Тайная страна в Антарктиде

– Матильда,– это ты?

– Это я, Матильда, – Гюнтер. Чему ты удивляешься? Что я выжила или что я такая молодая, хотя мне уже 40 лет?

– Как это возможно, Матильда? Ты же погибла в автокатастрофе, я помню.

– Да, Гюнтер, погибла моя сестра, а я ее клон. Генрих вырастил меня из ее живых клеток. Ты ведь тогда не поверил ему, уехал, а он продолжил дело родителей, и вот я стою перед тобой живая, молодая, красивая.

Вошел в кабинет Генрих.

– Что, девочки, брата моего шокируете? Пойдемте, Рудольф и Гюнтер, со мной, я вам все покажу и объясню. А моим дамам нужно приступать к работе. У них сегодня насыщенный день. Рудольф тоже очень редко заглядывает к нам , потому ему не помешает пройтись по нашему инкубатору.

Генрих, Рудольф и Гюнтер вышли.

– Матильда, как ты можешь помнить Гюнтера, если тебе было всего 10 лет, когда он уехал из города?

– Эми, у меня память осталась еще от моей сестры , из чьей клетки меня сделали, я ведь ее клон и память у меня осталась и ее , и новая —моя, что я накопила за вновь прожитые годы, поэтому Гюнтера я хорошо помню.

– Скажи, Матильда, что он за человек? Его нужно опасаться?

– Думаю, что опасаться его не стоит, он из семейства Краузе, так что вредить брату он не станет. А вот выгоду свою от наших экспериментов иметь захочет. Идем, Эми, нам тоже пора проверить наших маленьких, как они там в своих боксах?

Генрих показал Гюнтеру часть своих лабораторий, где он проводит эксперименты с ДНК человека, потом повел его в свой закрытый цех. То , что увидел Гюнтер в инкубаторе, его повергло не просто в шок, его охватил странный озноб, Гюнтера вдруг начало трясти, и он попросил брата: « Генрих, прошу тебя, давай выйдем на улицу, мне что-то стало плохо».

– Ты же врач, Гюнтер, что в этом такого, что тебе вдруг сделалось не по себе?– спросил Генрих,– смотри, мои женщины, Эми, Матильда, относятся ко всему спокойно.

– Они привыкли, Генрих, давай уйдем, Рудольф твой сын, и ушел после первой же просмотренной лаборатории, а я к такому не привычен.

– Хорошо, пошли в наш парк, покажу тебе вольер с леопардом.

Братья вышли во двор клиники. Генрих повел Гюнтера в глубь парка. Леопард в вольере дремал, но увидев людей, вдруг заметался, стал рычать и бросаться на сетку.

– А этот зверь тебе зачем здесь?

– Это задумка Эми, она проводит эксперименты с генетикой человека и леопарда, проверяет, что за человек может получиться, если подсадить в ДНК человека один из генов зверя, например ген, отвечающий за реакцию– быстроту.

– И как у нее успехи?

– Скоро увидим, через три месяца у нас появятся три таких ребенка – мальчика с добавленным геном леопарда.

– Но зачем вам такие дети?

– А ты забыл про наш гарнизон солдат? Когда-то ты ими восхищался!– Да, я за эти 30 лет , что не живу здесь, все забыл. Там другой мир.

– Какой другой? Что рождается у вас в Европе все больше дебилов, инвалидов, даунов и аутистов? Что уже некого призывать в армию? Что наркомания поразила огромную часть общества, особенно молодежь? А знаешь ли ты, Гюнтер, что ваши правительства именно у нас покупают солдат в свои элитные подразделения. Поехали, я покажу тебе наш гарнизон и наших солдат– мужчин, которых вырастили мы здесь в своих инкубаторах.

– Хотел бы увидеть, а нас туда пустят?

– Со мной пустят, я для них для всех отец. Это я и моя команда дали им жизнь и почти что бессмертие. Мои девочки тебе не сказали, что мы научились убирать из спирали ДНК ген старения. И наши солдаты, по сути, бессмертны, пока их не убьют или они сами не попадут в катастрофу, или не подцепят смертельный вирус где-нибудь в Африке. Они храбрецы и не боятся смерти. Это настоящие воины. Где ты сейчас среди обывателей в вашей Европе найдешь такую военную элиту? Все ваши хваленые армии держатся исключительно на наших солдатах. Что ты так на меня смотришь? Ты разве об этом не знал?

– Прости, брат, я в своей клинике так замотался, что пропустил в жизни что-то самое интересное.

– Ну вот пришли, сейчас пройдем КПП и зайдем в казармы, увидишь, как живут мои солдаты – клоны.

Генриха на пропускном пункте дежурные сразу узнали, отдали ему честь и, ничего не спросив, пропустили.

Во дворе казармы была идеальная чистота, все вымыто, казалось, что дорожки посыпаны не песком, а золотыми стружками, так они блестели от воды на солнце. Деревья и кустарники пострижены, политы и настолько зелены, словно нарисованы яркой краской. За деревьями начиналось поле, а на нем созревали помидоры.

– У вас что здесь и свое подсобное хозяйство?

– Да, Гюнтер, наш гарнизон почти всеми продуктами обеспечивает сам себя, и заметь, чистыми продуктами, без всякого ГМО и другими вредными примесями. А излишки отправляют на продажу в наш город или другие города Аргентины. Мясо у нас тоже свое, говядина, куры, гуси, индюшки. Есть и свинина, но мы все едим ее редко. Мы не покупаем продукты за пределами нашего города. Нам это не нужно. Хватает своего.

Зашли в первую казарму. На входе было два дежурных и больше никого.

– А где все, Отто?– спросил Генрих солдата.

– Одна рота на занятиях на плацу, вторая на хозяйственных работах.

Подошел второй солдат, он был точной копией первого.

– Добрый день, отец – Генрих, вы пришли нас проведать?– спросил подошедший, высокий блондин с русыми волосами и голубыми глазами.

– Они близнецы?– шепотом спросил Гюнтер.

– Да, они братья-близнецы, и у нас таких много.

– Я пришел, Иво, показать брату, какие вы у меня красивые парни, умные, храбрые, работящие, любите во всем порядок и дружные, потому что все братья. А братья, Иво, как должны относиться друг к другу?

– Отец, братья должны любить друг друга, уважать , помогать во всем и защищать от врагов.

– Ты прав, мой мальчик, именно так должны относиться друг к другу воины – братья,– сказал Генрих и пожал руку солдату.

– Они, эти солдаты, все тебя помнят?

– А как же, Гюнтер, у меня новорожденные дети-клоны, если их никто не забирает из городских жителей, живут в специальных общежитиях до 4 лет, потом идут в детский сад, затем в школу, а дальше служба в Армии, самые одаренные – после службы, в офицерские училища и наши военные академии. И все это у нас в городе. Мы не отправляем наших юных жителей за ворота города до 20 лет. И только после совершеннолетия показываем им жизнь в другом мире, уже подготовив их к восприятию вашего мира, как чужого нам и враждебного. Научив подчиняться приказам командиров и не жалеть «чужаков», а значит наших врагов.

– У вас в гарнизоне нет ни одной девушки? Только парни?

– Ну что ты, Гюнтер? Это было бы несправедливо по отношению к нашим юношам. Они ведь мужчины и им просто необходима женская ласка, любовь и уход. Иначе наши солдаты стали бы похожи на дикарей из джунглей. У нас есть целые подразделения военнослужащих женщин. Врачи, медсестры, радистки и даже есть своя женская рота разведчиков, там, где не пройдет мужчина, пройдет женщина. Это аксиома – запомни ее. Идем, познакомлю. Только сознание не теряй от их красоты, ладно. Они тоже, как и наши солдаты– мужчины, многие сестры – близнецы.

Генрих и Гюнтер зашли в казарму, где жили молодые девушки. В помещении пахло духами, свежестью и едва уловимым женским запахом.

На входе стояла молодая белокурая девушка в солдатской юбке и гимнастерке с коротким рукавом.

– Добрый день, Ева, кто сегодня дежурит в медсанбате из врачей?

– Добрый день, Генрих, сегодня очередь Эммы, только больных у нас пока нет. На солнце еще никто не перегрелся, и ног никто не поломал.

– Это хорошо, девочка, что нет больных, так мы пойдем в мед. сан. часть, а тебе всего доброго.

– Спасибо, отец-Генрих, рада была вас повидать. Привет от вас девочкам передать?

– Обязательно, Ева, скажи всем им, что я их очень люблю.

– Обязательно передам, Генрих. Они будут рады, что ты нас не забываешь, – проговорила улыбаясь блондинка с голубыми глазами, стройными загорелыми ножками в черных туфельках на очень маленьком каблучке.

– Генрих, ты хочешь показать мне, как у вас работает медсанчасть?

– Нет, Гюнтер, я хочу познакомить тебя с Эммой, ты должен помнить ее сестру, она часто в детстве играла с нами.

– А что стало с ее сестрой?

– Она умерла, Гюнтер, отец всегда собирал клетки горожан, когда те приходили к нему на прием и консервировал их. А когда те умирали, он делал их клоны. Так наш город никогда не пустел, а наоборот пополнялся молодыми и более талантливыми их сестрами и братьями. Я поступаю так же. Сейчас увидишь.

Братья вошли в большой светлый вестибюль военной санитарной части, навстречу им вышла молодая, высокая красивая русоволосая женщина в белом халате.

– О, Генрих, какая радость видеть тебя у нас? Это твой брат Гюнтер?

Помню его, я тогда была маленькой девочкой, когда он прибегал к нам в детский сад и раздавал всем конфеты. Мы всегда его так ждали. А я даже была в него влюблена.

– Сколько же тебе лет, Эмма?– спросил Гюнтер.

– Скоро исполнится 45, а что не похожа на такую почтенную даму?– и Эмма заулыбалась, подавая руку Генриху, а потом Гюнтеру.

– Я бы тебе больше 25 ни за что не дал!– воскликнул Гюнтер.

– Это все, Гюнтер, благодаря твоим родителям, я не старею, да еще новым процедурам Генриха. Его невестка Эми привезла удивительные пилюли, что изготавливают японцы, мы провели химический анализ этих таблеток, и решили для наших нужд изготавливать их у себя. Могу и с тобой поделиться , Гюнтер, чтобы ты не старел.

– Буду очень тебе благодарен , Эмма, если ты не только поделишься со мной этими пилюлями, но научишь, как их изготавливать.

– А ты приходи к нам в санчасть почаще, я тебя всему научу,– засмеялась врач,– а ты женат, Гюнтер?

– Был женат, да жена умерла два года назад. Так что на сегодня я как бы вдовец. Сын уже взрослый. Одному, Эмма, скучновато и трудно с хозяйством управляться.

А как у тебя дела?

– Понимаешь, Гюнтер, я тоже вдова, год назад моего мужа– капитана убили в Африке, дочка выросла, учится в консерватории. А я вот все больше на работе с девочками пропадаю. Домой не хочется идти, пусто там.

Генрих наблюдал за братом и усмехался. Он видел, что тот всему очень удивляется, восхищается и расстраивается. Скорее всего уже жалеет, что уехал тогда в Берлин, а не остался с ним в Аргентине, в их городе, продолжать дело родителей.

– Эмма, а можно мне сегодня вечером придти к тебе в гости?– спросил Гюнтер.

– Я думаю, что мы с вами встретимся сегодня вечером у мэра, он приглашает гостей по случаю вашего приезда, Гюнтер. А там посмотрим, пойдете вы меня провожать или нет?—кокетливо проговорила Эмма.

– Ну что, Гюнтер, на сегодня экскурсий хватит, или еще куда хочешь заглянуть?

– Думаю, что на сегодня с меня впечатлений от всего увиденного хватит, пойду пройдусь по городу, детство и юность вспомню. Выходит, пока я в своем Берлине лечил плебеев, ты продолжал выводить новую расу людей, не стареющих, не болеющих, красивых, умных, талантливых, не таких, какие окружают меня каждый день в Европе.

– Да, Гюнтер, выходит так, ты свои годы разменял не на то, о чем просили нас отец с матерью.

– Мне очень жаль, Генрих, что я тебя не послушал тогда и не остался дома. Теперь я вижу, насколько я был не прав. Но время ушло, назад уже ничего не вернуть. У меня в Берлине клиника, дом, сын.

– А что, Гюнтер, не прихватить ли тебе с собой в Берлин Эмму, такая женщина пропадает!

– Да я бы с радостью, Генрих, взял ее с собой, да только согласится ли она поехать со мной?

– А ты сделай так, чтобы она согласилась. Эми попроси, она поможет тебе уговорить Эмму поехать с тобой в Берлин. Она у нас замечательный психолог. Все конфликты в городе за полчаса устраняет.

– Ну вот мы и пришли, я пойду в свою клинику, а ты иди город осмотри, он вырос и преобразился . Не узнаешь. Озеро только таким же и осталось, каким было. К вечеру не опаздывай, мэр в твою честь вечеринку устраивает. Друзей приглашает. Не опоздай.

– Постараюсь не опоздать.

Эми за завтраком и в кабинете успела сфотографировать Гюнтера несколько раз и послать фото Полковнику.

«Адам, посмотри внимательно на этого человека, твои пути когда-нибудь с ним пересекались или нет?»– написала она ему под фотографией. И получила ответ через полчаса: « Никогда его не видел». Эми облегченно вздохнула, значит опасности нет, даже, если встретятся на вилле. Это ее успокоило и приободрило. Она знала, что вечером надо идти в гости к мэру и ушла с работы пораньше. Занятия с детьми японским языком она начала с самого их рождения. Все свои колыбельные песни она им пела на японском языке. Рудольф укачивал всех четверых малышей и пел им свои песни на немецком и, при очень хорошем настроении, – на испанском. Не смотря на то, что мальчики были на полгода младше девочек, они уже перегоняли их в весе и росте.

Как только Эми вошла в дом, Гретта позвала ее к себе.

– Эми, это, конечно, очень хорошо, что у нас уже четверо малышей, два твои клона,– а значит две твои сестры, и два клона Рудольфа, то есть еще два маленьких сына мои и Генриха, братья Рудольфа, а ты собственного ребенка не хотела бы иметь от Рудольфа ?

– Гретта, очень хотела бы иметь нашего с Рудиком ребенка, но я вряд ли смогу выносить плод.

– Когда-то, Эми, и я так думала, но отец Генриха, прописал мне пилюли, велел принимать перед сном две недели, и как видишь, у меня трое детей. Я дам тебе это лекарство, постарайся принимать его перед сном, и может быть вам с Рудольфом повезет и у меня будет внук, а у вас ваш собственный малыш.

– Попробую, Гретта, а вдруг действительно эти чудо – пилюли и мне помогут.

Гретта принесла Эми таблетки. Та их взяла и сунула в карман халата.

« А что, можно и попробовать,– подумала Эми,– возможно и рожу, как все нормальные женщины».

Вечером вся Семья Краузе в полном сборе и принаряженная была готова идти в гости к Петерсу. Больше всех нервничал Гюнтер. Ему казалось, что все друзья юности начнут его укорять и жалеть. «Вот мол, сбежал, а мы тут без тебя видишь каких высот достигли, город преобразили, не позволили уйти в небытие нашим любимым предкам и женщинам, а теперь новую расу людей выводим. А ты там в Берлине выше своей частной клиники так и «не прыгнул»,– думал Гюнтер и все больше хмурился.

– Ты чего такой напряженный?– спросил Генрих брата,– не переживай, тебя все помнят и будут рады встречи с тобой.

Семья Краузе к мэру города пришла первой. Петерс пригласил всех в дом, на улице в саду прислуга накрывала длинные столы и расставляла скамейки. Как только Гюнтер вошел в комнату, навстречу ему поднялась с ребенком на руках Мэри, девочка обнимала женщину за шею и что-то шептала ей на ухо.

–Мэри, чей это ребенок?—спросил Гюнтер.

– Не удивляйся, Гюнтер, что точно такие две девочки есть у Эми, а это наша Чио, наша доченька, клон Эми. Наши дети с Петерсем выросли и уехали, а мы вот на старости лет решили себя побаловать такою дочкою.

В комнату вошел Петерс.

– Ну, здравствуй, бродяга – Гюнтер, долго же ты не появлялся в наших краях. Что там нового в твоем Берлине? По – прежнему всем заправляет мадам Меркель?

– А меня, Петерс, больше интересует сегодня не Берлин, а все вы и ваш, то есть наш город,– подавая руку мэру, проговорил Гюнтер.

–Какая славная у тебя девочка, одно загляденье, только смахивает очень сильно на японку, а не на немку. Тебя это не тревожит?

–Нисколько, Гюнтер, наша дочка просто ангелочек, еще года нет, а уже говорит, бегает, поет, а когда я долго заснуть не могу, она по моему животу приползет к моему лицу, погладит меня по глазам и скажет: « «Спи, папа, спи, спокойной тебе ночи», – не поверишь, моментально засыпаю, Мэри потом ее уносит в кроватку. Я очень благодарен Эми за такой нам подарок».

– Вижу, вы тут все даром время не теряли, видел городские казармы, солдат много?

– Присаживайся на диван, Гюнтер, пока все гости не собрались, я тебе сейчас наш парад покажу. Мэри, принеси наш новый компьютер.

Мэри принесла компьютер, плоский, без крышки, похожий на телевизор, с раздвигающимся экраном.

–Тебе, Гюнтер, картинку как показать? Покрупнее или в обычном режиме?

– Давай покрупнее, хочу ваших солдат рассмотреть.

Петерс включил видео военного парада в городе. По площади маршировали солдаты один в один: высокие, загорелые, с безупречной выправкой, русоволосые, сероглазые и почти все на одно лицо.

– Останови здесь,– попросил Гюнтер,– хочу рассмотреть более детально каждого.

–Они все абсолютно одинаковые,– все похожи друг на друга!—воскликнул Гюнтер,– как их много! Целая Армия! Куда вам столько солдат?

– Не только нам, Гюнтер, а твою Европу думаешь кто защищает?

Ваши наркоманы или турки с арабами? Все ваши элитные войска—это наши солдаты. Ты что думаешь, мы на какие деньги тут все живем? Вся прибыль городу от нашего гарнизона. Наши контрактники в ваших войсках в самых горячих точках планеты служат. Мы своих солдат со школы готовим, они у нас как дипломаты, минимум должны три языка знать, а офицеры по пять языков изучают. Детские сады, школы, все учебные заведения для наших детей города бесплатны – это заслуга нашего гарнизона, и заслуга твоего брата и его команды, если бы не Генрих Краузе, нам бы никогда не создать такой элитной армии. А ведь это твои родители , Гюнтер, первыми решили попробовать сделать клонов наших доблестных моряков – воинов, что оставались после Второй мировой войны здесь с нами. А теперь твой брат продолжает трудиться на благо всего города и не только. А тебе в Берлине лучше живется, чем нам всем вместе здесь в своем городе, который создали для нас наши родители, а мы продолжаем обустраивать его для наших детей?

– Да как тебе сказать, Петерс, даже не знаю, что ответить. Вы здесь как-то все вместе, вечера, друзья, работа, а я , после смерти жены, все больше один вечера провожу.

– Так что тебя там держит? Возвращайся, в клинике работа для тебя тоже найдется, ты же врач!

– Я не могу так сразу ответить, мне надо подумать. У меня в Берлине частная клиника, сын совсем пацан, еще в университете учится.

– Ладно, пошли к гостям, видишь, сколько народу пришло на тебя посмотреть. Забыл уже, наверно, всех.

– Да, нет, Петерс, всех своих друзей помню и часто вспоминаю.

Вошли в сад, гости встали из – за столов и поприветствовали хозяина дома и вновь пришедших людей. Начались расспросы, разговоры о жизни, о политике, о любви , об армии, о том, что еще планирует мэр построить в городе и прочих мелочах. Старые друзья узнавали Гюнтера, подходили, здоровались, расспрашивали о жизни в Германии, а Гюнтер все время искал глазами Эмму, но ее все не было. И вдруг она появилась как русалка из-под воды, в серебристом платье, отливающем рыбьей чешуей при лунном свете и свете электрических фонарей, а на голове венок из цветов. Она сразу подошла к Гюнтеру:

– Можно рядом присесть?—Гюнтер подвинулся.

– Да, дорогая Эмма, садись , а то я уже надежду потерял тебя здесь увидеть.

– Что ты, Гюнтер, это я для тебя наряжалась, угости конфеткой, как в прежние времена, я их так любила – твои конфеты.

Гюнтер обвел глазами стол, увидел вазы с конфетами, подошел, набрал две горсти, и высыпал на стол перед Эммой.

– Вот, Эмма, конфеты тебе, а если согласишься со мной поехать в Берлин хоть на недельку , в гости, весь дом конфетами завалю,– улыбаясь и смущаясь говорил Гюнтер.

– А давно я не гостила в Германии, возьму отпуск и поеду к тебе в гости, если с приглашением не шутишь, Гюнтер, а то ведь я женщина серьезная, могу и претензии тебе предъявить.

– Что ты, Эмма, я даже не знаю, как это шутить, давно разучился. Я приглашаю тебя к себе в Берлин в гости, принимай предложение.

– А принимаю,– засмеялась Эмма,– но тебе придется для меня у командира части отпуск выпрашивать. Он вон сидит на краю другого стола. Только не сегодня, завтра приходи в часть и на трезвую голову все вместе поговорим о моем отпуске. Согласен?

– Согласен, милая, ты такая необычная, такая красивая, можно я хотя бы руку твою поцелую.

– Гюнтер, давай целоваться будем позже и без свидетелей, смотри как на нас все смотрят.

Эмма встала, подняла бокал с вином:

– Дорогие друзья, горожане, разрешите мне произнести тост в честь нашего гостя Гюнтера Краузе, за его здоровье, счастье и благополучие, а еще за то, чтобы он не забывал своих корней.

Все подняли бокалы, выпили и загалдели каждый на свой манер с рядом сидящим соседом. Эми шепнула на ухо Рудольфу:

– Давай сбежим, а то няньки наши уже детей спать должны укладывать, а малыши без наших песен не уснут.

–Хорошо, любимая, выбираемся осторожно, будто по нужде выходим.

Эми и Рудольф выбрались из– за стола и пошли домой.

–А как же машина? – спросила Эми.

–Завтра заберу, отец за руль не сядет, видела, сколько он пива выпил. Родители пешком дойдут, как мы с тобой.

Дети уже лежали в кроватках, нянька им пела песню на немецком языке. Эми отпустила прислугу и сама стала укачивать малышей. Ей нравилось возиться с детьми, она любила их и они тянулись к ней, отвечая взаимностью.

Гюнтер, после вечеринки у Мэра, пошел провожать Эмму да там и остался. Эта женщина ему очень нравилась, и он хотел увезти ее с собой. Пора было думать о новой женитьбе, дом без женщины– сирота. Да и одиночество ему уже изрядно надоело.

Эмма приготовила чай и позвала к столу Гюнтера:

– Чаю хочешь?– спросила она,–присаживайся, а то остынет, тебе с медом или с сахаром ?

– Эмма, а у вас в городе и мед свой? Пасека есть?

– И пасека есть, и пчеловоды, и лес специально липовый, где пасеки круглый год стоят, и не только мед у нас есть…– Гюнтер не дал ей договорить, он подошел к ней, повернул к себе и крепко поцеловал в губы.

– Эмма, милая, давай оставим чай на утро, неужели ты не видишь, что я не могу дождаться той минуты, когда мы окажемся в постели. Тебя раздеть или ты сама разденешься?– спросил он. Эмма растерялась, даже как-то оробела и проговорила шепотом: « Сама разденусь». Гюнтер поднял ее на руки и понес в спальню, положил Эмму на кровать, в секунду снял с себя всю одежду, и оказался рядом с ней. Эмма никак не ожидала такого напора, ей и самой хотелось любви и ласки, но не так быстро, она бы предпочла сначала ухаживания, цветы, а тут сразу после первых встреч и постель. Гюнтер почувствовал ее скованность:

« Прости, Эмма, но мы с тобой оба врачи, нам не по 20 лет, и прелюдии давай оставим на потом, я много времени уже не имел женщины и боюсь, что, если сейчас не начнем секс, то все мои старания будут напрасны. Не сердись». Не успела Эмма сказать даже двух слов в ответ, как Гюнтер уже был на ней и с упоением мял ее груди, своими губами закрывал ей рот и медленно, с наслаждением приподнимался над ней и опускался снова пенисом в ее лоно, теплое и узкое, сжимающее его член до боли. Ему это нравилось, он боялся кончить быстро, не дав понять женщине вкус секса с ним, и Гюнтер старался не возбуждаться чересчур, медлил и все же кончил буквально через 10 минут, издав странный булькающий звук. Эмма от такого секса мало что поняла, хотела подняться, но Гюнтер не пустил ее, он снова накрыл ее собой, и продолжил удовлетворять свою мужскую потребность на этот раз размеренно, стараясь доставить удовольствие не только себе, но и партнерше.

Утром ни Эмма, ни Гюнтер проснуться не могли, они так обессилили от ночных упражнений, что не слышали ни будильника, ни телефона. И все же ей пришлось звонить в часть и отпрашиваться на сутки. Глав. Врач медсанчасти был очень недоволен поведением Эммы, он понимал, что раз она не вышла на работу, значит ночь провела с любовником. А ведь он сам имел на нее виды. А теперь выходит, этот приезжий Гюнтер его опередил. Но по телефону ответил:

« Хорошо, Эмма, даю тебе увольнительную всего на одни сутки. Завтра с утра быть в части».

Гюнтер на целый день и целую ночь снова остался у Эммы. Брату он позвонил и сонным голосом сказал: « Не жди, я у Эммы». Генрих уже и сам догадался, где можно найти Гюнтера. И подумал:

« Вот и замечательно, хватит ему вдовцом ходить, может Эмму увезет, а может и сам останется, что ему одному в Берлине делать?». Эмма на предложение Гюнтера поехать с ним в Берлин на недельку в гости, согласилась. « Посмотрю, что там у него и как, да может с собой и увезу назад,– подумала Эмма,– одной тоже с таких лет не сладко, молодая ведь еще и мужчина в доме всегда нужен, да и Гюнтер мне подходит, в постели он еще ого—го! ».

Гюнтер и Эмма лететь в Берлин собрались в субботу. « Это здорово,– подумала Эми, – что Гюнтер улетает в субботу, а Полковник именно в субботу прилетит ко мне, Рудольф отвезет дядю и привезет Адама на виллу. Я все упакую в его дипломат и мы улетим с «папочкой» на остров в воскресенье. Как все хорошо складывается».

Эми вечером в пятницу подошла к Рудольфу:

– Рудик, ты завтра везешь Гюнтера и Эмму в аэропорт в Буэнос– Айрес, завтра прилетает и мой отец, не мог бы ты немного подождать в аэропорту и встретить моего отца там и привезти его домой.