Иванкино детство

Укус гадюки

День выдался жарким, как впрочем и все остальные. Лето в Зауралье всегда было жарким, а зима морозной. С самого утра начало припекать солнце, а воздух накаляться. Я пошел к другу Кольке и предложил сбегать с ребятами на Каменуху к фонтану. Купаться нам было негде – в речке не разрешали, ее охраняла милиция, а под струями фонтана можно было охладиться. Это было единственное место, где была вода, правда, она обжигала все тело, так как была жутко холодная. Но это может взрослым было неприятно, а нам, ребятне, все развлечение. Мы забегали под струю и с визгом выскакивали, зарываясь в горячий песок. На Каменухе был выход на поверхность горных пород дикого камня в виде ямы с гранитными стенами. Почему образовалась эта яма, мы не знали – может селяне выламывали бутины камня для фундаментов. Вокруг рос березовый лес, и было очень красиво, провал выглядел таинственно. Мы часто играли в этом провале. Так и на этот раз мы не обошли его стороной.

Искупавшись, мы пошли полазить по камням, поиграть в пятнашки. Взрослые нам говорили, что на Каменухе в этом провале водятся змеи, гадюки, но нам пока не встречались. Мы прыгали по камням, прятались, от того, кто водил. Неожиданно истошно завопил Колька: «Укусила, меня змея укусила!». Мы мигом все выскочили из провала, оставив там вопившего Кольку. Мы все слышали, что нужно отсосать кровь из ранки при укусе змеи, но напрочь забыли об этом. Я первый опомнился и быстро спрыгнул обратно в провал, схватил Колькину ногу и стал отсасывать и сплевывать кровь, делал это пока она текла из двух малюсеньких ранок. Колька продолжал вопить, он перепугался на смерть, нога вокруг ранки, покраснела и немного припухла. Кровь остановилась, Колька перестал вопить, а только всхлипывал, нога немного болела, но идти было можно. Мы с ним выбрались наверх, и все побежали в село, где мать Кольки вызвала сельского фельдшера, который осмотрел ранку и сделал какой-то укол. «Опасности никакой нет, жить будешь, вы все сделали верно», – сказал он и выписал какое-то лекарство. «Вот, надо в районной аптеке купить, у нас нет», – и, похлопав по спине Кольку, ушел. Колька выздоровел, и мы долго не лазили в провал, боялись гадюк.

Сейчас нет того провала, там был открыт карьер для щебня и все перекопали, нет того фонтана, куда бегали купаться. Да и бегать уже некому, – детей в селе почти не осталось…

Земляника с молоком

Конец июня был теплым, вовремя прошли грозовые дожди, и природа, напоенная водой и обогретая солнцем, цвела буйным цветом трав. В поскотине, на холмах Кирпичного, так назывались холмы, так как там когда-то делали кирпич для колхозных нужд, поспела земляника. Мы с друзьями часто бегали в лес за ягодами, но земляника поспевала самой первой. Взяв по пол-литровой кружке, я и друг Колька отправились в лес набрать ягод. Мы знали одно хорошее место в логу, на склонах которого росла крупная, сочная земляника. В этом месте всегда росла трава, так как сюда на могли зайти коровы, которых пасли в поскотине – было круто.

Мы стали ползать по крутому склону, раздвигая траву, ягод было достаточно много и мы быстро набрали свои кружки. У нас в селе землянику не считали за ягоду, так баловство для ребятишек, вроде нас с Колькой. Ее нельзя высушить на зиму, как другие ягоды, а варенья в то время не варили – не было сахара. Набрав ягод, мы отправились домой. Я не знаю как распорядился своими ягодами Колька, а я высыпал их в алюминиевую чашку для супа, потолок мутовкой и залил молоком.

У нас не было своей коровы, и молоко нам давали соседи, тетка Ульяна, у них не было своих детей и они иногда давали нам кринку молока. Я отломил краюху свежего хлеба, который лежал на столешнице кухни, под чистой тряпочкой и стал есть. Наверное для меня не было вкуснее ничего, чем лесная земляника с молоком и мягким хлебом. Я быстро управился со своей порцией. Половину ягод я оставил маме, которая придет вечером с работы. Конечно, она тоже немного поест земляники с молоком, но не всю, половину оставит для меня – так делает любая мама. Сейчас, в наше время, мы тоже едим землянику со сливками, может она на много вкусней той лесной, потому что садовая, но для меня вкус той, остался на всю жизнь, потому что мы ее собирали сами, эту солнечную ягоду.

Шмелиный мёд

«Колька, пошли мед добывать!» – крикнул я своему другу в окно. Колька сидел за столом и что-то делал, я не думаю, что он писал или еще хуже – читал. Колька обернулся к окну и мотнул головой, мол час выйду. Немного погодя мой друг появился и спросил: «Какой мед и где? – Пошли на татарнике шмелей бить, они на нем мед собирают!» И мы побежали за село, где между огородами и лесом рос татарник. Кто не знает татарник, объясню – это такое колючее растение с крупными махровыми цветами, как у астры. Цветы, в основном, двух цветов: бордово-красного и темно-сиреневого на высоком полметра колючем стволе, колючки большие и очень острые. В букет такие цветы не соберешь, хотя они имеют привлекательный вид. Вот на этом татарнике шмели и пчелы собирали нектар, видимо, он был хорошим медоносом. Сломав по тонкому прутику тальника, мы пришли на место сбора меда.

Погода была солнечной и теплой, шмели и пчелы, жужжа, перелетали с цветка на цветок. «Бей только шмелей, они больше, значит и меда у них больше», – со знанием дела сказал я, хотя сам этого ни разу не делал, а только слышал от ребят. Они рассказывали, что нужно ударить по шмелю и убить его, а внутри есть мешочек с медом, который нужно просто слизнуть. Я выбрал шмеля, который, как мне показалось, летал тяжелее других, а значит уже полный меда, замахнулся и ударил, но промахнулся. Колька стоял и смотрел, разинув рот, на мою охоту. Шмелю, видимо, не понравились мои действия – он с лету ударил Кольку прямо в голову. Колька от неожиданности сел на зад и истошно за орал: «Больноооо, ну его этот мед, я не хочуууу!» Довод был резонным, я перепугался не меньше его, и тут же согласился с Колькой. Мне вовсе не хотелось получить вместо меда укус шмеля. Я подбежал к Кольке и посмотрел его голову, на ней красовалась огромная шишка. «Ничего себе, надо, наверное, водой помочить, тогда пройдет», – сказал я. Колька, бедный мой друг орал от боли не переставая, я не знал, что делать. «Надо к колодцу бежать, холодной водой намочить и пройдет», – уверенно сказал я, Колька, скуля от боли, поднялся, и мы побежали к колодцу. Зачерпнув ведром воды, я стал потихоньку лить ее на голову Кольки, видимо, ему стало легче и он перестал скулить. «Наелись меду, – весело ухмыльнулся я – долго не захотим», и мы побежали играть.

День был солнечным и теплым, шмели и пчелы с жужжанием кружили над татарником, собирая мед.

Рождество

Сегодня рождество, мы, школьники, конечно в бога не верили, но этот старинный праздник знали, как и Пасху. Утром я проснулся вместе с мамой, ей нужно было топить печь, стряпать хлеб и готовить нехитрую еду на день. С вечера мы с другом Колькой и другими ребятами договорились походить по деревне пославить. К этому празднику готовились все, особенно в зажиточных домах, у кого были коровы. Все знали, что пойдут славить утром дети, а вечером – ряженая молодежь, нужно будет чем-то откупаться.

Я вышел на улицу, на небе светила луна и мерцали звезды, словно подмигивали мне. Стояли рождественские морозы, дым из труб шел строго вверх, так как было тихо, казалось воздух тоже замерз и не хотел двигаться. В окнах домов, где были кухни, горел свет от керосиновых ламп и отблески пламени от горящих печей отражались на стеклах. Я зашел за Колькой, он уже сидел за столом и ел блины, которые его мать пекла в русской печи. Он оделся, и мы побежали на конец деревни, по пути позвали еще несколько друзей. Договорились заходить славить, только в хорошие дома, там больше и вкуснее готовят к празднику. Постучались в дом, хозяин которго работал трактористом. Они считались богатыми – у них была корова и много другой живности, значит и нам угощение будет хорошим. Мы гурьбой ввалились в избу и вразнобой стали славить. Молитву мы особо не знали, но, как нам казалось, проговорили хорошо и, перекрестившись, уставились на хозяев. Хозяин молча, с удивлением смотрел на нас, а потом рассмеялся и сказал жене: «Давай угощение мальцам, хорошо пославили». Хозяйка подала нам по шаньге и сырчику. Сырчик, это такое лакомство из творога со сливками и с добавкой распаренной луговой клубники, скатанное в шарик, величиной с куриное яйцо и замороженное. Сейчас это называется мороженое. Мы довольные вышли из дома. Так мы прошли несколько домов, и везде нам что-то давали. Село было большим, в каждом краю славить ходили свои группы. Это было с утра, вечером же, ходила славить ряженая молодежь, у них, конечно, было все по-другому. В дом они заваливались с шутками и присказками, раскрашенные и одетые в вывернутые шубы, начинали плясать и требовали выкуп. У кого-то из ряженых, обязательно была испачкана сажей шапка и он лез целоваться с хозяевами, которые после этих поцелуев оставались чумазыми. Ряженых старались умаслить, не дай бог обидятся – утром можешь не найти на месте ворот, которые будут закинуты на крышу сарая. Праздник проходил весело и сытно, хотя в бога не верили, а может верили, в душе и сердце.

По лужам босиком

Мы с другом Колькой сидели позади амбара и играли в ножички на песке. Ножички, это такая игра: нужно кинуть перочинный ножик с локтя, чтобы он острием воткнулся в песок, затем с плеча и так далее. Выигрывал тот, у кого больше раз воткнулся ножик. Солнце стояло в зените и было жарко даже в тени амбара.

Но наши уши уловили едва слышный гром, это как лист железа протащили по камням. Из-за посктины со стороны кирпичного заводика наползала черная туча, она быстро закрыла солнце и все небо. Сверкнула большая, вся в зигзагах молния и через мгновение раздался оглушительный треск прямо над нашими головами. Мы с Колькой испуганно прижались к стене амбара. Тут хлынул дождь, да такой сильный, что в десятке шагов ничего не было видно. Дождь был нужен, дождь ждали все и давно.

У нас с Колькой пропал страх, и мы выскочили из-под карниза амбара под дождь, струи воды были теплыми. Везде образовались большие лужи, и потекли ручьи, которые уносили всю грязь с улицы куда-то в овраг, а потом бурным потоком вливались в речку. Мы с восторгом бегали по лужам босиком, наши ноги летом не знали обуви. Мы вымокли до нитки, но не обращали внимания на мокрую одежду, нам было весело, мы были рады дождю.

Дождь закончился так же быстро, как и начался, туча понеслась дальше, в другое село, поливая по дороге поля и лес. Появилось солнце и на небе загорелась радуга, она была настолько яркой и красивой, что казалось, что на нее можно влезть и посидеть. От земли пошел пар, дождь охладил нагретую землю, все кругом зазеленело, он смыл всю пыль и напоил землю. Природа ожила, она была благодарна долгожданному дождю. Мы с Колькой сняли рубахи и штаны, отжали лишнюю воду и снова одели еще влажную одежду: досохнет на нас. Мы пошли по домам, подошло время обеда. Дома ждала горбушка хлеба, огурец и кринка молока.

Удар молнии

Мой друг Колька, я и еще двое друзей играли возле огромных дубов. Дубами мы называли огромные деревья – ивы. Дубы у нас не росли и мы их сроду в глаза не видели, но ивы почему-то называли дубами. Они росли на бывших усадьбах, которые давно были заброшены, так как это место было на берегу и каждую весну заливало водой во время весеннего паводка. За усадьбами сразу начинался крутой и высокий косогор, на котором была сельская улица. Здесь же внизу о бывших домах и огородах напоминали эти огромные, в три обхвата ивы. Сучья начинались на двухметровой высоте и росли густой шапкой. Вот на этих ивах мы играли с друзьями. У нас на сучьях был небольшой шалаш. Деревьев было три, два стояли рядом друг с другом, а третье дерево – чуть в стороне, ближе к косогору. Все было хорошо, как вдруг налетела гроза и начался ливень. Мы забились в свой шалаш, спасаясь от дождя. Сверкали молнии, гремел гром, не то чтобы рядом, но и не так далеко. Вдруг совсем рядом раздался оглушительный треск, как будто разорвали огромное полотно и все осветилось голубым светом. То дерево, которое стояло в стороне, вдруг вспыхнуло и, падая, развалилось вдоль посередке. Молния угодила в него и расколола пополам. Нас как ветром сдуло из шалаша на дереве, так мы перепугались этого грохота. Дождь быстро потушил горящее дерево. Гроза пронеслась мимо и мы подбежали к поваленному дереву, которое было расколото точно посередке, как огромным топором. После, когда все закончилось и прошло какое-то время, это поваленное дерево мы использовали как корабль. Мы отправлялись на нем в плаванье по морям и океанам. Этот корабль нам подарила молния, которая так нас перепугала.

Конопля

Июль месяц подходил к концу. В огородах уже выросло полно всякой зелени: огурцы, лук-перо, горох и много еще чего, чем мы могли бы поживиться по чужим огородам. Конечно, все это росло у каждого из нас, но чужое всегда было слаще. Вокруг плетней, которыми были огорожены огороды, всегда в изобилии росла крапива, лебеда и конопля. Нам, ребятне, не составляло труда незамеченными добраться до грядок и нарвать что попадет под руку. Морковку мы ели немытой, просто обтирали ее ботвой, также и все остальное.

За селом, рядом с поскотиной, было небольшое поле, даже не поле, а участок, на котором росла одна конопля, такая густая и высокая. Вот туда мы после набега на очередной огород и бежали со своими трофеями. В конопле было интересно играть в войнушку, подкрадываясь к неприятелю по протоптанным тропинкам. Когда конопля созревала и появлялись семена, мы в кулак сдергивали макушку, где были зернышки. Помяв их между ладоней, провеивали от листочков. Очистив, кидали зернышки в рот и, разжевывая, глотали. Вкусом они напоминали мак и были очень вкусные. Откуда брались эти заросли конопли, мы не имели понятия, ее никто не сеял. Конопля, как и лебеда с крапивой, росла сама по себе. В то далекое время, мы и слыхом не слышали, что конопля наркотическое растение. Может та, наша конопля, не подходила для этого, может какая-то другая есть… которая у нас в Зауралье не растет, хорошо бы.

Печёнки

В конце августа, когда до школьных занятий оставалась ещё неделя, мы с друзьями договорились сбегать за кирпичный заводик напечь картошки в костре. Печеную картошку мы называли печенками, так было проще и для нас понятнее. Картошку в огородах еще не выкопали, да мы и не собирались ее копать и тащить с собой, если ее было целое колхозное поле как раз там, куда мы побежали. С собой взяли только немного соли и по горбушке хлеба. Пришли на опушку березового леса, там, где подходило картофельное поле быстро руками нарыли картошки и у большого куста черемухи развели костер. Пока разгорались угли, мы лазили по кусту черемухи и лакомились спелыми ягодами, набивая полный рот, обсасывали мякоть, а потом сквозь сжатые губы, как шрапнелью, стреляли косточками. Когда нагорели угли, мы зарыли в них картофелины и сверху добавили хвороста. Через определенное время, мы вытащили одну для пробы, «Сыровата», – сказал мой друг Колька и мы продолжали лакомиться черемухой. Но вот печенки испеклись, и мы хворостиной все выкатили из кострища. Картошка была горячей, а у нас не было терпения, чтобы подождать, когда она остынет. Мы хватали ее руками, перекатывая из одной в другую, нещадно дули, затем палочкой соскребали обожженную кожицу до коричневого зажаренного цвета, разламывали пополам, солили и ели. Ели кому как нравится: кто вприкуску с хлебом, кто просто так. Наевшись до отвала, мы еще долго смеялись, показывая друг на друга, потому что наши рты и щеки были в саже. Потом, когда уже начинали копать картошку в огородах, всегда пекли печенки не в костре, а в бане на каменке. Нас, школьников, всегда ненадолго водили собирать колхозную картошку после уроков, часа на два. После чего мы всегда пекли печенки в поскотине. Это было хорошее время и мы с удовольствием это делали. Мы ждали, когда созреет картошка, мы любили печь и есть печенки.

Жвака

Мы с другом Колькой сидели на куче песка и играли в ножички. Колькин отец собрался ремонтировать русскую печь в доме и для этого привез телегу песка и глины. Солнце палило нещадно, играть нам надоело, да и было жарко. Мы побежали к речке, чтобы искупнуться у старого моста, где весной была вымыта яма при паводке водоворотом. Накупавшись вдоволь, мы растянулись на песке среди старых свай. Это были даже не сваи, а пеньки от них. Мост этот был построен еще до революции и сколько он прослужил, мы не знали. Когда его убирали, нас еще не было на свете. Судя по количеству пней от свай, это был большой и крепко сделанный мост. «Пойдем к бабушке Марфе, выпросим у нее жваку» – предложил Колька. «Не даст она за так, только за деньги или за яичко» – ответил я. Но нам сильно захотелось жваки и мы побежали домой, искать по яичку. Это было не трудно: куры в селе были у всех, также и в наших дворах.

Жвака, это смола, вытопленная из бересты березы. Она была темно коричневого цвета, мягкой и приятной на вкус. Проще говоря – это жевательная резинка по-современному, но жвака не теряла вкуса и чем дольше ее жуешь, тем эластичней она становилась. Варить эту самую жваку умела только бабушка Марфа, которая жила в домике на угоре. Под сараем, где на ночь собирались куры на насест, а днем неслись, в углу в старой корзине приспособленной под гнездо, я взял одно яйцо. Колька тоже нашел и мы побежали к бабушке Марфе, которая сунула нам по комочку смолы, взамен на яички. Мы тут же сунули жваку себе в рот, и с удовольствием стали ее разжёвывать до такой степени, пока она не стала издавать легкие, приятные щелчки, когда из массы вытаскиваешь зубы. Жвака никогда не липла к зубам и чистила их отменно. Вот такая у нас была жвака, по современному – жвачка.

Пучки

Июль, солнце еще не так жарко нагрело воздух и землю. Я сидел на пороге сеней и очищал от коры тонкую, в палец толщиной, ветку. Из ветки должна получиться хорошая шпага, а как же без нее на улице, ну просто никак. Колька пришел как раз во-время, ветку я очистил, обрезал по длине и был свободен. «Пошли по пУчки, там ребята собрались в дальний колок сбегать!» – «Пошли!» – согласился я и почесал босые ноги, которые вымыл вчера в бане. Обуви летом мы не носили.

Пучки, это молодой борщевик, толстые стебли которых пустотелые, мы ими лакомились, очищая от кожицы. На вкус они были приятными и нежными, похрустывали на зубах.

Мы присоединились к своим друзьям и неспешно побежали. Мы, ребятня, редко когда ходили шагом, мы все время куда-то спешили, как будто знали, что детство недолговечно и быстро закончится. До дальнего колка было километра два-три. Колок – это небольшая площадь березового и осинового леса, окруженная полями.

Там не пасли скотину и не вытаптывали траву, потому там росли целые заросли борщевика. Шли мы по полевой дороге, пролегавшей между посевами пшеницы, которая уже набирала колос. Пшеница росла густой и ровной. От легкого теплого ветерка поле ходило волнами, словно море. По обочине росли ромашки и лопухи, которым мы на ходу срубали головки своими шпагами. В лесу было прохладно. Мы стали лакомиться пучками, росшими тут во множестве, срезая стебли складными ножичками. Ножики были у всех мальчишек.

Борщевик еще не перерос и приятно хрустел. Конечно в лесу нас донимали пауты3, которых в это время было много, но кто на них обращал внимание, если тут такое вкусное лакомство! Когда борщевик созревал, и стебли становились грубыми и твердыми, мы использовали трубки стеблей как духовые ружья, стреляя из них косточками черемухи или боярки. Наевшись и нарезав пучек с собой, мы отправились домой. Подошло время идти на речку купаться, при этом заскочить домой и прихватить горбушку хлеба. День проходил не зря, с пользой для здоровья.

Пенки

Я сидел на широкой лавке за столом и слушал радио. Радио в селе провели совсем недавно и было оно нам еще в диковинку. Это был большой круглый, похожий на подсолнух, круг, только черный. В окно я увидел, что ко мне бежит Колька, который зашел в дом и сел у двери. «Чо делаешь?» – спросил он. «Чо не видишь, радиво слушаю!» – ответил я. Мне хотелось дослушать про «Бонивура», был такой герой в гражданскую войну, на Дальнем Востоке. «Пошли сок сочить и пенки есть, отец бревна привез из леса», – предложил Колька. «Да, сок и пенки это лучше. Про „Бонивура“ и завтра послушаю,» – подумал я и вылез из-за стола. Отец Кольки решил срубить новый сруб для баньки, своей у них не было, мылись у соседей. Бревна были осиновыми и несколько березовых тонкомеров на стропила. Бревна не очень толстые и их нужно было шкурить, то есть освобождать от коры. Вот этим делом мы и занялись. Осину шкурить было легко, только делаешь надрез коры складным ножом и лентой отрываешь от ствола. Под корой, был тонкий слой сочной, вкусной пленки. Такого слоя нет больше ни у какого дерева, слой-то есть, но не такой сочный и вкусный как у осины. Вот этот слой мы и сочили ножиком, то есть соскребали и в рот. Это было блаженством, когда ешь эту вкуснятину, то думаешь, что нет ничего вкуснее на свете. У березы тоже было чем полакомиться, особенно у молодых деревьев с молодой корой. У березы снимаешь бересту, а под ней тонкий слой коры, который берешь и сгибаешь кусочек, с краю и тянешь вниз, от коры отделяется тонкая пленка – пенка, которую тоже ели. Вот таким манером, мы за пару дней ошкурили бревна для баньки. Работа было полезной и вкусной, да еще Колькин отец за работу купил нам кулек красных, обливных пряников и кулек конфет подушечек. Такое удовольствие мы получали не каждый день. Говорят, слаще морковки нет ничего, есть, это осиновый сок и березовые пенки.

Угоры

Я сидел за столом, где только что делал уроки. Потом решил сходить к другу Кольке, он, наверное, тоже их уже сделал. Я оделся, так как была зима, и побежал к другу. «Пойдем на угор к конторе, покатаемся на санках,» – предложил я. Колька, конечно, отказать не мог, так как знал, что на угоре кататься весело. Угоры, это холмы, на которых расположилось наше село. Вот с них мы и катались. Самым любимым был угор у конторы, с него катались на санках и на нем всегда было много детворы. Санки были разные: у кого-то простенькие, сколоченные из брусков, у кого-то вязаные. Вязаные, это произведение столярного искусства, такие делали для упряжки лошадей, только маленьких размеров. Делали их без единого гвоздя или болта – их вязали. На такие санки садились двое или трое и с визгом неслись с угора до самых ворот конторы. Детворы было столько, что при спуске сталкивались санками и со смехом падали.

Вот мы и пошли с Колькой на этот угор. У него были старенькие, но еще крепкие вязаные санки, на которых мы катались вдвоем. У меня санок не было. Катались до самого вечера, пока не стало темнеть. Домой я пришел весь в снегу, намерзшим на одежду и валенки. В избе топилась железная печка. Кроме печи, у нас была еще и железная, топили ее вечером. Я скинул одежду и повесил ее сушиться. Взял большую картошину и ножик, нарезал тонкие пластики, положил на раскаленную печку поджариться, при этом переворачивал их. Картофельные пластики поджаривались до хрустящей корочки и были очень вкусные. Так, сидя на голбчике у печки, я уплетал эти, как сейчас говорят, чипсы. На улице зима и мороз, а мне тепло и уютно дома, у горячей печки.

На току

Был конец августа, на полях созрели хлеба. Во всю шла страда: убирали урожай зерновых, в основном пшеницу. Рожь убрали раньше, так как она была озимой и созревала раньше. Обмолоченное зерно свозили на тока, их было несколько в колхозе. Ток – это большая, утрамбованная площадка, на которую свозили зерно от комбайна или молотилки.

Мы с другом Колькой пошли на один из токов недалеко от села в надежде прокатиться на машине, которых в колхозе было две. На току во всю кипела работа, зерно провеивали и подсушивали, чтобы потом на машинах везти на элеватор. Вот мы и надеялись, что нам повезет прокатиться в кузове на зерне до элеватора. Машин на току не было, и мы с Колькой забрались на ворох пшеницы и стали выискивать горошины, которые попадались в пшенице. Горошины были спелые, не пересохшие, и мы с удовольствием их съедали. Ждать пришлось недолго, подъехал газон. За рулем был дядя Миша, которого мы считали своим другом, несмотря на большую разницу в возрасте. Он всегда нам разрешал прокатиться, то на элеватор, то в лес за дровами. На току машину быстро нагрузили зерном, и мы залезли на верх. В то далекое время это разрешалось, так как не было инспекторов на дорогах. До элеватора было двадцать пять километров по грунтовой дороге, тогда асфальт был только в больших городах. Машина катила быстро, и нас приятно обдувал теплый встречный ветер. Лежать на зерне было мягко и хорошо. Когда приехали на элеватор, у нас взяли зерно на анализ – на влажность и чистоту. Взвесив машину на больших автомобильных весах, поехали разгружаться. Открыв боковой, длинный борт, помогли разгрузить машину плицами4 и поехали обратно на ток. Так мы катались до самого вечера, помогая нагружать и разгружать машину.