Повесть твоего сердца. Автобиографическая мистификация

Повесть твоего сердца

Автобиографическая мистификация

Аврора Ливрова

Фотограф Наталья Гончар

Автор послесловия Галина Шляхова

© Аврора Ливрова, 2020

© Наталья Гончар, фотографии, 2020

ISBN 978-5-4474-1096-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Посвящается Рыжухе,

одной из лучших кошек,

когда-либо живших на Земле.

К книге «Повесть твоего сердца» у меня особое отношение. Так получилось, что её написание заняло много лет, начавшись в мои школьные годы, а образ главной героини был придуман в ещё более раннем детстве. Подготавливая произведение к изданию, я редактировала язык, но не стала вносить изменений в сюжет, хотя на момент постановки последней точки многие эпизоды, созданные ранее, уже казались мне в чём-то наивными, в чём-то отставшими от моего нынешнего стиля мышления. Я оставила нетронутыми старые главы, дорожа своим прошлым авторским опытом. Если теперь я пишу иначе, пусть это воплощается в новых книгах, а вызванное к жизни ранее заслуживает уважения и сохранности.

Первое письмо Художника племяннику

Здравствуй, мой маленький тушканчик!

Наверное, тебе, шестилетнему ребёнку, не очень интересны подчас бессмысленные рассуждения твоего уже не молодого дяди. И папа твой велел мне оставить тебя в покое, чтобы не загружать светлую юную головку ненужной информацией. Но всё же я вновь пишу тебе, потому что мне необходимо излить душу, а ты единственный человечек на всей планете, способный снисходительно внять моим мыслям. Неопытные дети, как ни странно, с бóльшим пониманием относятся к некоторым вещам, чем чересчур логичные взрослые.

Ну а если моё письмо покажется тебе слишком нудным и сложным, просто забудь его содержание. Быть может, твой папа прав: я злоупотребляю твоим вниманием.

Помнишь, я говорил тебе о девушке, которую видел во сне? Её лицо так и стояло у меня перед глазами с тех пор. Едва я встретил этот образ в своих мечтах, как мне стало казаться чрезвычайно важным запечатлеть его, и я не находил себе места, пока не взялся за дело. Не припомню, чтобы над какой-либо из прежних своих картин я трудился с подобным вдохновением. Портрет получился у меня не сразу: восемь раз я уничтожал почти готовую работу, обнаруживая недостаточное сходство с тем обликом, совершенную красоту которого стремился передать.

Уже почти разуверившись в успехе затеи, с девятой попытки я всё же добился точного воспроизведения на холсте незнакомки из моего сна. Сейчас с картины на меня устремлён задумчивый взгляд из-под длинных ресниц, и бледноватое лицо выглядит настолько живым и осмысленным, что я словно физически ощущаю в комнате человеческое присутствие. Для моей привыкшей к одиночеству души это и странно, и волнительно…

Мне трудно подобрать слова, чтобы передать, чтó я чувствую, когда смотрю на портрет. Эта девушка наполняет меня безосновательной, но непоколебимой верой, что она принесёт в мою жизнь перемены. Надежду. Опасности. И нхи с чем не сравнимое счастье.

Я привык к разочарованиям, и крушение очередной мечты не сильно огорчит меня. За столько лет не отыскав любви и доверия, понимания и доброты, в которых я когда-то так нуждался, я убедил себя, что не достоин ничего лучшего, чем та однообразная уединённая жизнь, которую я имею. Я старательно отгоняю от себя волшебные предчувствия. Разве мог я, обычный человек, сотворить чудо? Ни мой сон, ни ставший его продолжением портрет не наделены никакой особой силой.

Но вопреки здравому смыслу взгляд с картины до дрожи заставляет верить в абсурдные желания.

Прости, если это письмо озадачит тебя. И спасибо, что прочтёшь его.

Я люблю тебя.

Твой дядя Художник.

Взгляд с картины

Bu yüzde ne güzel, ne ince çizgiler vardı. İnsana ağlamak arzusu verecek kadar güzel şeyler.

Reşat Nuri GüntekinÇALIKUŞU1

Ему было 38 лет. Для всех он был неудачником, который не сумел добиться успеха в жизни, который в свои зрелые годы умудрился остаться без работы, без денег и без семьи. Слишком мечтательный, не в меру добрый, не к месту наивный, он не вписывался в реальность, будто был создан для сказочной повести, а не настоящего мира.

С детства он отличался характером странным и непокладистым. Родители, потратив массу усилий на его воспитание, в конце концов отчаялись сделать из него «приличного человека». Старший сын, Сергей, стал их утешением, оправдав семейные надежды: он превратился в крупного коммерческого деятеля, нажил солидный достаток, женился довольно выгодно и подарил родителям очаровательного внука Андрюшку. Словом, вёл существование размеренное, как постоянная физическая величина, что устраивало и его, и окружающих.

Но его младший брат… Своими необъяснимыми выходками, безумными рассуждениями и непримиримым отношением к действительности он разбил на старости лет сердце матери и довёл отца до ярости. После неоднократных тщетных попыток «наставить неразумного сына на путь истинный» у родителей опустились руки. Впрочем, их отдаление не слишком опечалило оригинального отпрыска: для него одиночество стало нормой жизни, с тех пор как он помнил себя.

Старший брат тоже от него отвернулся. В благополучном мире Сергея не находилось места для оборванца со специфическими взглядами. Но чтобы обеспечить себе репутацию человека милосердного, время от времени он поддерживал со своим родственником общение и даже иногда помогал ему материально.

Разумеется, если бы Сергей знал, чем обернутся редкие визиты его брата, он навсегда закрыл бы для того двери своего дома. Но успешно заниматься предпринимательством ещё не значит обладать проницательностью.

Маленького Андрюшу очаровали рассказы его дяди. Затаив дыхание, широко распахнув доверчивые глаза, мальчик слушал о справедливости, о добре, о любви, о дружбе… о чудесах, которым нет места в реальном мире, в мире, известном ему от отца, никогда не говорившего с ним об этих вещах.

Ребёнок привязался к дяде горячо и искренне. Почему папа называл такого мудрого человека сумасшедшим и велел Андрюшке проводить с ним меньше времени? Да и куда уж меньше! Дядя и так редко приходил к ним в гости, и мальчик старался не упустить эти счастливые часы, когда он мог пообщаться с тем, кто ласково называл его тушканчиком и пытался объяснить ему свои мысли, столь увлекательные. И почему, когда Андрюшка объявил, что хочет быть похожим на своего дядю, папа рассердился и кричал, чтобы он не смел думать об этом «оборванце, который не может служить примером для подражания»? А потом позвонил по телефону и долго втолковывал кому-то на другом конце провода, чтобы этот «кто-то» не портил его сына чудаковатыми бреднями, дурно влияющими на детскую психику. Андрюшка плакал целый вечер, узнав, что дядя никогда больше не придёт к нему, и не понимал, за что же папа не любит своего брата. Мальчик боялся, что навсегда потерял близкого друга. Но вот на днях в детском саду воспитательница – очевидно, не предупреждённая, что не все родственники мальчика вправе оставлять для него гостинцы, – передала ему письмо от дяди. Радости ребёнка не было предела. Хотя Андрюшка только недавно научился читать, он кропотливо разбирал затейливый почерк дорогого человека. Теперь общение с дядей усложнилось, но, как тот и учил малыша, желания не должны исполняться легко, трудности повышают ценность того, что удаётся получить путём их преодоления. И Андрюшка с бóльшим усердием стал заниматься грамматикой, чтобы лучше читать и скорее научиться писать. Тогда он сможет ответить дяде на его послание. Главное, чтобы папа об этом не узнал. Андрюшка интуитивно чувствовал, что тот не одобрил бы переписку своего брата с племянником.

Итак, ему было 38 лет, и для всех он был человеком ленивым, потерянным для общества и изо дня в день влачащим бесполезное существование. Только его племянник Андрюшка сумел распознать в нём того, кем он был на самом деле. А был он Художником.

Родители, сообразив, что большего от младшего сына ожидать не приходится, пробовали уговорить его выставлять картины на продажу. Уступая их настойчивым просьбам, Художник попытался следовать этому совету. Но зарабатывать на жизнь таким способом не вышло: творчество его не оценили.

Согласно классическому механизму замкнутых кругов, в которых причины и следствия взаимно порождают друг друга, один раз столкнувшись с непониманием, Художник перестал верить в себя, заведомо ожидая отказов и критических отзывов, а потому неизбежно притягивая именно их. Ведь посторонним не понять повесть сердца автора, если тот, рассказывая её через своё творчество, сам считает её неинтересной и бессмысленной.

Вслед за публикой согласившись, что производил на свет лишь бездарную мазню, Художник научился презирать и ненавидеть себя за свою никчёмность, но не забросил живопись, поскольку только в ней и находил утешение. Решив, что выполнять работы на заказ означает предавать искусство, а выставлять на оценку написанное по вдохновению чревато только усугублением разочарований, он был единственным созерцателем собственных произведений. Садясь за мольберт, он забывал об окружающем мире, отношения с которым у него упорно не ладились, погружаясь в мир собственный, где бывал счастлив.

Однокомнатная холостяцкая квартира – такова была мастерская Художника. Старая, потёртая мебель, хаотично разбросанные вещи, полуободранные выцветшие обои – вся эта обстановка, требующая уборки и ремонта, ничуть не волновала обитателя скромного и малоуютного жилища.

Не так уж много картин украшало стены квартиры Художника, но зато это были настоящие произведения искусства.

Особенно сильное впечатление производила одна из них. На ней был изображён берег океана. Синяя водная гладь казалась спокойной, лишь издали, с края горизонта, чуть поднималась волна. А на берегу возвышался утёс. Могучий и гордый, он устремлялся к самому небу. Каменная громада выглядела абсолютно гладкой, лишь небольшое ущелье рассекало её поверхность. Взгляд не проникал вглубь, и оставалось тайной, ведёт ли трещина в удобную пещеру или же не имеет продолжения.

Помимо этого пейзажа присутствовали в комнате Художника и другие. На одном изображалось солнце, восходящее над небольшим посёлком и обагряющее небо сиянием своих лучей. На другом раскинулись вечно зелёные джунгли: свисающие лианы, пальмы со спелыми кокосами на верхушках и проворные мартышки, застывшие в стремительном прыжке или висящие головами вниз.

Только натюрмортов не писал Художник. Он считал, что мёртвая природа не имеет ни неповторимой прелести, ни силы воздействовать на чувства человека.

Что же касается портретов, Художник давно хотел попробовать себя в этом жанре. Но лица, которые окружали его, казались ему слишком неискренними и поверхностными, чтобы служить источниками вдохновения. Не желая писать портрет с натуры, он мечтал сам придумать идеальный образ, который сочетал бы в себе физическую целесообразность с чистотой души, читающейся даже сквозь внешние черты. Однако смутно угадываемый облик никак не приобретал в его сознании целостности, пока однажды Художник не встретил девушку, соответствовавшую его представлениям о совершенной красоте, во сне. Её лицо, хотя и не напоминало ему никого из знакомых, врезалось в память, и, желая сохранить его наяву, он понял, что нашёл долгожданную музу.

Художник работал над портретом целый день. Восемь эскизов показались ему негодными и были с досадой разорваны им. Солнце уже село, когда он взялся за кисть в девятый раз. Точно издеваясь над его неугомонностью, в доме вдруг отключилось электричество, погрузив комнату в мягкий полумрак. Однако это не остановило творческую энергию Художника. Отблески свечи плясали по полотну, и так же неровно, как менялись очертания теней, ложились на холст мазки масляной краски.

Свеча догорела, в комнате стало совсем темно. Художник окончил работу и отложил кисть. В предрассветных сумерках он сидел перед своей картиной, которую не мог разглядеть, и ожидал восход. Наконец первый луч проник в окно.

С мольберта на Художника взглянули чёрные глаза. Взглянули сперва строго и холодно, так, что он внутренне содрогнулся. Но, повторно посмотрев на картину, он заметил во взгляде девушки оттенок ласки, долю участия. Её лицо, сначала показавшееся бледным, теперь будто оттаяло, щёки покрылись румянцем. Губы были плотно сжаты, но уголки их словно подрагивали, в любой момент готовые улыбнуться. Волнистая прядь тёмных волос, спадавших ниже плеч, кокетливо выбилась на лицо, которое выглядело надменным. Должно быть, обладательница его сознавала всю силу своей красоты. Однако за загадочными чертами угадывались и доброта, и нежность, и намёк на страстные чувства, тщательно скрытые под маской величественного равнодушия.

– Дитя зари, – прошептал, от избытка эмоций вкладывая в слова излишний пафос, впечатлённый Художник, – Аврора!2 Моей кистью, вероятно, руководила высшая сила, когда я рисовал тебя. Ты не принадлежишь мне. Ты явилась мне во сне и вернулась теперь, при утреннем свете. Сейчас ты ещё прекрасней. Ты родилась вместе с новым днём, едва лишь встало солнце. Богиня утренней зари, Аврора!

Этот восторженный мадригал, произнесённый Художником в честь плода его усилий, сопутствовал появлению Авроры. Первые слова, услышанные гордой красавицей, явились восхищением и преклонением перед её очарованием, а заодно и признанием её самобытности. Усомнившись, принадлежит ли ему его же творение, автор озвучил неосознанное пророчество.

Утомлённый, но счастливый, Художник испытывал острую потребность разделить с кем-нибудь захлестнувшие его эмоции. Но он был одинок. Единственным, кто мог бы его выслушать и понять, был шестилетний мальчик, его племянник, да и с тем строгий отец запретил ему общаться, чтобы не забивать головку ребёнка «всякой чепухой». Но стремление рассказать кому-нибудь об удивительном портрете оказалось нестерпимым, и, недолго думая, Художник решился написать Андрюшке письмо, ещё не придумав, каким образом умудрится доставить его адресату.

Около полудня он завершил своё послание маленькому «тушканчику». Устало зевнув, он тяжело опустился на край дивана. Бессонная ночь и долгие часы труда истощили его силы. Художник ещё раз поднял глаза на Аврору, и ему на мгновение померещилось, будто её взгляд обращён в другую сторону. Но, не в силах больше бороться с одолевавшим его сном, он отвернулся к стене и моментально расстался со всеми мыслями.

Ночной голос

А под маской было звёздно,

Улыбалась чья-то повесть,

Короталась тихо ночь.

И задумчивая совесть,

Тихо плавая над бездной,

Уносила время прочь.

Александр Блок

– Здравствуй, Художник!

Словно сквозь сон донёсся до него тихий мягкий голос. Казалось, кошка вкрадчиво мурлыкала возле его уха. Разомкнув веки, Художник поймал на себе взгляд пары мерцавших глаз. Вскоре начав привыкать к темноте, он различил очертания силуэта девушки, сидящей у него в изголовье.

– Аврора… – прошептал растерявшийся Художник.

Ответом ему был слабый смех.

– Да, это я, – откликнулся тот же голос.

Художник услышал, как чиркнула спичка. Огонёк заплясал перед ним и осветил лицо девушки. Он узнал её. То же благородство, та же грация, то же величие, та же таинственность, что сквозили на портрете, теперь отражались в отблеске вспыхнувшей свечи.

– Что ты здесь делаешь, ты же не живая, – пробормотал Художник.

– Пока что да, но в твоих силах исправить это.

Девушка поставила свечу на тумбочку возле дивана и неторопливо стала прохаживаться по комнате.

– Я плод твоего воображения, хотя это меня не вполне устраивает. Но придётся с этим смириться. В конце концов, если бы не ты, меня бы не было. Надо отдать тебе должное: ты создал меня красавицей!

Художник следил глазами за её плавной походкой, стараясь не упустить ни одного движения. Она перемещалась осторожно, будто леопард на охоте. Каждый шаг претендовал на шедевр. Он любовался ею. Он наслаждался тембром её голоса, в то время как его разум отказывался осознавать смысл потока слов.

– Как ты можешь говорить со мной? Ты ведь портрет. Как ты сама выразилась, ты существуешь лишь в моей фантазии. Или… я снова вижу сон?

– Нет, на сей раз ты не спишь и не грезишь.

Аврора присела обратно на край дивана.

– Видишь ли, мир мечтаний очень тесно связан с реальностью. Любое твоё потаённое желание может исполниться, но это зависит от тебя самого. Тебе слишком скучно, слишком душно в действительности, поэтому ты ищешь спасения внутри себя. Но ты не можешь жить по ту сторону своей души – ведь ты имеешь тело, тогда как твои фантазии бестелесны… пока.

Художник приподнялся на постели.

– Что ты хочешь этим сказать? Знала бы ты, какими бессмысленными бывают мои грёзы…

Девушка тихо рассмеялась.

– Уж поверь мне, я знаю. Ведь я сама олицетворение твоей мечты. Надо признаться, самой лучшей.

– Но то, о чём я думаю, сбыться не может…

– Отчего же, если портрет способен ожить?

Художник озадаченно вздохнул и снова опустился на подушку.

– Я ведь ничего для этого не делал. Ты сама… Хотя я не понимаю, как тебе это удалось. Не понимаю и не верю.

– Объясни мне, все люди сначала отчаянно хотят чудес, а как только чудо происходит в ответ на их настойчивые молитвы, отказываются его признать, или это твоя индивидуальная черта? Именно твоё недоверие мешает всему. Ты не веришь в свои фантазии, не веришь в меня, не веришь даже в себя. Твоё воображение создало мой портрет. Твоя душа, вдохновлённая мечтой, подарила мне жизнь. Я уже живу, хочешь ты этого или нет. С тех пор как твоя кисть завершила последний штрих моего облика, с тех пор как ты впервые окинул меня восторженным взглядом, с тех пор как ты приветствовал меня, рождённую вместе с зарёй, и дал мне имя, – с тех пор я живу. Смирись с этим. Тебе не избавиться от меня, я часть тебя. Но я не сумею начать полноценную жизнь в реальности, покуда ты сам не согласишься воспринимать меня как человека. Твои сомнения мешают мне стать независимой личностью. Я навеки повязана с тобой духовно, но я хочу по крайней мере иметь свободу действий… если уж мои мысли всегда должны отражать твои. Мне вовсе не радостно томиться в заточении деревянной рамки, в которую ты уже успел засунуть мой портрет! Не делай дел наполовину, если уж ты создал меня, позаботься, чтобы я была счастлива.

Глаза Авроры гневно вспыхивали. Опираясь локтем о перила дивана, Художник пытался сосредоточиться на смысле её слов, но это удавалось ему с трудом. Он улавливал лишь интонацию девушки – страстные, властолюбивые нотки.

– Я не понимаю, – наконец произнёс Художник с отчаянием.

Аврора вскочила и сделала нетерпеливый жест.

– Просто не верится, что у такого тупицы душа настолько глубокая и утончённая, что в ней нашлось место для меня! Мои мысли и чувства якобы порождение его внутреннего мира. Вздор! Я совсем ничего общего не имею с этим ленивым романтиком.

От этих слов у Художника больно защемило сердце. Аврора спохватилась.

– Должно быть, ты устал. Я утомила тебя долгими рассуждениями. У тебя голова трещит от непривычных мыслей. Прости меня. Я разбудила тебя среди ночи и ещё ожидала ясности рассудка. Это так неосмотрительно, что даже вовсе не похоже на меня! Тебе необходимо отдохнуть, выспаться. Утро – вот лучшее время. Я появилась на свет на восходе солнца и потому особенно ценю этот период суток. Спокойной ночи, Художник!

В самом деле, он ощутил усталость. Его снова стало клонить ко сну, глаза начали слипаться, веки отяжелели. Художник отвернулся к стене и почувствовал, что во рту у него стало сладко, будто он только что сделал глоток воды с сахаром. Мягкий голос шепнул возле самого уха:

– Не забудь: я помогу тебе, только если ты сам позволишь.

Последним, что он запомнил, было лёгкое прикосновение нежных губ к его щеке.

Встреча в сумерках

Мы живём, точно в сне неразгаданном,

На одной из удобных планет…

Много есть, чего вовсе не надо нам,

А того, что нам хочется, нет…

Игорь-СеверянинСтранно…

Первым, что увидел Художник, едва открыв глаза, был портрет девушки. Точнее, то, что от него осталось. Нежно-розовый цвет, который был выбран для фона картины, чётко ограничивал по контуру силуэт Авроры. Однако на месте самой девушки вырисовывалось аккуратное белое пятно. Как будто на холсте никогда не было портрета, только розовые краски почему-то легли строго вокруг формы женской фигуры.

Художник зажмурился и тряхнул головой, как ребёнок, старающийся отогнать неприятную навязчивую мысль. Когда он вновь раскрыл глаза, Аврора уже занимала своё привычное место на картине. Художнику показалось, что сегодня она смотрела на него более насмешливо и улыбалась ярче.

– Я начинаю сходить с ума, – пробормотал он.

В его памяти смутно всплывали обрывки ночного происшествия. Убедив себя, что это был странный сон, Художник подивился только, как долго он проспал – почти сутки!

Ещё раз бросив на портрет случайный взгляд, Художник имел удовольствие заметить, что красавица приветливо ему подмигнула. Он ответил ей дружелюбной улыбкой… и поймал себя на мысли, что в самом деле начинает относиться к Авроре как к живому человеку.

– Чего доброго я ещё поверю в нелепую сказку, – ворчливо обратился он то ли к самому себе, то ли к нарисованной собеседнице. – Ты почти внушила мне этот бред!.. Вернее, я сам себе его внушил, – быстро поправился Художник.

Он провёл рукой по лбу и почувствовал головокружение.

– Мне необходимо развеяться, – прошептал он, поспешно надевая пальто и избегая смотреть на Аврору, которая неотступно за ним следила.

Очутившись на улице, Художник почувствовал некоторое облегчение. Теперь он остался наедине со своими мыслями, тогда как дома он ощущал с некоторых пор присутствие другого лица. Нельзя сказать, чтобы это было ему неприятно, но уж очень ново, а Художник был несомненным консерватором, поэтому с трудом принимал любые перемены.

Что творилось у него на сердце? Он никогда до конца не понимал этого. В последнее время выяснилось, что он совершенно не знает себя. Он не был корыстолюбив, но в глубине души был тщеславен, хотя не признавался в этом даже себе. Роскошь и богатства ничего не значили для этого чудаковатого человека, но слава прельщала его. Художник желал бы достичь совершенства в чём-либо – не важно в чём – и заслужить всеобщее восхищение. Но эта мечта, как и прочие его надежды, не претворилась в жизнь.

Ему повсеместно твердили с раннего детства, что он ни на что не годный неудачник, лоботряс и безнадёжный фантазёр. Даже самые, казалось бы, близкие люди – родители и брат – не уставали повторять ему «справедливые замечания» о его бесполезности. Художник не отличался сильным характером, потому не имел желания спорить с ними, оправдываться перед обществом… Он сдался. Он сам стал считать себя таким, каким видели его окружающие.

Но с недавних пор в его душе созрел протест. Он задумался о смысле своей жизни, о своём предназначении… Не напрасно же вот уже тридцать восемь лет он занимает место на Земле, расходует драгоценный воздух и поглощает пищу.

Его называли ленивым… Но ведь это было вовсе не так. С удовольствием выполнял он ту работу, которая ему нравилась. Терпеливо и неустанно занимался он делом, увлекавшим его, – живописью. Художник не соглашался превозмочь порывы души и предаться занятию выгодному, но не интересующему его, приносящему прибыль, но не удовлетворение. Поэтому не стал он ни богатым, ни успешливым. Его прозвали неудачником, но было ли это его недостатком? Скорее неблагосклонным стечением обстоятельств. Ему вменяли в вину его невероятные мечты. Но разве мечтатель – позорное клеймо? Можно ли сравнивать человека уравновешенного с человеком темпераментным, почитая одного из них дурным, а другого порядочным, тогда как они просто абсолютно разные? Так же и фантазёр с реалистом не должны быть оцениваемы по одной шкале. Каждый вправе иметь свои взгляды на жизнь, и оба эти типа мышления достойны сосуществовать и дополнять друг друга.

Художнику недоставало не таланта, а стержня для его продуктивного применения. Он был наделён богатым воображением, но на этом его богатства исчерпывались. Часы напролёт мог он просиживать без цели, без дела, погружённый в свои мысли. Он уходил в себя и становился бесчувственным ко всему вокруг. Порой его мечты выливались в картины. Тогда очертания их прояснялись, но реалистичности им это не прибавляло.

Художник сам не заметил, как подошёл к своему дому. Уже сгущались сумерки. Пока он в задумчивости бродил по улицам, ещё один день жизни прошёл незамеченным.