Полная версия
Прямые солнечные лучи. В погоне за эмоциями
– Солнце, давай я лучше поздравлю тебя накануне, а потом ты пойдешь веселиться уже без меня. Я… не люблю я эту суету. – «Ну вот, вроде бы получилось достаточно мягко. Только ведь Нину этим не проймешь – она особа не из тонких и понимающих, сейчас еще полчаса будет уговаривать».
– Суету?! О-о, вы посмотрите на нее, эта девушка ничего не смыслит в этой жизни! Значит так, откажешься – ты мне больше не друг, поняла?
«Совсем по-детски. Неужели ей исполняется не десять?»
– Нинусь… – Лана уже готова была перейти на сюсюкающие нотки.
– Ну Лан! Ты же никогда не пропускаешь моих дней рождения! – еще сильнее закапризничала Нина.
– Ты дома отмечала…
– Маленькая была! А теперь ого-го. Восемнадцать! – Судя по тону, она считала столь «солидный» возраст своей большой заслугой.
– Ты очень взрослая, – покровительственно улыбнулась Лана. – И замечательно, что мама разрешила тебе отмечать как ты хочешь. Но, прости, не для меня это.
– Я умоляю тебя! Умоляю! Хочешь, на колени встану? Тьфу, подъезд грязный, все сорят и сорят… – Нина действительно начала опускаться на колени – Лана едва успела остановить ее.
– Хорошо, хорошо, я подумаю!
– Хотя бы ненадолго, ты же можешь уехать, когда надоест…
«Ага, через три минуты».
– Так, давай вернемся к этому вопросу потом. Сейчас я хочу спать, – подвела черту Лана, для пущей убедительности зевнув в кулачок.
Нина бросила на нее неодобрительный взгляд, будто не понимала, как люди могут заниматься такой чепухой как сон, и настороженно отозвалась:
– Ну, думай. Завтра спрошу.
– Завтра только среда, до выходных куча времени…
– И что, все равно! Мне же надо знать.
В этот момент дверь в квартиру Нины приоткрылась, и из-за нее высунулась слегка растрепанная голова ее матери.
– Добрый вечер, Ланочка… Дочь, я уж думала, ты куришь опять!
– Мамочка, я же сказала, что бросила, – пропищала Нина, зажав в ладони зажигалку (пачка сигарет из кармана халата почти не высовывалась).
– А я чувствую запах дыма – это точно не ты?..
– Соседи, мамуль, вечно дымят, еще и окурки кидают. Меня саму бесит и вот Лану тоже…
– Смотри мне! Узнаю – никаких клубов!.. Очень мне боязно ее отпускать, Ланочка, только вот на тебя и рассчитываю – ты человек адекватный, не дашь этой сорвиголове глупостей натворить. Проследи за ней, ладно?
Мать Нины смотрела на Лану с такой надеждой, что той ничего не оставалось, кроме как кивнуть:
– Конечно, тетя Люба. Можете не волноваться.
… – Ну, в конце концов, ты ей не нянька. Не будешь же ты мотаться за ней до утра по пятам. – В голосе Веры отчетливо прозвучали вопросительные нотки.
– Нет, разумеется. Но пойти придется. – Бросив беглый взгляд в зеркало, Лана вздохнула:
– Ничего, если я не буду краситься? Неохота. Все это смывать потом, ночью, да и смысл…
Она не злоупотребляла косметикой – могла использовать пудру и помаду, иногда немного румян – и все. Не возилась с тенями, подводкой, хайлайтерами и прочей ерундой.
– Не красься, ты и так очень даже хороша, – заметил Миша.
– Твой мужской вердикт внушает доверие, – хохотнула Лана, – но не хотелось бы выглядеть совсем уж серой мышью – вечеринка все-таки.
– Я умею рисовать «стрелки», – сообщила Вера. – Не слишком густые, но элегантные…
– Ох, ничего себе. Давай. Никогда не видела тебя со «стрелками» – на ком тренировалась? – заинтересовалась Лана.
– Да в молодости… модно было. Красилась так иногда, – скромно отозвалась тетя.
– Я уж думала, маму красила.
– Мама твоя сама все умела – и даже больше, чем нужно… ладно, молчу. – Миша поймал предостерегающий взгляд жены и поспешил переменить тему:
– Сочувствую, Лан. Нет ничего хуже веселья из-под палки. Ты побыстрее возвращайся с этого… праздника жизни. Не нянчись там ни с кем – как устанешь, вызывай такси.
– Да, смотри, туда и обратно – только на такси, – подхватила Вера. – Не гуляй ночью, тем более, одна.
– Само собой, – пожала плечами Лана.
Приступив к раскрашиванию второго глаза племянницы, Вера промолчала и призналась:
– Даже не представляю, что тебе еще сказать. Сама взрослая и умная.
– В подобных случаях обычно рекомендуют не пить много, не знакомиться с подозрительными типами, не пробовать наркотики… – встрял Миша.
– Так и быть, в этот раз не буду. Хотя своими ограничениями вы обрекаете меня на невыносимую скуку, – в тон ему ответила Лана.
– Это не мы обрекаем, а Нина… о, в дверь звонят, вот и она, наверное. – Вера с недоумением воззрилась на часы. – Десять сорок – обещала же в одиннадцать прийти…
– Да ладно. Я уже собралась, может, быстрее отмучаюсь.
Тетя закончила красить Лане глаза, и та, снова заглянув в зеркало, обрадовалась:
– Так намного лучше, спасибо! Эх, все, побежала. До скорого… надеюсь.
– Давай, удачи, – почти хором отозвались домочадцы.
На пороге, действительно, стояла Нина.
– Ну что, готова? – Она окинула Лану (в черной кофте с небольшим вырезом и обтягивающих джинсах, с гладкой прической и красивым, но не слишком броским макияжем) то ли сочувственным, то ли насмешливым взглядом. Сама именинница была наряжена и мерцала, как новогодняя елка. Наверное, надо было сделать комплимент, но у Ланы как-то язык не повернулся. Она сказала просто:
– Привет… да, готова.
– Тогда пошли скорее. Не терпится покурить, – заявила Нина.
– В подъезде или на улице?
– На улице, конечно. В подъезде слишком опасно. – Нина огляделась по сторонам, словно тайный агент, – а ведь всего лишь скрывалась от родной матери, обещавшей не пустить ее в клуб, если она «снова закурит». Теперь, когда до вожделенного веселья рукой подать, так бездарно все испортить было бы просто невыносимо.
Лана перекинула через плечо маленькую сумочку, бросила последний взгляд в зеркало, вышла, заперла дверь и пообещала себе, что постарается получить хоть немного удовольствия. В конце концов, почему бы и нет. Надо когда-то пробовать новое…
Глава 4
Двор все еще находился в «разобранном» состоянии и местами был даже огорожен. Но Нина на удивление шустро обошла перекопанные участки на высоченных шпильках, а Лана, семеня следом в сапожках на крошечном каблучке, только дивилась, как это соседка умудрилась развить такую скорость.
– Я в интернете нашла специальный тренинг, как ходить на высоких каблуках. А то у меня вечно получалось как на ходулях. Зато теперь я вообще монстр, – тут же раскрыла загадку Нина и, остановившись прямо в арке, достала сигарету. – Уф, наконец-то можно.
– А где нас ждет такси? – спросила Лана.
– Какое еще такси, зачем? Ты же не против прогуляться? С моими девчонками встретимся у супермаркета.
– Супермаркет?..
– Ну, выпивку надо взять, не трезвыми же идти, да еще в такой день.
– Трезвыми? Боже упаси.
Лане хотелось рассмеяться, но почему-то не получалось: она ощущала неясную досаду и еще менее объяснимую тяжесть на душе. «Ла-адно тебе, все будет отлично, вот увидишь. Полюбуешься на сверстников, которые умеют отдыхать лучше, чем ты». – «Нет, это будет просто испорченная ночь, которой мне уже сейчас жаль. Можешь считать меня какой угодно занудой». – «Зануда». – «Я предупреждала». В голове Ланы (в чем она никому и никогда не призналась бы) всегда жил образ матери – легкий, почти невесомый – и периодически общался с ней. Разумеется, этот образ сгенерировало воображение Ланы, и она сама вполне допускала, что с ее покойной матерью он не имеет ничего общего – в конечном итоге, это был всего лишь невидимый друг, какого сочиняют себе дети, просто ее игра, наверное, немного затянулась. Но почему бы и нет. Лана все равно не могла знать наверняка, что сказала бы в том или ином случае мать, зато ее «душа», как бы с интересом следя за жизнью дочери, периодически вносила свои комментарии – как правило, уместные. Обычно «мать» призывала Лану расслабиться, не волноваться по пустякам, поступить как подсказывает сердце. Такие советы иногда необходимы любому – и неважно, кто тебе их дает: ты сам или придуманный образ.
– Так ты будешь с нами пить, я надеюсь? – напомнила о себе Нина.
– Да. Немного, – решила Лана.
– Отлично. Ведь можешь быть веселой, если захочешь. Кстати, я побрызгалась духами, которые ты подарила днем – чувствуешь?
– Ага. Здорово. – Лана ощущала только запах дыма.
«Зря ты вообще тратилась ей на духи. От нее все равно всегда пахнет сигаретами. Забавный просчет, да?.. Эй, очнись. Почему ты так напряжена? Не терпится вернуться в свой привычный мирок – тетя с дядей, книги, пыльные комнатные растения и все такое?..» – «Да, мам, именно об этом я сейчас и мечтаю».
Ночной клуб оказался именно таким, каким Лана его представляла: многолюдным, шумным и неуютным. По крайней мере, лично для нее. Ее спутницы же ринулись на танцпол с таким восторгом, будто увидели там английскую королеву. Они бывали в клубах не так часто, как хотелось бы, и все в них выдавало новичков: неловкий флирт с охранниками на входе (зачем?), неуместная экзальтация, чересчур откровенные телодвижения, кричащий внешний вид. Завсегдатаев Лана, несмотря на неопытность, отличила сразу: в основном одетые совершенно обычно, они вальяжно расположились за столиками и у барной стойки.
«Вот она где, настоящая золотая молодежь. Та девушка, болтающая с барменом – думаешь, она выглядит невзрачно? Да я бы за ее часы Родину продала! Знаешь, сколько они стоят? Где-то около…». – «Если честно, мам, мне это безразлично. Я здесь, потому что обещала тете Любе присмотреть за Ниной. Ладно, в какой-то момент мне и самой стало немного любопытно, но теперь все, хочу домой. Сейчас, полчасика для приличия… Кстати, можешь мной гордиться – я выгляжу почти как завсегдатай. За эти джинсы с кофтой я заплатила меньше тысячи рублей в сумме, ну и что? Никто об этом не знает!» – «О боги, не смеши».
– Где же нормальные парни? Кто выпьет со мной текилу? – озаботилась в это время Нина. Щелкнув зажигалкой, она закурила прямо на танцполе – верх роскоши.
– Почему именно текилу? – с трудом расслышав ее сквозь грохот музыки, проорала Нине на ухо Лана (почему именно парни, решила не уточнять).
– Мне восемнадцать, а я ни разу не пила текилу! – Именинница воздела руки к потолку, то ли с негодованием призывая небеса в свидетели, то ли моля их исправить ситуацию.
– Хотим текилы! – взвизгнула одна из подружек. Лана видела их всех по несколько раз, но даже не пыталась запоминать имена – все равно подружки были одинаковые, как близняшки: размалеванные, глупые и ошеломляюще распущенные. Сама Нина на их фоне выглядела просто монашкой.
«Очевидно, ее тянет именно к таким людям. Но зачем ей здесь я?» – «Не нуди, развлекайся». – «Так, хорошо. Я обещала себе – полчаса»…
…Время течет медленно как никогда. Пожалуй, Дима был прав – иногда оно может и замедлить ход. При мысли о Диме Лана почему-то чувствует смутное беспокойство.
– Ты пить будешь? – спрашивает Нина, наклоняясь к ней так близко, что запах новых духов все же ощущается – правда, сквозь плотную завесу сигаретного тумана. Этот туман окутывает не только Нину, но и весь танцпол – от этого у Ланы слегка плывет перед глазами, или она немного запьянела?
Вроде бы не отвечала «да», а уже сидит с компанией за столиком и пьет текилу, горькую на вкус, дерущую горло. Безнадежно оглядывается – зацепиться здесь не за что. Ладно. Еще немного, еще чуть-чуть. Она должна присмотреть за Ниной, – но разве восемнадцатилетняя девица не справится без ее надзора?.. Надо заранее позаботиться о деньгах, чтобы не забыть потом.
– Платить сразу или после? – кричит Лана Нине.
Та обрывает болтовню с подружкой и недоуменно оборачивается к ней. Взгляд бессмысленный, уже слегка «расфокусированный».
– Чего?
– Деньги, деньги. – Лана достает из сумочки кошелек и тычет в него пальцем, с раздражением ощущая себя иностранкой на этой встрече соотечественников.
– А. – Нина машет рукой и что-то сумбурно поясняет. С третьего раза Лана понимает, что именно: первая порция напитков укладывается в стоимость заказанного столика.
Правда, через несколько минут выясняется, что именинница и ее подруги хотят выпить еще – похоже, теперь уже за чужой счет. Маша (Катя? Наташа?) выскакивает из-за столика, хватает за руку незнакомого (разумеется) загорелого парня с модной стрижкой, смотрит влюбленными глазами, щебечет. Послушав ее немного с интересом, он кивает, присаживается за их столик и кричит бармену:
– Абсент, шесть порций!
Лана не пробовала абсент – до сих пор она даже не была уверена, что это алкогольный напиток. Ну ладно, алкоголь так алкоголь. Это внезапно перестает ее волновать. Легкая обреченная усталость внезапно сменяется чудовищным ощущением необратимости – как за две секунды до землетрясения. Чья-то рука будто сдавливает ее изнутри. Всплывает нежданное воспоминание – она готовит ужин, Дима сидит рядом на табуретке, они смеются над «предсказаниями» книги о комнатных растениях… Приятно до боли, даже ноет в груди слегка. Вот же где ей было хорошо, вот куда она сейчас хочет… теперь это позади и, кажется, никогда больше не повторится, потому что… Она теряет мысль – образ матери настойчиво шепчет: «Обернись, обернись, ну скорее…». И она оборачивается.
Все внутри вспыхивает разноцветными огнями – маленький персональный фейерверк. Она еще оглушена, не понимает, что произошло. Этому нет ни одного подходящего описания. Зато «мать» подбирает слова элементарно: «Видишь, это бывает не только в кино – я так твоего отца встретила! Смотри-смотри, разгляди хорошенько, только шею не сверни. Правда же, он хорошенький? Правда же, он лучше всех в этом клубе? В этом городе? В этом мире??» Лана не знает, лучший он или нет, хотя до нее резко доходит суть выражения «сошелся клином белый свет». Свет в данном случае не белый, а мерцающе-голубой, но для нее высвечивает почему-то лишь его фигуру – остальные тонут во тьме, просто меркнут. Какое ей теперь до них дело.
А он… у него темно-карие, почти черные глаза – немного мутные, пьяные, а может, он и под кайфом, как знать. Профиль почти идеален, нос лишь слегка заострен, но форма интересная, да просто замечательная. На тонких губах – насмешливая полуулыбочка (едкая, как у отрицательных героев в мультиках, добавляет про себя Лана). Что его так забавляет? Он смотрит в ее сторону, но, увы, не на нее – это точно. Она продолжает изучать его, впитывая каждую черточку, каждую деталь. Безупречный изгиб бровей. Смуглые руки с красивыми длинными пальцами. Стройная фигура. Синие джинсы, явно новые, без малейшего намека на потертость. Черный ремень с крупной блестящей серебряной пряжкой. Белоснежные кроссовки, шнурки на которых не завязаны, а легкомысленно заправлены внутрь, чтобы не мешались. Все это дико важно, жизненно важно… А потом он растворяется в толпе. Бармен поджигает напиток в стакане Ланы и кричит, что она должна выпить его залпом прямо сейчас. Лана опрокидывает в себя содержимое стакана (абсент?), у нее на глазах выступают слезы, внутри жжет, только вот от абсента ли? «Изгиб бровей, шнурки на кроссовках… оказывается, ты такая смешная, когда влюбляешься», – забавляется мать.
Как же много людей в этом клубе, как много извивающихся жарких тел, похожих лиц, взглядов, улыбок, голосов… Но его уже здесь нет – Лана бы почувствовала, если бы был. Может, он вышел в холл, а может и совсем ушел… но нет. Как же тогда, зачем?..
Лана выскальзывает из-за столика и проталкивается к выходу. У двери ее плеча касается чья-то рука – поглощенная мыслями, она вздрагивает от неожиданности. Это всего лишь Нина: лицо блестит от избытка тонального крема и мерцающей пудры, глаза – от выпитого алкоголя. Пухлые губы с размазавшейся малиновой помадой (уже с кем-то целовалась?) размыкаются и начинают шевелиться – кажется, она о чем-то спрашивает.
– А? – отзывается Лана рассеянно.
– Ты куда?? – повторяет Нина с недоумением.
– Воздухом подышать! – наугад брякает Лана.
– Отлично, я с тобой! – Нина достает сигарету. – Ничего, что там холодно, а верхняя одежда в гардеробе?
– Да нормально…
Весенний ветер леденяще касается разгоряченной кожи. Нина впивается губами в сигарету и втягивает дым с такой жадностью, будто это, по меньшей мере, эликсир вечной жизни. Потом она вроде бы опять что-то говорит: оживленный взгляд устремлен на Лану, а губы изгибаются то в усмешке, то в гримасе. Интересная, наверное, история. Жаль только, Лану она не волнует, потому что слева стоит он – тоже курит, болтает с другом, смеется – зубы ровные, белоснежные, как у киноактера.
– Не знаешь, кто это? – перебивая подругу, произносит Лана.
– Что? – переспрашивает та, озираясь. – Где? Вон тот? – Она кивает в сторону подростка лет пятнадцати с прической наподобие ирокеза. О-о, ну как можно быть такой глупой?!
– Да не этот, вон – брюнет в кожаной куртке, – старается как можно более сдержанно ответить Лана.
– А… мне кажется, я его уже видела.
– Значит, он здесь бывает?
– Я сама тут во второй раз, – нехотя признается Нина, выбрасывая окурок. – Хочешь, давай у барменов спросим.
– Как спрашивать будем?
– Ну, покажем на него.
– В такой толпе?
– Господи, сфотографируй его на телефон. Темно, правда, но у тебя же есть вспышка? Слушай, а на что тебе вообще этот парень?
– Понятия не имею, – выдыхает Лана. – Дашь сигарету?
– Что-о?! Ты же не куришь! – почему-то хохочет Нина.
Внутри поднимается волна досадливого раздражения. Зачем спрашивать, зачем так громко смеяться, неужели трудно просто выполнить просьбу?!
Сигарета – неизбежное зло, как микстура от кашля. Должна помочь – если не успокоиться, так хотя бы руки занять, не все же их в карманах джинсов держать, дешевых джинсов, он бы точно над ней смеялся, да, он никогда на нее не посмотрит. И все-таки он смотрит – в тот момент, когда Лана пытается зажечь сигарету, а огонь в очередной раз потухает от ветра. Окидывает ее фигуру оценивающим взглядом сверху вниз. Медлит еще пару секунд и отворачивается. Ну вот, так она и знала.
«Спокойно. Покури, вернись в клуб, подойди к зеркалу, приведи себя в порядок. Что значит „не захватила пудру и расческу“? Какая ты после этого девушка? И чем ты его покорять собираешься – знанием испанского?» – «Перестань, мам, я не собираюсь никого покорять. Я хочу просто расслабиться, как ты меня учила: выдохнуть и… больше об этом не думать! Хотя – как же можно? Это все равно что не обращать внимание на торнадо».
Лана не замечает, как выкуривает сигарету – всего лишь третью в ее жизни, первые две были еще в школе. Нет, она просчиталась, курение здесь не поможет. Нужны более радикальные меры. Например, поехать домой и лечь спать. Наутро выяснится, что все это было полупьяным бредом, она расскажет верной подруге Саше – подивятся, посмеются… Лана даже представляет, как будет описывать: «Знаешь, в какой-то момент мне показалось, что он центр вселенной, смысл всего, ответ на все вопросы… да-да, незнакомый парень, представляешь?»
…А потом она опять не вызывает такси, не едет домой и не ложится спать. Еще не время. Он и его приятель заканчивают курить и болтать и возвращаются в клуб. Через пару минут Лана с Ниной следуют за ними.
Глава 5
Черная кофта висела на спинке кресла и источала самый обычный запах сигаретного дыма. То же самое происходило с одеждой Ланы после любого более или менее длительного контакта с Ниной, так что ничего нового в этом не было. Тем не менее, каждый раз, проходя мимо кресла, она зачем-то украдкой вдыхала этот тяжелый, крепкий «аромат».
Днем они поболтали с Ниной в подъезде. Та выглядела сонной и слегка разбитой, но все время мечтательно улыбалась и блаженно-замедленным тоном, как наркоман после дозы, повторяла: «Было здо-орово…». Конечно – алкоголь, музыка, мальчики.
– Надо еще сходить. – Это был пробный шар, пущенный Ланой без особой надежды – что обычно отвечают на такое, кроме «да, как-нибудь надо»? Но «как-нибудь» можно выпить кофе с хорошей знакомой, так и не вошедшей в разряд подруг, или посмотреть фильм, который тебе однажды посоветовали, или отнести в починку старые часы. Для судьбоносных встреч «как-нибудь» не годится. Сейчас или никогда.
Совершенно неожиданно для Ланы соседка ответила:
– Боялась предложить! Мы в выходные опять пойдем – думала, теперь уж без тебя…
– Почему же, – улыбнулась Лана (слишком натянутая, слишком светская улыбка, нужно учиться играть искуснее).
– Что, почему опять идем? – по-своему поняла ее Нина. – Потому что Маша вроде как замутила с Алексом, а он туда постоянно ходит.
Лана чуть было не спросила, кто эти люди, но вовремя вспомнила, что Маша – одна из подружек Нины. Открытым, однако, оставался вопрос с Алексом.
– Ну ты вообще… все пропустила, он вроде представлялся, – недовольно заметила Нина. – Алекс – тот, что угощал нас абсентом, а потом танцевал с Машей всю ночь и с ней уехал.
– Ого, – механически отозвалась Лана. Она совершенно не помнила, кто с кем уехал – было лишь смутное ощущение, что одной из длинноволосых блондинистых подружек не было в их ночном (впрочем, уже утреннем) такси.
– Память у тебя – ужас. Не так-то много и выпила, – произнесла Нина осуждающе (похоже, будто осуждала она Лану больше за последнее).
«Но то, что тебе нужно, ты запомнила отлично… правда, эх, было бы что запоминать. Разве только собственные эмоции – вызванные человеком, с которым ты так даже и не познакомилась. А как бы ты вела себя, если бы он подошел?.. Ну ладно, у тебя будет время подумать…». – «Нет, мам, я не хочу об этом думать». – «Нет, хочешь». – «Нет, не хочу. Это все просто с непривычки, от стресса. Новая обстановка, новые люди… давно у меня такого не было, вечно вращаюсь в привычном мирке, круг общения в основном не меняется, вот и переволновалась. Отвлекусь, забудется – жизнь-то идет. Завтра к Диминой маме на блинчики…».
Последний факт, внезапно всплывший в голове, не огорчал и не радовал Лану – скорее, вызывал едва ощутимую досаду. Сейчас – какие-то блинчики? Это… странно. Но главное – не думать о самом Диме, о том, как она поймает его влюбленный взгляд и опустит глаза, потому что… мечтает о парне из клуба? («Ага-а, «мечтает»? – «Нет, мам! Тебе показалось». – «Наконец-то призналась». – «Может, и не мечтаю. Зациклилась. Не знаю, как еще это назвать. Абсурд, да? Конечно, абсурд! По крайней мере, для разумного человека. К черту все, нужно просто увидеть его еще раз и удостовериться в том, что он мне не нужен. А потом все опять станет хорошо и спокойно». Так утешает себя заболевший: ничего-ничего, скоро снова буду на ногах…).
– Короче, ты с нами в клуб, – подытожила Нина. – Это круто. Я говорила, тебе понравится. Я же была права? Ну, скажи, права?
– Да, да, права, – усмехнулась Лана. «Мать» промолчала, но очень выразительно.
…«Перемотать». Это слово прочно засело у нее в мыслях, и она то и дело повторяла его про себя с упрямой надеждой, как молитву. Время просто обязано было бежать быстрее – чтобы она наконец встретила его, разочаровалась и вернулась к нормальной жизни, без навязчивых мыслей, без учащенного сердцебиения. Вместо этого оно ползло как черепаха, со скрипом протаскивая ее через все препятствия, все бессмысленно-тяжелые разговоры.
– Милая, тебе надо отдохнуть. Ты выглядишь такой замученной. – Дима.
– Опять голова болит? Бедная, да что ж с тобой творится? – Вера с Мишей.
– На тебе лица нет. Поверь мне, тот парень в любом случае не стоит таких нервов. Клубные мальчики все одинаково пустые, ты же знаешь. – Саша.
Можно подумать, Лана специально от нечего делать размышляла об этом незнакомце. Просто его образ гвоздем торчал у нее в голове: темные глаза, профиль, движения, то, как он подносит сигарету ко рту, как улыбается…
Всю пятницу у нее дрожали руки – это было необычно, ведь она даже не осознавала, что нервничает. Невнятные мысли, вопросы без ответа спутались в плотный клубок, от которого было немного трудно дышать. Да и все.
«Ну, давай поговорим. Чего ты так боишься? Не увидеть его? Не понравиться ему?» – «Господи. Я боюсь о нем думать. Я теряюсь, мне плохо. Мам, помоги». – «Да встретишь ты его завтра». – «Что? – Лана чуть не разрезала себе палец вместе с зеленью. – Как ты думаешь, мне это нужно?» – «Что тебе действительно нужно – так это уверенность. А то накрутишь себя, как в прошлый раз: он на меня не посмотрит, будет смеяться… Эти мысли только мешают. А знаешь… давай-ка заканчивай готовить и бегом по магазинам. Как это „зачем“? Выбирать одежду и косметику! И обувь – на каблуках!»
Лана обрадовано уцепилась за эту мысль: она предвещала хоть что-то новое, какое-то действие. Пусть даже ей никогда особенно не нравилось ходить по магазинам. С трудом заставив себя дожарить мясо, она сжевала кусок прямо из сковороды, заев его салатом (уйди она не поужинав, Вера с Мишей заподозрили бы неладное). С таким же успехом, впрочем, она могла бы есть и бумагу – вкуса все равно не почувствовала.