?

– Биде? Угадал?

– Как бы не так!

– Буржуй?

– Загадка третья! На засыпку! Везде употребляется, на «х» называется?

– Ладно, хватит? Ты меня достал своими безумными загадками, сфинкс! Употреби свой энтузиазм на что-нибудь полезное! Займись, к примеру, охотой на китов! Гарпун наточи! А теперь последнюю загадку задам я…

– Ну!

– Что плохо пахнет, делая белей любую ткань и платье королей?

– Краска?

– Сам ты краска!

– Сперма, что ли?

– Сам ты сперма! Хлорка!

– А-а! Глупы твои загадки, Сфинкс!

– В Германии тридцатых годов все показывали свои худшие стороны – и немцы, и ануреи, и славяне! – меланхолически заметил Нерон.

– Философ! Включу тебя в «Книгу рекордов Пениса». Откуда там оказались славяне? Их там было не так уж и много!

– Не надо! Ви ест мо хлеб! Ви пит мо пив! Факин френд! Сколько книг вокруг меня, затемняющих мои мозги, толкающих меня к пустопорожней тарабарщине. Сколько людей, близких мне по крови, обмануты и приведены в замешательство и уже сами готовы обманывать других. Уму непостижимо.

Внезапно со стороны открытого окна донеслись крики. Кропоткин высунулся и стал смотреть на происходящее внизу.

– Что там? – спросил Гитболан.

– Что это? – поддакнул Нерон.

– Праздник Первой борозды! Старинный обряд дефлорации. Я собирался писать по этой теме диссертацию в Сорбонне…

– Война помешала?

– Дураки-анархисты помешали! – раздражился Нерон, – Козлы-народовольцы, свиньи-революционеры, разнюхиватели жареного, потрошители краденого, соискатели порченого! Гнилоеды! Любители петь мерзкими голосами! Внебрачные дети двойного стандарта! Вдовы истины! Антихристы и подонки! Страна погибла от подтасовки и тихой измены!

Кропоткин расчувствовался.

– А что это там творится на бульваре Первого Поцелуя? Мальчики какие-то! Кровавые! В глазах!

– Опять ср… порознь выстроились за президентской добавкой! В белых рубашечках, с барабанчиками – лояльность демонстрируют! Тьфу, гниль! Выборы на носу, вот они и суетятся, массовку создают! Консенсус! Консенсус! Научились-таки умные слова произносить! Твари! Выползки!

– Ср… порось? Оригинально! А не прекратить ли нам эти хождения в народ? Как ты думаешь, Нерон? Эти ребята мне не очень нравятся! Зомби какие-то! Песенки дурацкие. Пустые глаза. Майки с портретами какого-то крошки Цахеса… Яппи, мать их в ёп!

– Айн момент! Я угадываю ваши мысли, шеф! Вы не против, если в этом историческом городе появятся ещё сорок новых скульптур работы божественного Альдо Дрестини?

– Не против!

– Считаю до трёх! Айн! Цвай! Драй! Фюр! Фикст! Зиг! Зебен! Фак!

Крики тотчас стихли, и вокруг внезапно замерших активистов стала собираться толпа. Недвижные и холодные мраморные люди застыли в разных позах, одни, повернув голову к своему начальнику, другие – наклонившись. Толпа сначала подумала, что это шутка продвинутой молодёжи, а потом всё поняла и без слов разбежалась. Жизни в застывших фигурах не было никакой. В лицах застыло выражение невиданной муки. Фигуры же были изваяны настолько совершенно, что зрителю не могло не закрадываться сомнение в том, что это дело рук человеческих, а не потусторонних сил. Даже плевок, вылетевший изо рта демократа-курильщика – и тот был запечатлён в мраморе.

Нерон и Кропоткин схватились за руки и пустились в пляс.

– Я Папанин! Я Маманин! А я маленьки такой!

– Прошу любить и жа…

– Жаба! Пойман! Вор!

Окончив беснование, Нерон, сопя, высунулся из окна и стал наблюдать происходящее в корабельный бинокль.

– Что видно, Монтигомо Воробьиный Член?

– Фаллические протуберанцы в полярной области Марса. Кислотные дожди на Венере. Флуктуация отдельных чёрных дыр! Обнаружена одна огромная планета сплошь изо льда! Плешивый ….. на полярной шапке Юпитера! Бомж помочился на кошку! Спроси, что слышно!

– Что?

– Пьяные женские крики со всех сторон. О, это совсем интересно!

– Что?

– Не скажу! Веду наблюдение! Снимаю показания! Пока ещё рано докладывать научному сообществу! Мне показалось, в космосе я видел гигантский живой организм! Ягодицевидный сгусток белка!

– Не может быть! Ты преувеличиваешь, как всегда!

– Отнюдь! Преуменьшаю!

Кропоткин загрустил.

– Я не люблю расставаться с отживающим, привычным! Со старыми вещами, с родителями, со временем! Когда старая вещь выходит из строя или крадётся у меня, я испытываю дикую злость. Я испытываю дикую печаль. Убивал бы всех за это! Но время, я знаю, расстанется со мной легко! Ему никого не жалко! Нерон! – сказал донельзя грустный Кропоткин, прислушиваясь к скрипам в полах, – Нет у нас детишек! Некого к сердцу прижать на старости лет! Давай возьмём на поруки негра из лепрозория… Или пуэрториканца из тюрьмы штата Айдахо! Или кота со стригущим лишаём между ушами! Не спорь! Подумай! Я его буду нянчить в гамаке и пороть крапивой, а ты – читать ему Плутарха и драться с ним на ринге железными дубинами! Давай возьмём! Чем чёрт не шутит! Может быть из него вырастет новый Ньютон или Эйн-Цвейн-Дрейн – штейн.

Нерона передёрнуло так, как будто в него попала разрывная пуля дум-дум.

– Ради Аллаха! Не надо Ньютонов, а тем более всех остальных! Не надо! А тем более Эйнцвейндрейнов! Я беру тайм-аут! – сказал он.

Кропоткин, прямой и не по годам бледный копался в вещах, и всё что-то выискивал в них.

– Что он делает? – спросил Гитболан, наклоняя голову, – Он явно что-то замыслил.

– Я его спрошу! Кропоткин, ты что задумал?

– Одену коричневую штормовку и пойду по городу блядовать… Выгодное дело! – он вынул из какой-то ветоши довольно-таки побитую скрипку и стал вращать её над головой, – Вот! Страдивари! Подарок суфражистки за мою неутомимость. Она в свою очередь позаимствовала эти дрова в музучилище имени Мола Гнилоу. С женщинами иногда выгодно иметь дело! Они помнят уроки любви и делясь подпрелостями, одаривают потом гнильём!

– …с фонарём в заднице он бродил по улицам чужого города и иногда выл по-волчьи! – осклабился Нерон, – Искать себе на это место приключений! Философа-дилетанта потянуло на места преступлений юности. Обещанка – моя манка! Давай-давай, сынок! Дерзай по-хорошему!

– Э-ех! Нет в вас ничего высокого! Ничего святого! Я людей ищу!

И Кропоткин выдал какую-то совершеннейшую цыганщину, не заботясь, как себя чувствует в гробу маэстро Страдивари.

– Хватит! Хватит! – сразу закричал Гитболан.

– А-а? Ну, давай! Бруши! – поддакнул ему Нерон, – Может, кто и отыщется! Иногда в навозе попадаются такие жемчужины, что дух захватывает!

– Нет! В этом что-то есть! – мечтательно промолвил Кропоткин, – Пойдём блядовать вместе! Чем чёрт не шутит! Ты ж видишь, куда мы попали! На Сатурне и то больше жизни, чем здесь! Мы должны научиться сами себя развлекать и тем спасаться от сумасшествия!

На этом разговор небожителей завершился.

– Ну! Блядовать, так блядовать! – погрозил кому-то неизвестному Нерон, – Теперь будут блядки без оглядки!

Глава 5. В Летнем Сквере

Летний Сквер был залит весенним солнцем и радостен, как щенок. В гигантской шляпе а-ля Pushkine на скамье сидел стройный джентльмен с поднятым воротником. Недалеко в песочнице копалась пара белых карликов, постоянно ссорясь и выражая недовольство резкими визгливыми голосами. У обоих было по два больших торчащих зубы спереди и они были чрезвычайно похожи на кроликов, сбежавших с фермы. Милиционер тронул гражданина за плечо, и в глаза его взглянула натуральная обезьяна в бакенбардах, которая тут же заорала ему в лицо:

«Ждут меня златые дни,

Очи васильковые,

А сейчас кругом лишь пни,

Да и те – х…е! Не замай, шустрик!»

Милиционер потребовал у разнузданного типа документы и, как ни странно, получил.

– Так так, – сказал он, – Мендель Шлёмыч Франкенштейн по паспорту?

– Да-с! Что, без вопгосов не видать? Перевёгтыш в фогме! – недовольно отгеагировал допгашиваемый – Одесса-мама! Кгасноярск – папа! Пгоездом по делам фигмы! Выпимши мы! А где тут пи-пи? На забог?

– Вопросы задаю я! – поставил на место лояльного гражданина ментяра с лицом младенца.

– На месте Эйфелевой башни была яма, в которую сваливали тгупы гугенотов… А что было на месте Летнего Сквега? Вы не знаете!

– Когда? То у них яма, то – канава! Могг навегное! Что тут могло быть на месте? Тут везде был морг! И везде кого-нибудь сваливали! Ямы тоже везде были! Хотя ни гугенотов, ни енотов не припомню. Жлобы тут жили!

– Нет, теперь там высится железный член! А здесь был морг, говогите? Вот беда! А что будет, по-вашему?

Милиционер, убедившись в полной лояльности пушкинской обезьяны, отбыл, а примат в шляпе аккуратно завернул паспорт в клеёнку, поплевал на неё для верности и засунул клеёнку в задний карман брюк. После этого он принялся читать газету, держа её, как всегда – вверх ногами и причмокивая гениальными эфиопскими губами:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.