Поэтика феминизма

Женскую литературу наполнили не только ожидаемые темы любви к мужчине, семейной жизни, материнства, но и опыт лесбийской любви, образы андрогинов, амазонок-воительниц. Это радикально расширяло представления о том, что могут женщины в литературе и в жизни.

Есть женщины. – Их волосы, как шлем,

Их веер пахнет гибельно и тонко.

Им тридцать лет. – Зачем тебе, зачем

Моя душа спартанского ребенка? – писала молодая Марина Цветаева, влюбленная в поэтессу Софию Парнок.

Революция поставила крест на прежней богемной жизни, форсировала идеи эмансипации. Советская гендерная повестка 1920-х годов определялась, с одной стороны, курсом государства на «новый быт» и освобождение женщины от кухонного и семейного «рабства», с другой – необходимостью включения женщины в экономические отношения и внутреннюю политику государства. Утверждение равных прав мужчин и женщин закреплялось в декретах первых месяцев работы советской власти, равноправие полов было прописано в Конституции 1918 года. На включение женщины в политику и трудовые отношения была направлена партийная и публицистическая деятельность все тех же Надежды Крупской, Александры Коллонтай и других видных большевистских деятелей. Показательно, например, как в 1920-е годы представительницы культуры Серебряного века, поэтессы активно вовлекались в журналистику, отказывались от индивидуализированных тем и приемов и начинали писать очерки и статьи на заказ газеты, государства. Примеры Ларисы Рейснер, Мариэтты Шагинян, Марии Шкапской, Веры Инбер, Аделины Адалис, Елизаветы Полонской более чем показательны.

Собственно эта увлеченность реалиями и языками производства и в целом включенность в механизмы порождения советской риторики нивелировали гендер пишущего. По большому счету не имело значения, кто выступал автором газетного материала или – в 1930-е годы – соцреалистического текста – женщина или мужчина. Оказывалось важно, чтобы текст документировал некоторый фрагмент реальности или моделировал реальность в соответствии с советским каноном. Женская субъектность в советское время оказалась так же не особо нужна и востребована в художественных практиках, как и любая иная субъектность.

Даже когда женщины говорили от женского лица и поднимали темы, которые опознавались как женские, это никоим образом не могло изменить расклады в советской культуре, выстроенной по патриархальной модели. Кого бы мы сейчас не вспоминали: писательницу, лауреата трех сталинских премий Веру Панову или голос блокадного Ленинграда Ольгу Берггольц, знаменитую «шестидесятницу» Беллу Ахмадулину или юного гения 1980-х Нику Турбину – по большому счету все они существовали внутри патриархатной советской литературы.

Но что, пожалуй, действительно удалось женщинам в русской культуре – это оставить массу убедительных документальных свидетельств о времени: записок, дневников, мемуаров. В XX веке таковы книги «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, «На берегах Невы», «На берегах Сены» Ирины Одоевцевей, «Курсив мой» Нины Берберовой, воспоминания Надежды Мандельштам, дневники и записки Лидии Чуковской, Лидии Гинзбург и других.

Даже литературный андеграунд, развивавшийся параллельно с советской официальной культурой по своим законам, не отменял патриархальные установки литературного пространства. Например, имена поэтесс Елены Шварц или Ольги Седаковой вписывались в продолжительные ряды мужских авторов «второй культуры». Что же удивляться, что отечественные 1970–1980-е практически пропустили, не заметили «вторую волну» феминизма?

Впрочем, некоторые идеи феминизма все же циркулировали в самиздате. Не случайно в 1980 году на обложке американского журнала Ms. оказались советские феминистки из диссидентских кругов, выпустившие в 1979 году альманах «Женщина и Россия», который сейчас называют «главным документом феминистского протеста в советской истории»[9]. В 1981 году все те же редакторы организовали выпуск журнала «Мария» (Ленинград – Франкфурт-на-Майне, 1981, вышло 5 номеров). Но что же это был за феминизм? Современный критик Елена Георгиевская пишет о журнале: «Позиция феминистского гнева отрефлексирована слабо: редакция предлагает женщинам защитить человечество любовью, точнее, даже так: Любовью. Это вполне в духе нью-эйджевского феминистского спиритуализма…»[10] Однако даже такие робкие выступления не остались незамеченными: часть редакторов и авторов журнала оказались арестованными (Наталья Лазарева, Наталья Мальцева), другой части пришлось уехать из страны (Наталии Малаховской, Юлии Вознесенской, Татьяне Горичевой, Татьяне Мамоновой). Феминистского ренессанса в СССР в это время так и не случилось.

Случился он в некотором роде уже позже, после перестройки, отменившей жесткие идеологические установки «долгих семидесятых» и ликвидировавшей культурную изолированность страны. В СССР наконец-то заговорили о феминизме, осваивая одновременно идеи «второй» и «третьей» волн. При этом вне каких-либо прямых влияний западного феминизма в 1988 году была образована женская литературная группа «Новые амазонки», куда вошли писательницы Светлана Василенко, Лариса Ванеева, Нина Горланова, Валерия Нарбикова, Ирина Полянская, Нина Садур, поэтесса Нина Искренко и другие. Как утверждала одна из ее основательниц, Светлана Василенко, «это первая группа в России за всю ее долгую историю женщин-писателей, осознавших, что они являются именно женщинами-писателями и что они творят именно женскую литературу»[11]. Заметьте, ни о каких новых феминитивах в то время еще не задумывались. Группа написала несколько манифестов, пытающихся объяснить, что такое женская проза, женская литература, выпустила сборники «Не помнящая зла» (1990) и «Новые амазонки» (1991) и постепенно, в течение нескольких последующих лет, распалась.

Тем не менее термин «женская проза» прижился. Его стали активно употреблять критики, литературоведы и все, кто так или иначе обращался к творчеству женщин, чья видимость в литературе существенно повысилась. Людмила Петрушевская, Людмила Улицкая, Татьяна Толстая, Ольга Славникова, Дина Рубина и многие другие то причислялись к тем, кто уверенно работает в парадигматике женской прозы, то решительно вычитались оттуда. Важнее, пожалуй, что за долгие годы в фокусе внимания пишущих о литературе оказались женская субъектность, женская оптика, феминность и все, что связано с женской картиной мира.

В конце 1990-х годов женщины завоевали пространство детектива: в топы продаж вышла Александра Маринина с весьма феминистической по своим моделям поведения Настей Каменской, а затем все рекорды продаваемости побила Дарья Донцова.

В 1990–2000 годы феминизм прочно закрепился в отечественной гуманитаристике: философия, социология, литературоведение и прочие науки активно обращались к вопросам женского творчества и женского письма. Важны научные работы Ирины Жеребкиной, Катрионы Келли, Ирины Савкиной, Марии Михайловой, Натальи Пушкаревой, Марины Абашевой, Светланы Воробьевой и других.

В 2015 году Нобелевскую премию в области литературы получила белорусская писательница, пишущая на русском языке, Светлана Алексиевич.

Думается, женские достижения в современной литературе можно перечислять еще долго – вплоть до того, что одним самых востребованных сегодня драматургов является Ярослава Пулинович, самым известным литературным критиком – Галина Юзефович. Но опять-таки это уводит наш разговор в сторону.

Что же происходило в поэзии, феминистская история которой остается до сих пор ненаписанной? «Как девочка, сильный и смелый, / Как девочка, сын мой, расти!», – писала Марина Бородицкая в 1984 году, словно бы предвосхищая стихотворение Наталии Санниковой 2018 года, написанное в качестве римейка на стихотворение Николая Заболоцкого «Некрасивая девочка»: «некрасивые девочки девяностых, / где вы теперь, кто вам целует пальцы? / это мой сын не играл с вами, / прелестный мальчик, / которого все принимали за девочку, / потому что у него «большие глаза».

Важнейшими фигурами постсоветского поэтического феминизма считаются Марина Тёмкина и Анна Альчук[12]. Анна Альчук (1955–2008) была поэтессой, художницей, осознанной феминисткой, занималась концептуальным искусством. В опросе, проведенном журналом «Воздух», она убеждала: «Я думаю, что пора перестать стесняться слов «поэтесса», «художница», если они существуют в русском языке». Марина Тёмкина (1948 г.р.), перебравшаяся в США в 1979 году, уже к 1990 годам выработала определенный набор идентичностей: «я поэт политический, постсоветский, / эмигрантский, русско-еврейский, феминистский». Начиная с 1990-х в ее текстах появляется востребованная в современной поэзии тема травмы и посттравматического письма.

«Женское письмо имеет в России большую историю, однако по-прежнему многие женщины-писательницы и поэтессы XIX–XX веков не вписаны в литературный канон, – говорит поэтесса и создательница «Ф-письма» Галина Рымбу. – Что касается феминистской поэзии, то есть такой, которая включает в себя не только «женский опыт» (хотя проговаривание женского опыта для феминистского письма тоже очень-очень важно), но и работу с идеями, политиками, понятиями феминизма, такой, которая может и деконструировать, и перезахватывать формы, темы и методы фаллологоцентрического, патриархатного письма. История такой поэзии в России начала свой отсчет в русскоязычном контексте сравнительно недавно – с фигур и практик Анны Альчук и Марины Тёмкиной. В 1995 году Марина Тёмкина выпускает книгу «Каланча: Гендерная лирика», в 1990-е же экспериментальная поэтесса и художница Анна Альчук обращается в своем творчестве к феминистским идеям и мировоззрению. Ее тексты – уже позже – Ирина Сандомирская назвала «аннаграматическим феминизмом». Это наши точки отсчета. Кстати, можно упомянуть исследователя феминистской и женской поэзии Николая Винника. На примере поэзии XIX века он задается вопросами: «Возможна ли феминистская поэзия без феминизма политического? Какие темы, мотивы и ракурсы женской поэзии XIX века заслуживают внимания в этом смысле?» Эти вопросы открывают очень интересные возможности для феминистской ревизии литературы XIX века. Собственно, как-то он выступал с докладом «Была ли феминистская поэзия в России XIX века?» на одном из семинаров «Ф-письма» в Петербурге. Разговор получился впечатляющим».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Здесь и далее во всей книге для обозначения женщин мы будем использовать как феминитивы, так и маскулинитивы – в зависимости от предпочтений конкретных женщин. Иногда, как здесь, они могут сочетаться в номинации одного человека – на наш взгляд, это нормально и в полной мере отражает время, в которое мы живем. Так как в книге будет упомянуто большое число женщин, мы заранее приносим извинения, если кто-то из них обозначен не так, как сам того желает.

2

Благодарю литературоведов Елену Созину и Анастасию Горбунову за помощь в работе над историко-литературным фрагментом книги.

3

Chowdhury R. J. Restriction, Resistance, and Humility: A Feminist Approach to Anne Bradstreet and Phillis Wheatley’s Literary Works // Crossings. A Journal of English Studies. 2019. Vol. 10. Pp. 47–56.

4

Абашева М. П., Воробьева Н. В. Русская женская проза на рубеже XX–XXI веков. Пермь, 2007. С. 45.

5

Юкина И. И. Русский феминизм как вызов современности. СПб.: Алетейя, 2007.

6

Белинский В. Г. Собр. соч. В 3 т. Т. 2. М., 1948. С. 139.

7

Прокудин Б. Феминизм Александра Герцена.

8

Савкина И. Разговоры с зеркалом и Зазеркальем: автодокументальные женские тексты в русской литературе первой половины XIX века. М.: НЛО, 2007. С. 16.

9

Гулин И. Международный женский зин. Игорь Гулин о сборнике «Феминистский самиздат» // Коммерсантъ Weekend. 2020. 13 нояб.

10

Георгиевская Е. Журнал «Мария», или Феномен советского квазифеминизма.

11

Василенко С. «Новые амазонки».

12

Георгиевская Е. Русская феминистская поэзия: заметки на полях.