Полная версия
Анархизм: история и ментальность русского бунта
Общество, основанное на принципе «авторитета и государственной необходимости», должно смениться обществом, построенном на принципе свободы, лежащем в основе политической и экономической организации: «Порядок в обществе должен быть равнодействующей всех местных, коллективных и индивидуальных свобод, достигших возможно высшей степени развития».
Для достижения этой цели Бакунин предполагал заменить политическую и экономическую организацию общества, построенную на основе принципа сверху вниз и принудительной централизации, организацией – «снизу вверх и от периферии к центру, по принципу свободной ассоциации и федерации».
Бакунин заявлял о необходимости отмены политических, социальных, юридических, экономических и финансовых учреждений, институтов, кодексов и т.д., но тем не менее говорил о сохранении республики и введении всеобщего избирательного права, внутренней реорганизации каждой страны на принципе безусловной свободы индивидов, производительных ассоциаций и общин как исходной точки и основы.
Бакунин подробно перечислял индивидуальные права граждан в обществе справедливости-уравнения и свободы. Это, прежде всего, право «каждого отдельного мужского или женского существа пользоваться со дня своего рождения до своего совершеннолетия полным содержанием, охраной, защитой, воспитанием и обучением за счёт общества во всех общественных школах, низших, средних и высших, профессиональных, обучающих искусству и наукам».
Затем следовало: «Равное право каждого на совет и в пределах возможности на помощь со стороны общества в начале своего жизненного пути, каковой каждый достигший совершеннолетия будет избирать свободно; затем общество, объявившее его абсолютно свободным, уже не будет иметь какого-нибудь дальнейшего авторитетного наблюдения за ним и сложит с себя всякую дальнейшую ответственность за него, причем на обществе остаётся лишь обязанность по отношению к нему уважать его свободу и в случае нужды защищать таковую». (От кого, если царят всеобщие равенство и справедливость и все уважают свободу друг друга, как и кто будет защищать, если государства нет? – авт.)
При этом Бакунин не желал ограничивать свободу индивида чем-либо: «Свобода каждого совершеннолетнего индивида, мужчины или женщины, должна быть полной и безусловной; свобода передвижения, свобода громко высказывать всякое своё мнение, быть ленивым или прилежным, неморальным или моральным – одним словом, по своему усмотрению распоряжаться своей личностью и своим имуществом, не отдавая в этом никому отчёта; свобода честно жить собственным трудом или позорной эксплуатацией благотворительности или личного доверия, раз последние добровольны и оказываются взрослым лицом». Он был сторонником ведения любой пропаганды любыми средствами без ограничений, кроме силы общественного мнения, за безусловную свободу союзов и соглашений, даже аморальных или кажущимися таковыми, включая те, «целью которых было бы извращение и разрушение индивидуальной и общественной свободы».
В своём стремлении защитить принцип неограниченности свободы индивида Бакунин доходил до крайних пределов: «Свобода может и должна обороняться только свободой». Опасным противоречием и бессмыслицей для него является любое посягательство на свободу под предлогом её защиты: «Ибо мораль не имеет другого источника, другого побуждения, другой причины и другой цели, кроме свободы, а так как она сама не что иное, как свобода, то все налагаемые на свободу в защиту морали ограничения обращаются во вред морали».
Так как причина индивидуальной и социальной аморальности, по мнению Бакунина, лежит только в «дурном общественном и семейном воспитании», в отсутствии или извращении общественного мнения, которое может существовать только благодаря свободе, а больше всего в «ошибочной организации общества», то необходимо прежде всего полностью разрушить основанную на неравенстве, привилегиях, божественном авторитете и презрении к человечеству политическую и общественную организацию и перестроить её «на основах полнейшего равенства, справедливости, труда и воспитания, опирающегося на разум и вдохновляемого лишь уважением к человеку, мы должны поставить её под охрану общественного мнения и вложить в нее душу безусловнейшей свободы».
Тем не менее, Бакунин допускал право обществ, нации, провинции или общины лишать взрослых индивидов их политических прав, если они не работают и живут за счёт общественной или частной благотворительности не будучи инвалидами, больными или старыми как средство борьбы с паразитирующими, злостными и вредными субъектами.
Бакунин предусматривал запрет на юридическое оформление продажи своей свободы при допущении добровольного рабства без контракта с лишением таких рабов политических прав и права воспитывать своих детей на время рабства.
Как ни странно, в анархическом безвластном обществе Бакунина всё же должны были наличествовать наказания и законы. Наказания могли накладываться на посягнувшего «на собственность, личность и в особенности на свободу гражданина своей страны или иностранца» согласно «местным законам».42
Большое значение Бакунин придавал различного рода ассоциациям и принципу федерации. По его мнению, кооперативные рабочие ассоциации могли создать новый общественный строй на основе различных промышленных групп, организованных согласно нуждам производства, вместо наций и политики.
Как и в отношении свободы индивидов, Бакунин признавал только принцип абсолютной, ничем и никем неограниченной свободы, неограниченной даже для защиты общества от злоупотреблений этой свободой: «Все ассоциации, какая бы ни была их цель, равно как и все индивиды, должны пользоваться безусловной свободой. Ни общество, ни какая-либо часть его: община, провинция или нация – не имеют права мешать свободным лицам свободно образовывать ассоциации для какой-либо цели – религиозной, политической, научной, промышленной, художественной или даже в целях взаимного развращения и эксплуатации людей беспечных и глупых, при условии, что последние уже достигли совершеннолетия. Борьба с шарлатанами и губительными ассоциациями есть дело исключительно общественного мнения». Но и «общественное мнение» может только лишать «губительные ассоциации» общественной гарантии, отказывать в юридическом признании, в политических и гражданских правах.
При административно-территориальном делении страны должны учитываться исторические традиции, потребности данного времени и особые обстоятельства, считал Бакунин, но при непременной обязательности и всеобщности двух принципов: все организации должны идти снизу вверх от общины к центральному единству путём федерации и между общинами и государством должен стоять по меньшей мере один автономный посредник: департамент, область или провинция. Этот посредник необходим для сопротивления «равномерно и деспотически централизующему давлению государства». (Хотя государства не должно было быть совсем – В.Б.).
Бакунин также подробно описывал принципы организации федеративного устройства общества снизу вверх от автономной общины до интернациональной федерации, социальной организации на основе равенства и справедливости, труда, общественного воспитания.
Легальная семья Бакуниным упразднялась, церковный и гражданский брак заменялись свободным, общество обязывалось содержать беременных женщин и кормящих матерей, родители могли оставить у себя детей и воспитывать их только под опекой и надзором общества, так как дети не принадлежат ни родителям, ни обществу, а только себе и своей будущей свободе, а родители являются всего лишь их естественными опекунами, однако законный и верховный их опекун – общество.
В воспитании детей церковь у Бакунина заменялась школой. Именно школа должна была воспитывать подрастающие поколения на началах разума, истины, справедливости, уважения к человеку, сознания собственного достоинства, неразрывно связанного с человеческим достоинством других, любви к свободе для себя и для всех других, культа труда как основы и условия всякого права, презрения к неразумию, лжи, несправедливости, трусости, рабству и праздности. Общественное воспитание, возложенное на школу, должно было сначала «образовать людей, затем рабочих, – специалистов и граждан». По мере взросления детей начало авторитета должно, естественно, всё более и более уступать своё место в воспитании началу свободы, чтобы при достижении зрелости, а, следовательно, полноправной свободы юноши забыли о властвовании над ними кого или чего либо. «Уважение к человеку, этот зародыш свободы, должно оставаться налицо даже при самых суровых и безусловных проявлениях авторитета».
Совершеннолетнего юношу предлагалось объявлять свободным и безусловным хозяином своих поступков. В качестве компенсации общественных затрат за время его детства от него требовались только оставаться свободным, жить своим трудом и уважать свободу других.
Бакунин исходил из того, что преступления и пороки порождаются только дурной социальной организацией, поэтому «при организации и воспитании, основанных на разуме, справедливости, свободе, уважении к человеку и полном равенстве, добро станет правилом, в то время как зло будет представлять болезненное исключение, которое под всемогущим влиянием морализованного общественного мнения будет всё реже и реже встречаться».
Старики и больные, при сохранении всех политических прав, должны будут пользоваться «обильным содержанием и полным уходом за счет общества».43
Большое внимание Бакунин уделял методам достижения идеального общества справедливости-уравнения и свободы. Путь к светлому будущему у него пролегал через социальную революцию. Эта революция должна была полностью разрушить старый мир, уничтожить всех эксплуататоров и их подручных, притом уничтожить в том числе физически, а не просто отменить частную собственность, деление общества на классы, привилегированные группы. Революцию должен был, по мнению теоретика анархизма, совершить сам народ, всегда готовый к революции в виде бунта.44
Отметим несколько важных положений взглядов Бакунина на революцию, народ, роль науки и молодёжи в разрушении старого мира.
Во-первых, Бакунин считал бунтарём и социалистом по своей природе не только русского крестьянина, но и германских крестьянина и рабочего, надо полагать, вообще всех эксплуатируемых, вне зависимости от национальности. В Европе он поддерживал отношения с анархистами разных стран, участвовал в революционных выступлениях во Франции и Германии.45
Во-вторых, Бакунин никогда не заботился об объективных предпосылках революции, для него она была возможна в любой момент и главное для него заключалось в наличии революционного инстинкта, инстинкта свободы, «страсти к равенству», «святого чувства бунта и уверенности в своей правоте. Отсюда отрицание им необходимости в пропаганде, оцениваемой как празднословие, и призыв к делу, допущение любых средств совершения революции-бунта.46 Народ – бунтарь по своей природе и надо только соединить его отдельные выступления в один всеобщий бунт, т.е. народную революцию.
В-третьих, очень противоречивым было отношение Бакунина к образованию, просвещению, науке, знаниям.
Анархист призывал молодёжь учиться у народа, который «Западом никогда не увлекался, потому ему и до отрицания его нет никакого дела», заявлял, что «главное то, что со всею своею наукою мы бесконечно беднее народа». Он признавал, что народ груб, безграмотен, но «зато в нём есть жизнь, есть сила, есть будущность – он есть», а жизнь образованной части общества «пуста и бесцельна», у неё «нет ни дела, ни поля для дела».47
Бакунин не ставил задачу просвещения народа, наоборот, он видел в его невежестве и зверином состоянии положительную сторону – рабочие и крестьяне «сохранили свежесть ума и сердца», нравственное здоровье, имеющееся у них благодаря труду, помогло им сохранить чувство справедливости, здравый смысл, способность сочувствовать несчастьям других.48
Но в философских и теоретических работах Бакунин высоко оценивал значение науки, научного знания, постоянно подчёркивал подчинённость природы вообще и человечества в частности природным и общественным закономерностям, в познании которых он видел ключевое отличие человека от животного мира. А в революционных сочинениях, в обращениях к молодёжи он отрицал вместе с другими ценностями старого мира и старые знания, призывал удаляться из университетов и учиться у народа.
У теоретика анархизма получалось, что наука необходима «для рациональной организации общества», но неспособна заниматься «реальным и живым» и поэтому «не должна вмешиваться в реальную и практическую организацию общества».
Для решения этой проблемы Бакунин предлагал ликвидировать науку «как моральное начало, существующее вне всеобщей общественной жизни и представленное корпорацией патентованных учёных» и распространить её в широких народных массах, наука должна стать коллективным сознанием общества и всеобщим достоянием. Сохранив в таком случае свой универсальный характер и продолжая заниматься общими причинами и условиями, общими отношениями индивидов и вещей, наука «в действительности сольётся с непосредственной и реальной жизнью всех человеческих индивидов». Он проводил параллель с Реформацией, которая отрицала необходимость в священниках, так как теперь каждый человек мог стать собственным священником.49
Предложение Бакунина могло привести только к ликвидации науки как таковой, как вида профессиональной специализированной деятельности и ни к чему иному. Наука, как и любой более или менее сложный вид деятельности, требует длительной и сложной специальной подготовки, больших затрат умственной энергии и не может существовать в ином виде. А у протестантов очень рано появился институт священников, а авторитетные учителя и наставники были изначально.
Бакунин утверждал, что социально-экономическая наука доказала необходимость уничтожения личной наследственной собственности, а, следовательно, коллективной как необходимого условия будущего социального строя и таким образом дошла до «отрицания самой идеи государства и государствования, т.е. управления обществом сверху вниз во имя какого-либо права и пришла к анархии, поэтому «никакой учёный не в состоянии научить народ, не в состоянии определить даже для себя, как народ будет и должен жить на другой день социальной революции».50
У Бакунина выходило, что, если научные исследования можно использовать для обоснования анархизма, то – это наука, а если нет – то шарлатанство.
На первый взгляд, понимание Бакуниным роли науки и просвещения в обществе являются простыми и неопасными заблуждениями. Но это не так, потому что он сам делал из этого серьёзнейшие выводы и призывал молодёжь: «Интересы современной, реальной науки есть интересы царя и капитала, которым она исключительно служит, исключительно потому, что до сих пор ни из одного открытия не сделано прямого приложения к народной жизни; все открытия или эксплуатированы барством, дилетантами, торгашами, или приноравливаются на увеличение военных сил. Вся изобретательность учащихся направлена в сторону не народную, и потому интересы этой реальной науки не есть наши интересы… Данное поколение должно само образовать ничего не щадящую грубую силу и идти безостановочно по дороге разрушения. Здоровый не испорченный мозг молодежи должен понять, что гораздо человечнее резать и душить десятки, много сотни, ненавистных людей (выделено авт. – В.Б.), чем участвовать с этими людьми в систематических законных убийствах, мучениях и терзаниях миллионов мужиков, как участвуют более или менее непосредственно наши чиновники, наши учёные, наши попы, наши купцы, словом, все сословные, гнетущие бессословных!… Пусть же все здоровые молодые головы принимаются немедленно за святое дело истребления зла, очищения и просвещения Русской Земли огнём и мечом, братски соединяясь с теми, которые будут делать то же в целой Европе».51
В другой прокламации 1869 г. Бакунин призывал: «Итак, молодые друзья, бросайте скорее этот мир, обречённый на гибель, эти университеты, академии и школы, из которых вас гонят теперь и в которых стремились всегда разъединить вас с народом. Ступайте в народ! Там ваше поприще, ваша жизнь, ваша наука. Научитесь у народа, как служить народу и как лучше вести его дело. Помните, друзья, что грамотная молодёжь должна быть не учителем, не благодетелем и не диктатором-указателем для народа, а только повивальною бабкою самоосвобождения народного, сплотителем народных сил и усилий. Чтоб приобресть способность и право служить народному делу, она должна утопиться в народе. Не хлопочите о науке, во имя которой хотели бы вас связать и обессилить. Эта наука должна погибнуть вместе с миром, которого она есть выразитель. Наука же новая и живая несомненно народится потом, после народной победы, из освобожденной жизни народа»52.
Человеку, не отягощённому знанием, культурой, не занимающемуся повседневным трудом действительно легче «резать и душить». В этом Бакунин абсолютно прав. И эти его идеи многократно подтверждены историей, особенно в XX – и в начале XXI в. – хунвейбины в маоистском Китае, красные кхмеры в Камбодже, дети-солдаты в африканских странах. Но все эти случаи массовой резни во имя высоких целей, в том числе создания общества справедливости-уравнения к успеху не привели.
Хотя Бакунин постоянно повторял мысль о народе как главной революционной силе, его стихийной готовности к бунту, призывал молодёжь учиться у народа, раствориться в нём, тем не менее, он придавал большое значение деятельности отдельных личностей в революции. Эти личности должны были просветить народ, сформулировать народные желания, требования и идеалы, понимание будущего, так как сам тёмный народ сделать это не в состоянии. Они же должны объединить раздробленный и разобщённый народ, организовать его одновременное восстание. Призывать революционную молодёжь «раствориться в народе», утверждать, что надо учиться не в школах и университетах, а у народа и тут же заявлять о неспособности народа сформулировать свои требования и идеалы, о том, что это должны сделать за народ революционные личности – более чем нелогично. Но бакунинские идеи пронизаны подобного рода противоречиями.
Так как существует опасность, что во главе революции окажутся какие-нибудь честолюбивые проходимцы, поначалу революционеры и демократы, Бакунин полагал, что революционные личности не должны стоять во главе толпы и ею повелевать, а должны действовать скрытно в самой толпе и незаметно связывать своей деятельностью одну толпу с другой, также незаметно придавать движению одно направление, один дух и характер. Только в таком случае имеет смысл и необходимость создание «тайной подготовительной организации.53
Для борьбы с централизованным государством революционеры вынуждены создавать революционные организации на основе «строжайшей организационной дисциплины, основанной на полнейшем самоотвержении и самозабвении каждого – надо, говорю я, чтоб они всегда и везде действовали, как один человек». И Бакунин уподоблял революционную организацию штабу революционного войска, а весь народ – этому войску.
Опасность проникновения в революционную организацию недостойных людей, способных превратить её в порабощающую народ силу и использовать её в корыстных целях, Бакунин надеялся предотвратить введением полного самоотречения, отказа от личной собственности, от официальной или публичной власти и силы, вообще от всякого значения в гражданском обществе для революционеров, даже отказа ими от собственной воли. Он подчёркивал, что «действует не лицо, а только коллективность».54
Опасность превращения революционеров, освободителей народа, в его поработителей, в диктаторов осознавалась в 1860—1870-е гг. как самими революционерами, так и их оппонентами. И единственным ответом на эту весьма реальную опасность у самих революционеров была надежда на высокие моральные качества революционеров, особенно их вождей. Отсюда Рахметов и новые люди Чернышевского, которые появляются из ниоткуда накануне революции и исчезают в никуда после неё, так как неприспособленны к мирной жизни.
Но надежды на высокоморальных личностей чреваты большими бедами. Достоевский уже тогда прямо ставил вопрос: «Поймите меня: самовольное, совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть, по-моему, признак высочайшего развития личности, высочайшего её могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли… Но тут есть один волосок, один самый тоненький волосок, но который если попадётся под машину, то всё разом треснет и разрушится. Именно: беда иметь при этом случае хоть какой-нибудь самый малейший расчёт в пользу собственной выгоды. Например: я приношу и жертвую всего себя для всех; ну вот и надобно, чтоб я жертвовал себя совсем, окончательно, без мысли о выгоде, отнюдь не думая, что вот я пожертвую всего себя и за это само общество отдаст мне всего себя».55 Эту проблему Достоевский ставил и в своих романах, особенно «Бесах» и «Преступлении и наказании».
Кроме самоотречения, другой способ предотвращения морального разложения революционеров Бакунин видел в строжайшей дисциплине, в отказе от своей принципиальнейшей идеи абсолютной и ничем неограниченный свободы. Многократно говоривший о праве каждого индивида входить в какую-либо ассоциацию и выходить из неё, он лишал этого права революционеров – вступление в организацию было свободно, но выход из неё невозможен, вступление было «безвозвратно».
Бакунин высказывал себя сторонником самого крайнего фанатизма, подчинённости личности «торжеству народного дела» вплоть до ненависти ко всему, что может помешать этому делу, железной дисциплины, отказа от обсуждений и споров даже внутри революционной организации. Теоретик анархизма понимал, что в таком случае возможно установление диктатуры руководства революционной организации. Но он надеялся, что наличие чёткой программы, рекомендации вновь вступающим со стороны доверенных лиц, коллективизм и взаимный контроль, прозрачность действий (как этого добиться при полной секретности? – В.Б.), «вечная неизвестность», «пожизненная незначительность» и отказ от высоких должностей в случае победоносной революции лидеров организации, отсутствие группировок позволит предотвратить нежелательное развитие событий и установление диктатуры вождей.
Но при этом Бакунин считал необходимым, чтобы рядовые члены революционной организации не знали руководителей и руководство бы само пополнялось за счёт «наиболее достойных.56
Бакунин описывал организационные принципы революционной организации на примере Комитета «Народной расправы» С. Нечаева, организации совершенно мифической, не существовавшей. Но как раз эти организационные принципы создавали и создают почву для мистификаций, для установления диктатуры руководителей, злоупотреблений с его стороны, морального и политического разложения.
Ошибочно думать, что на Бакунина подействовало обаяние личности С. Нечаева и он пошёл у того на поводу и сформулировал организационные принципы, прямо противоречащие основополагающим идеям анархизма. Вовсе нет, как раз статьи Бакунина оказали влияние на формирование взглядов Нечаева.57 В одной из них Бакунин прямо писал: «Без дисциплины, без строя, без скромности перед величием цели мы будем только тешить врагов наших и никогда не одержим победы».58
Для С. Нечаева были характерны мистификация, прямой обман, фальсификация, применение подлога, рассылка прокламаций по почте, что было чревато арестом для получателей, использование любых методов, вплоть до убийства для привлечения людей в революционную организацию и удержания их в ней. И на словах, и на практике Нечаев проводил принцип – «цель оправдывает средства». Бакунин мало уступал ему в этом.59 Но негодными средствами нельзя добиться достижения хороших целей, тем более и цели были неверно поставлены.
Надежды Бакунина на массовое народное восстание весной 1870 г. оказались напрасными. Русские крестьяне предпочли от помещиков откупиться, а не бунтовать, анархические идеи общества справедливости-уравнения они не воспринимали, а сами народники от безудержной веры в революционные возможности народа пришли к тактике террора и идее права революционеров применять силу к самому народу в случае, если он не следует вслед за революционерами.60
Разочаровался в народе в конечно итоге и сам неистовый революционер и бунтарь Бакунин, написавший 15 июля 1875 г. Э. К. Ралли: «…Оглядываясь на окружающие нас события и явления момента, в который мы живём, на подлость, мелкоту, трусость, бездушие характеров; на полное отсутствие честных стремлений (в большинстве), на тупость, эгоизм, на буржуазность, и беспомощность пролетариата, на стадность, на самолюбование и проч… на весь современный склад нравственной личности, на социалистическую развращённость рабочего, испорченного болтовней и утратившего даже инстинкт, – я ничего не жду от современного поколения. Знаю только один способ, которым ещё можно служить делу революции, – это срывание масок с так называемых революционеров. Почва наша до того засорена, что много надо трудов, чтобы только очистить её от всякой дряни, и то, что бы ни посеялось, всё заглушится сорной травой и бурьяном. Пример всюду: во Франции, Италии, Испании, в Швейцарии. Могу назвать тысячи. Произрастание бурьяна и сорных трав – вот период, в котором мы живем. Суемудрие, скажете вы? – Какой чёрт суемудрие, разве вы не знаете, что в революционной партии на 100 человек, наверно, 90 подлецов и негодяев, вредящих делу. Это между интеллигенцией, а в народе? Вот с каких пор я наблюдаю и вдумываюсь в народ, после Парижа, Лиона, после французской войны и Коммуны, везде вижу одно – лишь полное отсутствие человечности, одну лишь цивилизационную гангрену буржуазных стремлений. Исключения редки и даже, по-моему, необъяснимы. Что же делать? Ждать. Ждать, что, может быть, обстоятельства европейские сложатся круче, т.е. совокупность экономических и политических условий. Индивидуальная же деятельность, организаторская, агитаторская не приблизит, не изменит ничего. Поле не за нами, а за сорной травой. – Все Марксы, Утины, все практические подлецы могут ещё действовать, т.е. исполнять своё назначение – развращать человеческую мысль и волю. Тут поприще готовое и подготовка богатая и задатки громадные. Наш час не пришёл».61