Простые вещи, или Причинение справедливости

– Мы будем бороться. Мы должны бороться, Натаха! Давай найдем хороших врачей – Израиль, Германия, Швейцария, ну… я не знаю, давай же делать что-нибудь! Ведь сидеть просто так – глупо и жестоко. Почему ты молчишь? – Лазарев, исчерпав свой небогатый запас аргументов, перешел к эмоциональному воздействию.

– Макс, послушай, – Наташа чуть запнулась, разглядывая трехцветную молодую кошечку, теревшуюся об уютно гудевший в углу кулер. Откуда здесь кошка? Не должно быть, но ведь успокаивает. Оперев подбородок на сжатые кулачки, Наташа продолжила: – обстоятельства несколько изменились. Я рада, поверь мне, очень рада твоему участию. Знаешь… Ведь у меня и нет никого, кроме тебя. В смысле – никого, кому я могла бы довериться.

Лазарев растеряно передернул плечом:

– О чем ты? Что изменилось и, главное, – что может быть важнее твоей жизни? Извини, но я так ставлю вопрос.

– Подожди, не перебивай! Мне тоже небезразлична жизнь. Видишь ли, если болезнь будет развиваться и дальше, то я обречена, причем в самые короткие сроки. Несколько месяцев, максимум год. И лечение бесполезно.

– Если? Рассказывай же!

– Так я и говорю. Это сложно объяснить, я и сама не понимаю, в чем тут дело. В общем, я поправляюсь. Так говорит Кельман, ну ты знаешь, о ком я, он мой доктор. Ничего еще точно неизвестно, но по всем признакам это не ремиссия, а выздоровление.

– Так это же здорово! – Максим Николаевич вскочил и, нервно потирая руки, совершил два рейда до дивана напротив и обратно. – Вот что! Тебе нужен покой. Да! Нет… Когда тебя выписывают? Подожди, это так неожиданно. Послушай, сколько тебе здесь еще оставаться? Давай на море? Ах да… Там солнце, инсоляция, это все вредно. Давай в санаторий? В хороший санаторий? Я все устрою, оплачу, отвезу. Гос-споди, Натаха, черт тебя дери, ты так меня напугала!

Наташа откинулась на спинку и с блуждающей улыбкой разглядывала размахивающего руками бывшего мужа. Ему шла аура чепрачного цвета, как у шерсти породистой немецкой овчарки. Насколько же он был несерьезным когда-то! Но всегда, всегда этот добрый клоун, заботливый кавалер, отличный собутыльник и душа компании, любитель выпить (нечасто, но со вкусом), балагур и немножко повеса Макс оставался надежный и преданным другом. А вот как муж – отстой… Да и не мог он быть хорошим мужем, ни для нее, ни для какой-то другой. Так он устроен. Что ж, наверное, в этой жизни я заслужила только друга, но не супруга… подпруга, натуга, севрюга, хапуга… стоп! Дурочка, у тебя что, в голове включилось Т-девять? Все, все, хватит.

– Макс! – Наталья хлопнула в ладоши, привлекая внимание Лазарева. Пожалуй, в этих стенах делать такого не следовало: пожилая женщина, сидящая поодаль, вздрогнула и с грохотом уронила на пол костыли, – Максим! Нервы у меня совсем истрепались, и их нужно беречь. Успокойся и ты, на нас уже смотрят. Сядь, пожалуйста, и послушай меня. У меня есть план, и ты можешь мне помочь.

– Да, да, конечно, Натаха, – Максим Николаевич с готовностью присел рядом, схватив руку бывшей жены, – говори, я все сделаю.

– Итак. Я пробуду здесь еще неделю. Навещать меня не нужно, я же вижу, что тебе здесь неуютно. Тебя буквально корежит от этого всего, – Наталья махнула рукой в направлении процедурной сестры, аккуратно катившей тележку с позвякивающими капельницами. – Еще несколько недель я должна здесь пробыть, обещала Борису Марковичу. Знаешь, анализы, исследования, все такое. Потом я хочу уехать.

– Отличный план!

– Это еще не план, а только подготовка, – медленно проговорила Наталья, глядя в глаза бывшему мужу. – Привезешь мне ноутбук, завтра же. Новый, самый мощный, с выходом в Интернет. Приедешь вместе с нотариусом, оформим на тебя доверенность на продажу моей машины. Продашь ее как можно быстрее, деньги пока оставишь себе, они скоро мне пригодятся. Пока все понятно?

– Мон шер, а что ты задумала? – ошарашенный Лазарев, казалось, даже развеселился. – Я и так для тебя все сделаю, на что тебе деньги?

– Максим, любезный мой друг, во-первых, я не хочу твоих денег, – «твоих» прозвучало несколько обидно. – Мы же об этом говорили давно и решили все окончательно, помнишь?

Виновато кивнув, Лазарев поскучнел. Да, такой разговор имел место, и тогда Натаха проявила непреклонность: только дружба и никаких вспомоществований, напоминающих алименты. Со временем оказалось, что она была права. Лазарев тогда еще удивился, насколько его жена может быть так устойчиво тверда к воздействию разъедающих самооценку женщины семейных катаклизмов. В этом смысле ее характер демонстрировал характеристики титановых лопаток турбины ракетоносителя! И в то же время Наташа всегда оставалась доброжелательной.

– Во-вторых, – дожимала Наталья, – мне нужно много денег, у тебя все равно столько нет. Кредит мне не дадут, скорее всего, уже никогда – в банках сидят не дураки, чтобы хоть рубль одолжить больной с таким диагнозом.

– Постой, но ты только что сказала…

– Сказала, но откуда они знают, что у меня изменились планы насчет своего пребывания на этом свете? У них базы, Макс, и в этих базах я навечно внесена в «блэк-лист», даже если доживу до ста лет. Где они берут сведения – понятия не имею, но я заметила, что за последние три месяца мне не поступил ни один звонок или сообщение с предложением о кредите. Хорошенькая статистика? – нервно хихикнув, Наталья подмигнула.

– Наташа, – Лазарев не усидел на месте, вскочил и принялся шарить по карманам в поисках сигарет. Он курил до сих пор, хотя и редко. Опомнившись, раздраженно встряхнул головой и наставил указательный палец на Наталью. – Ты изменилась, и весьма. Знаешь, это не предмет для шуток. Ты меня пугаешь. Ладно, продолжай, сколько же тебе надо? И зачем, позволь узнать? Может быть я все же…

– Ты – нет. Я у тебя не возьму. Ни у кого не возьму. Мне нужно пятьдесят тысяч евро, на первое время. Зачем – расскажу потом, обязательно расскажу. Привезешь мне доверенного риэлтора, я знаю, у тебя имеется неглупый и почти честный. Пусть продаст мою квартиру, но только быстро. Возможно, и даже наверняка квартира стоит больше, но времени у меня нет.

– Ну что ж, теперь я вижу, что травмы головы не проходят бесследно.

Наталья поморщилась. Несмотря на свое рафинированное воспитание и любовь к английской поэзии девятнадцатого века, причем в оригинале, Лазарев питал пристрастие к неуклюжим остротам, попахивающим кабаком. Дурак. Ладно, придется ему объяснить. Конечно, не все, далеко не все, но держать в неведении совсем уж подленько.

– Уговорил. Тогда внимай, мой первый друг, мой друг бесценный, – Наташа улыбнулась, увидев, как растерянно моргнул Макс, отвыкший от ее любви к Александру Сергеевичу. – Я всю жизнь жила для кого-то. Для тебя, для Аньки… Для работы еще этой дурацкой, что уж совсем бессмысленно и неудобоваримо, и теперь я это понимаю. Наверное, то, что я скажу, прозвучит эгоистично, но для меня нет ничего важнее моей жизни. Не знаю, сколько мне осталось, но у меня больше нет желания пускать пузыри в этом болоте. Я стала другая, наверное, ты заметил. Я хочу пожить для себя и так, как мне нравится. В общем… для этого мне надо купить ресторан во Вьетнаме.

Коготок эфемерной сущности, которую иногда называют совестью, небольно царапнул Наташино сердце. Ресторан во Вьетнаме был, конечно, полной ерундой, в которую Лазарев, очевидно, и не поверил, но из врожденной деликатности до правды докапываться не стал. Он просто закашлялся, ошалело тряся головой. Натаха и раньше была непредсказуемым субъектом, но в этот раз! Впрочем, ни капли сомнений в том, что она сделает так, как сказала, у Лазарева не оставалось.

– И вот еще что, – Наталья осторожно коснулась руки Макса, – мне нужно подыскать человека для того, чтобы это все оформить. Придется ездить за рубеж, конечно, это все будет оплачено. Наверняка у тебя кто-то есть на примете? Он должен знать пару языков, разбираться в европейском корпоративном праве, обладать юридическим образованием. Хм, наверное, еще и экономическим. А еще я должна ему доверять. Это должен быть очень, очень надежный человек. Есть такой?

– Что ж… Раз ты все решила, мне ничего иного не остается, как принять твой план действий. Касательно твоей просьбы. С Алексеем Кудриным, Виктором Геращенко и Евгением Ясиным я не знаком, – Максим Николаевич все еще пребывал в растерянности и не скрывал язвительной обиды. – Лифшиц тебя устроит? Помнишь Лифшица? Ну, конечно же, помнишь. Семен Авраамович сейчас в Дюссельдорфе обретается, что-то связанное с протезированием и ортопедией. То ли импланты делает, то ли еще каких-то франкенштейнов. В Излучинске не бывает, но бывает в Москве, притом частенько. Позвоню ему.

Глава 8

В крошечном городке Рио-Сан-Хуан провинции Мария-Тринидад-Санчес, что в Доминиканской республике, стоял теплый тропический вечер.

Мирослав набулькал себе в стаканчик еще немного сока гранадиллы и откинулся в плетеном кресле, наблюдая восхитительный тропический закат. Апельсиновый шар солнца плавно и быстро, как обычно и бывает в этих широтах, погружался в воды Карибского моря. Терракотовая плитка обширной террасы приятно согревала голые ступни, а вот морской бриз освежал. Пожалуй, плюс двадцать шесть, мысленно прикинул Мирослав, не май месяц, однако. Март! Здесь, в Доминикане он совсем отвык от холода, да и от одежды, кроме льняных шорт, хлопковых футболок и обязательной бейсболки. И привыкать обратно не хочется.

Покосившись на початую бутылку рома Brugal, Мирослав решил, что сегодня он к Мишель не поедет. Девочка она хорошая, красивая и даже где-то умная, но иногда утомляет своим креольским темпераментом и чудовищным суржиком, мало похожим на чистый континентальный испанский. А ведь иногда хочется поговорить или хотя бы подумать с кем-то на одном языке. Решено, Мишка потерпит, а вот это письмо…

В свои двадцать девять Мирослав Берков имел пятнадцатилетний хакерский стаж. В конце девяностых в Екатеринбурге клонировал сотовые телефоны стандарта AMPS и по дурости продавал знакомым за тысячу долларов трубки с «неограниченным лимитом». Чудом выскочил из цепких лап шустрых пареньков из отдела «К»: малолетку привлекать не стали, отобрали деньги, дали пинка – всего и делов. С помощью сканнеров IP-адресов добывал информацию из «расшаренных» ресурсов кое-каких компаний – тогда всех очень интересовал алюминий, но в этом возрасте трудно найти стоящих клиентов. Потом баловался со скиммерами, даже сам изготовил несколько, но довольно быстро прекратил: все банкоматы стали оснащать видеокамерами. Попробовал и «белый пластик» – китайские умельцы через Эстонию доставляли пластиковые карты в Россию, оставалось только их «прописать», внеся данные о лимите, подлежащем обналичиванию.

С картами не пошло – одновременно и активно заволновались службы безопасности эмитентов и эквайреров. А с этими волками Мирослав предпочитал дела не иметь, отобьют почки, и никаких Гаагских конвенций. Приятель Гоша вообще «присел» через эти карты на два года, но сам виноват, дурачок – «ливанская петля» вообще для тупых, и не хакерство это, а просто воровство. Была и продажа интернета за «полцены», и переговорные пункты для вьетнамцев из медицинского института, благо «сесть на линию» можно было в любом подъезде. Хлебное оказалось дело, но студенты из Вьетнама – звери, да и наркота вокруг них крутилась постоянно, а это западло. Великолепно стартовало дело с декодированием автосигнализаций – Мирослав научился мастырить «на коленке» отличные кодграбберы, сначала простенькие, а затем с замещением динамического кода. Уходили эти девайсы по две тысячи зеленью. Продержалась негоция год, и тогда впервые удалось пощупать настоящие деньги – Мирослав купил квартиру, маленькую, но свою. Потом в бизнес пришли кавказцы, да и сканнеров из Китая стало навалом – ремесло утратило интеллектуальную привлекательность, превратившись в банальную кражу.

Неплохо пошла тема с игровыми аппаратами, точнее, с их программированием. В зависимости от жадности заказчиков, то есть хозяев игровых салонов, Мирослав «взламывал» запоминающее устройство автоматов и самопальным программатором заставлял аппарат снижать сумму выигрышей до тридцати, а иногда и десяти процентов от оборота. Специализация обещала быть востребованной, но потом салоны начала крышевать прокуратура, и, как обычно в этом случае, налаженный бизнес развалился.

Золотым дном оказалось фальсификация данных фискальной памяти контрольно-кассовых машин – время для налогоплательщиков, работающих с розницей и кэшем было нелегкое. Показатели выручки удавалось снизить в два-три раза, во столько же уменьшались налоги торговцев. А торговцев тех было немало. Каждый «отстегивал» до пятнадцати процентов укрытых от налогов денег. Этим бизнесом заправлял недоучившийся в институте предприниматель, с которым Берков познакомился случайно, в кабаке. Сотрудничество длилось полтора года, и Мирослав не остался внакладе – поменял квартиру на «двушку» и купил совершенно новую «тойоту короллу». Потом государство смекнуло что к чему, память кассовых аппаратов стали защищать стойкими криптоалгоритмами, а все модели подвергать сертификации и вносить в госреестр – лавочка закрылась.

Все же на третьем курсе универа Мирослав осознал, что будущего у этих подростковых увлечений нет, и потому вплотную занялся изучением языков неструктурированных запросов, систем управления базами данных, какое-то время поработал разработчиком простых, а затем и более сложных приложений, попробовал на вкус карьеру тестировщика. Удовлетворяя природное любопытство и пробуя силы, строил по заказу бот-сети и продавал их, с помощью D-DOS атак обвалил пару десятков сайтов, конечно же, не случайных и за неплохие деньги. Сильно увлекся CISCO, до сертификации CCNP Security дошло – уровень очень, очень суровый, пожалуй, в Е-бурге таких людей по пальцам пересчитать можно. На том и выехал в универе – проректор лично пообещал диплом, если Берков проведет серию ликбезовских лекций для аспирантов и преподавателей некоторых кафедр.

Учеба в университете оказалась ожидаемо бестолковой и бесполезной, название специальности «Организация и технология защиты информации» нисколько не отражала потребности рынка ни в организации, ни в технологиях этой самой защиты. После того, как седой, вечно кашляющий доцент Востряков, перешагнувший пенсионный возраст еще в прошлом тысячелетии и читавший последние двадцать лет курс антенно-фидерных устройств принялся по бумажке излагать теорию побочных электромагнитных излучений и наводок, Мирослав перестал ходить почти на все лекции. Но универ он решил все же не бросать. Отчим, дядька с принципами, дай бог ему здоровья, вбил в голову этот рудимент советского еще менталитета: без высшего образования в этой стране чувствуешь себя инородным элементом, словно расконвоированный зэк в кирзовых сапогах и ватнике на паркете Эрмитажа.

Уже с дипломом в кармане Мирослав сподобился поработать на капиталистов по штучным контрактам, и представление о своем будущем как фрилансера для специфических и порою масштабных задач окончательно сформировалось. Мирослав превратился в самостоятельную боевую единицу, способную выполнять функции разработчика, архитектора, тестировщика закрытых операционных платформ, всевозможных сетей, приложений. Частенько консультировал, в том числе и по линии оценки квалификации персонала. Жемчужинами были заказы, предусматривающие роль супервизора какого-либо локального сегмента большого IT-проекта. В этих случаях господин Berkoff, уже имевший репутацию у Cisco Systems, Siemens AG, Citrix Systems и Juniper Networks распределял узкий функционал между исполнителями, которых сам же тщательно подбирал и отсеивал последние пять лет. Руководить было не в пример выгоднее, нежели отвечать только за себя, но хлопотнее – популяция безответственных дебилов множилась в геометрической прогрессии.

Околокриминальных заказов он теперь избегал, но иногда для «души» брался за них – исключительно в тех случаях, когда доверял заказчику. В юном еще возрасте обстоятельства научили осторожности, да и шестое чувство иногда посылало сигналы. Правда, интуиция порой запаздывала, начиная вопить уже после драки. Мирослав подозревал, что это происходит тогда, когда против него играют профессионально, то есть играет государство.

Последний такой эпизод произошел в непальском аэропорту Трибхуван, откуда он раз в полгода летал в Росиию, вроде как в отпуск. То был период, когда еще бродила в голове жажда экзотики, а ничтожная себестоимость проживания в пригороде Катманду играла не последнюю роль. Справедливости ради стоило признать, что обнаруженный Мирославом в нескольких километрах от своего жилища лепрозорий, битком набитый больными проказой, оказался отличным отрезвляющим средством, после чего ценник за жилье уже не казался таким соблазнительным.

Ром лишним сейчас не будет, пришел к закономерному выводу Мирослав и, с удовольствием шлепая босыми ногами, направился к столику с напитками. Дистиллят из тростника оказался теплым, пара кубиков льда и охлажденная кола поправили положение. Надо бы отдать в починку доску для серфинга, кое-где лак потрескался. Мирослав задумчиво поскреб ногтем поверхность – доска старая, но еще послужит. Новая, фирменная обойдется уж очень дорого, да сезон-то пока и не начался? Значит, маньяна! Стоит лишь несколько раз попробовать не откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра, как это начинает входить в привычку. Облокотившись о поручни, Мирослав плюнул в заросли цезальпинии, растущей внизу. Критически осмотрел результат и… плюнул еще разок, для страховки.

Тогда, в Трибухване, таможенник вместо вежливого кивка, который обычно сопровождал протянутый хозяину паспорт вдруг сделал «козью рожу», а документ аккуратненько положил куда-то под стойку досмотра, кивнув на одну из дверей в таможенной зоне аэропорта. За Мирославом не числилось, да и числиться не могло никаких грехов тяжелее «косячка» раз в неделю. Никакого оружия или, упаси господи, наркотиков. Интуиция подсказывала ему, что дело не в этих популярных среди местного люда шалостях. В комнатке (стол, четыре стула, кондиционер, кулер с водой) двое белых, европейского вида мужчин уже поджидали его. Черные брюки, светлые сорочки, голубые галстуки, ни о чем не говорящие бейджи. Здравствуйте, господин Беркофф. Нет, нет, чистая формальность, никаких претензий, господин Беркофф. Вот наши визитки. Да, именно ФБР. А это мой коллега из подразделения С-3 Таможенной службы США, иногда мы работаем вместе.

Те памятные полчаса прошли в непринужденной и почти приятельской беседе. На Мирослава ничего не было, это ясно. Немаленький анклав белорусских, украинских и российских программистов, живущих и работающих в Непале, таких же фрилансеров, как и он сам, безусловно, включал в себя и спецов, работающих по сомнительным или вовсе уж противозаконным заказам. Такие люди держались особняком, и дел с ними Мирослав не вел. Может, беседуют со всеми подряд? Или это двухлетней давности эпизод с созданием бот-сети сейчас грозит отрыгнуться горючими слезами? Но для заказчика Берков в той сделке так и остался анонимом под одноразовым никнеймом «Uparsin»: аккуратно и в срок выполнил заказ, получил свое и растворился в недрах всемирной паутины. Откуда же такой интерес к его скромной персоне?

Беседа закончилась ничем, то есть свободой – парочка выразила убежденность в приверженности господина Беркофф высочайшим стандартам профессиональной этики и уверенность в том, что господин Беркофф никогда не позволит себе занятий деятельностью, противоречащей национальным интересам США. Затем вскользь, сокрушенно кивая двумя головами сразу, посетовали на негуманность пенитенциарной системы Соединенных Штатов. Знаете ли, Гуантанамо и все такое. Уроды иноземные угрожают на всякий случай, профилактируют – так вывел для себя Мирослав.

Этого первого и последнего предупреждения оказалось достаточно, чтобы вычеркнуть из списка возможных контрактов любые трансграничные проекты, которые хоть сколько-нибудь отдавали душком киберпреступлений и могли заинтересовать спецслужбы США. В тот раз Мирослав обнаружил, что теперь знает, откуда у него выделяется адреналин, а заодно и все сопутствующие ингредиенты.

Однако письмо, которое сейчас мерцало на экране монитора – там, в комнате, за огромной сдвижной стеклянной дверью – содержало предложение столь же интересное и заманчивое, сколь и безопасное. Безопасное в известном, конечно же, смысле – американских интересов оно не нарушало, скорее, наоборот. Мирослав, отставив звякнувший кубиками льда толстостенный бокал, вздохнул и направился внутрь, вдохнуть кондиционированного воздуха, а заодно и перечитать послание.

В сущности, это оказался вполне обстоятельный job-offer, правда, без соцпакета и медицинской страховки. После предварительного обмена посланиями (ссылок на рекомендации, устанавливающие осведомленность автора письма о специализации Мирослава и готовности последнего к диалогу) человек с именем Shark предлагал работу: требовалось «подломить» сегмент мини-АТС правительства Излучинской области, обеспечив удаленный и скрытый доступ к некоторым функциям внутренней телефонной сети. Оплата предусматривалась такая: невозвратные две тысячи долларов аванса на карту после согласия, восемь в случае успешного результата и пять процентов прибыли, если таковая будет. Акция технически несложная, если обладать кое-какими дополнительными сведениями.

На первый взгляд, сделка – чистый марципан, однако Мирославу никак не удавалось уяснить экономическую целесообразность акции. Взлом АТС мог иметь только одну цель – формирование и перенаправление трафика в адреса сервисов платных услуг, вроде «секса по телефону», с последующей монетизацией этого самого трафика. Естественно, за вычетом стоимости международных соединений, которую взимают международные операторы связи. Схема тривиальная, много раз обкатанная на практике, совершенно незаконная и при плохой подготовке копеечная. Вот отсюда и вопрос: это какой же должен быть трафик, чтобы окупить суммы, предложенные ему, Мирославу? Несомненно, прежде чем дать согласие, нужно попросить у заказчика подробности. Да, подробности, которые еще и косвенно подтвердят, что заказчик – серьезный человек, понимающий, что именно он делает. Решено. А сейчас нужно отвлечься. Пожалуй, еще не поздно позвонить Мишке.

Глава 9

До девятнадцати лет он был для всех просто Семой, жизнерадостным и очень, очень умным еврейским пареньком с моторчиком на вечных батарейках внутри. Впрочем, никому и в голову не приходило тогда называть пареньков «еврейскими» или, к примеру, «татарскими» – можно было получить в морду, причем не от Исаака или Равиля, а от их дворового друга Петьки. Сема оказался удачлив от рождения – впервые ему несказанно повезло четвертого июля сорок первого года. До сей поры он отмечал эту дату как день своего рождения, хотя в паспорте значилось другое число. Маме с пищащим свертком посчастливилось эвакуироваться с одним из последних эшелонов, а через пару дней местечко неподалеку от Житомира было стерто с лица земли немецкими тяжелыми гаубицами, а затем и раскатано в ровное поле панцерами вермахта.

Ошеломительно повезло в школе. Ничем не примечательная десятилетка в башкирском селе по неведомой прихоти судьбы (а может, и обкома партии, что было тогда одно и то же) оказалась набита сокровищами – научной элитой СССР. Профессура, доктора и кандидаты наук, сотрудники разоренных войной институтов, лабораторий, кафедр – многие из них, захваченные бреднем эвакуации, осели в тылу, некоторым и возвращаться оказалось некуда. Сема, как губка, впитывал мысли, факты, идеи, научные знания, уровень которых иногда превосходил не только программу средней школы, но едва ли был доступен даже в институтском курсе. Семиных восьми классов оказалось более чем достаточно для экзаменов экстерном за десятилетку, которую он закончил в пятнадцать, а красный диплом Уфимского университета свалился ему в руки, как перезрелое яблоко, к двадцати годам.

Аспирантура промелькнула быстро, и вот уже кандидат технических наук Семен Абрамович Лифшиц, двадцати трех лет от роду, комсомолец, сын погибшего орденоносца и командира минометной батареи Абрама Лифшица впервые задумался – что дальше? Молодость, вера в науку, кандидатская степень и задел докторской диссертации, два иностранных языка (плюс к тому – идиш и башкирский, которые завсегда в анкетах обозначали отдельной строкой «языки народностей СССР») буквально толкали его в Москву, куда-нибудь к Курчатову, Ландау, Королеву или Харитону. Не сложилось.

«Москва для вас не резиновая» – вот что он услышал от номенклатурной тетки с халой на голове. Аудиенция происходила в каком-то высоком околонаучном кабинете. Тетка намеренно артикулировала «вас», а через несколько секунд первые попавшиеся Семе в руки бумаги с теткиного стола полетели той в лицо. Никакого скандала не случилось, но талантливый молодой ученый Лифшиц для себя выводы сделал. Его родина – не эта огромная и холодная страна целиком, а маленькая башкирская деревушка, и другой родины у него нет. А если и появится место, где он сможет себя чувствовать дома, то это место должен построить он сам, и никакой роли не играет, в какой части земного шара этот дом будет находиться. Эммочка – жена, соратник, а сейчас уже и мать, бабушка – целиком поддерживала такую точку зрения мужа без малого вот уже пятьдесят лет.