Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только…

На этот раз я закрыла дверь подсобки на защелку, чтобы никто не мешал моему уединению. Теперь услышала, как дернулась дверь (Вова, видимо, проверял, есть ли кто в подсобке), но я затаилась, как ушлая мышь, которая учится прятаться от наглого кота. Подслушивать чужие разговоры плохо, но я понимала, что только так смогу распутать их запутанные тайны.

– Она меня нервирует, дура институтская, – это так лестно обо мне Лена. Мысленно я исправила «вообще-то университетская». Так получилось, что поступала в институт, но за год до окончания обучения заведение превратилось в университет.

– А она тебя пытается понять. Терпеливая тетка, – продолжал Вова меня защищать.

– Ты все время ее выгораживаешь. Соня Константиновна такая, Соня Константиновна сякая, хорошая, прекрасная, святая. Ты, случайно, на нее не запал? Очень похоже…

– А что такого, что мне нравится учитель? Как училка она классная. И ты это знаешь, потому и бесишься.

– Я еще не бесилась. Это цветочки. Вот она у меня еще увидит почем в Киеве рубероид…

– Вроде ты знаешь, почем? И когда ты такой стала, Ленка? Ты ж была нормальной девкой. Оно тебе нужно, такой кипишь на пустом месте поднимать?

– Нужно. А ты не заступайся, а то мигом отставку получишь.

– Лена, какую отставку? О чем ты говоришь? Мы с тобой всегда были только друзьями – и не больше.

– Ах так значит. Пока ее не было – я была твоей девкой, а теперь – друзья? – по грюкнувшей двери и стуку каблучков в коридоре я поняла, что Лена убежала. Я пыталась не дышать и не двигаться еще минут десять, не зная, когда из класса уйдет Вова.

Когда закончился пятый урок, я попросила Лену остаться после уроков, чтобы поговорить, но она проигнорировала мою просьбу. С очень фиговым настроением, прождав девочку полчаса, я пошла в свое любимое кафе и наелась развесного мороженого – говорят, вырабатывает гормон счастья. Не знаю, как другим, но мне помогло.

Конечно, выяснить вопрос, что случилось в прошлом году, я могла у любого ученика класса, даже у того же Вовы, но мне было нужно не это. Я хотела убедить Лену, что не претендую на красавчика Вову, ведь, насколько я поняла со всего случайно подслушанного, во мне она видела соперницу. Я поставила себя на ее место – так делать всегда учил меня отец – и поняла, что, возможно, я бы тоже повела себя так, будь ученицей. Не так откровенно хамила, но ревновала бы точно.

Утром следующего дня (сколько раз убеждалась, что утро – таки мудренее вечера) четко уяснила, что добровольно Лена не согласится на разговор. Значит, нужно обманывать. Подговорила завуча Елену Дмитриевну разыграть вызов Новиковой в ее кабинет. Елена Дмитриевна позвала Новикову к себе в кабинет, а потом вошла и я.

– Я так и знала, что это подстава. Круто, София Константиновна, – разочарованно сказала Лена. Завуч вышла, и Лена удивленно перевела взгляд на меня. – А чо Дмитриевна свалила?

– Много дел у женщины. Зачем нам свидетели? Я просто хочу, чтобы ты поняла некоторые моменты. Садись и слушай.

Лена некоторое время стояла, видимо, выбирая между тем сесть и послушать или все же убежать. Без особого желания, но девушка села в удобное дерматиновое кресло, стоявшее напротив меня. Она нервно крутила свой красивый серебряный браслет на правом запястье, что выдавало ее волнение.

– Понимаешь, меня не устраивают те отношения, которые сложились между нами. Они угнетают и тебя, и меня. Я так не могу и не хочу, – откровенно призналась, ведь главное начать, и при этом – откровенно.

– Да уж, мало приятного, – согласилась девушка, подозрительно поглядывая на меня.

– Я понимаю тебя. Возможно, больше, чем ты думаешь, – деликатно продолжила.

– Да неужели? Ану, просто интересно, что вы мне будете здесь заливать? Нотации читать будете? Какая Лена Новикова нехорошая.

– Нет. Я сама не люблю, когда читают нотации. Что-то расскажу, а ты поймешь. Я надеюсь. Когда я училась в школе, имела приблизительно такие же проблемы, что и ты. Я знаю, как быть самой красивой девушкой в школе. Все на тебя смотрят, считают кто распущенной, кто счастливой. А красота – не гарантия счастья, верно? Когда я шла по коридору школы, девчонки шушукались и обговаривали каждый миллиметр моей фигуры, длину формы, туфельки, прическу. Парни—старшеклассники обзывали шалавой, а старшеклассницы завистливо смаковали последнюю новость: я встречаюсь с парнем намного старше меня из очень неблагополучной семьи. Наша школа считалась престижной, и в ней было полно детей из очень обеспеченных семей города.

– Вы и сейчас ничего, – сделала мне комплимент Лена.

– Спасибо! Знаешь, сколько раз в день мне предлагали старшеклассники переспать за деньги? Обещали много, считая, что делают прекрасное предложение. А мне было унизительно и неприятно.

– И вам предлагали? Дебилов везде хватает, – подытожила Лена.

– Это ты точно подметила. Везде. Они видят внешнюю оболочку. А мы ценим тех, которые видят внутренний мир. Мы прячем свой внутренний мир, но они его все равно как-то видят.

– Таких мало, которые видят, – вырвалось у Лены.

– Но они есть. У меня такой был. Правда, недолго. У тебя тоже есть.

Лена резко подняла глаза. Наверное, она не ожидала, что я так быстро и метко попаду в ее больное место.

– Я знаю и вижу твою симпатию к Вове Титаренко. Не слепая. Я также вижу его мальчишечье увлечение мной как учителем. Неужели ты думаешь, что я позволю себе отношения с учеником? Я ведь не буду ставить на карту свою профессиональную карьеру, работу и доброе имя ради интрижки пусть и с красивым мальчиком.

– Вы просто плохо знаете Вову. Мы с ним вместе с песочницы. Я изучила все его примочки. Если он что-то надумал – хоть Армагеддон в мире. А он надумал вас…

– Лена, у меня есть жених, – использовала я последний, но, как мне показалось, весомый аргумент.

– Правда? И вы его любите? – надежда засияла в ее уже теплых глазах, заменяя ревность интересом.

– Даже больше: я скоро, возможно, выйду за него замуж, – ляпнула я и удивилась, как в последнее время научилась лихо и главное правдоподобно врать. Думала, что Лену эта новость впечатлит, но ее лицо сияло недолго.

– Я не знаю, какой ваш там жених, но если Вовка захочет, вы бросите его к чертям собачьим, – умела эта девочка опускать на грешную землю.

– Ну, это мы еще посмотрим. Ты мне лучше скажи, чем я тебя вчера обидела, потому что, видит Бог, не хотела.

Лена мяла какую—то рекламную листовку, попавшую ей в руки со стола завуча, и молчала.

– Этот разговор останется между нами. Я обещаю, – уговаривала я.

– Хорошо. Не я, так кто-то расскажет, только еще и наврет, – рассуждала вслух Лена. – Два года назад в нашем классе появился Игорь Пилипенко. Обыкновенный парень. Через полгода признался мне в любви. Я думала: ну вот, еще один из армии ухажеров. Ага, сейчас. Он мне тоже немного нравился, но чтобы с ним гулять, на фига оно мне надо? А у нас в классе тогда еще Голубева Динка училась. Зараза редкая. Она в Игоря так втрескалась, что проходу не давала. А тот за мной ходил, цветочки дарил, стихи писал. Как-то на уроке химии как прыснет Динка на меня кислотой, а Игорь закрыл. Ему лицо и шею обожгло. Одноклассники его Квазимордой дразнили, ведь он страшный стал. Его маман развелась с папиком—алкоголиком и уехала за рубеж к сестре. Там Игорю пластическую операцию сделали. Несколько писем написал, а теперь не пишет. В последнем письме написал, что нам нужно прекратить все отношения, потому что красивые девушки обычно непостоянные, предательницы, непутевые. Мол, он себе девушку будет искать не такую красивую, как я.

– Понятно. Извини за Эсмеральду. Ее Маша сыграет. Я не знала твоей истории. А Динка? Ее наказали?

– Щас. Вся школа на ушах стояла, но родаки этой дряни много денег отвалили. Откупились. Вова с парнями ей такой прессинг устроили, что Динку родаки быстро в другую школу перевели. Но ей там тоже спуску не дают. У Вовки там знакомые, он им про нее шепнул малость. Вы мне простите. Просто Вовка, он мне как брат. Наверное, больше. Но я ему не нужна, видимо.

– Мальчики в этом возрасте сами не знают, что им нужно. Ты меньше уделяй ему внимания, тогда сам прибежит.

– Этот не прибежит, – настаивала на своем Лена, но, в общем, выглядела немного успокоенной.

– Время расставит все точки над «і». Иди домой и помни о том, что я тебе друг, а не враг.

– Попробую, – пообещала мне Лена и оставила кабинет.

У меня словно камень с плеч свалился. Лучше бы я провела десяток уроков, чем лечить души этих раненых детей. Еще одна на пути излечения от обиды. Ура! Из меня получается сякой-такой педагог. А все—таки красивая из Новиковой вышла бы Эсмеральда.

Открытый урок получился отличный. Сначала у меня подгибались коленки, цокотали зубы и выпадал конспект урока из рук. Но стоило войти в колею, как я почувствовала себя маленьким режиссером важного действа. Дети активно подымали руки, говорили не то, что должны были говорить, но никто и не знал, что они должны были говорить. Главное – умели высказать мнение, видно было, что читали и могут проанализировать. Сценка тоже удалась. В конце урока я поблагодарила учеников и вздохнула с облегчением. Директор восторгался, завуч хвалила, а педагоги, которые присутствовали на уроке, ласково улыбались, ведь у самих такие уроки были еще впереди.

Глава 15 Юра Гагарин

Я маленький, но это не беда,

Мой рост, поверьте, – ерунда.

Я маленький, но в гневе

страшен, господа!

Во все времена во всех классах обязательно были мальчишки, которые отличались маленьким ростом. Традиционно их называли «шпендиками», и они очень были сердиты на природу и всех остальных, особенно высоких парней.

В классе, где училась я, таким карапузом был Павкин Сережа. Даже в десятом классе он имел рост метр и пятьдесят сантиметров, когда все парни вокруг повырастали здоровенными лбами. Некоторые достигали даже метра восьмидесяти сантиметров. Акселерация чистой воды. Сережа жил в одном со мной доме, поэтому я была свидетелем его каждодневных издевательств над собой: зарядка, растяжки, бег, отжимания, часами висел на турнике. И все, чтобы вырасти хоть на несколько сантиметров.

Я глазам своим не поверила, когда как-то приехала к родителям и в базарной толкотне (вот где можно встретить выходным днем всех приятелей и родственников) увидела знакомое лицо и знакомые веснушки.

– Сережка? – на всякий случай переспросила. – Ты?

– Ага, я, – стесняясь и краснея, ответил мне почти двухметровый парень. С короткого разговора я узнала, что он теперь… баскетболист. Вот так! А когда я выдала, что работаю учительницей, он так же мило стесняясь, удивил откровенностью:

– Наши все в классе считали, что ты будешь либо моделью, либо актрисой. С такой внешностью…

– Да ладно! – теперь пришла моя очередь краснеть. – Ты знаешь, ни капельки не жалею, что не актриса и не модель, – а про себя подумала, что в работе учителя хватает и того, и другого.

– Еще не вечер, Сонь. Смутно я тебя в школе представляю.

Так вот вернемся к моему 10-Б, в котором самым маленьким был Юра Гагарин. И, как вы поняли из его имени и фамилии, Юра стал не «шпендиком», а «космонавтом», благодаря своему выдающемуся тезке.

Это был чернявый паренек, на котором любая одежда висела мешковато и неуклюже. Но с самого начала он меня впечатлил другим – огромной энергией и силой духа. В отстающих по успеваемости не плелся, но и на лавры отличников никак не метил, хотя мог бы, поскольку знания у Юры были разносторонние. Дети рассказывали, что Юра часто выигрывал в школьных викторинах и конкурсах. Если Гагарина отправляли на олимпиады по географии, он обязательно привозил призовые места. Это был тот случай, когда учитель по географии Юре не нравился, а от предмета он просто фанател. Родители выписали Юре дорогой ярко иллюстрированный журнал «Вокруг света». Чтобы не воровали из почтового ящика, мама Юрина оформила абонентский ящик на почте и лично забирала прессу. Как только очередной выпуск журнала приходил на почту, Юра зачитывал его до дыр и пытался найти побольше свободных ушей в классе, чтобы поделиться сногсшибательными открытиями.

– София Константиновна, а вы знаете, какой город располагается на двух континентах?

– Знаю, – уверенно отвечала я.

– И какой?

– Стамбул.

– А в какой стране больше всего озер? А?

– В Канаде, – отвечаю, это я еще со школы знала.

– Правильно. А это точно не знаете, в какой стране улицы не имеют названий?

– В Японии, – добиваю парня.

– Угадали, – подозрительно так смотрит.

– Нет, Юра, прочла. Я тоже этот журнал читаю, – разочаровала немного Юру и тот, потеряв ко мне всякий интерес (чем он меня удивит?), помчался приставать к девочкам. Я уже только со стороны наблюдала, как он вычитывал «необычные факты»:

– Полное название Лос-Анджелеса знаете какое? «Эль-Пуэбло-де Нуэстра Сеньора ла Рейна де лос Анджелес де Порсиункула». А можно сокращенно LA. Прикиньте?

И все прикидывали. В классе Юру любили и уважали, а вот в школе – и дразнили, и тумаков он регулярно получал. Причина – рост. Но ведь душа каждого человечка (независимо от роста и возраста) устроена так, что она терпит, пока имеет силы, пока чаша терпения не переполнится. А тогда… держись мама и прячься, кто может и куда видит.

Вот так и Юра терпел. Как – то в средине декабря наш класс дежурил по школе. Юра вызвался отбывать самый ответственный и почетный пост – на входе. В задания дежурного возле входа входила проверка наличия дневников. Порядок был для всех один. И надо же было одиннадцатикласснику борзонуть и отказаться показывать дневник дежурным. Назревал конфликт. Одиннадцатиклассник не только обозвал Юру шмакадявкой, которая получит еще «свое», но и грубо выматерил Гаврилюк Лизу, которой выпало дежурить вместе с Юрой. Девочка быстро ретировалась, отправившись жаловаться завучу Елене Дмитриевне. Возможно, если бы досталось только самому Юре, парню не так было бы обидно. Но, как я заметила, мальчики моего класса очень тщательно следили, чтобы их девочек не обижали.

Здесь на помощь пришла дежурная администратор в особе завуча Елены Дмитриевны. Она сгладила ситуацию и призвала смутьяна Гену Петрова к порядку – пришлось парню вернуться домой за дневником. Но он ведь не успокоился, а «забил стрелку» Юре на перемене в мужском туалете. Еще бы! Какой—то сопляк—недоросток посмел требовать дневник у одиннадцатиклассника Гены! Одиннадцатиклассники – это особенная каста, «дембеля», которым и красный свет горит зеленым, и ковровые дорожки должны стелить, потому что они одной ногой уже за пределами школы.

Юра, весь такой гордый, на стрелку пошел… сам. Был бы не таким гордым, пару друзей – одноклассников прихватил с собой. Те бы пошли без вопросов, мои такие развлечения любят. Агеев летел бы, радуясь возможности кулаки почесать. Нет, Юра сам пошел, хотя Гена Петров – детина в три раза больше и шире от Юры.

Как там развивались события – в подробностях не знаю, но, когда я примчалась на место происшествия, глазам моим открылась картина из современного фильма ужасов. Весь туалет заляпан кровью. Как без сознания не упала – диву даюсь. Возле окна, прижавшись к батарее, стояли в смерть перепуганные «секунданты» Гены. Сам Гена с разбитым до состояния давленной клюквы носом, пребывал в тяжелом нокдауне в углу одной из кабинок. Посреди туалетной комнаты с бешеными, выпученными глазами стоял мой Юра. Кулаки его хоть и маленькие, но носили следы солидной работы по возобновлению справедливости.

Я сопоставила те события, о которых мне рассказала Лиза, разложила все по полочкам и трезво объяснила завучу и директору, которые прибежали вместе с медсестрой, что в данной ситуации Юра защищался (три амбала на одного маленького Юру).

Юра ждал обвинений с моей стороны, как минимум поучений. Но я вытерла его кулаки влажными салфетками, замазала зеленкой, где нужно наклеила пластырь, сказала, что он молодец, и отправила на урок. А сама пошла помогать медсестре приводить в чувства пострадавшего Гену и его помощников. К счастью, у меня было в этот момент «окно» в расписании. Парень терпеливо переносил процедуры медсестры: не жаловался, не проронил ни одного обвинения, наверное, понимая, что виноват. После этого медсестра вызвала скорую. Гену отвезли в больницу – нужен был рентген. На счастье, переломов не обнаружилось.

Шило в мешке не спрячешь. С того времени даже старшеклассники стали более уважительно и с некоторой опаской относиться к меньшим по возрасту и ростом ученикам. А во время дежурств моего класса в школе всегда был порядок, который регулярно нарушали только сами дежурные.

Глава 16 Дима Скворцов

В классе его называли Димон, но официальное прозвище было Броня. Почему Броня? У парня четыре перелома правой руки, сломанный нос и вывих большого пальца левой ноги. Можно подумать, что какой-то причинный, если бы не его бесшабашность и гиперактивность. Да, с некоторых пор в психологических работах появились эти дивные термины «суперактивный», «гиперактивный», «мегаактивный». Раньше таких слишком шустрых и очень подвижных детей, которые не умеют сидеть или стоять на месте, называли моторными или «с шилом в одном месте». Помните, в «Энеиде» И. П. Котляревского «Эней был паренек моторный, и хлопец, хоть куда казак»? Обычно в классе таких моторных немного – ну, один или два. Мне же достался коллективчик, где таких моторных Энеев (я о парнях) была почти половина. И каждый – личность со своими тараканами в голове, закидонами и прибамбасами.

И вот среди такого количества шустрых деток выделялись такие, у которых с этой подвижностью большой перебор. Вот если Вигуру Сашу можно назвать электровеником, то Броня – форменная электрометла. Представляете, как это способствовало порядку на уроках и дисциплине на переменах? Я больше боялась не того, чтобы они урок сорвали или чего отчибучили в течение учебных сорока пяти минут, а чтобы живыми остались на перемене. Особенно напрягал Скворцов Дима. Вторым его прозвищем после «Броня» было «Двуногая торпеда». Его Диме приклеила учительница физкультуры Клавдия Михайловна.

Среднего роста, с большой головой, которая, казалось, жила отдельной жизнью, вечно потный и с мокрыми волосами, торчащими в разные стороны, – это Дима Скворцов. Его руки и ноги находились в непрерывном движении. На уроках он постоянно вертелся, всех дергал и беспокоил. Замечания всегда пролетали мимо его больших ушей. Когда звенел звонок, Броня непременно первым вылетал из класса, даже если находился далеко от дверей. Куда бежал – не известно, но исчезал быстро. Увидеть Диму на горизонте – это не значило, что он найден. За секунду он стремительно убегал в неизвестном даже ему направлении.

Меня, как молодого педагога, поставили как-то дежурить в столовой. Педагоги со стажем это мероприятие не любили, и я потом поняла почему. На переменах нужно было проследить за порядком и поуправлять дежурными, чтобы вовремя накрыли для младших классов на третьей перемене завтраки. Дежурными оказались в тот день Дима Скворцов и Высоцкая Танечка. Это как лед и пламя, гепард и черепаха. Дежурить в столовой дети любили, потому что на весь день они освобождались от уроков и помогали поварам и буфетчице.

Когда на первой перемене по звонку в столовую рванула половина школы и чуть не снесла прилавок с пирожными, а с ними и орущую буфетчицу Тамару, я поняла, что необходимо что-то делать. Я монголо—татарское иго, мчащееся по степи, точно так и представляла: орет и прет, подминая все, что на пути случается.

Что могла сделать маленькая учительница Соня Константиновна против этой дикой орды? Если бы я стала на дверях, снесли бы и меня, и двери. Но когда я поставила на дверях Агеева и Скворцова, пообещав им по две порции вкусного завтрака (вермишель их мало привлекала, а вот две сосиски – деликатес), парни разогнали голодных учеников и впускали в столовую только группками, по несколько человек. Таким образом, буфетчица Тамара спокойно могла не только продавать пирожные и коврижки, но и без спецэффектов считать и вручать сдачу. Я имею в виду, что мелочь не летала над прилавком, как чайки над морем. При этом и детям с начальной школы никто не плевал в компот.

Зато мне хватило Брони—дежурного, чтобы больше никогда в жизни не дежурить в столовой. Я согласна была на любую общественную работу, какую завуч и директор вешали на меня, только не столовая!

Танечка начала мыть пол до того, как полностью убрали грязную посуду со столов. А Дима с подносом решил проплыть по свежевымытой еще влажной поверхности пола. Милая забава, всегда получалась. Но не в этот раз. Дима поскользнулся и упал с четырьмя мисками недоеденного супа прямо перед мойкой, где лежала гора немытой посуды. Диме – ничего, привык к таким приземлениям, правда, весь был в вермишели. Но в мойке – половина тарелок треснутых, надбитых и просто побитых. А в стороне валялся сломанный поднос. Когда посчитали убытки от Диминого дежурства – взялись за головы. Не нужно объяснять, почему Диме запретили даже заходить в столовую, я уже молчу о дежурствах.

А еще был случай, Дима с Андрюшей Зайцевым что—то не поделили, кажется, кто будет первым скатывать домашку у Алины. Дима схватил Алькину тетрадь и убежал. Андрюша погнался за Димой. Когда за кем—то гнался Андрюша (злой – буйный), тому, кто убегал, нужно было ну очень быстро это делать, потому как последствия всегда грозили быть печальными. А тут еще Алина вдогонку крикнула:

– Что-то случится с моей тетрадью, обоим бошки снесу!

Дима как раз бегун был то, что нужно: бегал очень быстро, на районных соревнованиях выступал и был награжден дважды медальками. Дальше все происходило у меня на глазах. С дальнего конца коридора неслись эти двое (первый, как факел, держал в правой руке перед собой тетрадь Алины), снося всех на своем пути без разбору. Если бы математичка Анна Петровна с пачкой тетрадей не отскочила в сторону, уже бы собирала и тетради, и себя. А так она была педагогом со стажем (20 лет—это не шуточки!), поэтому знала, что дешевле себе обойдется отскочить. Одно правильное движение – и ты живая.

В центре коридора стояла опорная бетонная колонна. Дима колонну, конечно же, не заметил – он бежал, оглядываясь назад. Еще бы, всего в нескольких метрах от него несется Андрюша с кулаками наготове. Я просчитала траекторию Димы, но подбежать, чтобы предупредить столкновение, не успела. На полном ходу Дима врезался головой о колонну. Удар! Я закрыла глаза, понимая, что, возможно, парень убился. Но Дима вышел со строя всего на минуту. Он почесал шишку на лбу, увидел, что Андрей приближается, оббежал колонну, и на полном ходу умчался в обратном направлении. Андрюша затормозил у самой колонны и просто офигел от такой наглости одноклассника.

– А кто-то будет умнее или так будете и дальше головы разбивать? – кому я это говорила? Оба мчались уже по ступеням лестницы на второй этаж.

С головой Димы все хорошо, а вот от колонны отпал кусок штукатурки. До конца года все колонны позакрывали деревянными щитами. И правильно – деревяшку заменить легче, чем заново штукатурить и красить колонны, причем ежегодно. Ведь таких Дим по школе бегало с десяток. Бегало регулярно, активно и без устали.

Глава 17 Творчество на заборе

Мы творили, мы творили,

Ручки, ножки утомили,

Вот, решили рисовать,

Надо ж чем-то удивлять…

– Ё —пе —ре-се-те! Не, ну вы видели, что они творят? – уже после второго урока в среду меня остановила завуч по воспитательной работе Зинаида Кирилловна и подвела к окнам, которые выходили в средину двора. На внешней стене красовались страшные рисунки с черепами и нацистскими значками, нарисованные какими – то аэрозолями. – Художники, блин, как их там, импрессионисты…

– Это мои? – наивно спросила. Да, мой класс был наиболее оторванным среди всех классов школы. Но часто им приписывали «чужие» заслуги, потому что на моих было легче спихнуть вину.

– Девяносто процентов, что ваши, – категорически заявила Зинаида Кирилловна.

– И что делать? – спрашивала. – Я не знаю, как это вытирается. Да еще и на такой высоте, – рисунки были сделаны где-то на высоте 5—6 метров от фундамента школы. А я уже готовилась к тому, что убирать за моими «детками» придется именно мне.

– Вы еще долго за них все будете делать? – саркастически спросила завуч.

– Мне так проще. На то, чтобы разобраться, пойдет очень много времени. Да и как здесь разберешься? В классе не сдают друг друга, я проверяла. Один за всех, а все творят беспредел дальше…