30/30. Стишки

30/30

Стишки

Евгений Финкель

© Евгений Финкель, 2016

ISBN 978-5-4483-4556-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Соседка-татарка со скороваркой…»

Соседка-татарка со скороваркойшаркала по коридору туда.Соседка-татарка со сковородкойшаркала по коридору обратно.А я чертыхался и думал:будь она интеллигентной женщиной,постучалась бы, спросила: «Дома?»И пили бы мы чай с малиной,а я бы нашептывал: «Не горячо?Дай подую…»

«Тополь…»

Тополь.Твои пальцы длинны,тонки,стремительны,неподвижны.На нихмягко набухают почки.Тополь.Недалеко отпахнущей клеем почты.Почтив двух шагах отшколы Гнесиных.Твои пальцы поднесенык глазам.Глаза закрыты.Ты думаешь обо мне.А в окнетополь.Топольвидит в окнетебя.Ты не думаешь обо мне.Прелюдия:пальцы подвижны, лживы, тонки,словно пальцы ребенка,растопырены к свету —только бы не ослепнуть!Тише.Еще тише.И неожиданно оборватьна высокой и тихой ноте.Закурить сигарету,поцарапать ногтями ногти.Встань,выгляни в окно:топольвидит тебя в окне.Это – я.Ты думаешь обо мне.

Комната

Еще вчера ничего этого не было.Не было одиночества. И из чайника не хлебал якипяченую воду, еще теплую;и не выкуривал первую за ночь сигарету в темнуюдухоту улицы, не гасил окуроко вишневые косточки в пепельнице, и хмуроне прислушивался к татарской речи,завораживающей непостижимостью. Нечемукутать горло. Переводил Лоуренса.Хоть бы пришел кто, принес хоть какого винца,хоть бы нес чепуху. И ни о чем не спорить.Скоро наступит утро. Скоропоедут машины поливатьневыспавшийся асфальт. В пятьуже рассветет. Как будетпо-татарски «не будите меня люди»?По-английски это будет звучать мрачновато.Проще заложить уши обычной ватой.Что еще? Не забыть сходить за хлебом. Аеще вчера ничего этого не было.

«Мы спрячем в ладони губы…»

Мы спрячем в ладони губы,а плавники – в океане,и будем немы, как рыбына мертвом телеэкране.Тихие рыбы слепы,тихие рыбы глухи,им не услышать слеваот них пролетевшей мухи.Зато эти рыбы дышатв ладони; друг к другу в мореони подплывают ближе,чем люди при разговоре.

Лето

Это я на асфальте меломрисую круглую рожу.Меня узнать по манередворничихе не сложно.Дворничиха-татаркавходит с докладом к деду.Дед в легкой пижаме (жарко),только что отобедал,чешет спину чесалкой,кряхтит, вздыхает, зевает.– Бывает, – говорит, —всякое, – говорит, – бывает.

«Каждой клеточкой тела…»

Каждой клеточкой теласогревшись в клетчатой шерсти,женщина спит, ей снитсякрасочный шелест шествийстрекоз, уносимых в море,людей, проходящих мимо;хочется потеснитьсяв постели Третьего Рима;хочется сна послаще,хочется сна подольше,хочется сниться спящейв средневековой Польшена плаще крестоносцав пятнах дорожных знаков;из глубины колодцавсякий мир одинаков,всякий мир бесконеченв каждой клеточке телапросыпавшихся женщинна плаще или в шали.

«Свитер пахнет горьким шоколадом…»

Свитер пахнет горьким шоколадом.Тесно. Кашель. Теснопод кошачьим взглядомженщины, освоившейся с креслом.Тесно. У торшера три глазницы,три бойницы. Две из них чернеютнеподвижно. Мороком больницыпахнут руки женщины. Чем мне ихобернуть, укутать? Угловатывсплески рук на графике настенной.Свитер пахнет горьким шоколадом.Тесно… выдох… тени.

Девочке (два письма с моря)

Веришь?Мне даже ночные тени здесь кажутся теплыми,как большие подушки под твоими солеными волосами.Одиссей засыпает, закутавшись в занавеску.Теплый асфальт прилипает к босым ступням ночи.Две минуты до моря.Я читал книгу о враче Верелиусе,тискал на все лады песчаный берег,собирал на груди морские водорослии искал на карте солнечную Америку,забирался на крыши (но это – раньше),как удав дрожал над куриным богом,я запутался вовсе. Да только разветы не вспомнишь меня? Вот я.

«Очень маленькая женщина…»

Очень маленькая женщинаприходила и курила,пальто на вешалку не вешалаи говорила, говорила.Она пришла ко мне по делу,но не за тем и не за этим.Она понять меня хотела.Чего я, впрочем, не заметил.Я был рассеян и небрежен.Я слыл мальчишкой и поэтом.Я и затягивался реже,и медлил, кажется, с ответом.А очень маленькая женщина