Золото тайги

– Кать, а мы с Генри собрались в поход на Урал. В палатках жить, костер и все такое. Ну, может, чего найдем интересного, я бы тебе рассказал… Поедешь с нами? Со мной… А?

Катя грустно улыбнулась, покачала головой:

– Нет, Женя. Не могу. Мне надо в Москву. Кстати, проводи меня, поезд послезавтра вечером, в полночь. Ну, до свидания, Женя.

Катя помахала рукой и ушла в свою арку, а Женька остался недоуменно и обиженно стоять на темном асфальте.

У тетки в комоде лежал бронзовый крест-распятие, откуда, для чего – Женька не знал и не спрашивал, но в тот вечер, вернувшись домой, он зачем-то вытащил этот крест, прислонил его к стенке на столе, встал на колени возле, неумело перекрестился, так как никогда этого не делал, и зашептал слова, как казалось ему, молитвы, ибо не к кому ему больше было обращаться, кроме небесной силы, в существовании которой он глубоко сомневался:

– Господи, помоги мне. Нет больше сил, ведь я люблю ее, так сильно люблю, как никого, себя не люблю так. Господи, помоги мне, пусть и она полюбит меня, ведь если ты есть на свете, то могущественнее тебя никого нет, и ты все можешь. Я не грешил, и ты должен помочь мне, Господи…

Так бормотал Женька, не зная, как еще упросить того, кто, возможно, сидит где-то там, наверху, все видит и все может. Но тот молчал, знака не подавал, и Женька, бормоча несвязные слова, уснул под распятием, не расправляя кровати. Утром его осенило: как он может просить что-то у Господа, если не записан в книгу жизни, как говаривала в его детстве бабушка, пугая Женьку этими словами. Некрещеный же он! Вот оно что! А если покреститься, то всё сразу решится само собой, Бог услышит его, увидит его страдания и сделает так, чтобы Катя прибежала к нему, бросилась в объятия и сказала, оторвавшись от сладкого поцелуя: «Женя, ты самый лучший, я люблю тебя». Женька решил креститься немедленно.

На Коломягах в пешеходной доступности стояла маленькая деревянная церквушка, которая то ли по недосмотру властей, то ли потому, что стояла на отшибе, была всегда открыта, возле ее ограды постоянно толпились немощные бабки. Туда-то и направился Женька. Утро было солнечное, тихое, купола церкви поблескивали среди редких, едва тронувшихся свежей зеленью берез и лип. На пороге замялся, не знал, как входить, – может, креститься надо, – но застеснялся, вошел так, по-комсомольски, прямо. Внутри пахло чем-то похожим на то, как пахло дома, когда хоронили бабушку, но было светло, довольно уютно. И пусто. Иконостас с темными ликами, обрамленными золотом, отражался в паркете пола. Церковь Женька представлял себе по-другому: темной, страшной, с бородатыми попами, пытающимися затуманить разум легендами о Иисусе и запугать страшными муками после смерти всех, кто в него не верит. Но тут все выглядело иначе – просто и совсем нестрашно. И попов не было. Женька огляделся вокруг. Попа бы надо: без попа как креститься?

Из бокового притвора-двери неожиданно вышел нестарый еще человек в очках, с короткой бородой, в темной одежде.

– Здравствуйте, приветствую вас в нашей церкви Святого Дмитрия. Как ваше имя?

Человек говорил негромко, но голос его очаровывал. А может, это было влияние акустики. Женька протянул было руку, но потом передумал, заложил руки за спину, потупился.

– Евгений. Мне бы это, покреститься. И все.

– Уважаемый Евгений, а позвольте спросить вас, как вы пришли к такому желанию, из-за чего оно возникло? К Богу приходят по-разному, но все же я хотел бы знать.

Женька еще больше насупился. Ну как сказать ему почему? Засмеет же и выгонит.

– Не смущайтесь. Меня зовут отец Александр. Если не хотите говорить – не говорите. Крещение будет через час, приходите. Крестик у вас есть?

Женька отрицательно помотал головой.

– У нас есть крестики, разные, вот самый простой, алюминиевый, есть серебряные. Вам какой?

Женька указал на маленький алюминиевый. Отец Александр кивнул, взял крестик, нанизал его на веревочку.

– Мы не продаем их, но готовы принять подаяние.

Женька кивнул и положил в чашку белого металла рубль.

– Держите. И приходите через час, не опаздывайте. Бог с вами.

Через час Женька пришел в храм, сжимая в руке крестик. Там уже собрался народ, человек пятнадцать, одна мамаша с младенцем на руках. Отец Александр тихо разговаривал со всеми по очереди. Дошел и до Женьки. Ласково посмотрел на него, имени не забыл:

– Евгений, пришли – стало быть, желание ваше велико к Господу прийти. Вот что, женщинам за алтарь нельзя заходить по канонам, а мамаша молодая одна, без мужа. Вы не могли бы у нее ребеночка на руки взять? Да и без крестного нельзя. Будете крестным?

Женька удивился, кивнул смущенно головой. Женщина, благодарно на него глянув, доверчиво отдала крошечный голубой сверток, из которого выглядывал маленький розовый носик. Младенец спал.

– Как наречен ребеночек? – спросил отец Александр девушку.

– М-м-максим, – запинаясь, ответила она.

Священник ободряюще улыбнулся, погладил юную мать по голове.

– Детей рожать – богоугодное дело. Будет записан Максим, раб божий, и будет у него хорошая жизнь. Крестного вашего Евгением зовут, знакомьтесь.

– Так я же некрещеный еще, как я могу крестным быть? – выпалил Женька.

– Ничего, Господь все дозволяет. Сначала тебя помажу, потом младенца окуну. Бог простит.

И начал отец Александр таинство крещения для одной крохи и четырнадцати взрослых строителей коммунизма.

Женька проводил Катю в Москву. Все было обыденно и грустно. Вечером они встретились у вокзала, Женька подхватил легкий чемоданчик, донес до перрона. Поезд уже стоял на пути. Катя посмотрела на него, молча взяла чемодан, зашла в плацкартный вагон и села на боковушке, напротив стоящего на перроне Женьки. Он смотрел в окно на нее, а она смотрела на столик перед собой. Поезд стукнул сцепками, дернулся сначала назад, а потом плавно поехал вперед, увозя от него любимую девушку Катю с большими карими глазами.

На следующий день Женька зашел в деревянную церковь, чтобы теперь на полном праве приобщенного к Богу попросить у него Катиной любви. В недоумении встал посреди храма, осматривая иконы: какой же помолиться? Отец Александр вновь тихо и незаметно подошел к Женьке.

– Здравствуйте, Евгений. Что вновь привело вас в храм?

Женька опять пожал плечами, не решаясь спросить.

– Знаете, Евгений, к Богу приходят разными путями. Но основные таковы: первый путь сформулировал еще в семнадцатом веке Блез Паскаль, утверждая, что без веры жить опасно, ведь никто не знает, что там, после смерти, а по канонам веры – незатруднительно, зато какая выгода при реальном существовании Бога. Я называю такой путь «погоня за выгодой». Конечно, это неправедный путь. Второй – это когда человеку что-то нужно, а попросить более не у кого, кроме как у Господа. Назовем это путем материальной заинтересованности. Кто-то просит жизнь вечную, кто-то машину, дачу и иное благосостояние, кто-то счастья детям и себе. Путь, конечно, может иметь право на существование, но также не является истинным путем верующего. Третий путь – путь просветления и покаяния, когда человек кается за свои грехи и просит прощения у Господа. Хороший вариант для заблудших душ. И наконец, четвертый путь, когда человек не может найти ответы на вопросы о смысле своего бытия, о первичном в мире, о душе своей после смерти, о правде, о праведности, о добре и зле, – и тогда он приходит к Богу, который дает ответы на эти вопросы и утешает мятущуюся душу, и тогда лишь человек начинает истинно верить. Вы, Евгений, предположу, пришли просить у Бога что-то? Пятерку на экзамене или любовь девушки?

Женька смущенно кивнул головой.

– Бог не даст вам ничего, пока вы не уверуете в него и не дадите ему свою любовь и веру. Предпочтите четвертый путь. Веруйте, ищите веру в своем сердце – и обрящете счастье, а счастье не в том, чтобы исполнились сиюминутные желания. Счастье – верить. Вот, возьмите, прочтите, – отец Александр протянул Женьке маленькую книжку, – мне кажется, что для вас интересным будет поэтичное Евангелие от Матфея. Прочтите внимательно. Возможно, вы найдете ответы на некоторые вопросы, которые подспудно задавали себе. Идите с Богом. Аминь.

Отец Александр перекрестил Женьку, и тот, осторожно пятясь, вышел на улицу. Маленькую книжку он аккуратно положил в карман пиджака.

Генри вытребовал встречу у себя на квартире вечером, сдав последний экзамен по ядерной физике: ответы на билет он удачно и быстро списал со шпоры, идеально начертанной Женькой на восьмушке тетрадного листа, завалился на дополнительных вопросах, но желанный «уд» все-таки получил, сессия осталась позади. Встреча была посвящена подготовке к поездке на Урал.

– Так, старик, короче, палатку я достал, польскую, четырехместную, билеты купил, купе, с тебя червонец! Посуду берем железную, каждый свою. Одеяла, чтобы спать, тоже. Ну, там, удочку уж сам, по желанию. Катьку предупреди свою любимую.

Женька повесил голову:

– Не поедет, она в Москве.

– Да? Ну и прекрасно, старик, короче, я беру Жанку, у нее есть подруга Оля, нормальная девчонка, и к черту Катьку. По рукам?

– Да не надо мне никого!

– Старик, ты не прав. Ладно, пока у тебя траур по Кате. Не буду тебе душу травить, сам приглашу, познакомитесь в поезде. Итак, папан договорился со своим старым сослуживцем, нас в Перми встретят, все покажут. Вперед, к приключениям! – Генри торжественно поднял руку, как капитан Грант или даже как сам Ленин.

Оля оказалась маленькой блондинкой с большим ртом и выглядела Паташоном по сравнению со своей подругой Жанной, высокой и стройной брюнеткой. Она была очень общительна и тараторила без умолку, начав говорить еще до посадки в вагон и прерываясь только на проглатывание порций еды, разложенной ею же на столике купе. Генри откупорил бутылку вина, разлил девчонкам, сам же, подмигнув Женьке, выудил из рюкзака «Пшеничную», снял алюминиевую пробку-бескозырку, разлил в стаканы.

– Ну, за успех и за любовь!

Стало жарко. Женька расстегнул рубашку. Крестик вывалился из-под ворота, чем немало удивил Генри:

– Ты чего это, покрестился? Или был с детства? Я на тебе крестика не замечал.

– Покрестился.

– Ты же комсомолец, студент физфака, откуда такое невежество? Старик, Бога нет, и это доказывают все ученые мира. Ты реально веришь в Бога? Увидит комсорг курса – мало не покажется. Подумай.

– Генри, у нас свобода вероисповедания. Насчет «верю – не верю» пока сам не определился, но послушай: какие ученые доказали, что Бога нет?

– Как какие? Маркс, Энгельс.

– Да нет у них про это ничего.

– Ну да, диамат, конечно, полная пурга. А физики? Да ты посмотри: как там Бог сделал за шесть дней весь мир? Он даже не знал, что мир состоит из атомов, атомы из элементарных частиц, протонов, нейтронов, электронов. Как он его мог так быстро создать? Физики открыли уже всё, доказали, что не Бог это создал.

– Нет, Генри, ты не прав. Потому, например, что уже предположили и скоро докажут, что протоны и нейтроны – не конечные частицы, они состоят из кварков. Стало быть, откроют еще более мелкие частицы – и так бесконечно, мир непознаваем!

– Это что еще за штуки – кварки? Мы такого не проходили.

– Это я на факультатив ходил. Давай попроще пример. Энтропия…

– Мальчики, мы ничего не понимаем, можете говорить на русском, а то нам ску-учно, – протянула маленькая Оля.

– Да-да, старик, энтропия – я это где-то слышал, но не помню, что это.

– Это мера хаоса в термодинамической системе. А есть закон, второе начало термодинамики, который, если опустить термин «энтропия», гласит, что в замкнутых системах хаос только возрастает, упорядочение не происходит.

– Ну и что, старик? Давай лучше выпьем, а то девчонки заскучали.

Они выпили, но Женька не мог остановиться. Ему надо было оправдаться за крестик.

– Так вот, чем дальше, тем сложнее изучить эти системы, а, стало быть, и всю вселенную! Она не поддается изучению! Таким образом, доказать отсутствие Бога невозможно, или, иначе, Бог не дает нам познать мир.

– Ну и зачем ты тогда учишься в университете? Ха-ха! Давай сразу в монастырь, Жентос!

Все засмеялись, Женька замялся и прекратил умничать. Вечером парни легли на верхние полки, девчонки на нижние, и сон, незаметно подкравшийся под равномерный стук колес, завершил день и остановил беспрерывный поток речи из большого рта миниатюрной Оли.

На вокзале в Перми их встретил крупный человек в костюме, шляпе и плаще. Бодро пожал всем руки, особенно крепко – Генри.

– Ох, как похож на батю, Геннадий! Я с твоим отцом в былые годы – ого-го! Заводы перевозил в войну, налаживали мы с ним производство! Меня вот в Перми оставили, а его в Москву перевели. Эх, были времена! Ну, рассказывайте, куда вы. Батя говорил, что в Кизел?

– Да, дядя Слава, в Кизел, сокровища искать.

– Ха-ха, да какие у нас сокровища? В Кизеле уголь. Ну, тоже сокровище, так сказать, черное золото! В общем, туда я уже позвонил, вот электричка пойдет скоро с Горнозаводского пути. А может, останетесь в Перми на денек-другой, погуляете, угощу вас?

Женька оглядел унылый вокзал, трубы на горизонте, пыль, чуть прибитую дождем, и отрицательно покачал головой, Генри был того же мнения:

– Нет, дядя Слава, мы поедем. Может быть, на обратном пути.

– Ну, как знаете, вот телефон в Кизеле, приедете – с вокзала позвоните.

– Спасибо.

Вскоре они уже весело грузились в электричку, идущую до Соликамска. Стучали колеса, за окном проносились пейзажи Урала: сначала зеленые поля, потом хмурые леса, прорезываемые многочисленными реками и ручейками, вскоре пошли скалы, холмы, вдалеке виднелся низкий горный хребет, покрытый лесом.

– Смотрите, мальчики, как здорово! Мы тут будем жить в палатке! Искать грибы и ловить рыбу! Как романтично! – Оля весело тыкала пальцем в грязноватое окно вагона.

Генри целовался с Жанной, Женька стеснительно смотрел в другую сторону. Электричка была полупустая, из-за высоких спинок неудобных деревянных сидений никто больше этой любовной сцены не видел. Вскоре и Оля начала прижиматься к Женьке плотнее, чем раньше. Но тут поезд остановился, заскрипев тормозами, и в окно вплыла надпись на небольшом здании «Кизел».

– Приехали, выгружаемся! – радостно заорал Женька, отлепил от себя Олю, которая только начала клевать носом, схватил рюкзак и палатку.

Остальные последовали его примеру, гурьбой выпав из дверей электрички. Набрав смешной, очень короткий номер в телефоне-автомате, они уже через полчаса тряслись в кузове грузовика. Вез их к себе седоватый мужчина в грязной рабочей одежде, который приехал за ними на вокзал и представился так:

– Николай, парторг шахты имени Ленина. Вячеслав Анатольевич велел помочь вам, располагайтесь пока у меня, я один живу, со смены вернусь – расскажете, что надо: рыбалка, охота – всё организую, у меня с завтрашнего дня отпуск.

Расположились в деревянном домике на две квартиры, с печкой и скрипучими полами. Вечером Николай вернулся, заварил чай, высыпал пряники из бумажного кулька.

– Ну, давайте, рассказывайте, куда хотите поехать. Рыбалка сейчас знатная, отвезу.

– Да нам бы кое-что узнать. Рыбалка, конечно, природу посмотреть, но заодно тут поискать потерянное.

– Это что еще?

Женька с Генри вкратце рассказали о книге, писателе и делах времен Гражданской войны в этих краях. Николай лишь пожал плечами:

– Скорее всего, байки это. Алмазы и золото тут есть, чуть севернее, на Вишере. Но чтобы клады… Бабка рассказывала про клад Ермака, но то еще древние годы. Да про золотую бабу, идолище манси, что в пещере спрятано, но то не у нас, в Свердловской области. А все остальное – россказни. Так как шахта называлась, где они спрятали-то?

Женька выудил книгу, полистал, нашел место.

– Княжеская, вот, написано.

Николай усмехнулся:

– Я ж говорил – байки. Княжеская – это старое название шахты имени Ленина, где я работаю. Там вряд ли что спрятано, шахта стахановская, угля на-гора дает больше всего. Да и рядом она, прям в городе. Если там золото и было, его давно бы нашли.

– Вот, Генри, я же говорил, что это вымысел!

– Погоди, Жентос. А другой шахты с таким названием нет в округе?

– Нет… Хотя, погодь, есть еще одна, Княгининская называлась. Только вот где – не знаю. Спросим завтра.

– А давайте завтра посмотрим эти шахты?

– Давай.

Наутро пошли к шахте имени Ленина. Огромное высокое здание, вокруг нагромождение других, железнодорожные пути, вагоны, краны, люди, шум. Точно, золота тут быть не может. Да и романтикой не пахнет, грязно, пыльно. Прибежал Николай, принес неутешительное известие:

– Княгининская – это бывшая шахта имени Фрунзе, вон она, с той стороны речки, – указал он пальцем, – теперь тоже имени Ленина, объединилась до войны, а я-то и не знал. Сами видите, какой там клад…

Издалека было видно такое же движение, что и здесь. Шахта работала.

– Достали уже все золото и вывезли в Москву еще в Гражданскую. Что они, дураки, что ли, белым его оставлять? Конечно, вывезли, – Женька махнул рукой.

– Давайте-ка я вас на речку свожу, хариуса половите, я научу. Харьюзок вкусный, небось не пробовали? Поехали! Чо тут пылью угольной дышать да водами кислотными?

Николай помог девчонкам забраться в кузов, завел мотор грузовика, и они потряслись по лесной дороге в глубь тайги. Часа через четыре тряски по буеракам грузовик остановился на привлекательной полянке у быстрой прозрачной речушки.

– Усьва, – объявил Николай, закуривая папиросу.

– Ух ты, как здорово! – закричала Оля, прыгая по камням у берега. – Ой, смотрите, рыба, рыба!

Действительно, по воде расходились круги, то там, то здесь появлялась на мгновение серая спинка с острым плавником.

– Хариус. Щас наловлю, вы пока располагайтесь, костер палите, топор в кузове.

Николай взял из кабины ивовую удочку и отправился на камешки, рассыпанные по берегу. Уже через полчаса под восторженные крики Оли он принес несколько серебристых рыбок, нанизанных на прут.

– Ну вот, уха обеспечена.

Костер у Генри и Женьки не заладился, хотя Женька тщательно колол на щепочки толстый ствол елки. Николай отодвинул его, плеснул на ветошь бензина из бака, кинул на ветки, поджег. Огонь полыхнул, вскоре занялись и толстые чурбаки. Закопченный котелок умостился на ветке, перекинутой через костер.

Девочки начистили картошку, лук, как велел Николай, рыбу почистил он сам. И вскоре уже дымилась, щекотала бесподобным запахом носы ленинградских студентов вкуснейшая уха.

Генри разлил водку, даже девочки попросили налить им. Все выпили и дружно застучали ложками.

– Ладно, отдыхайте, приеду завтра. – Николай завел мотор и уехал.

Парни начали ставить палатку. Через полчаса мучений палатка стояла, гордо выставив свои желто-зеленые бока с прозрачными вставками.

– Старик, ты пока с Олей посиди у костра, а то тут такое дело… Ну, ты понимаешь, – пьяно прошептал Генри в ухо Женьке. Тот кивнул, сел на чурбак рядом Олей, которая грела руки у огня. Вечерело, и ночной июньский воздух пробирался под одежду. В палатке завозились, похихикали, затем она равномерно затряслась. Женька смущенно глядел в костер. Оля молчала. Потом пододвинула свой пенек поближе к Женькиному, забралась ему под штормовку, прижалась, поглядывая в глаза. Женька почувствовал тепло ее тела, в груди затрепетало.

– Какой ты теплый… А ладошки холодные, давай, погрей их тут, – Оля увлекла руки Женьки к себе под свитерок, на грудь. Ее губы потянулись к его. Женька поцеловал ее в жаркие, ищущие губы и – отпрянул. Покачал головой, убирая свои руки.

– Оль, у меня девушка есть. Любимая. Я так не могу, понимаешь? Так нельзя, неправильно.

– Ну и дурак! – буркнула Оля и сорвалась с чурбака в палатку, где уже прекратились всякие звуки.

На речной берег опустилась темнота, но не такая прозрачная, как в Ленинграде. Звезды тускло мерцали на небе. Женька вздохнул и полез в палатку.

Наутро он встал первым, раздул чуть тлевший костер, подвесил котелок с водой. На реке стоял туман. Сквозь него проглядывало молодое солнце. Женька взял книгу, открыл на середине. Еще прочитал. И тут его осенило: «Поезд с золотом уехал недалеко по железной дороге от Кизела. По описанию, они шли две-три версты от дороги, значит, надо искать вдоль железки шахты на расстоянии три-четыре километра! – Он еще раз пробежал некоторые страницы. Его разобрало сомнение. – Там написано, шестьсот пудов золота и платины было. Разгружали семь человек. За одну ночь. Но если поделить вес груза на количество человек, то получается, что каждый перенес по полторы почти тонны. Если учесть, что три километра с грузом человек преодолевает за час, да полчаса налегке идет обратно, а груза возьмет максимум пятьдесят килограммов, то выходит, что они таскали два дня беспрерывно. А это невозможно даже для самых настоящих рыцарей революции и самых преданных ленинцев».

В палатке зашевелились, вылез заспанный Генри, затем Жанна, Оля не показывалась. Женьке стало жаль ее. Но вчера он поступил правильно, ведь Катя ждет его. Катя любит его. Наверное. Вот он точно ее очень-очень любит.

– Ну что, старик, жизнь хороша? – Генри заговорщицки подмигнул. – Было у вас с Олькой вчера?

Женька хмыкнул:

– Ты там заснул, где мне было?

– А, точно, старик, забыл… Но Жанка – это что-то. Такая заводная – ого-го! О, чай готов! А ты чего, перечитываешь байки про золото?

– Генри, мы не там ищем. Может, и не байки.

– Ну что ты нам нарыл, голова?

– Надо спросить у Николая, какие шахты, старые, заброшенные, есть недалеко от железной дороги, в километре от нее. И недалеко от Кизела. Вот, внимательно прочитал описание.

– Ребята, вы чего? Ой, спасибо, Гена, за чай. Что вы обсуждаете? – Жанна подошла к костру. – А Оля спит еще? Замучил ты ее вчера, Жень?

Женька вздохнул: и эта туда же.

– Нет, Жанна, она просто хочет спать.

– Ничего я не хочу. Домой хочу. У вас в палатке тесно, а Евгений всю ночь храпел, как старый дед. Неинтересно с вами, – из палатки вылезла недовольная помятая Оля-дюймовочка. Светлые волосы были копной, и вообще смотрелась она карикатурно.

– Не грусти, Ольга! Женька нашел золото, сейчас будет интересно-о! – пропел Генри.

Когда приехал Николай, ребята спросили у него про шахты. Он сходил в кабину, вынул потрепанную карту, раскрыл ее. Четыре головы склонились над листом, и только Оля, все еще надутая из-за вчерашней обиды, поглядывала на них от костра, не подходя ближе.

– Ну вот, смотрите, вот железка, – вел пальцем Женька по карте – где тут шахты?

– Да везде, – усмехнулся Николай, – вон в Луньевке их полно. Туда и ветка ведет.

– Вот-вот, написано, что они шли по заброшенной ветке узкоколейки до шахты.

– Только в Луньевку ведет нормальная ветка, и там действующие шахты. Там поселок большой, шахтерский.

– Нет, тогда отпадает. А еще по дороге где шахты есть?

– Везде, я ж говорю. Тут кругом дырки в земле еще с царских времен. Идешь в лес по грибы – да и наткнешься на старую штольню. Так можно вечно ваше золото искать. Да нет его тут. Айда завтракать, молодежь! И на рыбалку!

После завтрака девочки под руководством Николая с восторженными криками ловили рыбу, повизгивая, когда надо было взять ее руками и снять с крючка. Николай, улыбаясь в усы, ходил от Жанны к Оле, помогая снимать хариуса. Днем поставили коптильню, которая оказалась в кузове у запасливого аборигена. Женька все никак не мог оторваться от раздумий, то открывая книжку, то почесывая в затылке. Уже под вечер, когда Николай раскинул рядом с их новенькой свою незамысловатую, видавшую виды брезентовую палатку, Женьке, сидящему у костра, пришла в голову мысль.

– Эврика!

Все обернулись к нему.

– Вот еще что! Шахта было соединена с пещерой! Есть такие старые шахты?

– Да есть вроде, у нас прям в Кизеле одна есть, пещерка Вьящерская. Ну, еще есть, и немало.

– А еще, Николай, где тут есть десятый разъезд?

– Десятый? Щас все по километрам меряют… Слушай, а точно, у меня дядька в тридцатых стрелочником работал тут, как раз на десятом разъезде. Помню, рассказывал. Так это у Расика, если не ошибаюсь.

– А что такое Расик? Смешное название.

– Так это поселок рядом с Кизелом.

– Нет, ты скажи: там есть какой-нибудь грот рядом, вход в пещеру?

– Есть, прямо у разъезда. Небольшой, неглубокий, дырка красивая. Посмотреть, что ли, хотите?

– Очень! Все подходит под описание, оттуда выбираться должен был один из тех, кто взорвал пещеру, когда золото там спрятали!

– Ну, ты голова! – восторженно произнес Генри. – Так выпьем же за умных и смелых!

В эту ночь Женька до палатки доползти не смог. Да и хорошо, что не смог, потому что рвало его кашей гречневой с тушенкой, жареным хариусом и хлебом с кабачковой икрой всю ночь. Только под утро отпустило, и он забылся у тлеющего костра.